A. Ширинская. Бизерта. Последняя стоянка. Гл. 4

Мы продолжаем публиковать отрывки из    книги Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн  «Бизерта. Последняя стоянка».

Николай Сологубовский    sweeta45@mail.ru


Отрывок из ГЛАВЫ IV

СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА

Первые владельцы Рубежного! Со временем я много о них узнала и они сделались для меня близкими.
Богдановичи тоже не имели сыновей, и Рубежное перешло к дочери Анастасии, которая вышла замуж за Александра Насветевича.
У меня сохранилась ее большая фотография, датированная 1860 годом. Вот она, моя прапрабабушка! Анастасия Насветевич выглядит еще молодо, ей около пятидесяти лет. Кашемировая шаль наброшена на плечи, миниатюрная кисть зябко сжимает ее края под кружевным воротничком. Слегка завитые волосы, аккуратно уложенные по обе стороны пробора, обрамляют удивительно спокойное, гладкое лицо. Это мать трех братьев: Александра, Владимира и Сергея Насветевич.
Старший, Александр Александрович Насветевич, - мой прадед; имена Александра и Анастасии будут повторяться в семье.
Он родился в тридцатых годах, возможно, в 1837-м. Детство трех братьев прошло в семейном поместье на берегу Донца.
Эксплуатация угольных шахт бассейна уже в полном развитии. Химические фабрики привлекают многочисленных специалистов. Работы ведутся в тесном сотрудничестве с Петербургским Горным институтом и Казачьей армией Дона и Черного моря.
Крупные поместья - очаги семейной, а также культурной жизни, охотно принимают этот быстро развивающийся деловой мир.
Александр унаследовал энергию своих предков и передал ее некоторым своим потомкам. До последних дней моя бабушка и мой отец сохранят эту страсть к тому, что в семье не без опасения называли «предприятиями».
Детство трех братьев, без сомнения, было счастливым. Принадлежа к военно-помещичьей семье, они получили типичное для их среды образование: до .10 лет росли дома под присмотром нянь, гувернанток, репетиторов, которые готовили детей к поступлению в корпус или в другое закрытое учебное заведение.
Можно предположить, что у братьев Насветевич тоже были гувернантки-француженки, так как французский язык был очень распространен.
Каким культурным уровнем обладали молодые немки, француженки (англичанки были редки), которые обучали детей иностранным языкам? Вероятно, что их положение в собственной стране было весьма скромным, если они решились уехать в далекую таинственную Россию.
Свечины, друзья Насветевичей, имели гувернером старого француза, бывшего легионера зуавского полка, который часами красочно-преувеличенно рассказывал восхищенным мальчикам о завоевании Алжира. Тяжело раненный при штурме Севастополя, он был взят в плен и остался навсегда в России. Сколько было таких гувернеров и гувернанток, которые впоследствии в эмиграции горько оплакивали «свою Россию»!
Как бы то ни было, но все читали французские книги, беседовали по-французски на светских приемах и на семейных «чаях», были в курсе происходящего за границей, но тем не менее все эти «чаи» на верандах в тени акаций бывали чисто русскими. За столом было не принято, чтобы дети вмешивались в беседы взрослых, и они с радостью ускользали от бесконечных разговоров, чтобы порезвиться в саду.

