Бизерта. Последняя стоянка. Отрывок из главы 14

Из книги Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн  «Бизерта. Последняя стоянка».
Отрывок из ГЛАВЫ XIV

Приход русской эскадры в Бизерту.

Как эскадра попала в Бизерту?

– О, это длинная история!.. Через полтора месяца после исхода из Севастополя, уже в декабре 1920 года, Франция принимает решение предоставить Русской эскадре  под стоянку порт Бизерта в Тунисе, находившемся в то время под французским протекторатом. Правда, при этом было заявлено, что отныне эскадра «не принадлежит никакому государству, а находится под покровительством Франции».
Переход российских кораблей из Константинополя в Бизерту возглавил командир французского крейсера «Эдгар Кине» Бергасс Пти-Туар. Корабли  плыли с французскими флагами на грот-мачтах, а на корме развевались Андреевские флаги.

Рано утром 23 декабря 1920 года «Великий князь Константин» вошел в бизертский порт. Обогнув волнорез, поврежденный немецкой миной, он шел теперь вдоль канала...
Мы стояли на палубе и смотрели на маленький, чистенький, живописный и спокойный город, европейской части которого было только 25 лет. Некоторые из нас состарятся с этим городом...
«Константин» отдал якорь у противоположной стороны канала, у южного берега, который казался малонаселенным. Никто из беженцев не понимал, почему французы выбрали для стоянки именно это место. Только много позже я узнаю с удивлением, что французское правительство, соглашаясь принять русский флот в Бизерте, рекомендовало адмиралтейству принять меры предосторожности... против «большевистского вируса». Адмирал де Бон, зная хорошо топографию местности, указал, что можно избежать всякого «риска заразы», выбрав место стоянки у мыса Мензель-Абдерахман и разрешив русским спускаться на берег только в пределах этого полуострова.
На русских судах сразу же были подняты желтые карантинные флаги - самый верный способ помешать беженцам покинуть корабли. Люди, все потерявшие, пережившие бесчисленные опасности, стоящие обезоруженными перед полной неизвестностью, как могли они думать, что для кого-то представляют угрозу?!
Большинству и в голову не приходило, что за нами следят. Адмирал Дарье (Darrieus) сообщал в Париж 25 декабря 1920 года: «Русский флот стал на якорь у южного берега узкой части канала и в бухте Каруба. За ним наблюдают катера и патрули на суше. Дредноут «France» проверяет узкую зону канала и централизует сведения».
Верил ли действительно де Бон в «вирус большевизма» и в возможность изолировать более 6000 человек в уголке Зарзуны? Еще во время пребывания эскадры в Константинополе адмиралы де Бон и Дюмениль приложили все усилия, чтобы убедить Совет министров, который долго не решался принять русские корабли. Дюмениль пытался даже поднять вопрос о материальной выгоде для Франции: «Согласны ли Вы взять военный флот в залог?.. В таком случае я предлагаю Вам послать его в Бизерту как можно скорее... Наибольший интерес для нас представляют новый 23-тысячетонный «Алексеев», корабль-мастерская «Кронштадт» и большие миноносцы».
Адмирал Дюмениль не мог не знать о намерениях французского правительства отослать русских в Россию, оставив корабли под надсмотром французских рабочих технических бригад для оценки их стоимости и возможности дальнейшего использования.
Пользуясь большой популярностью у русских моряков, Дюмениль прекрасно понимал, что они надеются продолжать борьбу, передав свои корабли в распоряжение «Русского правительства за границей».
Морской префект в Бизерте адмирал Дарье сообщал в Париж: «Я видел адмирала Кедрова... По его словам, он никогда не слышал о предложении Врангеля отдать флот в залог Франции». Префект одновременно объяснял, что невозможно оценить корабли, пока они находятся у русских. С одной стороны, под предлогом «санитарных причин» они были поставлены в карантин; с другой стороны, адмирал Кедров принял меры, чтобы помешать вмешательству французских техников, объяснив сразу же, что в его распоряжении находятся русские квалифицированные инженеры.
Парижское министерство проявило даже вполне серьезный интерес к будто бы находящемуся на одном из кораблей «золотому запасу правительства Юга России». Осторожные расследования привели к «Кронштадту», на котором «открыли» 275 миллионов бумажных рублей, не имеющих больше никакой стоимости.
Надо признать, что длительное пребывание Русской эскадры в стране протектората было связано для Франции с очень большими трудностями. Но какой бы ни была политика правительства, зависящая от складывающихся в данный момент обстоятельств, всегда за ней стоят люди. В эти 1920-1925 годы, когда решалась судьба русского флота, французское военно-морское командование в Тунисе сделало все, чтобы помочь своим бывшим союзникам. Адмиралы Варней (Varney), Гранклеман (Grandclement), Жэен (Jehenne) оставили в памяти эмигрантов светлое воспоминание.
Ни один русский моряк, переживший агонию флота, не забудет имя адмирала Эксельманса (Exelmans).  Верный своему рыцарскому понятию о чести, адмирал не поколебался пожертвовать карьерой во имя своих убеждений. В 1920 году морским префектом был вице-адмирал Дарье, которого с 1921 года заменил вице-адмирал Варней. В настоящее время, с открытием архивов во Франции, можно проследить переписку между Парижем, французской резиденцией в городе Тунис и морским ведомством в Бизерте - переписку, касающуюся «эскадры Врангеля».
Но если высшее русское командование было отчасти в курсе обсуждаемых вопросов, то большинство моряков ничего, кроме смутных слухов, о них не знало, и те, кто оставались на кораблях до 1925 года в надежде спасти их для России, прожили эти годы замкнутой жизнью вне окружающего их мира.
Мало осталось в живых из жителей Бизерты, кто помнит еще далекие солнечные декабрьские дни 1920 года, когда русские корабли начали изо дня в день появляться в водах канала, чтобы окончательно стать на якорь у его южного берега или в бухте Каруба.
Вне сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях женщины и дети были, как у себя дома, стало необычным событием для жителей маленького городка, которые смотрели на это зрелище с интересом и даже с симпатией. Для нас же после всего пережитого этот последний причал казался залогом более спокойного, хотя и неизвестного, но радужного будущего. Давно уже наши родители привыкли жить настоящим, а дети вообще никогда не заботятся о завтрашнем дне. Мы с интересом разглядывали пляжи и пальмы, новенькие дома и минареты мечетей и красочную толпу вдоль оживленной набережной - много красных фесок и белых широких восточных одеяний среди строгих костюмов и военных мундиров.
Наш «Константин» пришел одним из первых, и мы с радостью приветствовали появление каждого нового корабля. Праздником показался всем день, когда за волнорезом появились огромные башни «Алексеева»: Севастопольский Морской корпус прибыл в Бизерту.
Особенно торжественно был отмечен приход «Генерала Корнилова»: командующий эскадрой адмирал Кедров со своим штабом стоял на мостике своего крейсера и приветствовал каждое русское судно, уже стоявшее в бизертском порту.
К 29 декабря все суда, покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте, все... кроме маленького «Жаркого». Мама, как всегда, не проявляла своего беспокойства, но жена Бантыш-Каменского была вне себя. Мне кажется, что я слышала, как она взволнованно осуждала командира, «который отказался, чтобы его тащили на буксире, на что согласился бы всякий разумный человек...» И наверное, я не слышала всего! По крайней мере, я помню, как позже она просила маму не повторять ее мужу то, что она говорила про его командира.
Бравый Демиан Логинович Чмель, назначенный на «Константин», так как не хватало опытных моряков, переживал с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым!
2 января 1921 года, в 6 часов утра, мы проснулись от стука в каюту:
- Зоя Николаевна, Зоя Николаевна, «Жаркий» пришел!
В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, маленький миноносец - наконец на якоре - спал... спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось. Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, слушая их рассказы о последнем переходе.
…Когда они выходили из Аргостоли, море было спокойное и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии их настиг шторм. Новые повреждения заставили «Жаркий» искать убежище в какой-нибудь пустынной бухточке, избегая портов, которые могли быть в руках революционеров. К счастью, им пришел на помощь миноносец Национального итальянского флота под зелено-бело-красным флагом и дотащил их до Котрон.
Командир «Л'Инсидиозо» (L’Insidioso), вспомнив Мессину*, пригласил русских офицеров на обед. Узнав, что эти последние колебались за неимением приличного платья, он заявил, не без юмора, что приглашает не шинели, а товарищей в беде. Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в трудном путешествии.

