Адепты

Мои избранные авторы назвали своих избранных. Я чуть было не поддался слову «любимых».

Хотя, при правильной интонации, так и должно звучать.
Автор, с которым общаешься посредством книг, не может не быть любимым.

В перечислении избранных, названных мной адептами прозвучали великие и значимые и для меня имена.
К такому сонму будет добавлено имя американского литератора Курта  Воннегута, как я считаю, заслуженно. Его роман «Синяя борода» - лучшее из прочитанного мной за последние десять лет.

А за эти десять лет были такие великие как Гюнтер Грасс с жестяным барабаном, Герман Гросс со степным волком и Стивен Хоккинг с его бездонным небом.

***
Ответ на поставленный мне вопрос о работе руками:
- я всегда мою пол с чувством, что делаю что-то полезное и нужное, - Курт Воннегут.

***
- вижу своё самоопределение во выявлении самых лучших, это наверное самое дерзкое из сделанных заявлений.

Как бы вы выявили лучшего из лучших? Здесь, на Прозе сотня тысяч прекрасных слов и глаз.

Яков Переступ своей системой определения координат в любом подобном количестве, всё расставляет с ног на ноги и тем намечает некую нить.

Ось! - скажу я, как русский человек, указав на неё пальцем.

Вдоль всей этой реликтовой оси будут лежать имена и судьбы. Будут последствия страданий миллионов и миллионов.

Но определяющим в книге "О самом важном" будет то, как определить своё положение по отношению к себе и миру.

Яков Переступ в этой книге свои два вопроса очертил так: духовность и бездуховность.

Его система оценок духовного и бездуховного беспрекословна.

Расскажу вам небольшую историю:

Якову Ивановичу довелось быть туристом в Германии. Будьте уверены у него на плече была сумка в которой было несколько книг, немного бумаги и горсть авторучек. Если это была зима, он был в долгополом пальто, но, скорей было лето и он наверняка был в джинсах и кроссовках. Наверняка в футболке, может быть, вывернутой наизнанку. У него была, можете быть уверены, идеально подстриженная скандинавская бородка с обильной проседью. Он, должно быть, тогда уже носил очки. Он был высок, мускулист, в компании неизменно весел, наедине с собой или в пути – задумчив. Он легко вписывался в пёструю западногерманскую толпу своим, неизменно импозантным – неправильное слово – бросающимся видом и своим травмированным инсультом ровенским акцентом.

Яков Иванович присмотрел томик Библии на немецком языке с параллельным переводом на русский. Он очень хотел эту книгу, но уже сделал отрытые, что книги в Германии в десятки раз дороже чем в Союзе или даже в СНГ.

Он помнится говорил: если книга хорошая – вам придётся выложить за неё пятьдесят долларов. Это справедливо, потому что иная хорошая книга стоит миллионов.

Он сидел в открытом кафе, неспешно пил кофе и любовался на солнечные лучи сквозь чистую листву. К нему за столик, спрося разрешения, подсели две пожилые дамы, которые продолжали свою неспешную беседу. Яков высчитывал, что если он всё же купит книгу, ему придётся выезжать домой уже послезавтра. Покидать такую уютную для него Европу ему не хотелось.

- почему же вы считаете, что Христос не мог быть просто человеком? – обратился он к той женщине что была помоложе.

Она слегка взгорячилась от общества высокого интересного иностранца. Дама слегка склонила голову, покрытую шляпкой, в знак признательности за внимание и терпеливо, как урок, принялась излагать одну из лютеранских версий Троицы.

Яков, попав в свою среду, оживился и задал дамам свои два вопроса. Обе женщины быстро оказались в тупике и неожиданно для себя рассмеялись.

Яков Иванович как-то легко умел заставить женщин смеяться. Почти всегда.

- мы собираемся на мессу, которая начнётся через полчаса, - сказала Якову собеседницы, - подходите туда и вы.
- вы удивительный собеседник, - сказала дама постарше.

Уже через час неспешной ходьбы по старым городским улицам и пасторского монолога Яков Иванович завладел ступенькой возле кафедрального алтаря.

