Пока ложь не наказана

Следы преступления  и  козлы отпущения

   Страх… Страх окутал в тот апрельский вечер  столицу, и,  как резкий, но незнакомый землянам запах  стал обвoлaкивать долину за долиной, гору за горой только-только оправившейся  после зимы земли молдавской.  И хотя в центре Кишинёва  давно уже не было ни одного полицейского, а озлобленная толпа не била уже стёкол главных правительственных учреждений и не рычала на небо, тягостное предчувствие щемило сердце, желудок конвульсировал в ожидании  неминуемого.  На улицы опускалась ночь, толпы мародеров  унесли и спрятали свою добычу; по краям нашей невеликой страны, на юге и на севере, в низких кирпичных домиках и двухэтажных каменных молились на Христа и крестились на наступившую тишину,  но страх и какое-то подлое чувство, больше страха, не уходило из  сердец и не уходило из края нашего.  Казалось,  что еще не всё кончено, и люди, которым положено по службе бдеть за покоем граждан и те,  кому законы войны не писаны, не могли заснуть и ждали какой-то второй волны насилия. Если кто-то решил наказать нас, – думали мы, – то это не всё. К утру это чувство стало острее и отчетливее,  и мало-помалу мы поняли,  что  стали заложниками невиданного и немыслимого по размерам для Молдовы преступления. Имя этого преступления ложь и насилие ради власти.

   Вот скоро будет год, но мы не оправились ещё от этого страха. Говорят, это была революция,  но мало, кто может гордиться тем,  что все еще хранит в душе эйфорию победы. Ведь должно же было сохраниться – через год -  чувство гордости за народную победу, как после великих и тяжелых битв. Но нет этой гордости нигде, потому что и народ тут ни при чём.  Есть какая-та мышиная возня кабинетных чиновников, которая предполагает увековечить эту победу, возвести памятник в центре столицы, но памятники в центре столицы нельзя строить для одной какой-то партии, потому что памятники строятся на века. Да, согласны, есть жертва. Есть убитый парень, царствие ему небесное и есть огромное горе семьи, которая потеряла главу и кормильца. Но нет веры в то, что настоящий виновник понесёт ответственность за эту жертву, так как следствие запуталось.   И нет веры в то, что следствие и соответствующая парламентская комиссия обладает волею  что-то распутывать. Убит человек и серьезно ранена вечная надежда молдован на то, что мы миром, а не насилием  способны решить все свои домашние споры.

    Так ли всё непонятно тут…  Уже в марте, в разгар избирательной компании, любой информированный гражданин  мог насторожиться и понять, что на сей раз борьба за власть может добром не кончиться.  С одной стороны, оппозиция заведомо преподносила, как непреложный, уже свершившийся факт,  что коммунистическая власть сфальсифицирует выборы, вещь с  точки зрения логики и здравого смысла абсолютно несостоятельная. С другой стороны некоторые румынские организации экстремистского толка  публично заявили что 27 марта, т.е. ровно за неделю до выборов приедут праздновать на главной площади страны День объединения с Румынией. Если не среднестатистического гражданина, то полицию и спецслужбы такие сигналы приводят к состоянию боевой готовности. Кстати, Площадь Национального Собрания была зафрахтована оппозицией и на 27 марта, и на первые дни после выборов.  Но разговоры о насильственном смещении власти и возможном украинском сценарии в Кишинёве велись задолго до апрельских событий, а их осколки или слабые отголоски  то и дело появлялись в прессе.  Характерными для такого рода «просачивания» информации  были  заметки о том, что опять Олег Воронин или его друзья  отобрали  у кого-то  бизнес и что ребята, которые сейчас за границей, это дело  так не оставят, что собираются серьёзные деньги (это уже внегазетные «сплетни») и что, скоро, кому-то мало не покажется.   Что касается обвинений в рейдерстве, как недавно отметил Гимпу от имени нынешней либеральной власти,  что-то  не спешат «обиженные» с   жалобами. Более того,  из той же  информации становится ясно,  что те кто оплатил  апрельский погром не спешат   возвращаться домой, так как особой разницы между нынешней властью и прошлой по отношению к своему бизнесу не видят.

   Итак,  молодые пролили кровь. Много ли, мало, не в этом суть. Были на площади 7 апреля 2009 года  и молодые, и взрослые люди, которые по разным причинам считали, что нужно революционным путём свергнуть коммунистическую власть. Сколько из них хотело этого осознано и сколько неосознанно, никто не посчитает уже, равно как и не даст ответа на вопрос, можно ли делить «революционеров» на «мирных» и погромщиков.  Ясно одно: оппозиция вывела людей на площадь под очень конкретным предлогом: выборы были сфальсифицированы. Но выяснилось, что с выборами как раз всё нормально, а предлог  – фальшивый.  Ни суд, ни общественные организации, ни международные наблюдатели не дали даже ничтожно малого в юридическом смысле  подозрения, что выборы были подтасованы. Никто всерьез даже не задумывается  над тем, чтобы юридически поставить под сомнения корректность итогов голосования от 5 апреля 2009 года.

    Нет, -  возмутитесь вы, – а почему автор ни слова не говорит  о таких немаловажных факторах, как  поведение полиции  после 7 апреля и о том,  как вела себя во время этих событий коммунистическая власть?  А потому, что,  по большому счёту, эти  факторы мало повлияли на суть «апрельской революции». Можно ещё поговорить в этой связи о интернеттехнологиях, о Наталии Морарь, об СМС и.т.д.  Суть конфликта это выборы. Насилие состоялось из-за предположения,  фальшивого или сфальсифицированного, что старая власть в любом случае  «украдет» результаты выборов. Вот и всё. Теперь следствие и специальная парламентская комиссия ищут следы преступления или козлов отпущения. А их искать не надо. Они на виду.

    Для меня лично конфликт исчерпан.  Ясно, кто виновен в подготовке и осуществлении плана «апрельской революции».  И не надо упорно путать виноватых за жизнь при коммунистах, до 2009 г. (если кому-то кажется, конечно, что сейчас живется лучше) с виновными в апрельском погроме (если кому-то кажется, что погром можно отделить от «революции»). Но осталось  еще ощущение коллективной ответственности за преступление. И остался ещё страх за то, что всё это ещё не закончилось и пока ложь не наказана, насилие может вернуться. Второй, разрушительной волной.