Червивое яблочко от кривой яблоньки

– Мне сейчас Ирка звонила. Сегодня ночью Ленка повесилась… Та, псковская…

– Что?..

– Ну, ты поняла…

Поняла.

Хэппи энда не случилось.

А ведь как благостно все начиналось…

Самое прискорбное, что и я здесь руку приложила. Проклятая профессия! Ради красного словца, ради желания пощекотать лишний раз нервишки читателей не то что родного отца не пожалеешь. И себя, любимую, в расчет не берешь, в который уже раз оскверняя душу грехом лжи. Ну, может быть, и не такой уж прямой лжи, но ведь когда выдаешь желаемое за действительность – разве это не ложь?..

А тогда, лет …надцать назад, мне очень хотелось верить, что проститутки идут на трассу не по призванию и лени, а исключительно потому, что колхозы развалились и бедным девочкам никак не наняться доярками и телятницами… И хотелось верить в то, что можно воспитать и вырастить нормальным человеком младенца из антисоциальной семейки, дитя бездельников и алкоголиков…

И врачу-педиатру районной больницы не надо было долго уговаривать меня написать слезливый материал о чудесном, абсолютно здоровеньком ребеночке, отнятом – вот горе-то какое! – у гулящей и пьяной, но еще молодой матери…

Написала. Помню, назвала его: «Чтобы сказала: «Мама…» Опубликовали. И попалась, как на грех, эта публикация на глаза моей соседке, у которой была в Пскове бездетная подружка Ленка, тоскующая по материнству.

Случайно знаю совершенно точно, что решиться на этот шаг – взять на воспитание чужого ребенка – ответственной и серьезной женщине было нелегко. Но – решилась.

К делу подошли фундаментально. Девочке поменяли не только фамилию-имя-отчество, но и дату рождения. Чтобы следы понадежнее замести. Чтобы биологическая непотребная родня никогда не нашла дорогу к приемной дочери Ленки…

И вскоре моя соседка, размахивая фотографиями, хвасталась Ленкиным приемышем.

– Такой ребенок… Ну такой ребенок! Захочешь – такого не родишь!

А меня в лице уже несколько подросшего расхваливаемого дитяти настораживала некая нетонкость черт, поневоле заставляющая вспомнить воспитанников нашей школы-интерната для социальных сироток. Но раз все так хорошо, все просто замечательно, значит, я неправа…

Со временем мои контакты с соседкой истаяли, сошли на нет по причине отсутствия общих интересов – я категорически не хотела принимать участия в ее буйной так называемой семейной жизни – с пьянками, драками, примирениями и прочей экзотикой.

Как сейчас помню: в нашу дверь ломится ее сожитель (соседка по обыкновению забаррикадировалась в своей квартире), чтобы попытаться с нашего балкона перелезть на Иркин. Из одежды на мужике одни ярко-красные подштанники нараспашку, держащиеся только на причинном месте… С нашим балконом номер не прошел, и тогда он умудрился спуститься с крыши дома на балкон квартиры, находящейся над жилищем соседки. Представляю, какой это был сюрприз для почтенной вдовы Людмилы Михайловны, среди зимней ночи обнаружившей на своем балконе полуголого мужика! 

В моем же доме, который моя крепость, не принято даже разговаривать на повышенных тонах. Неудовольствие в нашей семье проявляют поджатыми губами и устремленным мимо взглядом. Не знаю, хорошо ли это. Но лично мне так удобнее.

Словом, что и как на протяжении многих лет происходило в семье Ленки, воспитывавшей приемную дочь, я не знаю. Время, однако, неумолимо шло…

Со слов сестры, разговаривавшей после трагической ночи с соседкой Иркой, мне известно только, что приемной дочери ее подруги крышу сорвало с наступлением периода подростковых гормональных бурь. И напрасно взывала к рассудку юницы ее несчастная приемная мать. И прахом пошли годы безмятежного бытия-жития, и рассыпались песком все воспитательные конструкции, которые на протяжении полутора десятков лет трудолюбиво воздвигала Ленка, по профессии педагог…

Об учебе было забыто, начались пьянки, гулянки, воровство… Короче, привет от родимой матушки, лишенной родительских прав.

В петлю же Ленку загнало чувство вины. Она сочла, что не справилась с воспитанием потому, что делала что-то не так. Что-то упустила. Надо было иначе…

Да, надо было иначе. Надо было порвать газету с моей слезницей и подобрать на улице бездомного щенка. Он смотрел бы в глаза и лизал бы Ленке руки всю свою жизнь. Из благодарности.

Как ни грустно это признавать, но черного кобеля не отмоешь добела. И яблочко от яблоньки недалеко падает. Правы старые пословицы. И новая тоже. Про то, что ген – не червяк, пальцем не раздавишь.
 
Варлам Шаламов писал, что в местах не столь отдаленных он в большом количестве встречал воспитанников известного всем педагога и воспитателя Макаренко, загремевших туда по уголовным статьям. Антисоциальное поведение человека не только неискоренимо, если уж привилось, оно еще и обусловлено генетически. Увы.

Так что не смотрите в печальные глазки социальных сирот. Не примеряйте на них свои мысли и чувства. Вам все равно никогда не прочесть того, что на самом деле скрыто в этой маленькой черепной коробке, под шапкой очаровательных, может быть, кудряшек, каштановых или белокурых. Это ходячий ларец Пандоры. Не рискуйте. Не ждите, пока он откроется.

Отвернитесь и пройдите мимо. Как бы ни щемило сердце.

И тогда провал воспитательной миссии, сознание своего полного бессилия, растоптанные родительские чувства к приемышу, попранная любовь, если хотите, горькое сожаление о бессмысленно потраченных времени и усилиях не рухнут однажды вам на голову. И не покажется в черный час отчаяния петля единственным возможным выходом.