Путешествие в Россию дневник очевидца роман онлайн

Василий Амылин Дневник очевидца стр 1
В. Амылин
Путешествие в Россию.
Дневник очевидца
05.12.2010
Онлайн – роман
«В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шёл Творец Вселенной.
Остановившись, Он изрек:
“Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я всё могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?”
И человек сказал: “Я - русский”,
И Бог заплакал вместе с ним».
А. Зиновьев

Путешествие в Россию: дневник очевидца.

Я так думаю…
Словарь великого Ожегова толкует слово «очевидец» как «Тот, кто наблюдает, наблюдал какое-нибудь явление».
Мне 55, родился я 1955 году. И это дает мне право называть себя очевидцем. Я наблюдаю, такое страшное и волнующее явление, которое мы называем Россией.  Россию можно любить, или ненавидеть, но презирать ее народ – нельзя. Это мой вывод, это излом моего сердца. Я имею на это право, потому что оно выстрадано моей русской душой, моим сердцем. Россия, настоящая, великая и отвратная – это не глянцевые обложки журналов, не литература, которая питала нас с детства. Россия – это не территория, это не земли, поля и реки, хотя без этого бы не было России.
Россия – это огромный и величественный мiр, мiр устремленный в будущее, будущее, способное преобразовать  не только планету, но и самое человека.
Все, что сегодня происходит на Русской Земле – родовые схватки будущего МIРА. Не будем столь наивны – в России идет революция. Да, нам придется заплатить кровью за обновление, но это обновление – вопрос жизни и смерти нашего Российского народа, нашей цивилизации. Да, нам плохо и голодно, да, нам неуютно в сегодняшней России.
Василий  Амылин стр. 2 Дневник очевидца
Но как вечернюю молитву, мы должны говорить себе вечером: «Что я сегодня сделал для России? Что я могу еще сделать для нее?».
«Сотри случайные черты …». Да, наши правители – плохи! Да. Наше хозяйство никчемно, наше будущее, на первый взгляд, туманно и не определено. И снова слышится, как в давние времена: «Быть пусту, быть пусту!»
И, уже готовят саван России, уже бегут слабые душой и телом под «чужие небосводы» те, кто собственный страх и растерянность оправдывает глупостью чиновников и нерадением властей.
Что ж, каждый выбирает свой путь! Тот, кто считает возможным жить «под сводом чуждых крыл», под презрительным взглядом иноземных хозяев, вряд ли может считать русским по духу. Это Россия выплюнула его из своего тела, сделала его духовным изгоем. Это – слабые и невежественные люди, не способные понять, что Россия никогда не была страной рабов и господ. Но она всегда презирала тех, кто менял горький русский хлеб на «французскую булку». Какими бы это обстоятельствами не оправдывалось. Да, уехать из России – это самый простой способ. И там из далекого  далека учить россиян, тому, как правильно жить. Вместо того, чтобы жить с народом, чтобы ежедневно и ежечасно трудиться и преобразовывать Россию.
У нас нет другого народа, у нас нет другой власти, у нас нет другой России. И в этом наша боль и наше счастье.
А знаете ли вы Россию? Знаете ли вы Россию, те, кто бросает нам в лицо презрительные слова, обвиняя нас в тупости и невежестве, утверждая, что русский народ обречен на деградацию и вымирание?
А знаете ли вы Россию, те кто, восхищаясь западными идеями, считает, что России нужно раствориться в западном мире?
Вы, видевшие Россию из окна ресторана или с экрана телевизора, судите тех, на ком Россия держалась, держится и будет держаться? На людях от земли, от станка, от учительского стола?
Эта Россия, которую вы придумали, которая никогда не существовала, кроме как в книгах и в кино. В ваших умах,  в которых царит странная смесь «нижегородского с французским». Вот это и есть другая, придуманная Россия. Настоящая Россия не вписывается в узкие доктринерские рамки ваших «европейских проектов».
Россия – сама «мировой проект». Она сама объединит вокруг себя и Европу и Азию. Приглядитесь внимательно – за потоком лжи и обмана, проглядывает животный страх мировой дряхлеющей цивилизации, построенной на эгоизме и сластолюбии. Западный мир переживает не кризис – он переживает Апокалипсис.  Все идеи, на которых держалась европейская цивилизация,  переживают крах, из которого нет, и не может,  быть выхода. Россия, ее история и культура – это обвинительный акт духовной деградации цивилизации.
Что такое Россия? Чтобы ответить на этот вопрос 10 лет назад я совершил путешествие в эту страну, которую Бог определил мне Родиной. В жизни можно изменить все: но мать, отца, Родину и детей дает только Бог.

