Виноградная лоза

    Эта история берёт своё начало на заре девяностых. Что касается её окончания, тут я не уверен. Такое ощущение, что процесс прошёл точку не возврата и продолжает ускоряться по сей день.
Итак, в самый разгар бабьего лета «дружная» компания выживших из ума старичков в одночасье подменила цели и задачи целого народа.
Перво-наперво отпала всякая нужда спешить на работу! Бояться профкомов, партийных разносов и прочей социалистической ерунды.
Люди обезумели от свалившихся на их головы «кирпичей» немыслимых свобод и «демо(н)кратических» преобразований. Казалось «веселью» не будет конца!
«А как с трудовой дисциплиной быть? – сомневались самые стойкие - мы с тунеядством всю сознательную жизнь боролись! Изжили! А тут на тебе – «свободы?». От чего «свободы?» …
Когда разобрались и сообразили, что к чему, – всем миром ушли в запой. Пили по-чёрному, трезветь отказывались наотрез! На Россию спустилась кромешная мгла – «эра безжалостных бесов» – официально - «бээсов»!
   
    Историю эту мне поведал Толян, Володькин друг: «С Володькой мы знакомы давно, считай, с самого детства - оба «вокзальские». Звоню ему, интересуюсь: как да что … дела, настроение, планы? 
«Хреново» - отвечает Володька. Он в ту пору шеф-поваром работал на «ХИМПРОМЕ». Подкрались москвичи к градообразующему предприятию, как кошка к мышке, втёрлись в доверие к заводскому коллективу, в городской администрации мосты навели, а за пазухой – до поры, до времени - мыслишки подленькие вынашивали. Уничтожить предприятие любой ценой, чтобы расчистить дорогу китайскому ширпотребу. А «откаты» и прочие «бесовские» бонусы на карман себе, любимому. Чем не бизнес для «новых русских»? Где взрастили, чем опоили этих «новых», откуда завезли на наши головы?
    В первую очередь закрыли столовку, где Володька поварил. Потом какие- то проекты, обещания и, наконец, объявили во всеуслышание: «Кирдык вашему «Химпрому», решение окончательное обсуждению не подлежит!».
А на «градообразующем» сотни видов продукции выпускали, четырнадцать тысяч земляков трудились. Семьи кормили, детей растили, с надеждой в будущее заглядывали.
«Как так кирдык? - вот те раз – оказывается, «свобода» все планы на светлую жизнь перечеркнула? Куда деваться?».
Научился народ без работы выживать - хорошо тайга под боком - хотя, и тайги-то с «гулькин» нос осталось. Тайга пеньками будто слепыми бельмами в небо таращится …
       
    А мы с Володей подумали, подумали, да и решили - пока суть да дело - податься в грузчики в соседний гастроном. Хоть на время … Семьи у обоих. Тут хоть из-под земли, а вынь да положи, какие-никакие гроши …
Директриса долго и подозрительно вглядывалась в наши трезвые лица, наконец, хмыкнула и подписала заявления. Приняли!
Гастроном располагался на первом этаже восьми-подъездного пятиэтажного дома. Сто пятьдесят метров в длину плюс подвальные помещения, два лифта, бесконечное количество отделов, складов, кладовок и подсобных помещений.
Старые работники по одиночке в подвал спускаться не советовали. Позднее мы и сами убедились, что там - в тёплом полумраке коридоров - не совсем чистая сила обитала.
   День за днём - смена за сменой - и мы втянулись в работу. Начали получать физическое и моральное удовлетворение от нашей незаменимости и какой-никакой финансовой защищённости.
Свои плюсы в профессии бесспорно есть, например, думать категорически запрещается. Поднимаем, опускаем, перетаскиваем, загружаем, разгружаем, пересыпаем, переливаем, круглое тащим, квадратное катим … Физика на высоте! Мозг спит! 
Наша подсобка располагалась в подвале. Кабинка для одежды, кухня с печкой на три конфорки, стол, три стула, широкая кушетка и «силы», которые не совсем «чистые» - тут же, по соседству – очень даже пристойно куролесят. Шушукаются в потёмках, стаканами позвякивают, песни народные напевают вполголоса, душевно так. Посторонние не суются, опасаются. Благодать! Работаем без нареканий, претензий к нам никаких! Отрегулировали отношения во всех отделах. И потекла жизнь-работа развесёлая, полупьяная, кругом ответственная и почётная.
   