…По прошествии девяти лет Александр Насветевич начинает свою военную карьеру.
«С 6 июня 1857 года по 24 сентября 1877 года служил в лейб-гвардии егерском полку. Генерал Насветевич», - напишет он собственноручно на отвороте красно-золотого переплета записной книжечки, которую он сам смастерит из обшлагов своего парадного мундира в день выхода в отставку.
Гвардейские полки располагались в окрестностях Санкт-Петербурга, что позволяло офицерам свободно наведываться в столицу в часы свободные от службы. Для молодого Насветевича это было открытием светской жизни - мира театров, выставок, музыкальных вечеров, балов у друзей и у родственников.
Это был золотой век русской литературы, время появления новых философских течений, главным образом под влиянием германской философии Шеллинга и Гегеля.
Русские мыслители разделились на два направления: славянофилов и западников. Среди наиболее видных представителей славянофилов в сороковых годах были братья Иван и Петр Киреевские.
Без сомнения, Александр посещал литературные круги, так как примерно в 1860 году он женился на совсем юной Марии Петровне Киреевской, которая вскоре станет хозяйкой Рубежного. Для всей семьи навсегда она останется его душою.
Есть все основания полагать, что уже с самого начала их семейной жизни она познакомилась с усадьбой. Благодаря развитию железнодорожной сети можно без трудностей добраться до Харькова, где их ждут лошади. Александр мечтает о железнодорожной ветке Харьков - Лисичанск, чтобы обеспечить транспортом бассейн Донца и связать Рубежное с внешним миром. Он всецело посвящает себя осуществлению этого проекта: предоставляет землю, вкладывает большие суммы в строительство и продолжает интересоваться ходом работ, где бы он ни находился - при дворе ли в Петербурге, или на Балканах, воюя с турками.
Только 1 февраля 1905 года будет торжественно открыт разъезд Насветевича, и небольшой белый вокзал, построенный у подножия холма рубежанского поместья, будет носить его имя - «Станция Насветевич».
Не все увлечения Александра Насветевича требуют столько времени и энергии. Его интерес к развивающейся фотографии проявляется в повседневной жизни. Он оборудует настоящую фотолабораторию у себя дома в Петербурге (Каменный остров, 13), и оставленные им большие картонные фотографии, надписанные его рукой, пережили столетие. Для меня, его правнучки, это единственное и бесценное наследство.
Сохранился лишь один его портрет, уже пожилого генерала. Энергичное с неправильными чертами лицо, удлиненный разрез глаз, тяжеловатые веки, внимательный взгляд - невольно вспоминаются семейные предания о взятии Казани и родстве с Гиреями.
Столько было драгоценных фотографий и столько их погибло в тяжелые годы изгнания!
Я никогда не утешусь от того, что в 1942 году из нашего покинутого дома в занятой немцами Бизерте пропал большой кожаный альбом со снимками, запечатлевшими постепенное строительство моста через Донец, участки железнодорожного пути, группы рабочих и инженеров. Помню также фотографию харьковского вокзала в 1878 году - встреча генерала Насветевича по возвращении с турецкой войны; его сухощавая небольшая фигура на ступенях лестницы лицом к площади, заполненной народом...
История Донбасса, история России...

Александр Александрович Насветевич имел разрешение снимать события при Императорском дворе.
Еще молодым офицером он привлек внимание Александра II. Во время празднования юбилея егерского полка Император узнал о рождении первого сына в семье Насветевичей.
Император, поздравляя отца, выразил желание быть крестным новорожденного и добавил, что ему бы хотелось, чтобы ребенок был назван Мироном в честь святого покровителя полка.
- Увы, Ваше Величество! Это невозможно - мальчик уже крещен и назван Николаем. Однако я вам обещаю, что через год у меня будет второй сын и я вам напомню о вашем желании.
Родившийся впоследствии мальчик был назван Мироном. Он стал последним хозяином Рубежного.
Я бережно храню пожелтевшую визитную карточку прадеда:
Александръ Александровичъ
Насветевичъ
Флигель -Адьютантъ Его И. Величества
Звенигородская, Старо-Егерския Казармы 12

Адъютант Александра II, он обучал фехтованию его сына - будущего Александра III, с которым его связывала искренняя и долгая дружба. Впоследствии они станут товарищами по оружию во время турецкой войны. Оба генералы гвардейского Преображенского полка, они воевали на Восточном фронте на Балканах.
Последний ребенок Насветевичей - Александра, родившаяся в 1868 году, стала крестницей наследника трона и его жены Марии Федоровны. Будущая Императрица России была датского происхождения, и ее первым именем - Дагмар - названа одна из шахт Донбасса.

В семейной памяти сохранился еще один случай. Во время визита Вильгельма II в Россию оба императора принимали парад гвардейских полков. В день церемонии шел сильный дождь и почва неизбежно превращалась в слякоть. Вдруг Вильгельм II нагнулся и концом свой трости высвободил из земли резиновую галошу. На его вопросительный взгляд Николай II ответил с улыбкой: - Это маленького генерала. Он где-то тут бегает. А «маленький генерал» в это время, взобравшись с помощью жандарма на телеграфный столб, фотографировал парад...
В 1989 году в Москве была выставка в Манеже «Сто пятьдесят лет фотографии», и говорят, что были выставлены фотографии Насветевича, но, к моему большому сожалению, я больше ничего не смогла об этом узнать. |
Если во время парадов и церемоний «маленький генерал» мог оставаться бесстрастным свидетелем, то как живо чувствуется его присутствие, когда он снимает своих близких. В семейном альбоме, где надписи на обороте фотографий полны невысказанной нежности, я вижу молодыми тех, кого знала пожилыми.