Василий Амылин Дневник очевидца стр 3
С этим нельзя спорить, и нам не дано понять, почему это так происходит. Но это нужно понять, без этого невозможно жить. Каждый из нас – всего лишь маленький камешек  в пирамиде жизни, но без этого камешка пирамида не может быть прочной.
19 июня 1999 года я начал свое путешествие в Россию. В Томске стоял послеполуденный зной. На последнюю станцию подходили автобусы и троллейбусы. Пассажиры выходили из прогретых салонов и растекались по маленьким магазинчикам. У каждого были свои проблемы, мелкие или большие, но они были.
Была проблема и у меня. Рядового сотрудника рядовой фирмы. Я, как и многие, потерял главное, без чего нормальный человек не может, да и не должен жить. Ему это просто незачем. Все, что окружало меня, все ради чего я жил и работал – рухнуло. Нет, остались дома, улицы, парки, магазины, остались люди. Но исчезло главное – мое место среди них. Нужен ли я, 44 лет отроду,  мужчина, учитель по – специальности, историк по образованию, сибирский крестьянин по – рождению, вот всем этим людям, этой стране, своей семье, своим детям? Или это всего лишь плод моего воображения? Моей больной фантазии?
Я сидел на скамейке и думал, прав ли, покидая город Томск и отправляясь в неизвестность, не имея ничего?  «Если ветер дует с Запада, то нужно идти навстречу ветру», - решил я.
Я поставил себя на рельсы. Правильно ли я сделал…
Светлана Сушкова 10:40
Отвечу Вам. Если с Вами кто - то заговорил - Вы нужны, если обратились с вопросом - Вы нужны, если Вы приходите в Гайдпарк пообщаться и Вам отвечают на Ваши комментарии - Вы нужны! Вы - учитель! У Вас есть свои ученики, они общаются , спрашивают, узнают Вас - это уже говорит о том, что Вы не лишний человек на этой земле ! А про Россию Вы замечательно сказали ! Удачи, крепости духа, здоровья.. . Ваша коллега !
Силантий Чингисханович  10:41
"Если ветер дует с Запада, то нужно идти навстречу ветру" - это что – эмигрировать?
Николай Гриневский   10:42
Отлично! Несколько пафосно, но все правильно. Родину не выбирают, она или есть, или ее нет.
Андрей Ставропольский  13:36
Я еду по дорогам своего края, вижу города, села, вижу всю инфраструктуру и понимаю, все то, что я вижу это сумма усилий, труда и пота прошлых поколений. Наших отцов, дедов и прадедов. Покинув свою Родину, я понимаю, что таким образом я ставлю под сомнение их труд и жизнь. Я, таким образом, признаю, что их жизнь была бесполезной и пустой. Это - предательство! Предательство своего Рода, своей семьи, своей земли и в итоге своей Родины. Любите свою Родину, даже если она не отвечает взаимностью.


Василий Амылин Дневник очевидца стр 4
Oguren Tatiana  14:12
Временно находясь в Великобритании - я задаю себе вопрос - почему нас так не любят,  русских? Обвиняют в агрессивности... В том,  что не вписываемся в систему! Русские лучше образованы чем многие другие эмигранты, не пользуются пособиями а стремятся заработать...Они активны и не глупы! Но все же при прочих равных условиях предпочтут другого работника - почему? Мне кажется - это страх, русские составляют конкуренцию.  Также и наша страна при всей нашей коррупции, она составляет конкуренцию и Европе и Америке, и привносит в мир абсолютно иные духовные ценности.
Николай Ходосевич  16:09
Все хорошо, интересно. Но только не надо думать, что Россия какая-то особенная страна. Законы физики, химии, обществоведения и всемирного тяготения в России те же самые, что и во всей вселенной. Россия в ряду других стран - это обычная страна. Конечно, у нее есть и свои особенности. У кого их нет? И не надо изобретать велосипед. И не надо кушать во второй раз то же говно, которое уже скушала Европа и Америка.
Владислав Иванец 17:01
"Что я сегодня сделал для России? Что я могу еще сделать для нее?"
----------------------
Когда обращались к Сергию, он непременно отвечал: "Помоги земле русской".
Других забот не было.

Мне сегодня приснилась молодая мать, многодетная. Только дети не дети, а какой-то интернационал. Вавилон-блудница равнодушно преподнесла мне кусочек сухого хлеба. Сухарик. Равнодушно потому, что знает, что никто не возьмёт её замуж, многодетную. Вопрос: где взять живой хлеб? Тот самый, о котором сказано: "Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес". "Интернационал" блудницы страдал от безотцовщины. Родина для России - вся Земля.
TOFIK guseynov о в 17:38
Ежедневно читаешь на гайде о скором развале России, об отсутствии будущего для страны, о том что только западная цивилизация является эталоном, и россияне должны полностью лечь под Запад. Мне кажется такие авторы, специально вбивают в мозги россиян об их неполноценности, неспособности развить страну до высокого уровня. Я более 10 лет проработал на Крайнем Севере и прекрасно знаю на что способны наши люди. Такой народ невозможно сломить. Так что я верю в хорошее будущее России, а провокаторов и скептиков так иногда хочется послать на.....
06.12.2010 8:56
День первый
Василий Амылин Дневник очевидца стр 5

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево – и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто – нам эту колею задумал, кто поставил?
Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели – перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.
Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко – грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?
Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? «Охота к перемене мест?!» Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…
…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую  губернию),  и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю – шатуну, ходил слух, что когда – то сюда заглядывал сам «Ильич». И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время,  прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия – Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк.   И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков.  Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…
Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут «обратно  Россию». Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.
А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?
«Единица – ноль! Единица – вздор?». Тогда почему : «Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…». «А Президент решил?»
Вот эту землю, которую я топчу, ее кто – то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему  право? Кем?
… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне
Василий Амылин Дневник очевидца стр 6
одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно – равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но «стоянка поезда – три минуты». Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось  дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из – за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.
Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно  считающих  себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты  маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.
И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.
Да вот вопрос: «Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?»…
И нет мне ответа или… прощения?
…Что такое ребенок? Почему мы говорим: «Мой сын или моя дочь?».  Дети – это наша милость от Бога, и  далеко не каждому дана эта милость.  Дети – это наш шанс на бессмертие, но это  и тяжелая ноша, трудное послушание, это  пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.
«Устами младенца глаголет истина», - это знают все. А истина – это Бог.  Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.
А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас  наивными  детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас – это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.
Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего «Я».
Почему мы прячем от собственных глаз детей – инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Василий Амылин Дневник очевидца стр 7

