Маленькая речка

Жила-была речка. Она была такая маленькая, что никто из людей и не подумал бы наносить ее ни на одну, даже самую подробную, карту мира. Потому никто и не заметил, что она пропала.
Как и всякая речка, она родилась маленьким родничком у подножия горы. Все реки рождаются в горах, и если ты увидишь, что река начинается на равнине – знай, что когда-то здесь тоже были горы.
Как и всякая речка, в юности она неслась вперед, не выбирая дороги, снося на своем пути камни и промывая себе в скалах прямое русло. Лишь бы быстрее попасть на равнину, а там – в море!
Как и всякая река, с возрастом она выбралась на равнину, стала постепенно замедлять свое течение и выбирать уже не прямой и короткий путь, а тот, что попроще, начала все чаще и чаще петлять, образуя извилистые излучины, затоки и рукава.
Как и всякая речка, потом она стала течь еще медленнее, ей стало трудно промывать себе русло и она пользовалась тем путем, который вызывал затруднений меньше всего. И путь ее стал извилист, дно покрылось илом и водорослями, а берега поросли камышом и осокой. Она стала более забывчивой и часто забывала где только что текла, стала терять рукава и затоки, которые становились старицами, медленно превращаясь в болотца… Теперь она уже текла не к морю, а просто текла себе и текла, не задумываясь о том, куда, собственно, течь. Часто с возрастом забывается что-то самое главное. Или что-то, что таким казалось когда-то…
Как и всякая речка, эта речка состояла из множества ручейков. Ручейки, как и все дети, любили играть в догонялки. А разве можно молча убегать друг от друга и втихомолку прятаться за блестящие бока рыб? Нет, конечно! Так совсем пропадешь от скуки. Потому они и смеялись. И от этого сама речка довольно журчала, переливаясь рябью у берегов.
А по берегам росли ивы. Они очень любили ловить своими пальцами зазевавшиеся ручейки и потому все время стояли, опустив пальцы в воду. За это речка их все время ругала, ведь они могли просудиться. И хоть деревья не могут охрипнуть, речка все равно им говорила: «Простудитесь и охрипните»! Ей всегда хотелось казаться строже, чем она была на самом деле.
А однажды к речке пришли люди. Когда-то раньше речка, конечно, видела людей, но так давно, что она и не помнила этого. Она, наверное, тогда была еще совсем родничком. Люди оказались довольно славными и, в общем-то, милыми существами. Они красиво и переливчато смеялись и так здорово играли на гитаре, что речка подарила им за это несколько рыб.
Люди собрали на берегу сухие коряги, за что речка была настолько им благодарна, что чуть не сказала «спасибо». Но вовремя сдержалась. Интересно, что бы люди подумали, если бы с ними вдруг заговорила вода?
Собрав коряги, люди затопили всю речку таким вкусным запахом ухи, что речке тоже захотелось ее чуть-чуть попробовать, но она вовремя вспомнила, что речки не умеют кушать. Полезно все-таки делать все вовремя – тогда не попадешь в неловкую ситуацию.
Вот бы научиться…
Потом наступил вечер. Люди стали укладываться спать и только двое сели под старой ивой у воды и просидели возле едва тлеющего костерка до самого утра.
Речка не хотела им мешать и разогнала всех рыб по омутам. А ручейкам сказала, чтоб они прекращали баловаться и немедленно укладывались спать. Итак уже намотались за день и измазались илом. Если бы у ручейков были уши, речка так бы им так и сказала, что они уже измазались по уши.
Просто она любила свои ручейки, а потому часто на них журчала. Как все мамы на свете.
Солнце едва заметно зевало над притихшей речкой – сегодня перед сном оно светило чуть слабее, чем обычно, чтоб не мешать уснувшим людям. Тени, хоть они очень пугливы, стали потихоньку выползать из-под коряг и ложиться на землю.
Тоже спать.
И только летучие мыши неслышно носились над засыпающей речкой.
А рано-рано утром, когда засоня – солнце еще только сбиралось встать и едва начало поднимать с подушки горизонта красное ото сна лицо, люди ушли.
Было еще совсем тихо и в рассветном мире слышно было только как над водой поднимается теплый предутренний туман.
Речка проснулась от того, что какая-то рыбина так громко плюхнулась в самой ее середине, что круги по воде побежали аж до самых дальних ив.
Круги на воде живут очень недолго и потому всегда торопятся: они хотят добежать до самой дальней ивы и вернуться назад.
И никогда не успевают.
Речка проснулась.
Но ей что-то не давало покоя.
Так ноет коленка, ушибленная вчера во дворе, когда за беготней совсем этого не замечаешь.
Речке чего-то не хватало. Как не хватает того, без чего нельзя, без чего невозможно, но никак не поймешь без чего же именно.
Речка поняла: ей не хватает людей.
