Пессимистическая комедия
(или Стена.)
Это случилось не так давно, чтобы стать сказкой или мифом. Это произошло не так уж недавно, чтобы можно было с лёгкостью поверить. Но то, что это было - вам поклянутся все оставшиеся жители Захренеловки, от мала до велика. Если Вы не сможете поверить в случившееся и будете смеяться над рассказанным, ведь всё произошедшее действительно на первый взгляд неправдоподобно, то Вам покажут последний аргумент - свеженькую скромную могилку на окраине деревенского погоста, с деревянным крестом и слегка раскиданными ветром полевыми цветами.
Село Захренеловка Тамбовской губернии насчитывает околол двухсот пятидесяти домов. В лучшие времена все эти дома были битком набиты многодетными крестьянскими семьями, и если взглянуть на село с высоты птичьего полёта, то можно было увидеть огромный человеческий муравейник, живущий полноценной здоровой жизнью и дышащий чистым, свежим воздухом полей, лесов и рек.
Но это в былые времена. Нынче же количество жителей уменьшилось почти вдвое. Многие уехали на заработки в Москву. Некоторые дома стоят заколочены. Те же, кто остался - пашут, сеют, гребут и пьют. Живут в общем.
Однажды, тихим летним вечером, у сарая Мишки Репина сидело пятеро мужиков. Несложно представить, зачем они собрались в этом тенистом уголке нашей необьятной родины. Периодически позвякивали стаканы. По неспешности и, самое главное, по негромкости беседы, можно догадаться, что "процесс пошёл" совсем недавно. Все ещё доброжелательны и улыбчивы, внимательны и взаимовежливы.
- Саморез ! Подай мне лучок, пожалуйста. - попросил Мишка Репин одного из присутствующих, указав перебинтованной загипсованной рукой на кучку свежесорванного с огорода бабушки Моти зелёного лука. Руку Мишка разбил по пьяни о морду местного жеребца. Мишка хотел его оседлать и "втесать" по полю галопом, но конь не давался. Мало того - Мишке показалось, что конь его послал. Мишка мотнул головой и переспросил коня. Тот послал его ещё раз. Мишка не выдержал оскорбления и ударил коню прямо в нос. Тот, кто хоть раз в жизни гладил лошадь, может представить себе, что такое череп этого парнокопытного.
Саморез передал Мишке лук :
- Чё-то в этом годе лук не уродился у Мотьки. Хлипкай какой-то. Не удобряет наверно ни хрена ...
Саморез - это кликуха. Настоящее имя тридцати-летнего завсегдатая Захренеловских "пати" - Валерка Куракин. Года три назад Валерка собрался было в столицу, попробовать устроится на стройку или в охрану. Мать, обрадованная, что Валерка взялся наконец-то за ум, призвала Кольку Шершня, и тот выполнил свою постоянную тяжёлую, но хлебосольную миссию - заколол кабанчика. Кабанчик потянул на стопятьдесят кг. Вырученные деньги должны были послужить стартовым капиталом Валерке для покорения первопрестольной. Оставшиеся несколько киллограммов пошли на шашлык для "обмыва" отъезда безвременно покидающего родное село товарища.
Народу собралось много, поэтому дешёвой водки было не меньше. Огненная вода опустилась водопадом в желудки провожающих и отъезжающего задолго до готовности шашлыка. И когда Валерка начал возиться с мясом, в руке его был нож, к нему подлетел с каким-то интимным разговором местный комар. В энтот момент Валерка не был настроен на фамильярности и решил отмахнутся от нахала аккурат той рукой, к которой и прицепился ножичек с длинной лезвия в три десятка сантиметров.
Внутренние органы не пострадали. Нож вошёл в правую лопатку, распоров кожу и остатки постного мяса. С тех пор он и стал Саморезом. В Москву он так и не уехал, чем поверг в уныние маман, но дал повод для веселья на пару лет вперёд всем добрым русским людям.
Пили они сегодня, впрочем как и всегда, дешёвую водку - "палёнку". Все знали, что состав этого шедевра подпольного производства был из не самых полезных веществ для организма, но по причине дешевизны продукта и быстроты действия ухода из реальности, а также внимая генетическому зову русских предков, пили эту жидкость.
Колька Шершень поднял стакан.
- Ну, давайте за прогресс !
