Мятежный лейтенант-детектив. 3

Лейтенант вошел в свой кабинет и долго стоял на пороге, все еще не веря в то, что у него появилось шикарное рабочее место. Просторная комната, два окна, мощный стол бежевого цвета, портьеры до самого пола, цвета стен серо-белого оттенка. За спиной портрет Ильича в позолоченной рамке. По другую сторону стола стоял массивный сейф. Вся эта меблировка сродни кабинету майора напоминала ему о своих обязанностях в этих стенах, о разговоре и обо всех привычках своего шефа. Он не без гордости отметил: «...ему доверено ответственное дело», и тут же испуганно, почти вслух прошептал: «А смогу ли я? Здесь не прощают ошибок». Кузнецов с сожалением подумал о правильности избранного им служебного пути, о том, что ему предстоит пачкать руки даже о своих, ожесточаться, прибегать к разным средствам устрашения ради никчемной информации и даже убивать.
       Майор недвусмысленно твердил ему о порядках в стенах этого учреждения, показывал место исполнения приговоров без суда и следствия. Вот и сейчас там за стенкой ожидает своей участи человек — жертва своей профессии косметолога. Это первое в жизни Кузнецова задание и дело под грифом: «Сверхсекретно» за номером один. Внизу значится: исполнитель - А. Кузнецов (лейтенант по особо важным поручениям) при отделе «ХЕ». Что означает шифр «ХЕ», Кузнецов не знал. Это ему еще предстояло узнать на практике.

Присев в полумягкое кресло, как бы примеривая свое тело за столом, он расправил свои атлетические плечи, достал расческу, привел черный вихрастый чуб в надлежа¬щий вид, разгладил тыльной стороной миниатюрные усики и затем раскрыл массивную папку, в которой находился один лист, с надписью посредине крупными буквами: «Уголовник, шпион по кличке - Шаман». На какое-то время всплыла в воображении солидная фигура майора - шефа, его строгий вид, придаваемый насупившимися густыми с проседью бровями; его потаенное ожесточение на всех и вся; то благодушие, снисходящее на него во время творческого рвения; хитроватая ухмылка, которую можно воспринимать по-разному и с большой осторожностью. Кузнецову хорошо запомнились выцвевшие глаза, спрятанные в глубоких глазницах и багровый цвет лица. В зависимости от его настроения менялось выражение его лица, и лейтенант поймал себя на мысли: - «...вот кому надо заняться поисками Шамана, ему не надо делать пластику лица при разных ситуациях...»
Но дело, все же, поручено ему, Кузнецову, и только потому, что он новичок и его никто не знает. Придав дело¬вой вид, он нажал на кнопку под столешницей. Тотчас вошел бравый сержант с буденовскими усиками, залихватски щелкнул каблуками и доложил по всей форме:
- Сержант Копылов по Вашему вызову прибыл.
- Введите Косметика, — строго приказал Кузнецов.
- Слушаюсь, товарищ лейтенант!

