Топа. Глава 1

– Товарищ генерал-полковник! – подскочил к высокому начальству взволнованный ракетчик-капитан. – С объектом потеряна связь!
Генерал насупился, жестко глянул на капитана, будто он и есть причина сорванного пуска.
– Эх, ведь теперь где-нибудь жахнет...
– Так точно, ещё как жахнет! – молодцевато вынырнул откуда-то адъютант.
Генерал было совсем помрачнел, о чем-то безрадостно размышляя, но вдруг облегчённо выдохнул.
– Так ведь боеголовка, лейтенант, без заряда!
Однако, это известие совершенно не изменило настрой бравого адъютанта.
– А всё равно жахнет! – не сдался он.
– Жахнет, – кивнул генерал.
***
Жахнуло на усадьбе фермера Ивана Крутикова. Только он приладил левое заднее колесо к трактору «Белорусь» 1976 года выпуска, как вдруг за его спиной оглушительно бабахнуло, земля под ногами скакнула, невидимая сила оторвала Ивана от земли, обо что-то шмякнула; сверху посыпались комья чернозема. «Землетрясение, вот те на, и у нас начались!» – почему-то решил Иван, запоздало прикрывая голову руками. Но продолжение катаклизма откладывалось.
Иван полежал ещё пару секунд, потом осторожно поднялся на ноги, и тотчас выругался зло: трактор, с которым он провозился всю зиму, лежал на боку, и одного лишь беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – вся работа коню под хвост.
Фермер огляделся по сторонам, в поисках источника, причинившего урон, и замер, увидав шагах в тридцати от себя небольшую воронку. Над воронкой курился дымок, ноздри ферме-ра уловили странный запах.
Надо сказать, что фермер Иван Крутиков был весьма предприимчив, и, не смотря на то, что подавляющее большинство его начинаний кончались в лучшем случае не так, как он предполагал, до сих пор сохранял оптимизм и в любом, даже не самом приятном для себя, случае искал выгоду.
 «Так, – решил Иван, – или метеорит, или военные что-то не туда пустили», – и заметно повеселел: то, и другое могло принести прибыль. В первом случае метеорит можно было про-дать ученым или коллекционерам. Во втором было два варианта: или вчинить иск о причиненном ущербе министерству обороны, или, если упавшая с неба штуковина окажется из очень ценного металла, продать её скупщикам лома.
Пребывая в столь радужном настроении, Иван осторожно при-близился к воронке и тотчас озадаченно почесал затылок. Перед ним была не просто воронка – перед ним зиял провал метров пять, а то и семь глубиной. Видать, штуковина, свалившаяся с неба, пробила свод пещеры, скрытой под чернозёмом.
На дне провала бурлила разноцветная жидкость, испуская мгновенно лопающиеся пузырьки, да ещё будто светящаяся сама по себе; в центре же лужицы торчала серебристая штуковина, окутанная паром.
«Военные, блин!» – пронеслось в голове Ивана. Он рванул в сарай, схватил керосиновую лампу, моток верёвки. Примчался обратно. Привязал один конец верёвки к берёзе, растущей неподалёку, другой опустил в яму. Заглянул туда и вновь припустился в сарай со всех ног, ему показалось – серебри-стая штуковина уходит вглубь.
Приволок от сарая длинную лестницу, зажёг лампу, осветил провал. Ага, вон надёжный выступ. Опустил в провал лестницу, схватил лампу и стал потихоньку спускаться.
Едва нога Ивана ступила на каменистый выступ, как вдруг пещера вздрогнула, серебристая штуковина ухнула куда-то вглубь, разноцветная вода, скрутившись в воронку, в момент исчезла. На дне осталась лишь грязь.
Ивану от досады чуть плохо не сделалось. Но, взяв себя в руки, он огляделся по сторонам, надеясь найти хоть что-нибудь ценное.
Похоже, здесь действительно когда-то была пещера – и слева, и справа от Ивана шёл высокий, в два человеческих роста ход. Но, к глубокому сожалению Крутикова, оборванному обва-лами. Слева от Ивана, уже шагах в пяти, ход преграждала куча земли и камней, справа ход тянулся достаточно далеко и к тому же в центре него виднелся подозрительно правильной формы округлый предмет. Сердце Ивана вновь преисполнилось надеждой.