Это был его излюбленный тост. В своё время Шершень увлекался рационализаторством и изобретениями. Хотел облегчить труд крестьянина, для чего выдумывал всяческие приспособления для инструментов и пытался усовершенствовать сельскохозяйственную технику. Так, он придумал штыковую лопату у которой лезвие было не плоское, но в виде острого угла, или треугольника. Шершень утверждал, что именно в таком виде лопата лучше входит в землю, чем повышает производительность труда. Ещё он "усовершенствовал" грабли, сделав их двусторонними. На одной стороне зубья были расположены более часто, чем на другой и предназначались для работы с разным материалом - сеном, листвой, землёй и так далее. Но все его начинания так и не воплотились в жизнь. Местные чиновники были равнодушны к деятельности Шершня, как впрочем и жители.
Устав от бесполезного хождения по кабинетам и бессмысленной агитации односельчан, Колька перестроился на более полезное и доходное, но тоже творческое дело - стал высококлассным убойщиком скота.
Выпив, и кто занюхав хлебом, а кто зажевав огурчиком, мужики продолжили светскую беседу.
- Прогресс - дело конечно хорошее, - философски хрустя огурцом, сказал Иваныч, бывший председатель бывшего колхоза, - но только в грамотных мозгах и в опытных руках. А иначе от него одни беды.
- Какие беды ? - шлёпнул комара на щеке Мишка Репин.
- Да хоть войны например.
- Иваныч, по твоему выходит, что войны из-за прогресса случаются ? - встрял в разговор самый молодой из собутыльников, двадцатитрёхлетний Серёга Абашкин. Он недавно вернулся из Тамбова, после окончания техникума, но пока никуда не смог приложить свои знания в полученной профессии - повара. Никто в селе так и не понял, да и сам Серёга не знал точно : почему он пошёл на повара ?
Шершень не выдержал :
- Хорошь базарить, умники ! Наливайте лучше ... Философы хреновы ... - и он метнул нож в стоящую неподалёку ветлу. Нож , войдя носом в дерево, удивлённо задребезжал.
В следующую секунду из-за ветлы вышел Семён Заречный, по прозвищу Сенька Диоген. За спиной висел мешок с нарезанными ветками. Отдыхающие оторопели. Иваныч присвистнул. Серёга поражённо выдохнул :
- Оба-на ...
Шершень вдруг заорал :
- Ты чё там шарахаешься, идиот ?!
Сенька хмуро отозвался :
- Надо мне, вот и шарахаюсь. Жрёте ? Вот и жрите дальше, а у меня дела ...
- Какие дела - я чуть не прирезал тебя, дурила ! - продолжал кричать Шершень, трясущейся рукой указывая на дерево.
Сенька оглянулся, посмотрел на торчащий нож, потом на мужиков. Затем опустил глаза в землю, как будто о чём-то задумался. Медленно опустив с плеча мешок, подошёл к компании и присел на траву.
- Видать не судьба. - сказал он задумчиво, переламывая хворостинку
Все молчали. Иваныч, глядел на Шершня, и двигая бровями, сжимая и искривляя губы, и слегка помахивая ладонью, как бы сигнализировал : " Потише ... поостынь ... "
Шершень и сам уже осёкся. Хоть и был он простой, как сибирский валенок, но даже он понимал, - на таких, как Диоген, кричать нельзя. И ругать их нельзя. К юродивым на Руси всегда с почтением.
Сеньку потому и прозвали Диогеном, потому что был он не от мира сего, и не от этой страны, и не от этой губернии, и даже, или тем более, не от этого села, хотя родился и вырос здесь.
Мать Сенькина была красивой, но почему-то несчастной, как считали односельчане, женщиной. К ней "подкатывало" много мужиков, но она всех "отшивала". И "наотшивалась" до того, что ей стало за тридцать, а она всё одна.
Но вот однажды, прямо напротив дома Заречных заглох автомобиль "Волга", за рулём которого обозначился городской мушчына с короткой окладистой бородкой и в толстом вязаном свитере под горло. Как-то само-собой получилось, что горожанин воспользовался местным гостепреимством и прожил у Заречных целую неделю. А опосля - как в воду канул.
Настя же, мать Семёна, после тех событий вся
светилась, - аж до последних дней своих. Светилась, когда стала заметно поправляться и по селу поползли слухи о брюхатости Насти. Светилась, когда тяжело, но родила мальчонку. Светилась, когда одна ростила пшеничноволосого "головастика" - так она его называла.
Светилась, когда отправила сына в первый класс, и когда он закончил школу с красным дипломом. И когда её хоронили она тоже светилась. Сеньке тогда было восемнадцать лет.
Настя погибла под колёсами "шестёрки", которой управлял армянин Ашот, - местный король подпольной водки. Ашоту дали условно. Потом он несколько раз приносил Семёну деньги в качестве компенсации за гибель матери, но Семён не взял, чем вызывал непонимание и возмущение среди русских соседей.