Портреты Марии Насветевич в любом возрасте передают ее чистую, спокойную красоту. На самом старинном из них, уже поблекшем от времени, - лишь облик юной, грациозно задумчивой девушки. Вот еще она - хозяйка Рубежного в малороссийском костюме: широкий, вышитый крестом рукав, соскользнув, обнажил тонкую руку, изящная кисть слегка поддерживает склоненную голову.
Вот наконец она такая, какой я ее знала, - старенькая, хрупкая, наша любимая Баба Муня, окруженная своими детьми: моя бабушка Анастасия, Александра, Николай. Мирон должен быть с ними, скорее всего, именно он фотографирует, так как его жена Анна тоже в семейной группе.

***
Существуют личности, которые занимают исключительное место в окружающем их обществе. Близость к ним придает особый смысл даже повседневной нашей жизни. Их душевное богатство не имеет никакого отношения ни к уму, ни к образованию, ни - еще меньше - к их внешнему облику: часто они даже совсем не похожи друг на друга.
Одно лишь общее есть у таких людей: они любят жизнь с благодарностью. Их никогда не забудешь! Но когда их теряешь навсегда, в душе остается место, которое ничем и никем уже заполнено быть не может.
Это о них думает Жуковский, когда пишет:
Не говори с тоской - их нет,
Но с благодарностию - были!
К таким людям принадлежала Мария Петровна Насветевич. Даже в последние годы жизни, прикованная к креслу, так как каждое движение становилось страданием, она не замкнулась в себе и находила силы оказать помощь именно тогда, когда люди более всего в ней нуждались. Друзья приезжали издалека, только чтобы повидаться с ней. Дети и внуки собирались в Рубежном, как только предоставлялся случай. Регулярные приезды на каникулы, тесные семейные связи, дружеские встречи и новые знакомства - всему этому мы обязаны Марии Насветевич.
В наше время много говорят про одинокую старость. Но ведь счастливую старость надо заслужить!
В Москве в Третьяковской галерее есть картина Максимова 1889 года «Все в прошлом». Она для меня является наглядным примером старости, которой всеми силами надо избежать. Картина скорби - так в ней все безнадежно! Большое заброшенное поместье, барский дом необитаем, заколоченные досками закрытые ставни, парк зарос бурьяном, деревья - голые стволы со скрюченными ветвями.
Ничто больше не трогает старую барыню, кажется, часами сидящую в кресле. Безразличный, устремленный в пустоту взгляд. Она отсутствует даже для своей собаки, уже не надеющейся на ласку, отсутствует и для старой служанки с суровым лицом, упорно поглощенной вязанием. Самовар угас, чашки пусты, а маленький домик, их последнее прибежище, - темен и печален.
«Все в прошлом!» Но что она делала в прошлом?..
Есть души грустные, хуже того - души вечно недовольные. Мария Насветевич, к счастью тех, кто ее знал, была душой щедрой, доброжелательной и пылкой. Рядом с ней все оживало - и люди, и вещи.
Это о ней чаще всего рассказывала мне мама; благодаря ей Рубежное стало для мамы семейным очагом, которого она была лишена с самого детства.