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что «человек зачат в грехе и рожден в мерзости»? А может мы, не понимая смысла любви, теряем  заложенный в ней великий смысл? И что,  единственное искупление греха – это дети?
Я не знаю ответа на этот вопрос.
…В «подпольной Москве», в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов  в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что – то ел, как – то перебивался. У большинства были простые «копеечные» мечты: кров   в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.
И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку – она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка – это дом, это ускользнувшее детство.
День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в  пейзаж Апокалипсиса.
Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.
Утро второго дня
Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.
Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно – жесткого ложа, подошел к оконному проему.
Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. «Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам». Где – то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.
На всех одна планета, и одно солнце. «Бог един, да вера разная?». Вера разная… А Бог един?
С высоты видны пятна тайги, вдали – небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле,


Василий Амылин Дневник очевидца стр 8
имя которой – Россия. Что это – Россия, и какая она, эта земля, которая все больше – «ума загадка».
Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.
Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму – уйду или останусь.
Я решил остаться.  Костерок разгорался, пламя разгорелось под  днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.
- Ты куда идешь? – спросил я.
- А ты,  – ответил он, - гуляешь?
И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.
Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.
Я взял.  Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.
…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе – убьют!
- А ты, что? – полюбопытствовал я.
- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.
- А остальные? Вас же там много было, русских.
- Русский за границей – это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что – то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так – выгнал в чистое поле или сломал – вот он и холоп бессловесный.
- И куда теперь?
- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку – закатиться бы в бордель, погулять  от души дня три, и «амба»! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..
Он перекрестился.
- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…
Василий Амылин Дневник очевидца стр 9
Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.
Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?
«Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням».
Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.
«Не согрешишь  - не покаешься, не покаешься – богу не угодишь!», - вертелось у меня в голове.
Михаил Сафин 9:59
Хорошая повесть..
Только удалите, пожалуйста, многочисленные копии текста..
 
Vasilyev Alexander  14:57
Многозначительная пафосная пустая писанина... Кто Я - что Я - где Я - куда Я... и вот эти замечательные повторы текста, как дурная бесконечность... С трудом верится, что такое может писать образованный человек, тем более Учитель... на кого же брошена семья - жена и дети? кому передоверили учеников своих?.. Безответственный Странник, голодающий и уже побирающийся у первого встречного (не лучше того мальчонки на станции, что собирал объедки у пассажиров проходящего поезда), без царя в голове текущий по течению... у кого "в огороде - бузина, а в Киеве - дядька"... Впрочем сие просматривалось уже и в прелюдии: словеса про Расею, а по рельсам на Запад...
 