    С утра до вечера крутимся как заведённые, присесть некогда. И всё бы ничего - так нет же – и тут несправедливость … Неделю работаем – вроде всё нормально. Зато в день получки и аванса исчезало всякое желание укреплять какие-никакие отношения с коллективом. Душевное равновесие испарялось, как кипяток на каменке. Непонятно откуда взявшуюся «недостачу» самым вероломным образом делили на всех. Мы точно знали – «мы не брали», но этот факт мало кого волновал. На наши справедливые возмущения – «ноль» внимания! В наших с Володькой головах - сами собой - рождались «неприличных» мыслей.
О каких доходах – тем более «заначках» – могла идти речь? Дома упрёки, пальцы у виска, кривые ухмылки … справедливые упрёки.
    «Ах, так! - предлагаю Володе - давай пошевелим мозгами, проявим смекалку, чтоб всем, по справедливости». 
Толян замолк. С минуту стоял - не проронив ни слова - что-то припоминая. Грусть и сожаление кривой гримасой сломали улыбку. «Эх жизнь! Это тебе не «скорый» по расписанию, она чаще «литерный» - своего графика придерживается».
Толян улыбнулся и продолжил рассказ: «Замётано – согласился Володя – по справедливости, значит по справедливости! В тонкости вникать не стану. Секреты раскрывать - себе дороже. Чем чёрт не шутит. А как снова приспичит в грузчики? Попробуй выжить, когда кругом одни недостачи. То-то и оно – мы выживали!
А тут одно к одному – подфартило в общем! Вызывает нас как-то директриса. Так, мол, и так - в подсобке скопилось пятнадцать фляг с забродившим виноградом. Надо срочно вывезти куда подальше и выбросить.
А Володька повар классный! «Срочную» на Черноморском флоте, мастерство на камбузе оттачивал. С секретами абхазской кухни знакомился из первых уст, так сказать. А в приготовление «чачи», считай докторскую защитил. Изумительный напиток «чача»! Полезный во всех отношениях, если придерживаться мудрых традиций коренных народов Кавказа. Хорошо, когда всё в меру …
… Переглянулись мы с Володькой и моментально сообразили – «Накрылась наша «карьера» медным тазом». В Сибири виноград, обычно, в граммах вешают, а тут на тебе - почти тонна образовалась, на халяву!   
У меня в то время дом имелся, под дачу. Уютный, тёплый и хозяйство при нём: поросята, куры, гуси, кролики. В магазинах шаром покати, работы нет, а кушать хочется … Вот мы и изворачивались – выживали, одним словом.
Посреди дома семейная гордость – русская печка! Печь настоящий мастер возводил. Такие мастера - в то время - на вес золота ценились, а сейчас и подавно. За неделю работы к еде не притронулся. Пил только родниковую воду, самому под девяносто! Зато печечку по всем правилам печного искусства изобразил. И стекло на «под» били, и фундамент каменный, и лежанку по росту, и глину из особого места возили, и песочек по его подсказке. Много чего для печи русской требуется. А главное, чтобы печник с душой светлой оказался. Нам повезло - печурка получилась на славу»!
   
Толян крякнул с досады: «Продать пришлось «фазенду» … На ощупь тогда жили – впереди никакой ясности. Скакали с места на место, как блоха по я … Перестройка – растудыть твою туды».