В паузу вихрем ворвались тревожные мысли: «С чего начать допрос? Как уловить тот момент, когда потребуется применить угрозу или наоборот - хитроумный тактический ход для достижения своей цели - признания или согласия своего противника. Ведь преступники, как правило, выгод¬но для себя используют любую промашку следователя, а если еще уличат его в безграмотности, то дело или процесс никогда не выиграть. С первого вопроса они сразу улав¬ливают, как себя вести и как отвечать, какую вести игру. В училище преподавали психологию ведения допроса: как уловить обман, слепую, бездумную игру, притворство, симу¬ляцию своего подследственного. Но жизнь не идет по отра¬ботанным канонам. Она сложна, многогранна и непредсказу¬ема. Опыт - вот что самое главное в жизни, а что у него, безусого лейтенанта? Диплом с отличием - и только! Тео¬рия и практика, подкрепленные житейской мудростью -вот успех в любом деле...»
Неожиданно двери резко распахнулись, и на пороге появился Косметик. Кузнецов представлял своего подопечно¬го совершенно другим: толстопузым, обрюзгшим увальнем, лысым и старым чудаком. Но перед ним предстал довольно стройный, молодцеватый повеса с пышным лицом, от кото¬рого прет энергией. Лейтенанту сразу же бросилась несу¬разица, несовместимость образа преступника с его профессией пожирателя женских сердец. Ведь в основном его ус¬лугами пользуются особы прекрасного (или нет) пола.
- Проходите, садитесь, гражданин...
Косметик поспешно занял предложенное место и стал пристально изучать облик лейтенанта, словно выискивая дефекты для их исправления. И, видимо, не найдя их, переключил свой взгляд на погоны, как бы взвешивая пред¬ставительность и важность особы, с которой предстоит разговор.
Кузнецов тоже не терял времени и в свою очередь изучал своего подопечного. Он нашел массу погрешностей в его лице, но остановил свое внимание на крючковатом с изло¬мом в разных направлениях носа и, не сдержавшись, спросил в упор:
- Вы профессионал в своих делах только для других? А себе нельзя кое-что поправить?
Допрашиваемого вопрос лейтенанта застал врасплох.
       
        Возможно, в целях успеха дела и надо сбить заранее приготовленные ответы на стандартные вопросы, но желаемого эффекта не было достигнуто.
- Вопрос не по существу, товарищ начальник, - с нескрываемой долей огорчения и иронии заметил косметолог. - Я предпочел бы разговор о моем предложении, потому как я, не задержанный и не арестованный... пришел к Вам добровольно по делу. Как говорится, с повинной.
Последовало грубое пресечение вольностей клиента:
- Не Ваше дело рассуждать о существе задаваемых вопросов. Здесь задаю их я... Итак, приступим к делу. Фамилия, имя, отчество.
- Кулик Иван Федорович...
- Год рождения? Место рождения? Место жительства?
- 1932, Загорск, БАМлаг...
- Какой еще БАМлаг? — возмутился лейтенант.
- Да... БАМлаг - Байкало-Амурская магистраль, лагерь для заключенных...
- Что, там и проживаете?
- Да... работаю, вернее, работал парикмахером и заодно отбывал наказание за пособничество в сокрытии преступников.
- Ну-ну... интересно... и как это выглядело? - возгорелся интересом Кузнецов, забыв об этике допроса.
- Очень просто, начальник. Делал нелегально, там же, в зоне, пластику лица зекам, которым удавалось беспрепятственно покидать свои вшивые нары и уже никогда туда не возвращаться по прежнему делу. Если не зарабатывали срок в новом амплуа, с новым обликом...
Кулик на какое-то время сник. Видимо, что-то болезненное было затронуто в душе. Он зычно проглотил застрявший в горле сухой комок горечи и обиды, а когда подавил в себе это чувство, добавил сокрушенно:
- А дома и семьи у меня нет. Я одинок, как перст... Зона для меня — родной дом...
- А зачем же Вы сбежали?
- Обида... Тот подонок... Шаман задолжал мне кругленькую сумму за услуги. Вот я здесь и с предложением — баш на баш. За тот должок я смог бы на свободе жить припеваючи, если, конечно, доберусь до него и, если Вы обменяете мою свободу на подонка...
- ЧП на разъезде организовал он? — вразрез с мыслями Кулика последовал провокационный вопрос лейтенанта.
- А кто же, - без задержки и сожаления за свой беспринципный ответ выдавил из себя не без горечи Кулик и продолжил свою мысль после тяжелой паузы:
- Без этого ублюдка ни одно мокрое или сухое дело не обходится. Он неуловим, падла... Сколько он загубил душ... а сколько наплевал в нее мне...

