мир по ту сторону сомкнутых век

Откуда во сне берутся чувства?
Я понимаю зрительные образы, звуки, даже запахи, - это всё логично. Подсознание просто переваривает полученную когда-то информацию, смешивает её в самых причудливых сочетаниях и выдаёт совершенно невероятный (а иногда очень даже обыденный) продукт.
Но как так получается, что в какой-то вымышленной реальности я могу испытывать нежность, упоение, страсть, каких в жизни не испытывала никогда? 
Откуда мой мозг знает, как это должно быть? Генетическая память что ли?
С другой стороны, вспоминая маму, я и в этом готова усомниться. Какая там страсть... разве что к комнатным растениям. Вот их она обожает, это точно.
А я и растения не люблю.
Вообще всё что я любила в жизни, я любила в пол силы. Никогда никому и ничему не отдавалась до конца. И вовсе не из принципа. Вообще ни по какой причине. Я хотела бы любить так как описано в романах. Раствориться в другом человеке так, чтобы всё остальное потеряло смысл. Вывернуться наизнанку у чьих-то ног; и остаться там лежать кровавой кучкой внутренностей, вен и костей, в надежде что тот, другой, соберёт меня бережно по кусочкам и встроит в себя самого.
Наверное я так не могу потому, что сама презираю тех, кто растекался и раскрывался передо мной. Я почему-то сразу чувствую себя обязанной. Связанной по рукам и ногам. А это чувство я не люблю.

Во сне всё иначе. Это один из моих циклических снов, повторяющихся снова и снова. Видимо никак до меня не дойдёт, что я же сама пытаюсь себе сказать.
Мне снится что я знаменитость. Писательница или художница, не знаю... просто очень публичный человек; но публичность моя с внешностью не связана, т.е. я не певица, не актриса и не топ-модель.
Возможно я даже учёный. Я выступаю на каких-то конференциях, без конца даю интервью и всё в таком роде.
Хочу заметить, что популярность не является и никогда не являлась моей заветной целью. Ну разве что в совсем беспросветно подростковый период.
Поэтому и во сне свою публичность я воспринимаю как должное. Она меня не тяготит, но и не возносит до небес мою самооценку.
Итак, я широко знаменита в узких кругах. Моя жизнь в общем безмятежна. Я постоянно в центре внимания, но в центре внимания умных, образованных, интеллигентных людей, заинтересованных в моей деятельности. Вот только во сне так возможно - давать интервью, разговаривать с людьми, и так до конца и не знать чем ты собственно занимаешься.
Это как лес на заднем плане. Ты старательно вырисовываешь деревья, камни и реку на первом плане, а дальше до самого неба тянется сплошное месиво из мазков разной тональности и оттенков. Издалека кажется, что это лес, но на деле - сплошная видимость.
Вот и моя профессия в этом сне - такой лес. Всего лишь декорации, призванные оттенять основное действие.
А главная драма разворачивается в моём окружении.
У меня целая свита то ли помощников, то ли ассистентов, то ли секретарей, и ещё парочка охранников. У меня есть свой юрист, и человек, занимающийся моим гардеробом. Личный тренер по йоге и человек, который ведёт мои финансовые дела.
И у меня есть парень.
Он всегда ходит со мной.
Когда я даю интервью - он молча сидит в соседнем кресле; я выступаю с докладом в огромной аудитории на тысячу человек - он сидит в первом ряду; я выхожу из ресторана - он выходит следом за мной, и я крепко сжимаю его ладонь.
Я веду его, слежу, чтобы он не споткнулся или не задел что-нибудь. Я пропускаю его в машину вперёд себя.
Потому что он слепой и практически немой. И это ещё не всё. Он не может составить связное предложение, и не может самостоятельно завязать шнурки. Но зато он слышит музыку не так, как все люди.
То что я вижу глядя на него: он всё время в бейсболке и тёмных очках, и закутан в шарф почти до носа. Он очень редко говорит (только наедине со мной), и никогда не смеётся. У него бледная до синевы, белая как творог кожа, бугристая и неровная на щеках, словно когда-то у него была оспа или подростковые угри; тусклые серые волосы, торчащие из-под бейсболки и длинный тонкий нос. Он очень худой и всегда одет как подросток, в толстовку с капюшоном, старые линялые джинсы и кеды. Я сама ему всё это покупаю.
Он мой вечный спутник. Моя любовь, моя боль и моя тайна.
Все мои поклонники недоумевают, почему я с ним? И кто он для меня?
Они гадают: кто этот странный человек, которого я вожу за собой по разным странам и городам, словно любимую куклу? Почему он молчит, почему он в очках? Кто он? Мой брат-шизофреник? Сумасшедший кузен, о котом я забочусь как о родном сыне?
Но они слишком интеллигентны чтобы спросить, и я этому рада. Во сне я хочу оставить свою личную жизнь за закрытыми дверями.
А что за этими дверьми? Там я упиваюсь странной болезненной безнадёжной привязанностью к существу, которое даже не способно мыслить связно, которое всё время погружено в свои шизофренические сны, которое даже не живёт, а лишь грезит о жизни.
Он совершенно беспомощен. Он был повреждён ещё в утробе матери.
Возможно, ему было бы лучше не родиться.
Я расчёсываю ему волосы перед сном, мою его в душистой пенной ванне, застёгиваю пуговицы на его одежде. Я читаю ему на ночь.
Если я оставляю его хоть на минуту, он смирно сидит там, где я его посадила. Если я не говорю с ним, не прикасаюсь к нему, он тут же погружается в ждущий режим, в меланхолическую дрёму. 
Я обнимаю его и думаю, чувствует ли он хоть толику той любви, которая разрывает меня, заставляет переливаться через край.
Иногда он улыбается. Нежно и робко, не разжимая губ. И я не знаю, от того ли это, что я глажу его по голове, или просто одна из его бессвязных заблудившихся мыслей, никак не связанная со мной, вдруг всплыла на поверхность.
Боже, это такие сильные и такие противоречивые чувства, подобных которым я никогда не испытывала в реальности. Всё что происходит со мной в реальной жизни - просто насмешка по сравнению с этим.
Я люблю его так сильно, что с этим практически невозможно жить. Он одновременно ребёнок, которого я когда-нибудь рожу и полюблю больше жизни, любовник, в которого я вцеплюсь обеими руками, потому что ни с кем мне не будет так хорошо как с ним, моя собака, которая любила бы меня столь безусловно, что я не была бы не в силах её предать, и огромное древнее дерево, лишь прикоснувшись к которому, я чувствую дыхание вечности.
Во сне я похожа на дырявое ведро, стоящее на краю колодца, переливающегося через край.
Любовь, нежность, жалость, обожание, страсть и чувство вины, переплетённые так тесно, что разница между ними едва ощутима, проходят сквозь меня бурным потоком. 
Кроме того я чувствую какую-то тихую безмятежную радость от того что на людях я совершенно спокойна, уравновешена, дружелюбна и невозмутима. Мне нравится, что никто не знает, в чём заключён источник моего вдохновения. Никто даже не в курсе какая я там, за закрытыми дверьми.
И никто не может у меня его отобрать. Потому что для них он лишь худой бледный человечек, а для меня - целый мир.

Он - моё Божество.