Поплевался Толян и дальше говорит: «Распоряжение директрисы исполнять надобно. Машину на стороне наняли, за свои. Конспирация! Доставили фляги с виноградом на «фазенду».
 Чугунную эмалированную ванну (по случаю мне досталась) перенесли ближе к печи, виноград в неё и высыпали. Володька натянул рыбацкие бредни, забрался во внутрь ванны и давай уминать виноград, как Андриано Челентано в фильме «Укрощение строптивой». И ритм такой же подобрал, движения один в один, и песню ... Я залюбовался на него. Такой талант - и в грузчиках!
        - Дай я потопчу – предлагаю свою помощь другу.
        - Неее, у тебя так не получится.
        - Почему?
        - В техникуме кулинарном учился?
        - Я училище военное заканчивал!
        - Во-во! Иди-ка ты лучше, Толян, поросят покорми, пощупай курей для разнообразия. Лётчики налётчики! – веселится Володька.
        - И покормлю …
        - И покорми …
Сами ржем, как дураки. От возбуждения видать и нервов и ещё от предвкушения чего-то значительного … судьбоносного. Были уверены – неспроста мы «Челентану» запели, ох неспроста …
Процесс пошёл! Главное в этом деле температурный режим держать. Десять дней мы поочерёдно этот самый режим контролировали. Потом для верности решили ещё недельку потерпеть. Как раз до получки рассчитали, чтобы с деньгами на руках и без лишних эмоций. Как в воду глядели! Получка оказалась последней, а за расчётом мы из гордости не пошли. Да мы не в накладе остались -  есть хоть что вспомнить.
И время сумели приостановить, и роль свою осмыслили в новом политическом процессе, и к процессу со стороны присмотрелись. С тёплой печи далекооо видать …
    
    Наконец наступил долгожданный и волнительный со всех сторон момент!
Конец ноября. Снежок свежий выпал чистенький, на солнышке блестит, переливается. Небо без единого облачка, синее пресинее. Синички, снегири, голуби, сороки, воробьи - кто на яблоньке примостился, кто на заборе - чирикают на все лады, воркуют, пищат, в окна заглядывают. Волнуется публика - за нас переживает. Шутка ли, тонна винограда в одних руках»!
У Толяна глаза заблестели – говорит, а сам языком прищёлкивает, смеётся … И правда – «есть что вспомнить»!
«Слушай дальше» – говорит.
«Мы, к тому времени, как этой истории случится – тоже, кое-что повидать успели - к жизни с разных сторон присматривались. Но такое с нами точно впервой происходило. Сейчас я с полной уверенностью могу заявить - это был «судьбоносный» день в нашей жизни. Мы оказались на изломе двух эпох. Одна захлопнулась, как мышеловка, а от другой ключи выдали не всем … Мы с Володькой через дымоход проскочили, без ключей.
Под «Бродягу», под «Шаланды полные кефали», под хмельной смех и хмельные слёзы - мы это сделали …
Низкий поклон старому печнику за русскую печь и «директрисе» за тонну винограда».
Толян замолчал. Не просто давались воспоминания. Столько судеб на памяти … Заполошное было время.
   
    «Усадьбу трёхметровым забором обнесли. Дом оказался спрятанным в глубине огорода, за садом. Вокруг двора тоже забор. Чтобы попасть в дом, надо было миновать огород и двор. А во дворе два волкодава вольно гуляют, подходы зорко стерегут. «Тулка» на гвозде, в стволах картечь. Частная собственность. Лучше не соваться!
   
    Самогонный аппарат - по знакомству - на Авиазаводе изготовили. У нас такие «аппараты» влёт уходили, уходят и будут уходить! Очередь за ними – запись - как когда-то в кассу взаимопомощи.
Потравили народ «палёной» водкой, как тараканов дустом. Хорошо хоть инстинкт самосохранения – пусть с опозданием – но сработал. Кто выжил, тот на свой продукт перешёл, окончательно и бесповоротно. Не верят люди, боятся … Из собственного графина куда как надёжней. А простор какой для творческой натуры - фантазируй себе на здоровье, сколь душе угодно.   
… И вот, дождались … закапало!  Потом хрустальная струйка, как горный ручеёк, вырвалась наружу. Мы с волнением разлили прозрачный напиток по хрустальным рюмкам. Володя продегустировал первым.
    - Каков букет, Вова?
    - Да какой там букет? Это ж первач убойный! Мне нутро, будто огнём, опалило! - смеётся сквозь слёзы Володька.

Толян ткнул пальцем в небо и глубокомысленно прокомментировал: «Первач сделал своё дело. Он откупорил нужные каналы нашего сознания, и мы в миг прозрели! Правда жизни предстала перед нами в самом неожиданном виде, считай нагишом!
Информационное поле Земли подключилось к нашему полю, и мы на многие дни погрузились в переосмысление череды исторических событий как местного, так и планетарного масштаба. Люди, государства, континенты … прошлое, настоящее … будущее, как цветное кино, проплывали перед нашими глазами.
Мудрость народов майя - и та - стала понятней для нашего разумения. Голоса далёких предков, их предостережения мы слышали, как наяву. Несокрушимая воля к жизни вошла в наши сердца и согрела их надеждой. Надеждой на то, что Бог не оставит нас!  Мы поняли - «У нас особая миссия, у нас свой особый путь»!
И так, мы с Володькой добровольно избрали путь затворников. Угля и дров навалом, снег для «холодильника» под рукой, ванна с виноградной субстанцией тут же.
Какие могут быть претензии? И к кому?
Никаких и ни к кому! Однозначно»!
         