- Да, крепко он Вас зацепил! Вот Вы предлагаете обмен, как изволили выразиться, «баш на баш». А где гарантия? Не афера ли это очередная?
- У нас на зоне ценится клятва: «Падла буду, если стравлю!»
Кулик в подтверждение своих слов длинным ногтем большого пальца ковырнул передний зуб и добавил:
- Большего обещания в зоне не бывает. Ему верят. А кто нарушает, тот должен покинуть этот свет! Там законы тайги, иначе выжить в тех условиях трудно. Сгоришь сходу, синим пламенем, и никто не найдет, где могилка твоя. Вот так, начальник. Зеков надо различать, и если кто-то из них уже пришел с повинной, то вера ему должна быть сто процентов.
- Значит, и Вам надо верить на зуб?
- Да, ~ почти закричал Кулик и вновь со злостью ковырнул свой зуб с присловием:
_ -Во, падлала буду!

— Хорошо, хорошо, - успокаивающе произнес лейтенант с добродушной интонацией в голосе. - Ваши планы, или как там у вас - карты на стол?
- Вам нужен Шаман, мне - свобода. Действовать придется сообща, но рискованно. Шаман враз расколет. У него нюх волчий. Не подпустит вдвоем и на сто метров. Это подлюка матерая, хитрая, беспощадная. Его узнать могу только я и никто другой. И потом, от меня плохого он не будет ждать.
Лейтенант молча обдумывал каждое слово Кулика, и пока соглашался с его доводами.
«Меня, - подумал он, — можно раскусить быстро - нет уголовных привычек, манер, жаргона и тому подобных университетов. Прикинуться новичком-зеком — тоже не выход, расколет сразу: «Как это он мог сбежать сходу?».
А потом: как посмотрят на эту затею здесь, в столь строгом учреждении?» Словом, много вопросов пропустил через себя лейтенант, пока воспользовался паузой. И все это время у него перед глазами маячил его шеф - майор - с напутствиями: не зря же он намекал и показывал место экзекуции для тех, кто делал промахи в своей работе, причем, невзирая на возраст и чин. Кузнецов как-то без особой боязни внимал  майоровым  острасткам. По своей наивности, он подумывал внести свои коррективы в работу органов:
«Пора бы поменять прежние замашки, умерить произвол, фанатическое рвение, лизоблюдство и страх, который витает над всей страной. Но как?».
Этого, к сожалению, лейтенант не знал, предполагая лишь свой личный пример гуманности, доверия к людям, веры в хорошее.
Кулик, в это же время, оценивал стоимость своей свободы. По его мнению, она измерялась жизнью лейтенанта. В существующей системе такого не бывает обмена. Здесь
наиболее приемлемы варианты устрашения разной степени: мордобитие, пытки, а за побег _ расстрел.
«Что-то не так действует детектив, - подумал с каким-то чувством обреченности Косметолог, - по-человечески его жаль».
- Начальник?! - обратился он к лейтенанту, - а что, генералитет не хочет мараться об меня, дорожат своей честью и жизнью, что подсунули тебя? А?
Лейтенант уже и сам раздумывал над ситуацией, и без помощи своего подопечного. Вот как раз он-то и раскрыл ему глаза - человек, прошедший все этапы существующего режима, и он каким-то чудом еще жив, нашел в себе смелость заявиться сюда, да еще и с предложением. Это неслыханная дерзость! Значит, он, молодой специалист, а по морской терминологии «салага» - не что иное, как жертва интриги. Там, наверху, кому-то выгодна эта сделка: его руками поймать преступника, а в случае неудачи?
Многое еще не знал Кузнецов. О каких реформах помышлял, когда в стране царил преступный разгул выпущенных по злому умыслу уголовников, буквально по всем статьям осужденных. Страна вздрогнула от неописуемого страха, по ней бороздили танки - это-то в мирное время? Шла жестокая расправа с любым, кто был осужден даже за несколько початков кукурузы. Цена и мера пресечения одна: концлагеря типа БАМлагов.
Лейтенант невольно вспомнил детство, отца, который работал в зоне: эти строительные БАМовские лагеря; закюченных, строивших эту дорогу в жесточайших условиях: голодные, полураздетые, больные. Они вручную прорубывали тоннели, насыпали лопатами насыпи; по пояс в болотах, проходили участки с мешками земли и щебня.
Тогда у лейтенанта сложилась совершенно иная психология, он считал этих людей преступниками, ненавидел их и боялся.   Ему внушали, что это - быдло. Но позже отец