Она надеялась, что люди снова скоро придут и приготовила для них самых крупных карпов. А людей все не было и не было.
Так прошла неделя. Потом еще одна. И еще… Речка совсем притихла. Как заболела. Так привязываться могут только речки и дети. Она за это время так изменилась, что ручейки, которым она конечно же ничего не сказала, разбрелись по дальним омутам и там расспрашивали огромных сонных сомов что случилось с речкой. Сомы только лениво поводили хвостами и отворачивались. Какое им до этого дело?
Речка собралась в небольшое круглое озерцо.
Так женщины поджимают под подбородок коленки и сидят вечером на подоконнике, глядя немигающими глазами во двор.
Речка так притихла, что утки, которые жили в ее камышах, решили, что пришла осень и им пора собираться на юг. Она совсем перестала журчать на свои ручейки, которые теперь тоже не носились друг за другом с утра до поздней ночи, а сидели в омутах, тихо переговариваясь между собой.
Так дети сидят по темным углам комнаты и терпеливо ждут когда же их мама, наконец, выздоровеет.
Ивы обступили свернувшуюся речку и опустили в нее свои пальцы. Скорее по привычке, чем из желания ловить ручейки. Какие уж тут игры!
И вот в один из таких дней в речку вернулся один из ее ручейков. Теперь это уже был сильный ручей, который в скором времени сможет стать большой, самостоятельной, солидной рекой. Он вернулся с учебы, куда каждая речка отправляет свои ручейки, когда они достаточно подрастут. Этот ручей получил высшее образование. В самом прямом смысле этого слова. Он все это время был облаком и учился в небе. Когда же он исполнил самый красивый на курсе выпускной закат, самую большую двойную радугу и самый веселый слепой дождь, его отпустили работать куда он сам пожелает. После распределения другие ручейки попали работать кто куда. Кто – ливнем в сад, кто – снегом на горные вершины, а кто – просто дождем в море. Бессмысленно, но надежно. В воде-то точно не пропадешь. А ручей попросил меня после небольших каникул взять его с собой в пустыню. Речка всегда так ему и говорила: «Если от тебя нет никакой пользы, то какая же тогда от тебя польза?» Он отказался от блестящей самостоятельной карьеры солидной реки пожелал работать со мной.
Его товарищи посмотрели на него, как другие ветры смотрят на нас с Вестом.
Провести свои короткие каникулы ручей полетел к своей речке, домой. Он возвратился туда, где он еще ручейком впервые увидел солнце, где прошло все его детство. Туда, где однажды утром он впервые легким туманом поднялся к небу и тут же рухнул росой на прибрежный песок. Туда, где он впервые познал высоту и впервые испугался ее.
Он долго метался по небу одиноким облаком в поисках своей речки. Летал и узнавал, узнавал, узнавал все вокруг. Все, кроме стоячего небольшого озерца, в котором никак не мог признать свою собственную речку.
Когда же поздно вечером в поисках ночлега он спустился чуть пониже, то только по старой иве, которая чаще всего его ловила в детстве, он узнал свою речку! Нежданным ливнем он бросился к речке. Так дети бросаются на вокзалах к родителям после длинных-предлинных летних каникул.
До самого утра ручей рассказывал речке и своим младшим ручейкам про учебу и про то, как он полетит на юг, в пустыню, как прольется дождем на раскаленный песок и как потом станет – обязательно станет! – в пустыне деревом.
Ручей до утра рассказывал речке про то, как здорово взлететь над землей, не думая о том, что это опасно, не думая о том, что можно упасть.
Упасть не можно, а нужно!
Нужно хоть раз в жизни пролиться дождем, чтобы потом прорасти пусть даже простой степной травой. Для того и летают облака даже когда станут тучами. Для того их и носят ветры на своих плечах, хоть и сами ветры не всегда об этом помнят.
Не от того ли, что мы мечтаем, все мечты когда-нибудь, да сбываются? Правда, если веришь, ну, не очень, то и мечты сбываются как-то не так. И когда-то не тогда…
Ручей рассказывал, как по пути домой он видел много разных городов. Больших и маленьких. И в каждом из них так много людей, что просто диву даешься как они умудряются не расшибить друг другу лбы в вечной городской толчее, когда по утрам они безоглядно несутся на работу, а по вечерам так же безоглядно – домой.
Когда же они живут?
Наверное, когда приходят к речке и сидят до утра под старой ивой у самой воды.
Под утро речка решилась. Надо побыть немного облаком (тем более ручей говорил ей, что это совсем не страшно), чтоб потом пролиться дождем в каком-нибудь городе и стать там озером. Тогда люди, хоть немножко, поживут. Они смогут приходить вечером к воде, будут смеяться, петь песни и варить уху. А речка для этого будет им давать немного своей рыбы. Она уже умеет это делать!