    Толян зажмурил глаза и почти пропел: «По ночам на чёрном небосводе луна водила звёздный хоровод. Над крышей фазенды парили разноцветные ангелы. Как я жалею, что тогда не имел под рукой цифровой камеры. Чего мы только не видели, с кем мы только не общались.
Политики, философы, полководцы, мудрецы и просто достойные люди. Никто не отказывался поговорить за жизнь. Ни один из них и ни раз ответил своим тостом на наш тост!
Мы свободно перемещались в наше прошлое. Без проблем находили нужных людей.  Радовались возможности досказать самое «главное», переспросить … услышать ответ из первых уст … переосмыслить услышанное!
И в будущее мы тоже пытались заглянуть, но кроме мутной пелены ничего невозможно было разглядеть. Становилось не по себе от жуткого необъяснимого страха. Пустая это затея - решили мы - заглядывать в будущее. Неблагодарная и опасная! Для обычного человека особенно опасная!
Зато с Лениным - как встретились во время первого путешествия в «прошлое» - так и не расставались до последнего дня нашего «заточения». Я всё разузнать пытался как нам пережить это «смутное» время? Даже конспекты поначалу писал под его диктовку. Володька, бывало, отдыхает после дежурства, а мы с Ильичом, стоя на вахте, рассуждаем, рассуждаем … взвешиваем все «за» и «против», и каждый раз выходило не очень …
А когда к нам присоединился и «вождь всех народов», мы решили топить баню. После жаркой баньки да волшебной чачи из запотевшего с мороза графинчика, да под маринованные грибочки, запеченную курочку … под солёные огурчики, помидорчики и, конечно, душевный разговор мы разглядели его! К нам в окно заглянуло Счастье!  Наше народное! Я помню его открытое славянское лицо, голубые весёлые хмельные глаза и улыбка, детская доверчивая.
Где вы такую улыбку в наше время увидите? Я тут на днях около двух часов возле банка в машине просидел. И хоть бы одно лицо с такой улыбкой. Хмурые идут, отрешенные, под ноги глядят. Солнце над головой, небо голубое, а они глазами в землю …
А у нас с Володькой жизнь «Жар птицей» парит! Мы глазами только в небо и таращимся: то на солнышко любуемся, то с месяцем перемигиваемся. Стараемся в тонусе держаться - не переусердствовать - не утонуть в виноградном изобилии.
В начале мы календарь даже вели - связи с внешним миром никакой - дни записывали в школьной тетрадке. Хватились - нет календаря - видать сожгли нечаянно. Давай стаканами считать, бутылками … запутались. Ночь … день … утро … вечер … снова ночь … С Володькой редко видится стали. Не досыпаем – «вахта» все силы забирает. Перекинемся парой слов всё …
В стайке куриц бройлерных под сотню, пара боровков, кроликов уйма и тоже кормить надо. Петух обозлился, петь перестал. Не до песен, когда хозяин дверные косяки плечами выносит. Не простил мне пару курочек -  изловчился и тюкнуть в темя чугунным клювом. Будто молотком огрел …
       
    Как позже мы узнали, к нам не раз пытались пробраться родные люди. Но все попытки оказались безуспешными. Проник дальний родственник, дядя Саня. У него причина на то была веская. Один из боровков принадлежал ему. Дядя Саня прорыл подкоп с тыльной стороны усадьбы - со стороны леса -
Борьку живьём «упаковал», а нам только кулаком погрозил и с сожалением (что ни сам на вахте) процедил сквозь зубы: «От ваших рожь поросёнок килограммов десять потерял … Эх мне бы … с вами … Эх!».
    А бритву мы, и правда, не прихватили. Это самое большое упущение в наших сборах.
Дядя Саня кое-как усадил борова в сани, укутал клетчатым платком и накрепко примотал бельевой верёвкой к спинке саней. Ноги связал попарно вонючими портянками. Сани железные, крепкие. Бочку двухсотлитровую с водой спокойно везут, для них схуднувший боровок - баловство, а не работа.
Повёз своего ненаглядного через весь город, видать докармливать на четвёртом этаже «хрущёвки». Со стороны посмотреть – так и есть -  заботливый дед внука из садика забрал.
    Мы с Володькой от хохота в снег повалились. Ржали до икоты, слёз и коликов в боках. Даже протрезвели малость – так нам хорошо было на морозном воздухе.
Подкоп тут же ликвидировали и продолжили колдовать над русской печкой.
   