Благодаря настойчивости местного военкома, прошедшего Афганистан, в армию Сеньку не призвали. Он так и стался жить один. Чураясь общества людей, не участвуя в попойках и драках, и общение с соседями сводилось на "здрасьте-досвидания". Ещё в детские годы и в школе Сенька был нелюдимым, задумчивым и печальным, сторонившимся всяческих общественных мероприятий, спортивных состязаний и прочих неформатных проделок одноклассников и сверсников.
После смерти матери Сенька стал ещё более замкнутым. Иногда его можно было наблюдать вяло копающимся на огороде. Или на рыбалке, часами неподвижно сидящим в самой тихой заводи, или в самых непроходимых кустах. В редкий случай, когда он мог пройти через всё село по дороге, он шёл опустив голову, упёршись взглядом под ноги и что-то бормоча себе под нос. Если его кто-то приветствовал, он останавливался, потом только поворачивал голову в сторону окрика, медленно поднимал глаза, которые говорили, что владелец глаз сейчас где-то в ином измерении, тихо здоровался, и снова, как черепаха уйдя в себя, медленно продолжал свой одинокий путь.
Было несколько случаев, когда пьяные мужики позволяли себе неосторожные шутки в сторону Диогена. Он, дождавшись, когда ржанье стихнет, медленно и тихо говорил :
- Чего вы всё смеётесь ? Что ж вы ... русские люди ...
Смеяться-то уже поздно ... Пора бы уж что-то делать...
Глаза его моментально наполнялись плотными слезами и он ссутулившись, и упёршись глазами в траву уходил в свой мир. После таких моментов ни кому больше не приходило в голову смеяться над Диогеном. И когда где-либо происходил громогласный пьяный базар, но вдруг появлялся Диоген, всё сразу смолкало и наполнялось божественной тишиной. И если где-то дрались обожравшиеся деревенские мутанты, но мимо проходил Сенька, драка сразу же прекращалась, и после ухода Сеньки ни у кого не возникало желания продолжать мордобой.
Все селяне испытывали какое-то непонятное чувство по отношению к Семёну - нечто вроде уважения в перемежку со страхом, как будто он знал что-то такое, чего не ведали они, словно он обладал чем-то, чем они не владели.
Первым пришёл в себя Серёга. Он схватился за бутылку и быстро разлил по стаканам.
- Давайте мужики.
Все переглянулись, но стаканы не взяли - как-то неуютно было пить при Диогене.
Сенька, словно почувствовав это, резко встал и схватился за мешок. Но вдруг так же резко сел и сказал то, что никто никогда в Захренеловке от него не ожидал.
- Знаете что ... - медленно произнёс он - ...налейте мне тоже.
Воцарилась гробовая тишина. Иваныч, как самый старший и некогда авторитетный товарищ, решительно отрезал :
- Ни-за-что.
Сенька оглядел всех и ухмыльнувшись, сказал :
- Нет, я серьёзно - налейте мне пожалуйста. Я выпью с вами.
- Да ладно тебе, заканчивай Семён. - очнулся Шершень.
- Ты ж не пьёшь. Ну вот и не начинай ...
А Серёга выступил в поддержку Диогена :
- Чё вы на самом деле ? Хочет выпить человек - пущай пьёт. Чё вы ему запрещаете ?
- В натуре ! Тоже воспитатели нашлись ! - поддержал его Мишка. И обратился к Саморезу : - Ты как ?
Саморез остался в нейтралитете :
- Мне всё равно. Хочет - пускай пьёт.
И под неодобрительное покачивание головой Иваныча, Серёга поднёс Диогену стакан. Саморез быстренько сварганил бутерброд из колбасы с ржаным хлебом и протянул пьющему :
- Нака вот - закуси.
Семён взял стакан и закуску. Все смотрели на него, как на инопланетянина. Семён улыбнулся :
- Ну чего вы ? Давайте чёкнемся что ли.
Мужики схватили свои стаканы и чёкнулись. Когда пили, то все смотрели на Диогена глазами по пять советских копеек. А тот выпил до дна и занюхал хлебом. Его передёрнуло. Серёга засмеялся, но тут же заглох, ощутив на себе недобрые взгляды собутыльников. Семён медленно зажевал.
Когда бутерброд был съеден, Шершень поинтересовался :
- Ну ты как ?
Семён порозовел, глаза заблестели, и с улыбкой до ушей ответил :
- А ничего ... нормалёк. - Он поднял большой палец.
Все сразу выдохнули и зашумели.
- Ну вот, а ты говоришь ...
- Нет, ну это ж надо ...
- Дайте ему огурчика ! Огурчика дайте ...
- Сенька красавец, а !
Диогена теребили по волосам, за плечо, а он сидел, оглядываясь на восхищающихся его поступком и улыбался.