Под торжественными сводами старинного собора он вёл тихую и весёлую речь. Даже терпеливый демократичный пастор раза два улыбнулся его словам.

Яков Иванович настолько верно говорил о вере, о молитве, и прочем, что настроенные на мессу дамы два раза выпустили слезу. Добрые немецкие бюргеры стали ещё тучней и добрей. Сегодня они шире раскрывали кошельки.

После мессы Яков Иванович стоял с пастором и обсуждал тему виденной книги. Его дамы стояли неподалёку. Богатая фрау средних лет покинув свою группу, подошла к Якову Ивановичу.

Она представилась секретарём и племянницей некой графини.
- по четвергам тётя собирает салон, приходите по этому адресу, если сочтёте возможным, - дама подала Якову дорогую тяжёлую визитку.

Ничего лучшего для себя он не мог предположить.

Старая графиня жила, естественно, в старинном замке до которого Яков доехал в присланной за ним машине. На площадке перед входом уже стояло несколько дорогих авто.

Внутри замка Яков всё же был вынужден какое-то время повертеть головой. Его, уверен, представляли древним наследным портретам. В большом зале было не больше двадцати человек. Всех заметней был, конечно, американский сенатор или вице сенатор, да древняя графиня на своём скромном троне.

Завязалась беседа, в которой сенатор стоял в задумчивости, обхватив руками себя и свой широкий подбородок. Яков занял место возле рояля и стоял расставив длинные ноги. Он был одет, наверняка, в недавно купленную ярую рубаху. Утверждающим жестом широкой ладони, рукой вытянутой на всю длину, он накрывал понятие за понятием. Дамам, особенно графине, он понравился необычайно. Его иностранный акцент внёс в рутинную салонную атмосферу пикантность.

***
К Якову подошёл сенатор:
- вы почему-то без часов, - сказал он с жутким техасским акцентом, - это неправильно.
- мне неудобно признаться, но у меня часы пропали, я уже неделю вынужден обходиться без них.

Сенатор снял с руки кожаный ремешок с небольшими позолоченными часами и подал их Якову.
- это мой подарок вам. У вас было прекрасное выступление.

Графиня расспросила обо всём Якова и определила его к одной из своих племянниц на пансион.
- это были лучшие дни, - вспоминал Яков Иванович, - хожу всегда сытый, довольный, накупил редких книг.

Вскоре пришёл небольшой гонорар за статью в местной газете. Одинокая хозяйка большого дома, на редкость спокойная и приветливая женщина, была совершенно не против любых, самых серьёзных отношений. Но Яков Иванович сообщил ей, что уже женат и вопрос уже так не ставился.

***
Он говорил так:

- при каждом переводе теряется какой-то смысл. Ещё поэтому следует Библию непрерывно корректировать.

Таким же было мнение Якова Ивановича о любом стоящем тексте.

- какая разница, что это было сказано именно так, - пояснял он мои недоумения по поводу его вольного изложения библейский текстов, с его неизменными с маленькими буквами в словах «господь, бог».

Я тогда упрямо настоял, что буква должна быть, по крайней мере в библейских цитатах, заглавной. (На офисных полках стояли до пяти вариантов библии на разных языках, в том числе и тот немецкий том. Я уже немного знал украинскую мову и мог оценить благозвучие некоторых евангельских мест в украинском исполнении.)

- по большому счету, хотя чаще считается наоборот, не то важно, кто сказал, а что именно сказано, - говорил он, совершенно иначе произнося слова Сократ и Аристотель, - ценное в книгах не то, что оно выдано кем-то особенным, а то, что ведёт читающего к большей силе, уму, человечности.

- люди же больше склонны рассматривать личную жизнь говорящего, а не смыслы его слов.


***
- давно все вопросы обсуждены и мы должны лишь зорко корректировать уже имеющиеся знания. Быть не паразитической тлёй в мире слов и смыслов, а пчёлами, несущими нектар для амброзии*.

(*амброзия - гр. пища богов, дающая бессмертие)