Недоверчивые обычно крысы - после недельной кормёжки качественными продуктами - ходили по комнате, не обращая никакого внимания на нас. «Мы одной крови» - читалось в их глазах. Они будили нас, когда надо было «перезаряжать» процесс, брали еду с руки, а по ночам заботливо подтыкали под бока солдатским одеялом.
Очень умные твари. Обескураживало то, что мы никак не могли запомнить их по именам. Это нас поначалу смущало, но крысы сообразили, что мы не нарочно и успокоились.
Вместе с ними мы смеялись … и спорили на разные житейские темы.
Ильич во всю потешался, с интересом наблюдая со стороны за тёплыми доверительными отношениями между нами. И смеялся так весело, так заразительно, как умеет смеяться только он, наш Ильич».

Толян тоже хохотнул и серьёзно: «А мы с Володькой в толк не возьмём - лица с экрана знакомые смотрят, говорят по-русски - а смысла не понять.
«Или не русские они»? – интересуемся у Ильича.
А Ленин в ответ: «Ка(г)тавят? Значит наши волжские – мои земляки – «самаритяне!».  У самого слёзы на глазах. «Вот народец эти русские. Историю учите! Учиться, учиться, учиться! Кто завещал? Правильно, я завещал! А вы? То-то и оно – лень матушка! Теперь расхлёбывайте. Всё что кровью предков завоёвано - в один день про … ли».
Толян повернулся на запад: «Ну ладно бы немцы напали, поработили, вкалывать заставили на свой манер. Так нет же, не до нас немцам. Они после сорок пятого ещё не очухались.
Выходит, за грехи наши, за легковерие воздаётся нам. И снова по живому …

    А если подумать, неужели не смогли бы - то что десятилетиями создавали, чем гордились заслуженно - приспособить под новую «эпоху»?
Территорий у нас ого-го! Места - и для демократий разных мастей, и для социализмов - предостаточно. Мы же умные! Обозвали бы эту самую демо(н)кратию - «трижды демо(н)кратией» или «четырежды коммунизмом». И живи, не хочу! Катайся друг к другу в гости, обменивайся опытом. Выходит не умные, выходит круглые дураки.      
       
    В конце первой недели наши жёны, матери, тёщи уговорили батю пробраться к нам «в укрепрайон» и разведать обстановку. Убедиться, так сказать, на чеку мы или расслабились от сытой жизни? Жива ли скотина, целы ли кролики и куры? И вообще - разобраться на месте - свои оборону держат или кто чужой прячется за высокими заборами?
Отец в разведку завсегда - без лишних уговоров - в первых рядах. Я весь в него уродился. Тоже, хлебом не корми, а в разведку дай сходить.
Мой батя, Михаил Степанович, - фронтовик, военный моряк. Наши заборы для него – баловство - не преграда! Очутившись в нашем «тылу», перво-наперво он порадовался за нас.
Ответственное отношение к любому делу - особливо к такому деликатному, как наше - он оценил с первой взгляда».
Толян смахнул слезу и крякнул от переполнявших чувств:
«Мы прослезились от радости, обнимая друг дружку, и заглядывая в родные глаза.
Отец поинтересовался:
   - Ну, ты как, Толяха, не притомился без выходных-то?
   - Притомился, батя, - чего греха таить. А куда деваться? Надо! – отвечаю отцу.
   - Ну, это и понятно. До последнего патрона и от штыковой не прячетесь! -  ухмыльнулся отец в седые усы.
Щас полегче станет. В три–то смены, куда как веселей, нежели через сутки горбатиться.
  - Это точно, это так… -  закивали мы с Вовкой крепкими лбами. Мы уважали, уважаем и уважать будем своих родителей. Отцы наши были мужики с понятием.
    День клонился к вечеру. Банька пыхтела жаром. Приготовленная «шеф-поваром» курица млела под золотистой корочкой, поджидая честную компанию к праздничному столу.
 