Татьяна Иванова вчера в 19:08
Какой ужас. Это кто-то в своем уме сможет прочитать?..
Станция Тайга
Железнодорожная станция Тайга встретила меня утром. Погоды стояли отличные, без дождей, туманов, хотя Сибирь страна неожиданностей. Но это к слову: «Снявши голову, по волосам не плачут. Добротное старинное здание вокзала. Оно видело многое. И царствующих монархов, и вождей трудового народа, и адмирала Колчака, и депутатов Учредительного собрания времен Керенского. Ноев ковчег истории. Оставил свой след на этой земле и Владимир Алексеевич Чивилихин, писатель, одна из книг – двутомник  звалась короткое, как выстрел «Память»
«Предвоенное детство мое и военное отрочество прошли в небольшом сибирском городке Тайга, окруженном со всех сторон кедровыми, пихтовыми и еловыми лесами. У каждого из нас в детстве были милые сердцу речки и леса, горы и тропки, дворы и улицы, которые спустя много лет греют нас золотыми снами. К родному моему городку тайга подступала почти вплотную, кустарником и мелколесьем начиналась сразу же за последними огородами, и сердчишко мое с детства
Василий Амылин Дневник очевидца стр 10
поселилось в ней. Мы, мальчишки полу сироты, суразята и безотцовщина, пропадали в тайге, она подкармливала нас, незаметно, кажется, воспитывала, – и меня, где б я ни был, почему то тянет туда, тянет с каждым годом все сильней – к родным деревьям, буграм, родникам, и я посещаю их время от времени… Однако самые первые, младенческие впечатления связаны все же не с тайгой. Одна странная особенность есть у моей памяти – лучше, чем, что либо другое помню звуки, запахи, краски, а через них все остальное – давние голоса, лица, случаи. Стоит мне сейчас закрыть глаза и мысленно, вернуться к зоревой поре жизни, как явственно услышу сипенье желтой керосиновой лампы на стене нашей хибарки, скрип крыльца, увижу изменившееся вдруг лицо мамы, ее порыв к двери: – Никак, отец!»
В небольшом станционном зале полно народа. Почти полдень, я сижу у окна и смотрю в окно. У меня в руках надкушенный  батон хлеба и бутылка воды. Я ем, растягивая удовольствие. Напротив сидит парень, молодой едва за двадцать. По глазам видно – голодный. Я ломаю хлеб и молча протягиваю. Он также молча забирает его из моих ладоней и жует.
«По каким то одной ей ведомым признакам мама угадывала, что на крыльцо ступил отец, возвратившись из долгой поездки. На руках с кем ни будь из нас, малышей, мать торопливо подбегала к дверям, широко распахивала их, и в облаке морозного пара появлялся отец – непомерно большой из за своих тяжелых одежд, с кожаной сумкой через плечо и гремучими железными фонарями в руках. Втягиваю сейчас носом воздух и насыщаюсь смешанным запахом каляного холодного брезента, потной овчины, керосинового фитиля, старой кожи, но все эти оттенки побивает своей терпкостью горький дух паровозной копоти. Отец обнимал маленькую нашу маму и говорил:
– Ну, будет, будет! Дитя застудишь.
Рабочая отцовская амуниция была для меня предметом вожделенным. Прежде всего, конечно, кожаная сумка, которую я тщательно обшаривал после каждого возвращения отца из поездки. В ней всегда лежала замусоленная книжонка с рисунками паровозов, вагонов, семафоров… Обмылок в железной мыльнице, складной нож, стеариновые свечи и запретный тугой карманчик, в котором хранились белые плоские баночки – петарды. Обычно отец их сразу же убирал на полку, под самый потолок, куда я не мог добраться, а мне так хотелось подержать их в руках, чтоб ощутить под гладкой холодной жестью ужас затаившегося взрыва. Обязательно присутствовала в сумке стопка жестких картонных билетов, пробитых компостером. Использованные пассажирские билеты отец брал, наверно, у товарищей, чтоб я мог строить из них домики, вертеть на вязальной спице или обменять на какую ни будь другую драгоценность у соседского мальчишки. А в самом потаенном отделении сумки находил я черствую краюху хлеба, дольку пахучей колбасы и обломок кускового сахара, нарочно забытые отцом. Хлеб и колбасу я тут же, как бы ни был сыт, съедал с наслаждением, даже с какой то звериной жадностью. Отец обычно в это время сидел у печки, грел над плитой руки, смеясь, смотрел на меня». Красиво и хорошо написано.
Миллионы мальчишек и девчонок переживали подобный счастливый миг, это есть благословенное время жизни.
… В  Томский областной  архив в начале 90 – пускали всех.  И вот однажды, перебирая папку с подшитыми делами, я натолкнулся на несколько страничек, вырванных из школьной тетради и исписанных аккуратным почерком простыми чернилами. Некто Алексей Чивилихин написал отчет
Василий Амылин Дневник очевидца стр 11
о своей командировке на станцию Тайга. Цель командировки – поднять процент раскулаченных крестьянских семей. И Алексей, приехав на станцию, с энтузиазмом принялся за дело, количество раскулаченных увеличил в несколько раз! И сделав дело, приезжал домой и смотрел на свою кровинушку – сыночка, и очень заботился, чтобы дитя не простудилось.  Совершенно простой, рядовой человек. Как бы сейчас сказали – пипл. Крутил гайку на «чугунке». Ну, выполнил задание партии, разорил несколько семей. Сын за отца не отвечает?
А кто отвечает за то, что делали отцы? Откуда в человеке такое сочетание доброты и изуверского отношения к себе подобным?
Парень доел хлеб, бережно высыпал крошки в рот и поднял глаза.
- А вы не знаете, как доехать до Тайшета?
Я не стал спрашивать: « Зачем»? Раз надо, значит, надо.
- Добирайся до Абакана, - ответил я, - а Тайшет  почти рядом…
«Мы ехали шагом, мы мчались в боях…
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать».
Почему в Гренаде? Почему не в России?
Кто кого ведет в этой жизни? Мы вождей, или они нас? Мы отвечаем за них, или они за нас?...
Где – то за Новосибирском
К «1727 г. юж¬ная крас¬но¬яр¬ская гра¬ни¬ца бы¬ла сло¬жив¬шейся. Бу¬рин¬ский трак¬тат и Кях¬тин¬ский мир¬ный до¬го¬вор Ки¬тая с Рос¬сией уточ¬ни¬ли и под¬твер¬ди¬ли ее. Ос¬тав¬ше¬еся мес¬тное на¬се¬ле¬ние бы¬ло ук¬ро¬ще¬но. На¬бе¬ги прек¬ра¬ти¬лись. Од¬на¬ко соз¬дать нор¬маль¬ные ус¬ло¬вия жиз¬ни на Ша¬да¬те бы¬ло труд¬но, по¬это¬му ре¬ши¬лись на воль¬ное пе¬ре¬се¬ле¬ние на но¬вое, бла¬го¬дат¬ное мес¬то, спус¬тив¬шись вниз от Ша¬да¬та по Амы¬лу. С тех пор и по¬ны¬не се¬ло Ка¬ра¬туз¬ское на¬хо¬дит¬ся на этом мес¬те». Это место моего рождения. Это Россия?  Откуда есть пошла Русская земля? Вся Российская земля начинается с Кремля? Теперь представьте: триста лет тому назад русские забрались в такие дальние края. Зачем? И какие русские?
«А опосле тово вскоре хотел меня пытать; слушай, за что. Отпускал он сына своево Еремея в Мунгальское царство воевать,— казаков с ним 72 человека да иноземцов 20 человек,