* * *
Зоя Николаевна Доронина, моя мама, родилась в Петербурге 13 февраля 1890 года. Ее сестре Кате было уже около двух лет. Дети очень рано остались без матери.
Мама часто вспоминала о первых годах жизни, и, несмотря на то что говорила она простые, очень обычные слова, я, совсем еще маленькая, с щемящей жалостью понимала, что значит - не иметь маму!
Катя уже училась, отец уходил на работу, а маленькая Зоя оставалась одна с бабушкой, слишком старенькой, чтобы заниматься ребенком. Девочка проводила долгие часы рядом со старушкой, вполголоса читавшей Библию. Маленькая Зоя разглядывала буквы, слушала - таким образом научилась читать, и окружающая ее жизнь преобразилась.
В книгах, которые приносил ей отец, она открывала неожиданно богатый мир, не ограниченный тишиной мрачноватой комнаты, сквозь заиндевевшие окна которой проглядывало изрытое тучами зимнее петербургское небо; сказочный мир, вход в который широко распахнут, в котором все надежды осуществимы. С того времени мама никогда не переставала читать.
Когда мне кто-нибудь говорит, что он «слишком устал, чтобы читать», я думаю о маме: для нее даже в эмиграции, несмотря на постоянную тяжелую работу, чтение было лучшим отдыхом.
Иностранные писатели широко читались в России; мама лучше меня знала Бальзака, Золя, Мопассана; только позже она стала их читать по-французски.
Ее знание русской истории и русской литературы, ее интерес к русской культуре были для нас единственным богатством на чужбине. Мама была из тех людей, о которых И. Шмелев пишет, что «они в себе понесли Россию - носят в себе доселе». И эта была Великая Россия, и были в ней великие люди и любимые мною писатели, и никогда, несмотря на все материальные трудности, не пришлось мне пожалеть, что я родилась русской.
Трудное детство - это не всегда детство несчастливое. Мама рассказывала о своем порой весело, порой с грустью, но всегда с уважением к тем, кого она глубоко любила.
Мамина семья относилась к среднему классу Санкт-Петербурга: мелкие предприниматели, ремесленники, чиновники - люди со скромными условиями жизни, сердце большого города.
Вероятно, ее семья «во все времена» была петербургской. Рано осиротев, мама мало помнила о семейных корнях и рассказывала только о тех, кого она хорошо знала. Ее отец был чиновником. Он овдовел совсем молодым, и ему нелегко было воспитывать двух девочек, в которых теперь воплотился весь его мир.
Своей сестре Паше, пытавшейся его женить, он с грустной улыбкой отвечал:
- Хорошо, но при условии, что вы мне найдете кого-нибудь, как моя Ольга.
Он знал, что этого никому не удастся!
Он умер внезапно в 42 года, от сердечного приступа.
Маме было 14 лет. За ней пришли в класс и вначале не хотели говорить всей правды.
- Но я тотчас все поняла, - говорила мне мама, и в ее голосе слышалось безысходное отчаяние, пережитое много лет назад.
Я слушала ее, и мне было бесконечно жаль моего бедного дедушку, которого я знала только по фотографии, одной-единственной фотографии, давно пропавшей: высокий мужчина, что-то неловкое во всей его полной фигуре, открытое лицо с кротким взглядом близоруких глаз.
На его похоронах мама поняла, что простые люди его очень любили.
- Я никогда не видела столько бедных в нашем квартале. Откуда они пришли? Каждый хотел нести его гроб.
И она добавила:
- Он был очень добрый.
Мне вспоминается большое кладбище в Петербурге, наверно, Смоленское...
Две могилы бок о бок: Николай и Ольга Доронины.

* * *
Катя и Зоя не могли жить одни.
Тетя Паша, обремененная уже многочисленной семьей, приютила Катю. Зою взяла дальняя родственница, более обеспеченная, у которой был всего один сын. Странно, но я так и не узнала их имен. Мама избегала разговоров о них. Мне кажется, что она переживала их равнодушие и то, что она вынужденно и, как ей казалось, не по праву их обременяла.
Только однажды она попыталась объяснить:
- Тетя вовсе не была злой. Позже я пойму, что она, скорее, была несчастлива, поглощена собой, своим сыном, которого она слишком баловала, и частыми отлучками мужа…
……
…В 1907 году Зоя Николаевна Доронина получает диплом об окончании гимназии за подписью ее директрисы, баронессы Кайзерлинг, в котором после перечисления главных предметов упоминается, что она обучалась «рукоделию, пению и танцованию». Зоя навсегда расстается с гимназической формой - строгим черным передником, коричневым длинным платьем с глухим стоячим воротничком…

…Зое хотелось бы стать врачом, но для этого надо иметь некоторое знание латыни. Володя, сын тети Паши, военно-морской врач, служит в Каспийской флотилии в Баку. Решено! Зоя едет к нему - он ей поможет готовиться к конкурсу!
Кто-то сказал, что жизнь постоянно требует от нас выбора. Но так ли мы свободны в выборе?
В 18 лет ничто не удерживает Зою в Петербурге. Она решилась быстро, тем более что сестра уже вышла замуж и живет в Парголове в окрестностях Петербурга. Теперь она Екатерина Николаевна Маслова.
Отъезд Зои в Баку был в ее жизни одной из редких возможностей свободного выбора, который предопределил всю ее судьбу.