Серёга не унимался :
- Может ты теперь и закуришь ? - и протянул "Приму".
- Изыйди ... - зашипел на него Иваныч.
- Да ладно ... я только предложил ...
Семён, всё так же улыбаясь отказался :
- Нет, спасибо, но курить я пока не хочу ...
- А-а ! Слышали ? "Пока" ! - обрадовался Мишка, многозначительно поднимая загипсованную руку - Значит лиха беда начала. В тихом омуте ...
- В каком омуте, чё ты гонишь ? Вы чё офанарели ? - возмутился Шершень и постучал кулаком по голове.
Саморез, полулёжа на пригорке, с философской ухмылкой начал :
- Да отстаньте вы от него ... Семён, а вот скажи : Чё с Россией дальше будет ?
Диоген перестал улыбаться :
- А ничего с ней уже не будет. Её уже нет.
Саморез приподнялся :
- Как так - нет ?
- Ему больше не наливать. - деловито резюмировал Мишка Репин, страстно расчёсывая руку под гипсом.
- Вот так - нет. И вас уже нет.
- Ты это брось, Семён ! - тряся вытянутым указательным пальцем, возмутился Иваныч. - Это какая-то враждебная агитация ...
Шершень, пережёвывая огурец, сказал :
- Да хорош ты - "агитация" ! Тоже мне большевик, блин. Слышь Сеньк, а чё ж тогда будет ? Как же дальше-то ?
- А дальше будет водка. - ответил Сенька и протянул
стакан, - Наливайте.
- А я бы больше ему не не наливал. - продолжал чесаться Мишка.
- Да ты же сам хотел, чтобы он выпил ! - сидя на корточках, Серёга начал разливать по стаканам.
- А теперь передумал.
- Да ты кто такой, чтобы разрешать пить Диогену, или потом передумывать ? - воскликнул Саморез.
- Ладно, ладно ребята, хватит вам, не заводитесь. - стал успокаивать конфликтующих Иваныч.
- Я вам как повар скажу так : если человек хочет что-то выпить или пожрать, то это не вредно, а
наоборот - полезно. - блеснул поварской эрудицией Серёга, держа наготове стакан.
- Мудро. - буркнул Шершень и взял стакан.
Все снова выпили, косясь на Диогена. Он закусил помидором и варёной картошкой, и расцвёл. Как-то нелепо заулыбался, глаза его влажно блестели и выражали будто непонимание : где он находится, что он здесь делает, и кто все эти люди ?
- Ха ! А вас уже нет ... - сказал Диоген и захихикал.
Он хихикал, тыкая во всех пальцем :
- Нету вас ... Ни тебя ... Ни тебя ... И меня тоже нет.
Диоген вдруг засмеялся истеричным, каким-то демоническим смехом.
Шершень рванул с места :
- Я за водой !
- А я предуперждал ! - ударил гипсом по земле Мишка Репин.
Через пару секунд Шершень вернулся с ковшом воды. Мужики окружили Диогена и поднесли ему ковш ко рту. Он схватился за него и захлёбываясь, разливая воду на рубаху, стал пить.
Скоро он успокоился. Остатками воды ему брызнули на лицо.
- Ну как ты ? - спросил Иваныч.
- Да ничего, всё нормально - улыбнулся Сенька.
У всех отлегло.
- Ну ты артист !
- А мы тут в штаны наложили !
- Ну Диоген, ну мудрец !
А Сенька вдруг сказал :
- Налейте мне ещё, пожалуйста ...
Мужики парализовались. Их схватил столбняк. Они смотрели на Сеньку, как масаи на компьютер - испуганно, удивлённо и зачарованно. Потом все молча расселись на траву, не спуская глаз с Диогена.
- Ладно - сказал он - я сам налью.
И налил всем водки.
Иваныч, стругая ножичком ветку, хмуро сказал :
- Ты чё-то разошёлся. Тебе домой не пора ?
- Вот сейчас выпью и пойду. - ответил Сенька и запрокинул голову, вливая в себя горючую жидкость.
Поставив стакан и даже не закусив, он перекинул через плечо свой мешок.
- Спасибо мужики за угощение. - пробормотал он заплетающимся языком. - Будьте здоровы.
Он приложил ладонь ко лбу, как военный отдавая честь, резко развернулся, и шатаясь, медленно двинулся в сторону сарая. Все внимательно наблюдали за ним. Чем ближе он приближался к сараю, тем шире становилась аплитуда его "колебаний". И когда он проходил уже мимо самого сарая, все поняли, что не выдержит Сенька этой амплитуды и вот-вот рухнет, - или на сарай, или в гущу высокой крапивы. Все рванулись к нему, но не успели. Сенька резко наклонился в лево, будто на плечо ему бросили плиту в тонну, и почти параллельно земле, ускоряясь полетел к бревенчатой стене. Мужикам стало ясно, что сейчас Диоген головой встретит вековую хозяйственную постройку, и кто быстрей разломается - неизвестно. За мнговение до стыковки все остановились. Серёга зажмурил глаза.