Василий Амылин Дневник очевидца стр 12
— и заставил иноземца шаманить, сиречь гадать: удастлися им и с победою ли будут домой? Волхв же той мужик, близ моего зимовья, привел барана живова в вечер и учал над ним волхвовать, вертя ево много, и голову прочь отвертел и прочь отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла. Беси давиево, а он спрашивал их: «удастся ли поход?» И беси сказали: «с победою великою и с богатством большим будете назад». И воеводы ради, и все люди радуяся, говорят: «богаты приедем!»…
Это уже воспоминание современника, протопопа Аввакума.
«…в Ша¬дат¬ский фор¬пост до¬ро¬га идет че¬рез Ми¬ну¬синск, че¬рез Те¬син¬ское и де¬рев¬ню Шо¬шу; это пря¬мо из Ке¬бе¬та ез¬да степ¬ной до¬ро¬гой, че¬рез прос¬тор¬ную, без¬лес¬ную рав¬ни¬ну, пос¬ре¬ди ко¬то¬рой гря¬ды хол¬мов, а да¬лее пе¬ре¬лес¬ки бе¬ре¬зо¬вые. В пра¬вой сто¬ро¬не вид¬но кон¬ча¬ние хреб¬та Са¬ян¬ско¬го. Впе¬ре¬ди вы¬со¬кая го¬ра Ка¬мыш¬тач (ны¬не Ара¬рат, Ко¬рен¬ну¬ха), и не до¬ез¬жая до нее, на от¬ло¬гой воз¬вы¬шен¬нос¬ти, на ре¬ке Каз¬га-Ту¬бэ (ны¬не ре¬ка Ка¬ра¬туз¬ска), – Ша¬дат¬ский фор¬пост без вся¬ко¬го ук¬реп¬ле¬ния» . Пе¬ре¬се¬лив¬шись, ка¬за¬ки наз¬ва¬ние пос¬та не из¬ме¬ни¬ли, но на но¬вом мес¬те по¬лу¬чи¬ли воз¬мож¬ность за¬ни¬мать¬ся хле¬бо¬па¬ше¬ством, раз¬во¬дить скот».
А где то самое местное население, которое было укращено?
«Фор¬пост был пос¬тро¬ен на вер¬ши¬не от¬ло¬гой воз¬вы¬шен¬нос¬ти, ны¬не это мес¬то пе¬ре¬се¬че¬ния улиц К. Мар¬кса и Ф. Эн¬гель¬са». Вот на этом самом перекрестке я и появился на свет. Точнее, на улице Свердлова.
Где Германия – родина Маркса, Британия  - отечество Энгельса? И почему мне довелось родиться на улице имени Якова Свердлова?
А может прав протопоп: «И беси сказали: «с победою великою и с богатством большим будете назад». И воеводы ради, и все люди радуяся, говорят: «богаты приедем!»…
Ста¬ни¬ца мес¬тны¬ми жи¬те¬ля¬ми бы¬ла вос¬ста¬нов¬ле¬на на том же мес¬те, а фор¬пост ока¬зал¬ся на треть¬ем мес¬те, на ре¬ке Амыл, око¬ло устья Крас¬ной реч¬ки. Не¬ко¬то¬рое вре¬мя его на¬зы¬ва¬ли фор¬пос¬том, а по¬том «пог¬ра¬нич¬ным ка¬ра¬улом на Амы¬ле». По ве¬до¬мос¬ти 1810 г., на Ша¬дат¬ском ка¬ра¬уле (ка¬ра¬уле на Амы¬ле) слу¬жи¬ли один кап¬рал, 30 ка¬за¬ков (пог¬ра¬нич¬ни¬ков) и чис¬ли¬лись 28 ка¬зачь¬их сы¬нов.
А вот это про мою мать, точнее про ее предков: «Пе¬ре¬се¬лен¬цы-мар¬шрут¬ни¬ки из Ор¬лов¬ской гу¬бер¬нии еще на Ор¬лов¬щи¬не за ка¬кие-то зас¬лу¬ги по¬лу¬чи¬ли цар¬скую гра¬мо¬ту на пра¬во за¬се¬ле¬ния пра¬во¬го бе¬ре¬га Амы¬ла, от устья Крас¬ной реч¬ки до устья Са¬па. А ког¬да выш¬ли к бе¬ре¬гу Амы¬ла (1851 г.), там уже свы¬ше 60 лет жи¬ли пог¬ра¬нич¬ни¬ки. Бы¬ло нес¬коль¬ко до¬мов, пе¬ре¬ва¬лоч¬ная ба¬за зо¬ло¬топ¬ро¬мыш¬лен¬ни¬ков: Чек¬ла¬ко¬вых, Под¬со¬со¬вых, Пен¬ки¬ных; тор¬го¬вая лав¬ка, вин¬ный ка¬бак (Де¬ни¬со¬вы и Ко¬ло¬бо¬вы)». Пе¬ре¬се¬лен¬цам приш¬лось нем¬но¬го от¬сту¬пить. Се¬ле¬ние свое они наз¬ва¬ли Вер¬хний Ку¬же¬бар. Су¬ще¬ству¬ет нес¬коль¬ко тол¬ко¬ва¬ний наз¬ва¬ния это¬го се¬ла: Киш¬бор – «си¬ла есть», Ки¬же¬бар – «лю¬ди есть», Ке¬же¬бар – «брод есть». Моя бабка – прямой потомок тех самых «Орловских маршрутников».
Заметим, это 1851 год. Прошло 70 лет, и мой дед, Семен Печерский, матрос Балтийского флота с мандатом Канского  ревкома  приехал в деревню  Верхний Кужебар устанавливать советскую власть. О нем я мало что знаю: он погиб в 1942 на фронте. Пошел мыться в баню, а в нее угодил
Василий Амылин Дневник очевидца стр 13