поплатился за гуманность, объясняя сыну о невинных жертвах режима. И все же никто не верил в жестокость вождя, а списывали все происходящее на случайное стечение обстоятельств, ошибки и верили, что в них разберутся и исправят. Но, увы! Шли парады, демонстрации под лозунгами и знаменами счастливой Страны Советов и его люби¬мого вождя.
А когда его не стало, страна плакала навзрыд. Помнил этот день и лейтенант. Шел густой снег, начало весны, кругом в черных обрамлениях портреты вождя, в траурных лентах знамена. Гробовая тишина. Даже природа оплакивала эту невосполнимую потерю. Но, это не так. После похорон эта потеря восполнялась с лихвой другими вождями. В училище повсеместно появились огромные портреты маршала Булганина. Ужесточились порядки и дисциплина. Сократились до минимума увольнения. Тогда, в шутку, кому надо было идти в самоволку, подходили к портрету нового вождя, отдавали ему честь и спрашивали разрешения на это действие. В случае задержки или обнаружения патрулем, или командиром таковых, самовольщики ссылались на якобы полученное разрешение Булганина; эта шутка, курсистов, порою принимаемая всерьез, приводила в замешательство. Во избежание недоразумений их не наказывали до тех пор, пока не обнаруживался истинный подвох. Но было уже поздно. Вскоре появились портреты новых вождей. Они, в ту смутную пору, менялись очень быстро. Менялась и человеческая психология, но от этого практически не делалось лучше. Народ постоянно пребывал в страхе. С каждым годом притуплялась его вера в лучшее, исчезала надежда на счастливое будущее, которое обещали вожди.
Учеба лейтенанта в училище носила характер воспитания в нем карателя любых поползновений на политику, проводимую в стране тупарями, выходцами из сельской глубинки, полуграмотными и бездарными. Тогда Кузнецов считал это нормой. Первое дело в самостоятельной жизни обнажило сразу все изъяны существующего строя, покоившегося на грубой политической силе и фанатическом стремлении к призрачному коммунизму.
Сейчас перед ним сидел человек - жертва репрессии, человек, еще не до конца сломленный БАМлагом и готов помочь режиму, в надежде на гуманность этого учреждения. Наивность Кулика привела его в застенки, к еще более жестокому отношению к его личности, но судьба передала его в руки молодого, еще не искушенного в палачестве, в применении варварских пыток, в уничтожении своих подследственных. Кузнецов решал, сомневался в правильности принимаемых им мер по безопасности страны.
- Лейтенант?! - вывел из глубоких раздумий сочувственный голос Кулика, - не надо напрягаться. Я понимаю, что это моя ловушка, но поставленная не тобою. Эту западню устроила система. Я понял, что отсюда мне не выбраться, не тот случай. Помочь мне ты не сможешь. Поэтому отправь меня в зону.
- Что? - вздрогнул Кузнецов от панибратского тона Кулика, - ты будешь указывать, что мне делать?
- Не суетись, лейтенант. У тебя выхода нет. Я прошел все муки ада коммунистического режима и просто недооценил последствия политики кормчего, вождя всех наро дов. Но, увы! - ничего не изменилось. А тебе советую: хочешь жить - откажись от меня и моего предложения. Тебя подставили по принципу: или грудь в крестах, или голова в кустах. Если бы здешние захотели пойти на эту сделку, они не подсунули бы тебя. Каждый боится за свою жизнь, и решили пожертвовать пешкой, а не крупной фигурой. Вот тебе мой сказ, а мне терять нечего. Просто жаль тебя...!
Лейтенант на этот раз спокойно выслушал мораль уголовника и был готов разделить ее и утвердиться в мысли о своей проверке.
«Да, - подумал он, вспоминая ехидные гримасы майора, его лукавые намеки, подленькие наставления, есть над чем поразмыслить». Где-то он читал, что уголовники учат следователей, что они прекрасные учителя. Но тот тупик, в который лейтенант попал, требовал выхода из него. Лукавить с подследственным нет смысла. Они понимают друг друга и ту ситуацию, в которой пребывают, но как снизойти ему, работнику органов безопасности до прямого, открытого сговора с уголовником по решению поимки главаря всего сибирского преступного мира? Как войти в доверие, не прибегая к прямому диалогу? Застряв в противоречиях, Кузнецов решил отложить дело Кулика на завтра.