…В семейном альбоме есть фотография, датированная 1890 годом: двухлетний мальчуган в светлой вязанке и большой соломенной шляпе с загнутыми полями подставил яркому свету смеющуюся мордашку. Во взгляде, полном надежды, ожидание - что-то должно произойти! Это первый внук Марии Петровны и Александра Александровича Насветевич, сын Анастасии, Александр Манштейн.
Мне хорошо знакомы эти веселые глаза. Я узнаю этот взгляд, полный интереса к жизни, который не угаснет за тяжелые годы изгнания.
Это тот же взгляд, та же доверчивая улыбка, с которыми он обратится ко мне в последний день своей жизни, перед тем как заснуть и уже не проснуться.
Александр Манштейн - это мой отец.
Довольно часто случается, что в старости, на покое, люди могут позволить себе вернуться к непринужденности детства. Гораздо труднее людям, ведущим еще деятельную жизнь, - им не всегда удается избежать компромиссов. Моему отцу это удавалось легко, правда, часто не без материального ущерба. Для него достоинство личности не измерялось социальным успехом, и мотивы его поступков никогда не носили даже оттенок личной заинтересованности.
Таких людей жизнь мало меняет.
На фотографии мальчику два года. Чудесный майский день в Царском Селе, где Александр родился 22 июня 1888 года. Молодая мать казалась счастливой и безмятежной. И тем не менее...
14 декабря 1892 года она добивается развода и вскоре выходит замуж за гвардейского офицера Иосифа Казимировича Кононовича.
Я долго думала, что папа не мог тяжело переживать развод родителей - ему только исполнилось 4 года, и к тому же все было сделано, чтобы ребенок сохранил уважение к матери и отцу.
Православная церковь признает развод, но на виновного накладывается епитимья, и он долгие годы не может вступить в брак. Сергей Андреевич Манштейн взял на себя вину, дабы оградить жену от унизительных формальностей, оплатив даже двух лжесвидетелей против самого себя. Со своей стороны, его жена, которой по суду сын был оставлен на воспитание, никогда не принимала важных решений относительно ребенка, не посоветовавшись с отцом.
Только позже я поняла, что, несмотря на все, ребенок страдал. В аттестационной тетради кадета Морского корпуса Санкт-Петербурга Александра Манштейна в графе «Характер и поведение» от 16 апреля 1903 года его отделенный начальник, лейтенант Гаврилов, пишет: «По характеру бойкий, добрый и почтительный. Товарищами любим. Своим положением в семье мальчик угнетен и пытается его скрывать».
…Но, возвращаясь к рассказам отца, я продолжаю думать, что детство у него было счастливым. Он любил о нем вспоминать, говорил свободно и весело, рассказывал, что он чувствовал себя окруженным заботой и лаской, но сами родители, несмотря на их сильные личности, занимали мало места в его детской жизни.
Его мать, воспитанная в Смольном институте благородных девиц, могла много ждать от жизни. Для нее все двери были открыты. Живая, элегантная, она умела нравиться и любила успех.
Замужество Анастасии Насветевич удивило хорошо знающих ее людей. Что было у нее общего с молодым ученым-филологом, полностью поглощенным работой? Он мог целыми днями не выходить из кабинета, работая над греческими и латинскими переводами.
Вторично выйдя замуж за гвардейского офицера, она вернулась в свою среду. Несмотря на светский образ жизни, она сама занималась своими маленькими детьми, рождения которых следовали одно за другим.

…Экономическое развитие местности требовало строительства средств сообщения. Россия при Александре III покрывается сетью железных дорог. Уже в действии Закаспийская линия, соединяющая Каспийское море с Самаркандом, и рельсовый путь через Сибирь, протянувшийся от Челябинска к Владивостоку.
Генерал Насветевич делает все возможное, чтобы ускорить постройку железнодорожной ветки к Лисичанску, предоставляя для этого значительные суммы денег и часть своих земель. Уже построен небольшой вокзал у подножия холма; мост, весь в переплетении металлических балок, соединил берега Донца.
Шурик не отстает ни на шаг от деда на этой огромной стройке, кипучая деятельность которой оживает на страницах альбома в кожаном переплете.
Большой тяжелый альбом - ларец, полный давно ушедших участников давно забытых событий. Листая его, словно приоткрываешь дверь в прошлое, такое бесконечно длинное, что настоящее кажется мимолетным...

…Конец XIX века. Маленький Шурик видит, как на глазах новые открытия меняют повседневное существование.
В день, когда к дому было подведено электричество, он, похоже, сожалел об уюте с керосиновой лампой.
- Но, дорогой, это ведь не тебе приходится заливать лампы керосином и менять фитили, - резонно заметила тетя Александра.