шальной снаряд. По рассказам бабки, два года с 1918 по 1920 дед  пробыл в тайге, спасаясь от призыва в армию, затем стал председателем совета. И, как водится, устанавливал власть  со всей
страстью и пылом, как положено, моряку – балтийцу. Дело обстояло следующим образом: Семен докладывал Марии, кого наметили на совете к выселению, а, точнее, к ссылке в далекую Игарку. Бабка тихонько шла к несчастным, и те отдавали на сохранение самое ценное, что у них было: отрезы, часы, и иномарки тех времен - швейные машинки.  Платили ей за это продуктами, поскольку за бурной деятельностью дед не обзавелся хозяйством.  Но когда должны были прийти за дедом, он ночью, с сотоварищи  соорудил плот, и, они, бросив все: дома, жен, детей  уплыли в ту же самую Игарку, куда отправляли своих муки  односельчан. И те их… приняли, помогли пережить лихое время.
Странное оно было,  это было время! В деревне был храм, сложенный из почерневших стволов вековых лиственниц. Он стоял в центре деревни, на холме, и с него была видна тайга, Саяны. В 1920 заступил на службу присланный из Томска молодой батюшка с нежно любимой  супругой. А тут – комсомол, новые идеи, светлое будущее, которое было уже совсем близко. Мысли. И комсомольцы принимают решение – покончить с религией. Как? А просто – совратить молодую матушку. Приняли решение на собрании ячейки, и за дело. Чем все закончилось? Молодой батюшка повесился. А храм достоял до 1982 года. И потом ушел на строительство частных домов – бесхозное ведь имущество. Не пропадать же добру…
…- Давай на выход, - строжась, произнесла кондуктор, женщина средних лет, - много вас тут.
Я не спорил. Зачем? Она права, бесплатно, значит платит бес. Против этого не попрешь. Я вышел на одиноко стоящей платформе. Кругом обезображенный человеком лес,  за ним – трасса, по которой снуют машины. Выйти на дорогу и двинуть по ней? Зачем, рядом  с асфальтом петляет грунтовка. Для моих ног – счастье. На часах – 4 часа пополудни.
Я спускаюсь с платформы и в отправляюсь в путь. Мой план – проходить в день 50 километров своими ногами. Разделим 3600 километров – 120 дней! Однако! Но как сложится. «Нам не дано предугадать!»
Лес кончился, началась равнина, с плохо обработанным полем. Дороги – асфальтовая и полевая почти соприкасаются. Я оборачиваюсь, и от удивления замираю:  недалече от меня по асфальту двигается немалого размера крест. И несет его на спине невысокого роста мужик. Идет размеренно, утопив взгляд в землю.
Я остановился в некоторой растерянности: зачем? Зачем ему это нужно? И тут обжигает мысль: «А мне самому? Зачем тебе это нужно? Чего тебе не хватало в этой жизни? Семья, квартира, дача, земля, что еще? Да, свобода,  свобода и еще раз свобода! Если хочешь  - можешь поменять многое в своей жизни. Зарабатывать больше денег, купить дом, уехать на Канары. А тут чистое поле, обжигающее солнце, и неизвестный, несущий на плечах двухпудовый крест». Я вижу – это кованый в кузнице крест – такие кресты ставились на куполах деревенских церквей.
«Крестоносец» поравнялся со мной. Остановился, уткнув крест в землю,  и поднял на меня глаза. Пот заливал лицо. Тяжко!
Василий Амылин Дневник очевидца стр 14

- Здравствуй, человече! –  произнес парень, едва разжимая потрескавшиеся губы.
- Здравствуйте, - ответил я, придя в себя, - далеко путь держите?
- А в столицу, - ответил он, стирая пот со лба, - в нее родимую.
- А это зачем? – спросил я, - вроде нелегкая вещь.
- А давай, человече, присядем, отдохнем маленько, поговорим . Ты ведь тоже, чай, не ягоды собираешь.
Я кивнул, протянул руку, и придержал крест. Он был теплый, со следами ветхости на витых прутьях. Зачем ему эта древность, которая стала уже историей? Зачем он несет ее на своей спине, истязая себя и поражая встречных своей ношей? Или история – это тяжелая ноша, которую должен нести каждый? Ведь история, - это, увы, мало похожа на ту,  что записана в книгах…
…Опись Томского архива была составлена в 1926 году. Я листаю толстую книгу , глаз натыкается на черную полосу, сделанную тушью. Вчитываюсь: «Дело  по  надзору за политическими преступниками И. Сталиным  и Я. Свердловым…». Сверху надписано «Политическими ссыльными». Чуть далее: «дело передано на хранение в институт Маркса – Энгельса – Ленина».  Вот так, пишется книжная история. И кто теперь прав?..
…Степан жил в деревне под Иркутском. Обычный парень в обычной сибирской деревне. На все руки мастер: и швец, и жнец, и  на дуде игрец. На таких и держалась жизнь в сибирских деревнях. Было их на всю деревню полтора десятка. Они могли выпить и прогулять, не клали охулки на руку, и когда наш участковый приходил к председателю колхоза с докладом об очередном кураже «игреца», и предлагал посадить суток на пятнадцать, чтобы охладить пыл.  Но председатель, морщился, как от зубной боли и задавал убийственный вопрос: «А работать, кто будет? Ты что ли?»
Потом колхоза не стало. Степан почувствовал, нет, не свободу, понял, что наступила воля: «А ты моей воле не препятствуй!» У же не нужно вставать по утрам, он мог работать, когда хотел и сколько хотел. Жена, дети, дом, хозяйство…
Но из жизни ушел некий смысл, который раньше был фундаментом всей его жизни. Да, он раньше ругался с председателем и бригадиром, а уж про учетчика и говорить нечего. Но теперь, став человеком вольным, он вдруг понял, что утерял свободу, что нити превратились в канаты и канаты стали невыносимыми, они превратились в цепи. Степан по – русскому обычаю запил. Жена ушла, забрала детей.
…Он проснулся в пустой квартире от непонятного скрежета. Было раннее утро, серенький рассвет пробивался сквозь стекла. Под печкой, там, где раньше лежали дрова, копошилась мышь, не обращая внимания Степана. Спал он одетым. Ему было тяжко, болела голова, тело.
Степан понял, что еще немного времени, и он умрет, умрет где – ни  будь под забором или на этой грязной постели.
Василий Амылин Дневник очевидца стр 15

