A. Ширинская. Бизерта. Последняя стоянка. Глава 2

Мы продолжаем публиковать отрывки из    книги Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн  «Бизерта. Последняя стоянка».

Николай Сологубовский    sweeta45@mail.ru

Отрывок из ГЛАВЫ II

СЕВАСТОПОЛЬ

Для многих прибывших в Бизерту Севастополь был родным городом. Они могли говорить о нем часами, с оживлением обмениваясь воспоминаниями. С тоской описывали они широкие, засаженные деревьями бульвары, элегантные набережные, изумительный вид на Южную бухту... К тоске по родному краю примешивались горькие сожаления о навсегда прошедших временах, беззаботных и веселых годах потерянной молодости. Мягкий морской климат Крыма манил людей на улицы, гуляли подолгу. Ходили слушать музыку на Приморский бульвар, где под открытым небом играли оркестры, а любители морского царства толпились у Аквариума. Молодых модниц притягивал Нахимовский проспект с его роскошными магазинами и элегантными витринами.
Исторический бульвар в районе Четвертого бастиона, прославившегося в Крымскую кампанию, был излюбленным местом прогулок.
Самый веселый бульвар, Мичманский, весь в зелени, поднимался в гору, прямо к теннисным площадкам, - бульвар молодежи, первых встреч, нежных свиданий, первой любви.
Графская пристань с античной колоннадой и огромными львами вела к обширной площади, в центре которой до сих пор еще стоит памятник Нахимову; справа была очень комфортабельная гостиница «Кист», слева - Офицерское собрание.
В Севастополе жилось уютно не только людям, животные тоже не были забыты: генерал Кульстрем, губернатор Севастополя, позаботился о том, чтобы в парках кошки и собаки могли напиться. (Полвека спустя его дочь, Евгения Сергеевна Иловайская, объезжала на велосипеде улицы Бизерты в поисках больных и покинутых животных: приютить, накормить, полечить.) Почти до 90-летнего возраста она одна воплощала в себе все Общество покровительства животным.
Все это я узнала, конечно, много позже, уже в Африке, из воспоминаний севастопольцев. Единственное, что я лично очень хорошо помню, это сильное впечатление, которое произвела на меня севастопольская Панорама. Когда я пыталась потом объяснить, что меня так поразило, я не могла даже сказать, где мы были: ни музей, ни театр, ни поле битвы. Мы с мамой стояли в центре самого сражения, и вокруг нас все жило. Люди строили укрепления, уносили раненых, грелись у костров в слабом мерцании раскаленных углей, и нельзя было различить, где живопись, где скульптура, а где просто предметы в этом, казалось, огромном поле. Совсем близко от нас - словно живые - мальчик помогает у пушки своему отцу-матросу, и, когда мама рассказывала мне о них, я любила мальчика, потому что он любил своего папу и любил Севастополь.