…Мой отец всю жизнь хранил яркие воспоминания об этих выездах времен своего раннего детства. Помнится, он никогда не расставался с дорогой ему шкатулкой-ларцем, признаться, весьма тяжелой и вне дилижанса очень неудобной; но ее ожидала непредвиденная участь.
Кто мог подумать в конце XIX столетия, на берегу Донца, что полвека спустя она пропадет в маленьком африканском городке Меджез-эль-Баб в Тунисе, где в ноябре 1942 года развернулся фронт сражающихся американской и немецкой армий?
Папе, вынужденному пересечь линию фронта на велосипеде, чтобы вернуться в Бизерту, пришлось выбирать между дорогой его сердцу шкатулкой и любимой собачкой Боби - увезти их вместе было невозможно.
Не задумываясь, папа усадил Боби в корзиночку на руль, и они отправились в дорогу.
«Блаженны нищие духом»! Ему и в голову не пришло, чем это могло бы обернуться для него лично: русский эмигрант с немецкой фамилией пересекает линию американо-немецкого фронта!
Из папиных рассказов об этой «веселой прогулке» выходило даже, что в пути Бобик имел большой успех и пользовался исключительной симпатией воюющих сторон - сначала у американцев, затем у немцев, и что, глядя на эту пару на велосипеде, и те, и другие их радостно приветствовали!
С этих времен прошло еще полвека, но все это, так сильно пережитое - будь то у далеких мирных берегов Донца или в страшное время войны на африканской земле, - еще и сегодня живет в моей памяти.

…Шурик много читает и делится впечатлениями с товарищами по приключениям. Жюль Верн, Фенимор Купер, Марк Твен, Стивенсон - имена, уже знакомые деревенским ребятишкам. Донец для них - и Миссисипи, и безбрежный океан. Даже если нет острова, несомненно, что сокровище где-то на дне реки! Ведь Донец был частью речного пути богатых караванов - «из варяг в греки». Дети мечтают... Приключения, отвага, щедрость... Великое счастье для человека уметь восхищаться! Не один из них в мыслях чувствовал себя «последним из могикан» перед лицом неоглядной степи, живущей своей дикой жизнью.
- Надолго ли еще? - спрашивает сам себя Иван.
Что он знает, что он видит, этот сын цыганки?
В папиных рассказах о детстве в Рубежном чувствовалась окружавшая его любовь и свобода. Какое место было отведено ученью в этом вольном воспитании? Об этом точно никогда не упоминалось. Без сомнения, совсем еще маленьким Шурик научился читать; любимая Тотка обладала необходимым терпением, чтобы выработать у мальчика разборчивый и даже элегантный почерк.

…Географию мальчик познавал в путешествиях с «Детьми капитана Гранта» или составляя по кусочкам разложенную на столе карту мира. Что касается французского, он его понимал, не делая при этом усилий на нем говорить. Странным образом он сохранил на всю жизнь особенное предпочтение к сослагательному наклонению и употреблял его, когда нужно и не нужно.
Другие науки откладывались «на потом», но это «потом» в конце концов наступило, и в 10 лет Шурика определили по желанию отца в знаменитый Московский лицей цесаревича Николая Александровича. Сергей Андреевич Манштейн, учебники которого по латинскому и греческому языку хорошо знали русские гимназисты, хотел дать своему сыну классическое образование, но Шурик, ничего не делая в течение четырех лет, скучал, его оценки регулярно снижались, и наконец он заявил, что так будет и далее, если его не отдадут в Морской корпус. Чтение «Морских рассказов» Станюковича занимало его более, чем Цицерон или Тацит, и сыграло решающую роль в его призвании.
Отец смирился.

1 сентября 1902 года Александр Манштейн становится кадетом Морского корпуса в Санкт-Петербурге, первым моряком в долгой череде Манштейнов - офицеров Русской армии, служивших России со времен Петра Великого, и получает от отца в дар известную среди историков рукопись «Записки о России» генерала Христофора Германа Манштейна.


«Записки о России» Христофора Германа Манштейна (1711-1757) пользуются большим авторитетом в исторической литературе. Профессор К. Н. Бестужев-Рюмин называет их «знаменитыми» и положительно свидетельствует, что, «кроме Манштейна, для царствования Анны Иоанновны нет ни одного иностранца, на которого можно было бы положиться».
Историки и исследователи, русские и иностранные, в своих трудах о России первой половины XVIII века постоянно ссылаются на «Записки» Манштейна как на основной источник. Их исключительная ценность - это достоверность как следствие привилегированного положения автора, непосредственного свидетеля и участника стремительного хода событий этой эпохи.

Христофору Герману исполнилось 14 лет, когда умер Петр Великий.
Его отец, Эрнст Себастьян, был одним из наиболее близких сподвижников Петра. Сам Христофор Герман, будучи флигель- адъютантом фельдмаршала Миниха, служил при дворе Анны Иоанновны и участвовал во всех северных и южных кампаниях русских войск.

Хорошо зная русский язык, Манштейн многое видел, многое слышал, знал всех именитейших представителей власти в России за описываемое им время (1727-1744) и, кроме замечательно добросовестного изложения событий, оставил ряд ярких литературных портретов своих современников и современниц, государственных деятелей России XVIII века.

