990

***

   Да, пишу возмутительное, ересь проповедую людям, но если вы меня посадите в одиночную камеру, то я продолжу писать как в кабинете, а если в общую - проповедовать как в собрании. Если же убьете, или не дадите писать, или язык отрежете, то тут уже многие возмутятся и вас во многом заподозрят, ведь все знают, что я не могу не писать и не проповедовать людям, а убийства - это ересь...

***

   Вовка всё о своей библиотекарше - у которой уже есть три «друга», причем «самый близкий» - амбал: «У нас с ней такие шаткие отношения... Если я ей уступлю... Если она мне уступит...» - «Тьфу! Что ты мне всё об этой фикции, химере, которую я никогда не видел!..» 

  Показал мне свой дневник, где про «счастье» и про то, что, если отказаться от мечты «об этом», то, может, и «больше счастья будет» - «Я столько пишу и всё счастье неведомо где, а ты раз - и уже счастье на повестке дня!»…

***

   «И подступили к Нему ангелы и служили Ему» - «И ангелами подступили к певцу музыкальные инструменты, чтобы служить ему как Богу и Христу…» Я теперь пою как строгий казак под вольным  небом.  «И, воспев, пошли казаки в рай на гору Елеонскую» - а мужички, прислуживая, за ними их кресты несли...

***

   «Ветер шевелил ее волосы на голове и сорняки и травы на земле и он подошел к ней со словами «подожди десять минут - я вижу: ты нервничаешь...», обойдя огромный стол кабинета, за которым она сидела боком, через стеклянную стену пристально изучая вид на бесконечное поле этого ветреного, холодного и светлого дня...» Дальше дело не пошло, она поморщилась на всю эту экзистенцию, встряхнулась и сказала, что  мерзнет, а не  нервничает - после чего я бросил ручку и побежал закрывать дверь в стене, железную дверь и каменную форточку в стеклянной стене, за которой ветер ласкал сорняки и трепал травы на ее незрячей голове всё то десятиминутное время, пока я готовил ей сей  документ...