«Может, что ценное?» – подумал Иван и осторожно перебрался с выступа на пол пещеры.
Похоже, здесь до поры падения штуковины с неба повсюду была вода – и пол пещеры, и стены были влажным, а кое-где в выбоинах до сих пор оставались лужицы. Иван осторожно коснулся поверхности одной – удивительное дело, вода почему-то была теплой.
Иван встал над странным камнем. Нет, всё-таки не зря он полез в этот провал – перед ним было огромное яйцо, самое что ни на есть настоящее. Иван осторожно дотронулся ладонью до тёмной поверхности – яйцо ещё было теплым.
В голове Ивана пронесся сумбурный ролик из фрагментов ви-денных им прежде фильмов, в каждом кадре из подобных яиц вылуплялись динозавры. «А вдруг?!» – вспыхнул Иван и принял-ся выбираться на поверхность.
В сарае нашлись лишь старые мешки, он помчался домой и захватил стёганное ватное одеяло. Вернулся в пещеру. Сначала обмотал яйцо одеялом, потом мешками, обвязал веревкой, выбрался наружу и осторожно-осторожно вытянул находку на поверхность. Потом перенес довольно-таки тяжелое, килограмм десять, яйцо в дом. Положил на кровать. Что делать дальше он совершенно не представлял.
Иван вновь потрогал яйцо, кажется, оно начало остывать. Крутиков перепугался не на шутку.
«Чего ж мне делать? – думал он. – Холодильника в доме нет, пока ученые подоспеют, весь дом тухлятиной провоняет. Может сварить?» Но последний вариант незамедлительно отверг как недостойный для настоящего исследователя. Да и ученым какой будет прок от варенного, пусть и огромного, яйца? Только гастрономический.
К бабке Матрене, решил он, курей у неё с сотню, да ещё десятка два индюшек. Она-то точно знает, как с яйцами обращаться.
Бабка жила на окраине деревни, в полчаса хода от Ивана. Деревенька небольшая, дворов пятьдесят, не больше. До рай-центра недалеко – километров десять, да поди, доберись – на дороге асфальта нет, чуть дождь и прикатанный чернозём превращается в сплошное болото, и хоть Москва по российским меркам близко, километров пятьсот, живут в деревне по старинке. Телевизор одну программу показывает, автобус раньше два раза в неделю в райцентр ходил, а теперь и его нету. Колхоз ликвидировали, на его месте фермеры появились, одним из которых и был Иван.
С юга усадьба Ивана упиралась в лес, прозванного ещё в незапамятные времена «Ванькиным». Почему так прозвали лес никто не знал, но сказывали всякое. Был этот лес округлой формы, небольшой, час ходу – и уже поля соседнего хозяйства. Единственно, чем он был знаменит, так это грибами, собирали их столько, что хватало всей деревни на зиму, да ещё и городским родственникам перепадало.
С севера усадьбу омывала река, на востоке – непроходимое болото, а с запада огораживало богатое хозяйство удачливого конкурента Крутикова, фермера Комисарова Виктора. И было у Витьки: комбайнер – один, тракторов – два («Белорусь» и «Кировец»), легковая машина «Нива», самосвал «ЗиЛ». А самое главное – три племенных быка, в числе которых гордость Витьки – свирепый красавец Васька, всегда пасшийся в гордом одиночестве, правда,  из-за злобного характера привязанный к крепкому колу в чистом поле. 
Да и во всём остальном Комисаров обогнал Крутикова. Земли у Ивана раз в пять меньше, чем у Витьки, да и ту у Крутикова  грозили отобрать, как заброшенную, потому что два последних года Иван из-за недостатка средств не мог вспахать и засеять те десять гектаров, что принадлежали ему. Сажал лишь для себя картошку. Но, честно говоря, Ваня как мог пытался наладить своё хозяйство – мужик-то он умелый, как говорится, на все руки мастер. Вот к примеру кузнец деревенский запьёт, так все к Ивану – выручай, мол.
И что касается семейного положения, Комисаров Крутикова превзошел. Ваня холост, Витька женат, да причем на бывшей супруге Крутикова. Три года назад подалась зловредная Тонька к благополучному соседу, прихватив двух сыновей, и с тех пор жила с Витькой, не упуская при случае зло подковырнуть бывшего мужа.