Мы от души попарились – повеселели - разговелись от горячего берёзового духа. Друг на дружку не налюбуемся. За стол с шутками, прибаутками усаживались. В первую очередь мы с Володькой поинтересовались о событиях в стране и за рубежом. Удержали ли курс? Приживается ли демо(н)кратия у нас? Хорошо ли «наши» сторожат колыбель «уродца»?
Отец ответил коротко и емко, как очередью из «калаша» жахнул. «Коммунисты - мать вашу - скурвились … Проглядели говнюков. Хорошо хоть дед не дожил до такого позора. Помер бы с горя! Сталина на вас нет су … продажные!». Погрозил пудовым кулаком в сторону запада и прохрипел срывающимся голосом: «Внукам пустыню оставим выжженную, вот уж «спасибо» нам скажут».
Разлили солнечную «чачу» по хрустальным рюмкам и подняли тост за просветление умов и процветание отечества! Вдоволь наговорились, насмеялись, прослезились (не без этого) и приступили составлять новый график дежурств. В нашем полку прибыло! Как ни крути, а подмога пришла вовремя!
    Постепенно и батька втянулся в процесс. День … ночь … день … Будто у домны стоим - не отойти далеко. За качеством следим - держим градус - и с производительностью у нас порядок. Любые стандарты, как говориться, если смысл на лицо!
    Ильич тут же. Они с отцом крепко сдружились. Вместе дневали, вместе ночи коротали. В разговорах, спорах - когда и в претензиях - с первого дня и до последнего. Он и после - по прошествии времени - частенько к нам заглядывал. Не смотри, что вождь мирового пролетариата - подружились, считай, на всю жизнь. Бедный так и бродит по земле русской - от одного бедолаги к другому - поддерживает, чем может. Где словом добрым, где советом дельным, а где и сам - за компанию – хлебнёт чужого горя. Душевный мужчина! В скитаниях столько всего повидал - многое переосмыслил - не один год над ошибками работает. Цены бы ему не было - будь он сейчас у руля.
Сидим как-то ужинаем, после баньки, а Ильич серьёзно так: «Удивительный вы народ, сибиряки, - не унываете - полюбил вас! Не далёк тот час, когда я вернусь, к вам в первую очередь загляну! Примите?» 
И так он это сказал, так улыбнулся … так, что у нас по спинам мурашки побежали. Одно слово - Вождь!
    А мы попривыкли - втянулись под хмельком жизнь коротать. Когда в стакане солнышко абхазское играет, веселей груститься о смыслах внутренних и о внешних, в том числе.    
   