В темноте закрытых глаз Серёга не услышал звука, который непременно должен был сопровождать контакт черепа с деревом. Он слышал только дыхание компаньонов. Серёга открыл глаза. И не понял, - что у него со зрением. Он не видел Диогена. Вернее, он не видел Диогена целиком. Из сарая торчали только его ноги, а рядом лежал мешок с нарубленными ветками ветлы для плетения кошёлок. Серёга усиленно всмотрелся в стену сарая. Может там дверь, в которую и влетел Диоген ? Но двери не было. Ноги именно вростали в стену. На улице остались икры и бёдра, вся остальная часть тела, будто растворилась в стене. Почему Серёга и не услышал удара - его не было. Диоген провалился в стену, при этом не разрушив самой стены, ни единого брёвнышка. Серёга видел нечто подобное в кино, когда учился в Тамбове. Там приведения, вот так же проходили сквозь стены, растворяясь в них.
Некоторое время все стояли молча, не веря своим глазам, пытаясь сообразить, что же произошло.
- Я чё-то не понял, у меня чё - "белка" что ли
началась ? - первым не выдержал Шершень.
- И не у тебя одного. - печально подтвердил Иваныч. Он схватился за волосы и завыл. - Ы-ы-ы... До чего ж я докатился... А ведь был руководителем огромного хозяйства... Ой блин, и кем я стал... Дожрался до белой горячки...
- Да прекрати Иваныч... - сглотнул комок в горле Саморез.
- Не может такого быть, чтоб у всех сразу "белка" началась.
Он обратился к Серёге и Мишке :
- Вы тоже это видите ?
Серёга сказал : "Ага". Мишка криво от напряжения улыбнулся и утвердительно мотнул головой.
- Почему не может ? Жрали все одинаковую водку. - сказал Шершень и начал медленное движение к Диогену. - Из чего ж они её делают, суки ?
Он продвигался на полусогнутых, как ходят спецназовцы на опасных заданиях. Остальные остались на месте. Когда Шершень приблизился в плотную к пяткам Диогена, Серёга чихнул. Шершень и вся компания вздрогнули и бросили на не вовремя чихающего уничтожающие взгляды.
- Дожди проклятые... - извинительно прошептал Серёга, рукавом вытирая нос.
Шершень, тем временем, толкнул пальцем ногу Диогена. Она отреагировала как обыкновенная нога обыкновенного человека. Он взялся двумя руками за лодыжки и потряс их. Ничего не произошло. Тогда он стал трясти их ещё сильнее и крикнул в стену :
- Сенька ! Эй, Сенька !
Ноги вдруг зашевелились. Шершень, как огромный кузнечик, отпрыгнул метра на два. Ноги перевернулись мысками вверх, указывая на то, что невидимое тело должно лежать на спине. В это время из-за стены раздались приглушённые звуки, похожие на недовольное бормотание.
- Все слышали, или я один ? - дрожащим голосом спросил Шершень.
Все закивали.
Шершень сел на траву рядом с ногами Диогена.
- Чё делать будем ? - спросил он всех.
- Может взять за ноги, да и вытащить ? - предложил Саморез.
- Ни в коем случае ! - возразил Иваныч. - Мы не знаем - какие последствия будут.
Мишка Репин, почёсывая затылок, поддержал Иваныча :
- Да ... Мало ли что можем сделать с телом, когда тянуть будем ...
И вдруг он хлопнул себя по лбу.
- Елы-палы ! Надо зайти через дверь и посмотреть изнутри.
- Точно !
Шершень вскочил с земли :
- У тебя ключи с собой ?
- Нет. Я сейчас. Я быстро.
И Мишка помчался домой за ключами.
Иваныч крикнул ему вслед :
- Только никому ни слова ?! Слышишь ?!
Мишка утвердительно махнул гипсом.
Через пять минут они осторожно входили в сарай. Первым шёл отчаянный Шершень, держа на вытянутой руке горящую керосинку. За ним цепочкой шли остальные - Серёга, Иваныч, Мишка и Саморез, каждый выглядывая через плечо впереди идущего.
Наконец пятно света вытравило лежащего Диогена из темноты.
- Вот он... - прошептал Шершень и остановился.