Наступило утро. Одно из таких, в которые появляются на свет легкие бризы, чтоб потом возмужать и стать настоящими ветрами. В такое же утро, над этой самой речкой когда-то появился и я…
Ручейки, те что постарше, поднялись над речкой легкими облачками, и ухватившись за юные бризы, те что посильнее, разлетелись в разные стороны искать город.
Речка долго не могла решить что ей делать с ивами. Она привыкла к ним и не представляла как же она теперь одна-то? А как же они? Но ивы, как оказалось, все уже решили между собой. Когда речка облаком полетит в город – они пойдут следом. Хоть это далеко и хлопотно, хоть ивы совсем не привыкли ходить, они не смогут без речки. Как это глупо – расставаться со старыми друзьями! Чтоб не потерять их навсегда, стоит заставить себя сделать что-нибудь непривычное. Например, научится ходить. Или строить мосты. Или рисовать. Да хоть что-нибудь!
К полудню ручейки вернулись и рассказали куда надо лететь. Речка, как заправский полководец, или как женщина, которая на кухне готовит новогодний ужин, – а это почти одно и то же – собрала вокруг себя ручейки и ивы и всем подробно рассказала кому, когда и что делать. Когда наступит ночь речка поднимется облаком и будет ждать попутный ветер. Не слишком сильный, чтоб ивы не отстали по дороге. Она решила прийти в город ночью потому, что ивы, марширующие по дороге колонной среди бела дня, могут ненароком испугать кого-нибудь. Это во-первых. А во-вторых, потому, что подарки лучше делать с утра. Тогда весь день будет праздничным.
Наутро, после того самого дождя, который лил всю ночь с четверга на пятницу, и который накрыл собой весь небольшой провинциальный городишко, – наутро прямо перед зданием старого городского театра стояло озеро. Настоящее озеро, со всех сторон окруженное ивами. Они стояли, опустив ветви в воду, будто здесь и выросли! По озеру плавали дикие утки и даже один лебедь. Откуда он здесь появился так никто и не узнал. Ни речка, ни ручейки. Никто. Только я знаю, что это дальний родственник того самого Гадкого Утёнка, историю которого Андерсен рассказал людям, помнишь?
Что ни говори, а чудеса, хоть и редко, но случаются. Правда они случаются не сами по себе. Надо своими руками сделать хоть одно, пусть даже очень маленькое чудо – тогда, быть может, проснутся и все другие чудеса. Если они вдруг уснули.
Люди ходили вокруг озера и говорили друг другу: «Да ведь это же чудо! Настоящее чудо! Прямо, как в сказке!»
Странные они всё-таки… Попробовал бы кто-нибудь им рассказать про то, что было на самом деле – ни за что бы не поверили! На смех бы подняли, как архивариуса из истории про Тоомаса. Или посмотрели бы, как на ручей все его соученики. Или на нас с Вестом остальные ветры. Уж и не знаю, что лучше. Когда так смотрят или когда смеются. Впрочем, лучше когда смеются! Лишь бы людям было хорошо. Хорошо же, когда хорошо. Это только когда плохо – плохо. А когда просто хорошо – тогда просто хорошо!
Правда, не бывает так, чтоб хорошо было всем. Во время дождя протекла крыша в старом театрике и сгорела вся его электропроводка. Так что директору театра пришлось срочно менять фонари. Благо, новые привезли еще неделю назад…
А речка? Она долго, очень долго стояла озером напротив театрика, а потом куда-то улетели утки.
А потом лебедь.
А потом и сама речка куда-то подевалась.
То ли ручейки подросли и, оседлав ветры, разлетелись по всему свету, то ли самой речке надоело, что в нее все время бросают окурки… Что ни говори, а в этом городе было все-таки скучновато. В нем только всего и было-то, что старый провинциальный театрик, в котором раньше жил старый театральный фонарь общего света.
Примерно так думали люди. И, людям, им совсем не обязательно знать, что они были неправы.
На самом же деле речка отправилась путешествовать по другим городам. Не потому, что здесь ей не нравилось, нет! Здесь было хорошо. Она и не думала обижаться на окурки. Они все равно размокнут, потонут и станут обычным илом, в котором живут раки и из которого вырастают лилии. Просто речка вспомнила, что сама втолковывала своим ручейкам еще с родничкового возраста: «Если от тебя нет никакой пользы, то какая же тогда от тебя польза?» И подумала, что чудо перестает быть чудом когда к нему привыкают.
Когда к чудесам привыкают, тогда и появляются в речках окурки.
С тех пор речка стала облаком, как ее научил ее же собственный ручеек, и путешествует с попутными ветрами. Она странствует по свету, что бы однажды утром ты увидела за окном вместо унылой, пыльной площади озеро. Вокруг озера будут стоять ивы, опустив свои пальцы в воду.
И по озеру будут плавать дикие утки.
И лебедь.
Он обязательно прилетит.