Смерть поэта... историческая проза...

«Незабываемая зима в этом году, Наташенька», - именно так Александр Пушкин обращался к супруге и матери четырех своих детей. «Да, Сашенька», - слышалось в ответ, и казалось ничего не может помешать простому счастью двух, нашедших друг друга людей. Но Александр знал, что слишком многие его боятся и желают очернить честное имя. Это утро было особенно красивым в глазах поэта. Он словно вдыхал не только воздух и окружающие его ароматы, но даже звуки зимы – треск мороза, хруст снега под ногами, ржание продрогших лошадей. А вот и бабулька, продающая пряники, зазывает угоститься всякого прохожего своим товаром. Это не могло ускользнуть от Пушкина, и он соскочив со своей повозки, стремглав направился к торговке. «Почём прянички, хорошая моя?», - не скрывая улыбки и кутаясь поглубже в медвежью шубу, спросил Александр. «Две копейки всего. Вкусные прянички, домашние». Купив пять штук, Пушкин поспешил обратно к повозке, где его ждала семья. «Наташенька, дети, езжайте без меня, а я пройтись желаю, уж больно день чудесный». Дав каждому по прянику он поцеловал жену и привычным движением, занырнув поглубже в шубу, Пушкин пошел по улицам Петербурга, любуясь красотами «Петра творенья». Все казалось ему новым, даже дома, которые он имел обыкновение видеть по нескольку раз на дню, открывались сегодня ему с другой, более живописной, стороны. Душа поэта пела, хотелось писать стихи, но мысли Пушкина все чаще уносились в будущее – в завтрашний день. Именно завтра будет двадцать первая в его жизни дуэль. И именно завтра он должен отстоять честь своей любимой жены и свою собственную. Ему не верилось, что в прошлый раз он простил Дантеса. Но так на его месте поступил бы любой разумный человек – ведь Жорж решил жениться на сестре Наташи, а следовательно он больше не враг. Да и был ли он врагом? «Не знаю», - в очередной раз доносилось в голове поэта. «Не знаю». В ноябре прошлого года Александра в анонимном письме назвали «рогоносцем». А ведь неизвестным наговорщиком мог быть кто угодно – Дантес и даже сам император. Истинного автора отыскать тогда так и не удалось, но догадки Пушкина неумолимо твердили ему, что оклеветать честное имя его жены посмел нидерландский посланник в Петербурге барон Луи Геккерн, чьим приемным сыном и был Жорж Дантес.
Мысли копошились в голове Пушкина, как комары в жаркий день, над купающимися в реке детьми. Он не мог их прогнать, и даже если ему удавалось забыться, тут же появлялась новая навязчивая дума о завтрашнем дне. Александр хотел одного, чтобы скорее наступило послезавтра, в котором все останется позади. К чему же так переживать, если эта уже его двадцать первая дуэль? Но те были другими. Большая часть из них так и не состоялась по причине примирения сторон. Именно так и случилось после первого конфликта с Дантесом. А остальные дуэли проводились по более гуманным правилам, нежели завтрашняя. Пушкин пожелал, чтобы во время его двадцать первой дуэли они стрелялись с десяти шагов, тем самым не оставив практически никакой возможности окончить дуэль без летального исхода. Смерть. Только смерть очистит светлое имя его милой Наташеньки.
Изрядно нагулявшись, Пушкин пришел домой, где, как всегда, его ждала очаровательная молодая жена и детишки. В этот вечер Александр много разговаривал с ними, шутил и улыбался, напрочь забыв о том, что должно случиться на следующий день. Если даже ему посчастливится выйти живым из смертельной схватки, то императорский трибунал все равно прикажет его расстлелять – ведь дуэли уже давно запрещены законом. В тот вечер Александр хорошо поужинал жареным гусем с печеной картошкой и умиротворенный пошел спать.