     Утром Кузнецов зашел к своему шефу без особого энтузиазма.
   - Что-то ты не весел, брат? - встретил его не без сарказма майор, - проходи, садись, докладывай.
Лейтенант сконфужено взглянул в бесцветные глаза майора и претенциозно заявил:
- Это проверка мне?
- Конечно, ~ без обиняков ответил шеф, - а как ты думал начинать работать в органах? Здесь всю жизнь идет проверка каждого и по любому поводу, даже после сорти¬ра. В этих стенах прослушивается все, даже твое дыхание, биение сердца. Здесь никто никому не верит, друг друга боятся, не доверяют.
- Значит, Вы все слышали?
- Да... Это так положено.
- Ну и как?
- А наделал ты массу глупостей. Во-первых, тебя завербовал уголовник, а во-вторых - ты скис... Только по этим двум пунктам здесь рассчитываются жизнями.
- Что же, ведите туда... - и лейтенант показал рукой на окно. В его тоне слышалось достоинство и презрение существующему порядку.
- Это успеется, лейтенант, лучше доложи, что предпримешь с Куликом

  - Если уже рисковать головой, то решил принять его предложение, - без тени сомнения отчеканил лейтенант
   - Мне нужен Шаман любой ценой, коли мне предложили это дело. А уголовник будет со мной. Это верный человек. В людях я немного разбираюсь и могу отличить подлеца от порядочного человека.
Лейтенант явно хамил, наступал, брал высоты с ходу, не давая себя унизить, оскорбить, растоптать. Он понимал, что наступление, — будь что будет после — это действенное средство его защиты. Ему стал ненавистен майор. Он получил вызов от своего подчиненного.
- Я открою Вам свои карты, - ответил лейтенант после некоторого психологического поединка, - Кулика надо отпустить и поблагодарить хотя бы за то, что он нашел в себе мужество прийти сюда, в это, Богу неугодное заведение, заведомо зная результат.
Лейтенант почувствовал, что с трудом удерживает себя от более крутых выражений, что навлекает на себя опалу и быть может, что-то худшее. Он умолк, дав возможность улечься эмоциям, которые являются плохими сподвижниками в любом деле, особенно в его положении.
Напряженная пауза разделила этих двух людей по двум сторонам баррикады, но с явным преимуществом старшего по званию и положению.
- Если бы я не знал твоего отца, — начал издалека майор, что вызвало недоумение лейтенанта, - и его глупую смерть за инакомыслие в органах, то я бы поступил и с тобой точно также, молокосос, но, учитывая твой возраст и начало пути, даю шанс оправдать мое доверие и больше никогда, я повторяю, - никогда - не испытывать свою судьбу и мое терпение. А теперь - прочь из кабинета...
- Лучше пойти по стопам отца, — с гордостью, самозабвенно и с достоинством ответил лейтенант, - чем служить под началом старого палача

- Что-о-о? - возопил шеф, еле сдерживая порыв гнева и стремление выхватить пистолет, выстрелить в упор бунтовщику. Лицо майора приобрело сиреневую окраску. Он нажал на кнопку несколько раз, и тут же в дверях показались два молодчика в штатском.
- Содрать погоны и в камеру политзаключенных, - скомандовал разъяренный майор. В ответ он услышал спокойное сожаление:
- Жаль, что отменено честное разрешение оскорблений — дуэль!

                Продолжение следует