Автор «Записок» - исключительно образованный человек: зная латынь, владея французским, итальянским, шведским, немецким и русским языками, он «умственным занятиям посвящал большую часть своего времени».
Как трудно читать рукопись, но зато насколько ближе становится прочитанное! Перед глазами рука; она пишет для вас то, что автор хочет вам передать.
Какими путями, какими нечаянными судьбами человеческой мысли удается пережить века?
Читая описание подлинной рукописи «Записок», находящееся в издании 1875 года (приложение к «Русской старине», типография Балашова, Санкт-Петербург), чувствуешь тесную, почти ощутимую связь издателя с автором.

Мне случалось читать рукопись ночью, когда жизнь вокруг засыпает, когда легче забыть окружающее; тогда меж пожелтевших страниц, стирая столетия, дрожит от волнения голос рассказчика, то с гордостью, то с возмущением, но всегда со страстным желанием убедить читателя.
Как дороги такие встречи с Историей!

… «В Россию можно только верить», - писал Тютчев в 1866 году в своем знаменитом четверостишье, подчеркивая бессилие разума в познании необъятного.
Возврат к истокам России, к свидетельствам людей, хорошо ее знавших, очень важен для желающих понять ее глубоко и полно, изучая не только данный момент, часто обманчивый.
«Настоящее без прошлого - это настоящее без будущего».
Даже в самые трудные минуты мои родители никогда не сомневались в будущем России. Они знали, что все приходит в свое время!
Все! Но не для всех!

Может быть, когда-нибудь мои внуки или правнуки будут искать крупицы истины в этой книге, как искала их когда-то я в «Записках» Христофора Германа Манштейна...
Был ли он моим прямым предком? Я не могу этого утверждать!


…Мой отец навсегда сохранит уважение к имени, которое он носил.
Знание прошлого, своих корней, культуры своего народа, всегда близкого, - какая это сила в тяжелых испытаниях!
Чужестранцы на земле? Пожалуй, да.
Но свыкаемся, не ропщем, и надежда нас не покидает.
1 сентября 1902 года Александр Манштейн, сопровождаемый отцом, переступил порог Морского кадетского корпуса на берегах Невы.
Его самые счастливые воспоминания навсегда останутся связанными с шестью годами, проведенными здесь, - шесть лет жизни, бережно хранимые в архивах Морского корпуса. В них мои внуки смогут когда-нибудь найти сведения о юноше, который был их прадедом.
Здесь все: «Прошение о зачислении», подписанное «С. А. Манштейн», «Свидетельство о крещении», оценки из года в год, характеристики кадета, подписанные наставниками: «Физическое развитие с указанием недугов, требующих особого внимания», а также «Общие черты и особенности характера с указанием свойства его отношений а) к основным требованиям нравственности; б) к внешним требованиям благовоспитанности».
Тепло было у меня на сердце, когда я узнала, что уже в ученике преподаватели видели хорошего офицера, уважаемого и любимого подчиненными, хорошо воспитанного, чуткого и любимого товарищами.
Конечно, были и менее лестные замечания: «Способен, но очень ленив и неаккуратен». С улыбкой читаю и о наказаниях:«19 ноября 1903 года. Позволил себе на уроке произнести с цинизмом некоторые французские слова. Стр. арест 2 суток».
Как горд был, наверное, Шурик пощеголять французскими ругательствами, заимствованными, вероятно, у отчима, генерала Кононовича, который не всегда затруднял себя в выборе выражений. Все удовольствие было как раз в этом неожиданном наборе французских слов, а совсем не в их смысле. Ругаться папа не любил, и я за всю жизнь не слышала от него ни одного грубого слова.
Достойна уважения сдержанность педагога, который лишь вскользь упоминает о «некоторых» словах!
Другая запись: «27 февраля 1906 года. Был выслан из класса за чтение посторонней книги во время урока навигации. Воспитательная мера - 2 очереди без отпуска».
Это, пожалуй, самые серьезные проступки. Остальные - их не так уж и много - типа: «...после команды "смирно" продолжал спокойно пить чай. Сокращение отпуска на 6 часов».
Тетрадь кончается с производством в корабельные гардемарины 6 мая 1908 года (дата выпуска) с пометкой в графе «Степень способности к морской службе» - «Очень способен».

В 1905 году адмирал Бирилев становится морским министром. Для лучшей подготовки будущих офицеров он задерживает производство в мичмана и, восстановив звание «корабельных гардемарин», расписывает их на суда гардемаринского отряда.