Диоген действительно лежал на спине, широко раскинув руки, и лицо его выражало сплошное удовольствие, радость какую-то, будто он встречал долгожданного гостя и хотел его обнять. Тело его так же, как и с другой стороны сарая, растворялось в стене.
- Хорошо на лопату не упал - просипел Мишка Репин. - Тут у меня в углу лопата стоит. Мог бы голову разбить.
- Да не... - сказал Серёга. - ...он бы и сквозь лопату прошёл.
- Так что делать будем ? Может скорую вызовем ? - нетерпеливо подал голос Иваныч.
Воцарилась мёртвая тишина. Все задумались о дальнейших действиях. Никто не знал, что предпринять. С такой бедой никто никогда не сталкивался.
Вдруг, Саморез резко вышел из-за спин сомневающихся и разрубив рукой воздух, воскликнул : "Э-эх !", и решительным шагом направился в неизвестность, то есть к Диогену. Мужики прижались к стене, пропуская вперёд Самореза, словно ожидая, что он сейчас подойдёт к ядерной установке и дёрнет за чеку.
Саморез подошёл к лежащему Диогену, остановился, как штангист перед подходом, резко выдохнул, и наклонившись, взял Диогена под мышки и резко потянул его к выходу. Присутствующие уже второй раз за вечер ощутили холодок по коже, наблюдая, как человек просачивается сквозь стену. Саморез протянул Диогена через шеренгу оторопевших односельчан и вытащив его на улицу, положил на пригорок.
- Вот и всё. - сказал Саморез и нервно закурил.
Мужики окружили Диогена.
- Может всё-таки вызовем скорую ? - настаивал Иваныч.
- Ага, чтобы нас всех в дурку забрали. - сказал Шершень
Серёга ухмыльнулся - Это точно.
Мишка Репин многозначительно поднял торчащий из гипса палец :
- Я знаю, что нужно сделать - надо выпить !
И двинулся в сторону импровизированного стола. За такими перепетиями все как-то забыли про водку, да и протрезвели от увиденного невиданного. Собутыльники молча последовали за Мишкой.
Проходя мимо угла сарая Мишка споткнулся о карягу и не удержавшись, рухнул... в сарай. Он так же, как и Диоген, провалился сквозь брёвна.
- А-а-а ! - заорал Иваныч.
- А-а-а !! - подхватил Саморез.
- А-а-а !!! - в ужасе закричали Серёга и Шершень.
Из темноты дверного проёма выскочил Мишка. Глаза его были размером с донышко чекушки. Руки растопырены в стороны, а пальца сжимались, будто хотели что-то схватить. Рот Мишки был раскрыт до такой степени, что в него могла со свистом пролететь бутылка шампанского. Он издавал гортанные звуки захлёбывающегося утопающего.
При виде Мишки все замолчали, а Мишка заорал :
- А-а-а !!!
Наконец захлебнувшись, Мишка стал кричать :
- Чё это было ?! Вы видели ?! Чё это было, мать
вашу ?!
Видя, что ответа нет ни у кого, Мишка замолк, опустил руки и сел на порог.
Некоторое время все стояли в тишине. Вдруг Шершень трагическим голосом произнёс :
- Я понял.
Никто даже не задал вопрос, что он понял. Только молча смотрели на него. Шершень таинственно протянул :
- Экс-пе-ри-мент ...
Он направился к сараю с вытянутой рукой, как будто хотел указать путь к истине. Подойдя к стене, он на секунду остановился, но приказал сам себе : "Вперёд", и стал медленно погружать руку в брёвна. Сначала исчезли ногти, потом фаланги. Следом исчезла вся кисть.
Глубоко дыша, Шершень вытянул руку обратно, посмотрел на свою кисть, как на отросток пришельца, оглянулся на шокированных товарищей, и резко погрузил руку по самую шею. Почти упираясь носом в стену, он крикнул в неё дрожащим голосом :
- Похоже - мы тут все мутанты !
В течении следующих десяти минут почти все решились на отчаянный шаг. За Шершнем рискнул Иваныч - эффект был тот же. Потом Саморез засмеялся придурковатым смехом, когда его драные джинсы на коленке исчезли в срубе.
Серёга долго не соглашался, даже хотел было убежать, но его схватили и повели к стенке. Он умолял, ругался, угрожал, но его всё-таки довели. У рубежа он предпринял последнюю попытку вырваться и возопил. Ему заткнули рот, и когда он брыкался, его нога ушла в стену. Все замерли.
И Серёжа тоже.
- Ну вот, а ты боялась. - похлопал Серёгу по плечу Саморез.
- Теперь - все пить ! - скомандовал Шершень и двинулся к спиртному. Никто не был против.
