Мятежный лейтенант-детектив. 4

Ты просил дуэли? - войдя в камеру, спросил не без самодовольства верзила, засучивая рукава по локоть. -Пожалуйста, я к твоим услугам. Даю фору сделать первый удар. Прошу, маэстро...
Лейтенант явно проигрывал этому головорезу. Физически, но не психологически.
- У меня нет желания с тобой драться, - уравновешенно, без тени испуга ответил Кузнецов, явно обескураженный таким оборотом дела.
Он ожидал всего, но не разрешения конфликта таким способом. Это будет нечестно.
«Хотя, - подумал он, - здесь все средства хороши».
- А что же майор, струсил? - вызывающе спросил Кузнецов.
- Это дело поручено мне, дорогой мой узник, - наседал верзила, подступая к лейтенанту. - Если боишься, то скажи, не буду бить больно, а так слегка, по печенке, почкам, без синяков...
- Ну, что же - бей, проситься не буду...
Не успел верзила замахнуться, как в камеру вошел сам шеф с присущей ему ехидной ухмылкой и скомандовал:
- Отставить. Можешь оставить нас одних.

- Итак, молодой человек, - цинично начал майор, - на чем мы остановились?
- На том, что ты старый осёл! - негодующе заявил Кузнецов.
- А я думал, что ты поумнел за ночь. Жалеть не будем.
Не успел Кузнецов сообразить, что к чему, как раздался глухой выстрел сродни хлопку о воду, и тут же он почувствовал острую боль в плече. Последовал надменный вопрос:
— Ну как? Я сделал свой шаг, теперь слово за тобой, выродок... Это же дуэль...
Стерпев адскую боль, и не проронив ни единого стона, Кузнецов презрительно посмотрел на своего палача и процедил сквозь стиснутые от ненависти и боли зубы:
- Это ты можешь, сволочь. Вы здесь все храбрые с оружием на беззащитных и своих.

Майор стоял с тем же надменным выражением и гладил дуло пистолета, как бы благодаря его за стрельбу без промаха и осечки.
- Если извинишься, пришлю врача, если нет, то извини, обойдется и так, - заявил майор на прощание, и, не дождавшись желанных слов ответа, он тут же покинул камеру.
Боль в плече усиливалась, кровь струйкой ползла вдоль руки и малыми каплями падала на цементный пол. Кузнецов сжимал пальцами рану, стараясь остановить кровотечение, но это не удавалось ему сделать. Тогда он лег на пол и всей своей массой тела навалился на плечо. Вроде бы кровь истекать перестала, но боль усилилась. Пуля застряла где-то в хрящах. Ледяной пол несколько анестезировал болевое ощущение, но воспалял рану еще больше. Помощи ждать неоткуда.
«Это только начало тех шефских обещаний, - с горечью подумал Кузнецов,-вот тебе и «свои».

     Теперь они не отстанут, пока не добьются своего: воспитать в духе раба, слепого исполнителя карающего меча.
- Нет! - простонал Кузнецов, как бы утверждая себя в непокорности этим выродкам, гестаповцам и в своей правоте. - Лучше смерть, чем предать себя и свои взгляды. Если выживу, буду мстить, буду заодно с Куликом и Шаманом.
К ночи Кузнецов терял силы и сознание. Кто-то пристально следил в дверной глазок, затем загромыхали засовы на дверях. Это все, что зафиксировал он перед тем, как провалиться в небытие.

Открыв глаза с огромным усилием, Кузнецов ощутил в своем теле некое облегчение, будто сняли с него тяжелый камень. Но по-прежнему ныло плечо, хотелось пить и спать. Сознание в полную меру не могло оценить явь, да и не хотел он прерывать приятное небытие. Временами ощущал жжение всего тела, будто бы его поджаривали на костре. Ему порою что-то грезилось в бреду и он вскрикивал, называл то Кулика, то Шамана, то своего шефа - Баранова. Возле его тела суетились какие-то люди, предлагая поединок. Всплывали в памяти эпизоды вагонной драки в пути следования к месту службы вперемешку с приятными картинками детства. Мысли застревали на вопросе: а было ли оно, детство? Воспоминания обогащались физической болью, тело вздрагивало, конвульсивно подергивалось мышцами, напрягалось, глаза то жмурились, то пытались разверзнуть кромешную темень. Кузнецову что-то делали, облегчая его страдания, на время возвращали ему сознание, но не надолго. Свинцовые веки приоткрылись тонкой щелкой, взгляд смутно, расплывчато блуждал по окружающим предметам и тут же обрывался тяжело и резко, как гильотинный нож. И вновь все погружалось в небытие.


                продолжение следует