Люди русские! Где ещё таких людей встретишь? Добрые, отзывчивые, на контакт легко идут, а под хмельком, тем более. Доверчивые очень – вот незадача!
Ильич нам наказывал: - «Потерпите. Когда и «под хмельком» можно, но не переусердствуйте! Продукт только свой употребляйте, доморощенный. И нервы сбережёте, и здоровье, и генофонд сохраните, и мозги. Всё образуется. Какой бы у нас курс не выбирали - всё одно - конечная станция «колхоз» окажется.
«Почему?» - спросите вы. Ответ известен. Верхи жиреют и деградируют, а низы - от унижения - звереют и объединяются. Я вернусь, и это произойдёт совсем скоро!».
    Толян неожиданно, глядя мне в глаза, спросил: «Ты думаешь меня того – «белая и горячая» посетила? Ошибаешься, брат, - я в здравом уме и твёрдой памяти был. Я и сейчас всё до мельчайших подробностей помню.
«Пороговое состояние»! Такой диагноз Россия сама и поставила себе. Перешагнём «порог» … а там уж с нами не договориться, рубашек смирительных не напасёшься. А Ильич подоспеет?» …
Толян смеялся … А я диву давался - как складно он излагает свою историю. И свою ли?
А он продолжал – то ли шутя, то ли всерьёз – я перестал понимать: «Вот только незадача, сахар дорожает и дорожает. Но тут ничего не поделаешь, родную экономику надо поддерживать. Научились без заводов, без фабрик обходиться, вставать не по гудку приспособились. Звереем потихоньку без коллективной жизни - без профкомов, завкомов, без общих собраний - говорить разучились. Мычим - не разобрать что - пополам с матом. Книжки по гаражам пылятся, на стенах «плазмы» - и из них - пополам с матом. Ленин предупреждал: « … нас унижать … мы звереть и объединяться».
Капает по ночам силушка народная, приглашает соседей для разговора задушевного, укрепляет сердца удалью молодецкой. А где и пустоту бытия подзабытой ленинской философией заполняет. Просветление наступает по-разному. Кто-то через запой к свету, другой через глубокий самоанализ исторических фактов. Но в конечном счёте - к тем и другим - через полное и добровольное протрезвление.
Капает самогоночка выгоняя людей русских на мороз под звёзды. Туда, где ангелы крылья раздают и где лицом к лицу со счастьем знакомятся -голубоглазым, краснощёким, с детской улыбкой на устах».
    Толян снова оттопырил палец: «А тут ещё американцы выдумали «замануху», интернетом называется. Смеются над нами, наивными. Развели по квартирам и «втирают». Вы, мол, господа хорошие, благодаря нашей передовой мысли, можете общаться со всем прогрессивным человечеством, не выходя из собственной квартиры!
Я, конечно, извиняюсь, но посуди сами. Это как же мы с ними сможем общаться, если с нашей стороны капает, а с ихней только закусывают? 
Очередная «дурилка» для нас легковерных! Пялимся на эти экраны-мониторы, стучим по клавишам, шепчемся с «прогрессивным человечеством» до полного интима. Нет чтобы обнять, в глаза посмотреть, руки соединить, завиток расправить!  Куда там … Из реальной жизни в «виртуал» проклятый переселились. На кой они нам такие псевдо-технологиями? Боятся в чистом поле, да в открытом бою. Занервничали, когда мы ихний «Роял(ь)» отвергли.
Мы же, благодаря нашей наивности, до сих прислушиваемся, о чём листочки на берёзке шелестят и пчёлки на лугу жужжат. Это ли не счастье, когда всем не всё равно? Когда слышим и приходим? К тем спешим, кто о помощи взывает и к тем, кто радостью готов поделиться.
       Ильич вон напоминает: «Не забудь, говорит, расскажи обо мне!». Прощение просит за неоправданную жестокость, за ошибки, за предательство соратников и … многое другое. Просит ни о чём не умалчивать, не принижать, чтобы всё по-честному. «Правду» требует вернуть на законное место. Хватит вещать ложь пополам с матом!
Мы с ним после нашего посвящения в демо(н)кратию, крепко сдружились. Это ж надо такому случиться: «Мы говорим «курс», а подразумеваем Ленин!» Неужели по новой: шалаш, броневик, Смольный? Жуть берёт»!
    Толян прищурился и чуть (кагтавя), заверил: «Обязательно напишу, товарищ Ленин. Прежде с Вами посоветуюсь. Соберусь с мыслями и непременно напишу!».
И подвёл итог!
К завершению нашей - со всех сторон почётной вахты – мы подустали, конечно! Зато повзрослели и в политическом, и житейском смысле.
Эвакуировали нас с комфортом. Пока я отсутствовал по уважительной причине, свояк купил красный японский авто - «тойота-королла» называется.
Процесс и тут сдвинулся с места! Это уже внешняя экономическая политика развернулась лицом к стране восходящего солнца, где машины с неправильным рулём изобретают люди с правильной демократией».
   
Многие подробности из рассказа Толяна (моего тёзки) я опустил. Материала этого на повесть хватит или рассказ многоглавый.
 А закончил Толян так: «После того как я понял, что переходный процесс завершён и мы с Володькой проскочили в эту окаянную демо(н)кратию, я завязал! Захотелось запомнить и донести до потомков, чтобы хоть они не вляпались в тоже дерьмо. Предупреждён, значит вооружён! 

Дом продали, купили дачу на берегу таёжной реки. Много чего перепробовали в новом государстве со старыми привычками. Смех и грех с этими демократиями …
Одно характерное отличие всё ж таки закрепилось – в грузчики теперь принимают только при наличии диплома о высшем образовании. И желательно с опытом работы на руководящей должности.
Мне приятно - мы с Володькой были первыми! …

2009 год.