Он

Он был в этом доме почти всю свою жизнь. Его привезли сюда еще ничего не понимающим малышом, и с тех пор он так и жил тут. Проходили года, все вокруг менялось: кудрявый мальчишка сделался взрослым дядей и стал появляться в доме очень редко, порой с какой-то женщиной и двумя мальчишками-сорванцами, мама мальчика из молодой стройной девушки превратилась в умудренную опытом старушку, несколько раз сменились обои, разбитое мальчишками окно заменили. Стало оно каким-то непривычным: с белоснежной и почему-то блестящей рамой. И только Он оставался неизменным. Тополь за окном стал сначала большим, а потом пришли какие-то люди и вовсе срубили его.

Тополь было жалко. Они появились в доме почти одновременно и всегда чувствовали друг к другу особое расположение. Ночь, когда распиленный тополь грудой веток и бревен лежал неубранный под окном, была одной из самых грустных в Его жизни. Грустнее была, пожалуй, только одна, когда хмурые люди в белых халатах уносили на носилках маму курчавого мальчугана. На следующий день ее принесли обратно в каком-то странном красном ящике. Было очень много людей. Некоторые плакали. Больше старушка не появлялась. Сначала Он не мог понять, что произошло, но вспомнил тополь и подумал, что старушку тоже увезли туда же, куда и тополь. Тогда-то Он впервые задумался о том, что придет и его время, и Его тоже отвезут куда-то… Может быть, там он встретиться со старушкой и тополем? Он стал ждать.

Тишина, стоящая в доме после того, как увезли старушку, сначала пугала Его, но вскоре Он с ней свыкся. Ему даже нравилось. Он мог спокойно размышлять и вспоминать прошлое. Правда, продлилось это недолго. В дом приехал один из мальчишек-пострелят. Только был он уже не мальчик, а взрослый дядька. Он начал обустраивать все в доме по-новому: еще раз переклеил обои, привез новую мебель, поменял образ жизни квартиры. Теперь здесь стало появляться много гостей. И только Он остался неизменным. Вскоре в доме появилось еще несколько детей. Почему-то, Он и сам не мог понять почему, дети очень его полюбили: могли часами сидеть рядом с Ним и слушать. А Он рассказывал им сказки, благо он много успел услышать их и от старушки, и от тополя, и даже от курчавого мальчишки. Правда, порой Ему казалось, что они не понимают, что Он им говорит, но им определенно нравилось. Впервые, с тех пор как увезли старушку, Ему было хорошо.

Когда еще через несколько лет хозяин дома начал странно на Него поглядывать, Он понял, что пришел и его черед отправляться вслед за тополем и старушкой. Он испугался, обрадовался и опечалился одновременно. Ему было жаль расставаться с малышами, которые, впрочем, из малышей превратились в красивых юношу и девушку. В то же время Он очень соскучился по старушке и тополю и никак не мог дождаться встречи. И было ему немного страшно: все же Он пробыл тут с самого рождения, а куда-то ехать и что-то менять в его-то возрасте...

Вскоре за Ним действительно приехали. Его не стали пилить на маленькие кусочки, как тополь и засовывать в ящик как старушку. Его просто увезли. Но там, куда Его увезли, почему-то не было ни бабушки, ни тополя. Это был старый дом, и в этом доме было полно таких же, как Он. Все они были такими же старыми, и каждый из них мог до бесконечности рассказывать свою историю. У кого-то они были грустные, у кого-то – веселые. Вот только никто из них не знал, зачем они здесь и что будет дальше. Правда, никто из Его новых соседей не задумывался над этим. Почему-то они либо спали, либо рассказывали свои истории. Впрочем, и сам Он недалеко ушел от них: рассказывал про своих друзей: тополь и старушку ; и спал. Атмосфера нового дома располагала ко сну: здесь был полумрак и тишина. Лишь иногда какие-то люди с почтением проходили мимо них, ведомые одним и тем же старичком, который что-то увлеченно рассказывал.

На улице сентябрь. Еще не тот сентябрь, заливаемый потоками осенних моросящих дождей, но уже и не тот, больше похожий на август. Он вспоминал прошлые сентябри: запах печеных баклажан, дыни, первые желтые листья на Тополе, Старушку, вечно в это время хлопотавшую у плиты и делавшую какие-то заготовки, ; и ему было грустно. Грустно не чувствовать эти знакомые запахи, не ощущать прихода осени: время в этом доме не существовало. Только беспросветная кабинетная пустота и бормотание соседей. Иногда, чтобы избавиться от грусти, Он закрывал глаза и оказывался в своем старом доме. Делал он это все чаще и чаще, и однажды навсегда остался там. Этого никто не заметил: соседи не обращали внимания на то, что кто-то из них молчит, а старичок не умел Его слушать.

Хмурым ноябрьским днем пришли парень с девушкой, которые когда-то очень любили сидеть возле Него и слушать, и долго стояли перед Ним, пытаясь услышать от Него хоть один звук. Весь вечер девушка проплакала. Пожалуй, только она одна и поняла, что Он отправился вслед за своими друзьями.