По три стопки выпили почти молча. Когда же спирт начал всё-таки своё волшебное действо, коллеги стали решать - что же дальше делать с таким вновь приобретённым свойством организма.
С тех пор в Захренеловке и в округе стали происходить загадочные события.
Так как село большое, то в нём было аж три магазина. По флангам села и в центре. Сначала был обворован магазин с восточной стороны села. Но это было странное воровство. Не было взломано ни одной двери. Все замки целы и закрыты. Стёкла не разбиты. Стены не разобраны. Но преступление совершено. Негодяи выпили шесть бутылок водки. Сожрали два батона колбасы и две банки шпрот, буханку ржаного хлеба и, судя по оставшимся косточкам, десять абрикосов. Все улики, всё что было съедено и выпито, - пустые бутылки, консервные банки, куски хлеба и колбасная обмотка, - всё валялось тут же в магазине. Значит преступники всю ночь бухали на месте преступления. И зашли, и вышли не замеченными. И никаких опечатков. Никаких следов.
Через день та же участь постигла магазин на западной окраине. Здесь негодяи уничтожили четыре бутылки водки, две полтора-литровые баклашки пива, три банки тушёнки и несчесть бананов. И никаких следов. Никаких отпечатков. А двери не вскрыты. И стёкла целы.
Местные менты встревожились. Начали "пробивать" информаторов, но те ничего не знали.
Словно издеваясь над милицией, через двое суток был обворован самый большой магазин, тот, что по центру. И здесь воры зашли и вышли неизвестным способом. В этот раз они уже пили коньяк, закусывая шоколадом и лимонами. Пили они из дорогих хрустальных бокалов, взятых из отдела посуды. Сожрано и выжрано было на сумму аж тридцать пять тысяч. Коньячок-то дорогой был.
Чтобы расследовать такую неслучайную закономерность из Тамбова был прислан опытный следователь, раскрывший немало угонов комбайнов и скота, успешно пресёкший деятельность нескольких самогонщиков, и прекративший незаконную продажу частного мяса в деревне Голодной.
Первым делом следователь осмотрел места преступлений. Ничего нового он не обнаружил, за исключением небольшой детали. Когда он обходил последний обворованный магазин, то заметил подозрительные следы. От одной из стен шли две неглубокие бороздки. Они начинались прямо у самой стены, как будто выходили из кирпичей, и удалялись в сторону реки. По этим признакам следователь сделал вывод, что преступники что-то тащили волоком. Или кого-то...
Приехавший из соседнего района кинолог, долго пытался заставить зевающего пса взять чей-то след. Во всех трёх случаях, собака не спеша выводила милицию к реке. И лезла купаться. Деньки стояли жаркие.
А преступники продолжали куражиться. Почти каждое утро в каком-нибудь магазине происходила кража. За два месяца, помимо магазинов в самой Захренеловке, были обварованы торговые точки в следующих селениях Зажабинского
района : в Кривом, Бедойной, Голодной, Жупинском, Рассольной, Задавленной, Прибитом, Колотуне, Самодунском, Похоронкиной, Леваке и др.
Никто и предположить не мог, что все эти проделки вытворяли пятеро Захренеловцев. После того, как наши герои обнаружили в себе способность просачиваться сквозь стены, они первым делом проникли в магазин.
Предварительно тщательно подготовились - на руках у всех были перчатки, на обувь нацепили мешки. Изначально предполагалось вынести из магазина всё, что было нужно для шикарной жизни - водку, закуску и сигареты. Но вдруг обнаружилась одна незадачка - сами-то мужики проходили сквозь стену, но вот товар в неё упирался и не хотел двигаться дальше. Продукты, к огромному сожалению и досаде новоиспечённых Гуддини, не обладали "призрачной" способностью. Что ж ! Накоротке посовещавшись, решили употреблять всё на месте.
Долго ли, коротко ли вилась бы дорожка этого преступного сообщества, - никому не известно. Если бы не роковая случайность. Кабы не похоть одного из соучастников.
Иваныч, самый старший, и когда-то самый солидный из банды, всё-таки председателем был, решил как-то помимо желудка порадовать и душу. Он был вдовцом вот уже пятый год, а женской прелести хотелось. Вот и настроился Иваныч на стриптиз - усладить свои очи нежными очертаниями. В районную баню решил заглянуть.
Бабы вышли из парилки и сидели, неторопливо обсуждая слухи и сплетни. Клавка Мусатова, тридцатилетняя брюнетка в самом соку, зевая, бросила взгляд на обшарпанную стену. И обомлела. Она заметила, как из стены, медленно стал выдвигаться чей-то пористый нос картошкой. Зрение у Клавки было отменное, не даром занимала призовые места на областных соревнованиях по стрельбе, и она могла чётко разглядеть вулканообразные поры на лоснящемся от возбуждения носу. А чуть выше носа... прямо из стены... моргали два глаза...