Он встал и вышел из дома. Утро едва угадывалось среди туманных облаков. Он пошел улицей, местами в окнах горел свет. Что готовил ему нарождающийся день? Похмелье, работу, смысл которой он никак не мог понять, затем снова пьяное забытье?
На пути он увидел разрушенный временем и людским небрежением храм, кто – то бережно приставил к кирпичной стене кованый металлический крест. Он посмотрел на него, потом подошел, с трудом наклонился и закинул его на плечи, как крошни, когда уходил из дома в тайгу.
Сердце, ухнуло вниз,  застучало сильно - сильно, ему стало совсем  худо. И все же он сделал шаг первый, второй…
Мы молчим. У каждого свой крест, и не нам его выбирать. Кресты на церквах, кресты на груди, кресты на могилах.
- А семья, а дети? – тяну я с болью в сердце.
- А зачем я им нужен такой? Заблудший отец? Что я им могу дать? Может бог даст, обновлюсь!
- И куда ж ты придешь?
- Обратно в Россию, - произнес он, - навсегда.
 Ну что ж, я  спорить не буду.
Наши дороги расходятся. Он так и идет по асфальту, прогибаясь под тяжестью креста. Мимо огромного поле с кургузыми посевами пшеницы, погибающее от людского небрежения. Я смотрю ему в спину. Может, мы все несем такой нелегкий крест, ждем обновления? Но почему он несет свой крест на виду у всех? Зачем такая театральность?  «На миру и смерть красна?»
Он все более удалялся во времени и пространстве.
«Год двадцатый, коней одичавших галоп…».
Помочанин …
Против течения
Моей родной деревне столько же лет, сколько и городу  Санкт – Петербург. С той лишь разницей, что расстояние от Москвы до Питера в 10 раз короче, чем до Саян. И еще: за все 300 лет этот огромный край не посетил ни один Государь всея Руси. Лишь В. И.  Ульянов был в этом краю поневоле, да кто бы знал?
Представьте себе: сколько труда и времени должен был положить русский орловский мужик, чтобы добраться до  этого самого форпоста? Каким здоровьем и силой воли нужно было обладать, чтобы охранять русскую землю в глухой тайге, переживая голод, холод и моровые язвы?

Василий Амылин Дневник очевидца стр 16

С другой стороны – я их понимаю. В России – крепость. А тут воля, какая -  ни какая, но свобода. Раздолье. Дичь гуляет под ногами, полно рыбы, ягод, соболя (мягкая рухлядь, высший шик сшить шубу из соболиных хвостов) – вот они, только руку протяни. Втихомолку – есть золото. А золото…
Тесть мой прожил в деревне всю жизнь, исключая 6 летний срок, который провел на Дальнем Востоке. Ему повезло – вернулся без единой медали и единой царапины. Как только до деревни докатилась  коллективизация, их семейство, холостые и женатые,  не долго думая, побросали в лодки свое нехитрое имущество и на шестах, двинулось в путь против течения за сотню верст в верховья Саян. Кто знает, что такое горная река, и как плыть против течения на шестах, тот может
представить, какой это адский труд. Было это в тридцать шестом году. Тестю в то время было шестнадцать, но и в 2003 при воспоминании  о том времени, у него загорались глаза.
- Как – то мне тятя говорит: «Пойдем, Ванятка, одно место  проверим. Пошли ночью, луна. Подошли к сосне, дерн подняли, а там! Прямо руками греби! Я и сейчас могу это место найти».
Но случилась «закавыка». У старшего сына Семена была молодуха -  жена. Был на прииске  начальник комендатуры. И началась у них с Семеновой молодухой любовь. Сами понимаете, работа работой, а тут дело святое. Семен малость жену поучил, но зря он это сделал. Наутро пришли в их избушку солдаты и достали из потаенного места банку с самородками, все, что было нажито непосильным трудом. Не шибко хотелось коменданту марать свое имя, место такое, что желающих хоть отбавляй, и потому дал он 24 часа, чтобы семейство исчезло с прииска. Недолго думая, развалили избу, соорудили плот и в ночь отчалили с берега. Сын коменданта стал впоследствии секретарем райкома, Семен с отцом погибли под Новгородом.
-  Когда меня в армию провожали,- вспоминал тесть, -  вышел я во двор, достал золотинку, нашел в жердине щель, и туда засунул, да щепочкой и приткнул.  6 лет думал, не дай Бог забор сожгут. А когда с войны вернулся, дай. думаю, проверю. Отковырял щепочку – на месте!»
Куда пошло? Через тридцать лет отдал дочери на зубы…
…Пейзаж меняется. Все реже попадаются массивы, все чаще огромные неухоженные  поля, брошенные фермы, сгоревшие полевые станы. Все это по правую руку. Иду «посолонь» по солнцу. Оно то греет мне затылок, то светит в лицо. Вдоль дороги сенокосы. Почему они расположены впритык к «чугунке»? На самых, что ни на есть, неудобицах? Феерическая картина – мимо летят поезда, на платформах супер – автомобили, танки, пушки, контейнеры с разным товаром . А рядом, в двух десятках метров от этого чуда – косы - литовки, телеги, деревянные грабли, женщины, ворочающие навильники с сеном и подающие их на высоту второго этажа.
В поездах – счастливые дяди и тети, радостные, они пьют водку и чай, играют с детьми. Едут артисты, космонавты, начальники, начальники начальников. Ходят в ресторан, ругаются с проводниками из – за несвежих простыней, заводят романы.
А тут… Нужно встать в пять часов, подоить корову. Выгнать ее в стадо, приготовить ужин детям, подать на стол. Хорошо, если есть муж , у которого голова и руки на месте. А если нет?