*1908 год. Мессина, город в Сицилии. Русские моряки первыми приходят на помощь населению Италии, пострадавшему от страшного землетрясения. Выпуску гардемаринов Морского корпуса, которые, невзирая на опасности, - землю продолжали содрогать подземные толчки,- спасали живых из-под развалин домов, было присвоено императором России Николаем II наименование Мессинского. Среди русских героев был Александр Сергеевич Манштейн, отец Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн. (примечание Н.С.)
Вопрос нехватки горючего снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на запрет проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла Валлетту и стал на якорь посреди порта. Реакция портовых властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер в полной форме появился через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал командира от протокольного визита и просил не спускать никого на берег.
- Замечательный народ, эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! - охарактеризовал командир Манштейн этот инцидент.
Но как быть с углем? Вопрос разрешился на следующее утро. Помощник начальника английского штаба, офицер, прослуживший все время войны на русском фронте, награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим бывшим соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который очень любезно и с полного согласия Парижа снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покинул Ла Валлетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на плохом русском языке пожелания новогоднего счастья, и даже несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, крутились за его кормой.
Еще несколько часов... и он будет в Бизерте.
Постскриптум: В своем рапорте от 30 декабря 1920 года капитан I ранга Бергасс дю Пти Туар (Bergass dy Petit Thouars), командир «Эдгара Кине», пишет: «Жаркий запоздал.* Кедров считает возможным и даже вероятным неподчинение командира... молодого, увлекающегося офицера, который прекрасно мог зайти в Грецию или в Катаро».
* «Жаркий» не мог дать о себе знать, так как все радиоприборы были выведены из строя. — А. Ш.)
Заметка автора:
Мой отец не может быть обвиненным в неподчинении: сложившиеся обстоятельства заставили его войти в Котрон и на Мальту. Конечно, он мог этого избежать, покинув Аргостоли на буксире. Сделал ли он все возможное, чтобы «Кронштадту» удалось взять его на буксир? Он всегда утверждал, что все попытки оказались тщетными, что буря срывала буксирные тросы, унося миноносец в глубину бухты с опасностью для него быть разбитым на скалах. Но, рассказывая про эту неудачу, заставившую «Кронштадт» уйти одному, он прибавлял: «Путь добрый!», и глаза его весело блестели.