Мой отец расскажет о своем первом заграничном плавании в сборнике рассказов «Подвиги моряков и судов родного флота», за который он получил Строгановскую премию. Именно так в первый раз Бизерта вошла в историю нашей семьи.
В ноябре 1908 года отряд под командой контр-адмирала Литвинова, состоящий из двух линейных кораблей - «Цесаревич» и «Слава», крейсеров «Богатырь» и «Адмирал Макаров», имея на борту корабельных гардемарин и учеников унтер-офицеров, находился в Бизерте.
Фотографии тех дней на стеклянных пластинках большого формата долго сопровождали нас в переездах - опрятный городок, гуляющие на набережной, пальмы вдоль моря...
Какие неожиданные сюрпризы готовит нам иногда судьба!
Когда мама увидела эти фотографии впервые, у нее невольно вырвалось:
- Ну, уж Бизерту я, наверно, никогда не увижу! Париж - возможно, но Бизерта!..
Париж мама никогда не увидела.

Папа часто вспоминал о своей первой встрече с Бизертой. Он и его товарищ с  «Цесаревича» начали знакомство с городом, плотно позавтракав в «Гранд кафе Риш». Желая исследовать «глубины Африки», они взяли напрокат два велосипеда и, выехав из города, стали подниматься по дороге, ведущей в Надор. Крутой подъем, монотонный пейзаж - ничего, что напоминало бы африканские дебри, - скоро охладили их пыл. Спускаться в город было легче, и, не теряя времени, они вернулись в тот же ресторан и пообедали еще раз.
Воспоминания об этом «походе» быстро поблекли на фоне событий, ожидавших их в Сицилии, куда отряд отправился после Бизерты; там, в порту Аугуста, предполагалось проведение учебных артиллерийских стрельб.

15 декабря 1908 года началось извержение вулкана Этна; мощное землетрясение почти полностью разрушило город Мессину.
На спасательных работах русские моряки трудились с таким воодушевлением, с таким пренебрежением к опасности, что пострадавшие жители должны были запомнить их навсегда. Впоследствии они это доказали.
Выпуск 1908 года будет называться «мессинский».

Действительная служба в Императорском флоте России для Александра Сергеевича Манштейна началась весной 1909 года: 27 апреля он получил назначение на «Геок-Тепе» - судно службы связи в составе Каспийской флотилии.
Почти в это же время Зоя Николаевна Доронина приехала из Петербурга к своему двоюродному брату Володе Сорокину, морскому врачу на «Геок-Тепе».
Они не могли не встретиться в тесном морском кругу у границ Персии, где практически все друг друга знали.
Это был тот случай, когда стечение обстоятельств предопределяет будущее. Мои родители венчались весной 1910 года. Главе семьи не исполнилось и 22 лет; даже требуемые по уставу усы еще не отросли!..
Родители папы сочли своим долгом предупредить его о принимаемой им ответственности, но, конечно, это никого не смутило. Юность, беспечность!.. Без сомнения, это было самое счастливое время их жизни!.. Они о нем впоследствии столько говорили!.. Слушая их, можно было поверить, что нет в мире города более веселого, более солнечного, чем Баку.

И настало лето 1910 года.
Какими бы ни были летние планы на отпуск, все дороги неизбежно должны были пересечься в Рубежном - это мама прекрасно понимала.
Я думаю, что не без волнения сошла она на небольшой станции Насветевич. Кирилл Иванович в парадном костюме уже поджидал их с лошадьми.
Дорога, ведущая на вершину холма к имению, огибая склон, делала широкую петлю и казалась маме бесконечной.
Как примет ее семья, занимающая столь важное место в жизни ее молодого мужа, который беспечно обменивался новостями с Кириллом Ивановичем? Все ему здесь было близко, он был у себя, а ей казалось, что она здесь совершенно чужая, одна, как в своем далеком сиротском детстве.
Но окружающий пейзаж начал понемногу оживляться, пыльная дорога стала шире, появились первые строения, старые фруктовые деревья - окраина обширного сада, и вдруг за поворотом - большой белый дом со множеством сверкающих на солнце окон. Еще несколько точно рассчитанных кучером секунд, и экипаж замер у широкого, с массивными колоннами, крыльца.
Вся семья, радостно взволнованная, вышла встречать молодоженов. Теплая простота приема сразу же успокоила маму: она жена Александра, значит, она у своих, в своем доме.
Этот первый день так был заполнен радостными открытиями, так ярко прожит ею, что даже годы спустя она в малейших деталях могла восстановить его в памяти.

 


Рецензии