Василий Амылин Дневник очевидца стр 17

В 1965 году в нашей деревне (в райцентре) телят в холодное время прятали по избам. У нас он жил за печкой. Под кроватью, где спали родители – сидела наседка. И так -  у большинства. А ведь
Гагарин уже слетал в космос. Я помню этот теплый апрельский день. Я почему – то вышел на улицу в фуфайке и кирзовых сапожонках, единственная обувь которая годилась среди весеннего дружного потопа. В руках у меня был флажок синего цвета на деревянной палочке с желтым тиснением «Миру – мир!».
Мне почему – то думалось, что меня должны увидеть из космоса, обязательно, вот такого, в серой  ученической фуражке с желтой кокардой и голубым флажком. Я мало понимал, что такое космос, ракета и Гагарин, но ярко светило апрельское солнце в лазурно – голубом небе, с горки катились
струйки ручейков, и жизнь казалась ясной и счастливой. В те годы  мы все начинали сталкиваться с миром техники: точнее, этот мир постепенно вторгался в наш, исконный мир.
По селу ходили машины с деревянным кузовом и кабиной, звали их «полуторками», окрашены они были в желто – ядовитый цвет. Про эти машины говорили, что их можно было разобрать и собрать одним ключом. Реже мы сталкивались со «стударями», так называли машины американского происхождения. Появились и первые мотоциклы: у соседа был трофейный «БМВ» с белой пластиной на переднем крыле. Но чаще всего мотоциклы, которые в народе кликали «Козликами». У нашего соседа, Михаила, пришедшего с фронта без ноги было чудо – трехколесная машина – «инвалидка», с откидывающимся брезентовым верхом. Заводилась она как – то плохо, и любимым развлечением пацанов было закатывать машину на горку, а затем следить, чтобы это чудо отечественного автопрома завелось. Но главное, о чем я не догадываюсь и по сию пору, как в эту машину вмещались сам водитель и его необъятного размера супруга. И эта машина еще ездила!
В году 1966 в селе, а это между прочим,  районный центр засветился экран первого телевизора.  Дом с телевизором можно было определить по высоченной антенне, примерно с пятиэтажный дом. Мы бегали смотреть, как сквозь незакрытую штору пробивался свет чуда. На экран телевизора, размером с тетрадный листок вставляли пленку, которая выдавала некое подобие цветного экрана. В нашем доме телевизор появился лишь в 1975 году.
Мы тогда все были настроены на будущие великие успехи. Картина представлялась примерно так: хочешь дождь  - нажимай на кнопку, будет дождь. Хочешь вёдро – опять нажимай на кнопку, и вот оно ведро. Сидишь дома – нажал на кнопку: в поле трактор сам  пашет, коров доит робот.
И вообще «Мы рождены чтоб сказку сделать былью». И «На Марсе будут яблони цвести!» «Тебя покорим , Енисей!», «На пыльных тропинках далеких планет…»
Думаю, что не только у меня отложились в голове эти лозунги. Началась бы перестройка в 1985 в СССР, если бы  не пресловутое, впечатанное в мозги: «Нет таких крепостей…»
В Красноярске в 1966 году еще не было автомобильного моста через Енисей. Ездили зимой по льду, летом ставили понтонный мост. А потом – Абакан – Тайшет. И пошло поехало. Старики только качали головами. «Не дело это, неправильно. Не по -  божески!»
Но кто и когда слушает стариков. А тут техника несла массу новых ощущений и удовольствий. Каждому кулику хотелось вырваться из привычного болота: там свобода, там красивые вещи. Не
Василий Амылин Дневник очевидца стр 18

нужно таскать воду из колодца, топить печки. Ходить полоскать белье зимой на студеную речку. Вставать утром в пять часов и идти на ферму доить коров. Махать косой на лугу… Одним словом – работать от зари и до зари. И не гулять.
Мой дед мог позволить на Троицу собраться с соседями на полбутылки водки. Это косушка или 300 грамм в переводе на современный язык. За что получал нагоняй от бабки за пьянство. А как же, если детей в семье  было 8! Чем закусывали? Кусок хлеба, посыпанный солью, и пол – яйца, положенного сверху. Нечто, смахивающее на бутерброд. Ели сначала хлеб, губами отодвигая яйцо, его оставляли напоследок. Но так гулял  дед. Сыновья уже пили по – другому. Один – самый младший, офицер, служивший после войны в Венгрии, сильно пьющий, был убит своим собутыльником и сгорел в котельной… Такова судьба.
…В ту ночь я ночевал, расположившись под копной сена. Покос выходил к железнодорожным путям. И в ночной темноте синие и красные пристанционные фонари походили на фантастические знаки неземной цивилизации. Было тепло – земля прогретая дневным солнцем лениво отдавала тепло. Я спал без сновидений, словно провалился в бездну. Так я спал с армии: только до подушки и уже крик дневального: «Подъем!».
Очнулся я от ощущения того, что кто – то смотрит на меня. Так бывает, когда у человека обостряется чувство опасности. Я открыл глаза: передо мной стояла две женщины: одна молодая, лет тридцати пяти и пожилая, в юбке,  самошитой кофте и  кирзовых сапогах. Они смотрели на меня несколько настороженно. Похоже, это был их покос. Я приподнялся.
- Ты чей? – спросила старая. Чего тут потерял?
Говорила она это скорее для проформы, и так все понятно.
Я пожал плечами: «Ничей я!», дескать. Старая покачала головой: «Ничей, так ничей». Сбросила с плеч котомку и пошла в кусты – доставать инструмент.
Я поднялся, спросонок соображая, что мне  делать дальше. Похоже, я проспал, нарушив правило, подниматься с зарей с ночлега и двигаться в путь. Как теперь быть?
Но все разрешилось само собой. Я уже было двинулся в путь, как услышал: «Мил человек, позавтракай с нами! Поди, не торопишься?». Старая говорила это совершенно спокойно, словно не было ничего необычного в этой встрече.
От такого заманчивого предложения я не стал отказываться. Я понимал, что мне предлагают не только позавтракать, но и стать помочанином, приглашенным работником. Но разве это плохо?