У Клавки не только зрение было спортивным, но и реакция. От страха и ужаса реакция её усилилась в десятки раз, и она с реактивной скоростью бросила шайку в сторону носа. Цель была поражена. Бабы услышали, как нос завыл, исчезая в стене. Запыленная штукатурка медленно оседала.
Бабы позвонили в милицию. В былое время менты бы посмеялись над женскими бреднями, но в свете последних событий они были вынуждены реагировать мгновенно на всяческие фантасмагории.
Контуженный Иваныч был задержан недалеко от бани. Он шёл по улице, как фанат армейского клуба, - с гигантским синим носом, бурно изливающим красную юшку.
Задержать остальных было не сложно. Иваныч сдал всех своих подельников -"волшебников". Так их назвал начальник Захренеловского отделения милиции. "Волшебники" во всём сознались, чётко описали где, когда, и что воровали. Для демонстарции способа проникновения внутрь помещений их привезли к магазину. Приехало начальство. Снимали на камеру. Были понятые и масса посторонних зевак.
Но чуда не произошло. Все преступники бились лбом о стену, толкались руками, разбегались и снова бились. Но пройти сквозь - не удалось никому. Попробовали на другом магазине. С тем же успехом.
Если бы не рассказ женщин о торчащем из стены носе, и не фактическая распухшая синева того самого носа, - ментовское начальство могло бы подумать, что жулики их водят за нос. Издеваются, так сказать, над органами.
Так или иначе, но всех арестантов признали опасными и под усиленным конвоем отправили в острог, с тайным предписанием об усиленном наблюдении. Мало ли чего - вдруг опять откроется сказочная способность ? Тогда ищи ветра в по... в стенах.
В разбойничем пылу, участники Организованной Преступной Группы совсем забыли о первопроходце замшелых русских стен - Семёне Заречном. Как бы там
ни было, но ни один из задержанных, даже не сговариваясь, не сказал и слова ментам о Сеньке.
Семён же, узнав о такой своей способности, стал захаживать в стены кабинетов начальников разных рангов. Он научился не только проходить сквозь стены, но и ходить внутри стен, и подыматься на этажи внутри стен, то есть полноценно передвигаться внутри стен - влево и вправо, вверх и вниз. И смотреть, и слушать из стен научился.
Побродив по стенам окрестных инстанций, наслушавшись и насмотревшись о чём говорят слуги народа, что делают слуги народа вне досягаемости ушей и глаз этого самого народа, Диоген закручинился. Душевная болезнь его обострилась.
Вскоре Диоген уехал в сторону Москвы. Не было его в Захренеловке около трёх месяцев. Появился он так же неожиданно, как и исчез.
Был тихий сентябрьский вечер, около восьми. Захренеловские бабы подоили коров и теперь сидели на скамейках, грызли и судачили. Тут и нарисовался Диоген. Он шёл по улице, уткнувшись опустошёнными глазами в разбитый асфальт. Голова его болталась на груди, перпендекулярно телу. Диоген никогда не обладал пышными телесами, но теперь он высох совсем. Пару раз с ним поздоровались, но он прошёл мимо не откликаясь. Так, сам в себе, он и дошёл до своего дома.
А на следующее утро его нашли повесившимся в сарае. Пастух Колька Одуванчиков, рано утром, когда гнал коров на пастбища, забежал к Диогену, чтобы попросить воды. Заглянул в сарай.
Когда сбежался народ, долго отпаивали бившегося в истерике Кольку. Захлёбываясь в рыданиях, Колька рассказывал :
- Я захожу в сарай ... а он... он висит... висит и крутиться ... и аж светится весь... а-а-а...
Похоронили Семёна Заречного рядом с матерью.
Баба Женя, соседка Семёна, была последней, кто видел его живым. Вечером, когда он появился в деревне, она заходила к нему, чтобы отдать долг в семнадцать рублей.
- Сёма, где ж ты был, что ж ты видел, коли так извёл себя ? - спросила баба Женя, когда увидела, в каком состоянии вернулся Сенька.
Сенька посмотрел ввалившимися глазами, в которых тускло мерцало одно только чувство - безисходность. И сказал :
- Я был в Кремле, баб Жень... Я видел и слышал... Я такое видел... Такое слышал... Всё бесполезно... Это конец...
Он заплакал и убежал в избу. Баба Женя положила семнадцать рублей на стол, глубоко вздохнув и перекрестившись, ушла.
Свидетельство о публикации №210122200326