Наступило 27 января 1837 года. В четыре часа по полудню, прибыв со своим секундантом подполковником Данзасом на окраину Санкт-Петербурга, в район Чёрной речки близ Комендантской дачи, Пушкин выражал явное безразличие ко всему происходящему, желая поскорее покончить со всем этим. Данзас с секундантом Дантеса виконтом д’Аршиаком, избрав место для поединка стали утаптывать снег, а закутанный в медвежью шубу, Пушкин был спокоен и казалось совершенно безучастен, словно мысли его были далеко от этого места. А ведь именно так и было – он вспоминал свои годы в южной ссылке, в селе Михайловском и то, как, осев в Петербурге, он, наконец, приженился и обзавелся детишками. Как было бы чудесно снова увидеть и прочувствовать рождение каждого из четверых его прекрасных детей: Сашки, Машки, Гришки да Наташки...... «все готово, Александр», - вырвал поэта из чудного мира воспоминаний его секундант. И уже через пару минут Пушкин и Дантес стояли на исходных позициях, держа пистолеты дулом вверх. «Сходитесь», - прогремело над. заснеженной поляной, уже никем и ничем не удержимое слово Данзаса. А через секунду прозвучал убийственно-громкий выстрел. Но чей? И только пронзительный, наполненный муками боли, крик Пушкина разъяснил всем, что ранили именно поэта. Дантес струсил и спустил курок не дойдя шага до условленного места, не дав тем самым Александру времени на выстрел. «Кажется у меня раздробленно бедро», - прокричал поэт, но превозмагая боль, потребовал подать, оброненный им пистолет, чтобы по всем правилам дуели произвести ответный выстрел. Пушкин лежал, так как встать ему не позволяло ранение в живот и вызванное им кровотечение. Именно из такого положения, стараясь как можно ближе вытянуть руку в сторону Дантеса, он и выстрелил, ранив Жоржа в предплечье, чем остался весьма доволен. Боль заливала все тело и раненый поэт потерял сознание.
Только через три часа после рокового выстрела секундант Александра доставил раненого друга домой. Далее, втечение сорока четырех часов, агония Пушкина не могла оставить равнодушным никого из тех, кто был в его доме. Кровотечение остановить не удавалось и врач сказал, что смерть неминуема. В те моменты, когда боль немного спадала, Александр разговаривал с друзьями, находящимися возле него в столь трагичный момент – Жуковским, Данзасом, Плетневым, Владимиром Далем. Мучения поэта продлились долгие двое суток, заставив всех из прусутствовавших, в какой-то мере, сдружиться со смертью, все уже ощущали ее незримое присутствие. Для поэта эти часы длились бесконечно, ведь сам он не ощущал течения времени, а все происходящее измерял только теми моментами, когда боль позволяла ему здраво рассуждать. В последние часы своей жизни Пушкин попросил, чтобы милая Наташенька покормила его. Именно в эти, наполненные нескончаемой нежностью минуты, поэт осознал, что умирает за честь той, которая искренне его любит. И счастье нахлынуло с такой силой, что легко и спокойно стало на душе, словно миллионы солнечных зайчиков пробрались в ее глубины и согревают все: и тело, и мысли, и сердце.
В последние минуты жизни он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он тихо сказал: «Кончена жизнь!». Владимир Даль не расслышал и спросил тихо: «Что кончено?» - «Жизнь кончена», - отвечал поэт внятно и положительно. «Тяжело дышать, давит», - были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни и колени также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более в медленное, тихое, протяжное; еще один слабый, едва заметный вздох - и пропасть необъятная, неизмеримая разделила живых от мертвого. Он скончался так тихо, что присутствующие сперва даже не заметили его смерти.
Василий Жуковский все еще не осознав до конца всего трагизма и нелепости случившегося, остался в комнате с телом Пушкина, когда больше никого в ней не было. С неизмеримой грустью он подошел к изголовью поэта, сел перед ним и долго смотрел ему в лицо. Никогда прежде на этом лице он не видал ничего подобного тому, что было на нем в первую минуту смерти. Оно было ново для Жуковского и в тоже время так знакомо. Это не было выражение ума столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое. Нет. Какая-то глубокая, удивительная мысль развивалась на нем. И чем дольше вглядывался в это выражение на лице поэта Жуковский, тем сильнее хотелось ему спросить: «что видишь, друг мой?», хотя и понимал, что ответа уже никогда не дождется. И убрав платком с обеих щек слезы, Василий вышел из Дома Пушкиных на улицу, где множество простых людей пришло выразить свои соболезнования вдове и детям Александра Сергеевича.