Так что сами понимаете – ох, как не хотелось Ивану идти через Комисарово хозяйство!
Честно говоря, нежелание Ивана идти через соседские поля объяснялось не только нежеланием видеть довольство соседа, к этому ещё примешивался страх перед Васькой. Крутиков пре-красно помнил прошлогодний случай, когда ему пришлось часов пять провести на дереве, спасаясь от сорвавшегося с привязи быка. Но обходить соседское хозяйство вдоль реки было непро-стительной тратой времени – крюк километра три, так что пришлось выбрать короткий путь.
Обежав за версту Ваську, Крутиков через минут пятнадцать стучался в дверь бабки Матрёны.
– А, Ванюша, – приветствовала фермера бабка, – став таким образом в дверях, чтоб широкими юбками загородить от непла-тежеспособного Ивана флягу с недавно выгнанным самогоном.
– Матрён Ван-на, выручь, – принялся излагать своё дело Иван.
Лицо у бабки тотчас сделалось плаксивым, даже скорее жа-лостливым.
– Нету, Ванечка, нету, – заголосила она, – давно не гна-ла, не из чего...
– Да я не за этим, – оборвал причитания бабки Иван, – ты вон расскажи мне, как, значит, выходить яйцо, чтобы из него кто-нибудь вылупился?
Бабка с укором уставилась на Ивана.
– Ванюш, брось ты эту затею! Мало ли ты курей извел? Раз пять брался, а толку...
– Три, – механически поправил бабку Иван, – мне и надо-то с одним яйцом управиться.
– Так ты его в навоз положи, – посоветовала бабка.
Фермер так и хлопнул себя по лбу.
– Точно! – вскричал он, – как же сразу не вспомнил?! Баб-ка Матрёна, поделись навозом!
Вышли на задний двор. Бабка сыпанула комок на клочок га-зеты.
– Мало, – сказал Иван.
Бабка удивилась, но всё же насыпала полведра.
– Мало, – сказал Иван, – давай два ведра.
– Ты чего, страусов разводить собрался? – подозрительно покосилась она.
– Не, – честно сказал Иван, – динозавров.
– Все шуткуешь, – недовольно проворчала бабка, но все ж два ведра насыпала. Иван подхватил вёдра и помчался к своему хозяйству.
Бегать ему пришлось ещё два раза, в каждом случае выслу-шивая Витькины насмешки, мол, глянь, Иван за дело взялся, ну теперь-то у него урожай-то попрёт, и прочее в том же духе. Знал бы Витька, чем ему это обернется, так бы не шутил. А в третий раз, когда Крутиков с навозом от бабки побежал, та не выдержала, и, нацедив поллитровку, последовала за ним.

Подкралась тихонечко бабка к сараю Крутикова, открывает осторожненько дверь, глядь – а Ванька-то над ящиком колдует, навоз руками приглаживает, приговаривает про себя невнятно. Увидал Матрёну, вздрогнул.
– Ты это чего, бабка, явилась? – спрашивает.
Матрёна тотчас ему поллитровку под нос.
– Вот, Ванечка, – говорит ласково, – у соседа выпросила, гляжу, ты больной какой-то, небось, маешься, на, подлечись чуток, – а сама глаз с ящика не сводит.
Иван посмотрел на бутылку, глаза отвел и отвечает:
– Не, бабка, спасибо, конечно, но если я это дело упущу, считай мне каюк, – и опять в навозе возится.
Тут бабка не выдержала:
– Ванюшь, покажь яйцо-то, я ведь тебе и подсказать что могу.
Иван сначала отказать хотел, мол, моё яйцо и всё, отвали, бабка, но потом вспомнил, что она навозу не пожалела и отгрёб чуть с яйца.
Бабка как увидала Иванову находку, аж руками всплеснула:
– Ну и здоровущее! Где взял?
– Где взял, там уж нету, – отвечает Ваня.
Бабка выспрашивать дальше не стала, справедливо рассудив, что узнает потом, приложила руку к яйцу и говорит удивлённо:
– Ванюш, родимый, у тебя ж скоро кто-то вылупится с яйца-то.
– А ты почем знаешь? – спрашивает Иван.
– Да уж знаю, сколько лет с курями-то, – отвечает бабка, – а кто должон-то вылупиться, не крокодил?
Тут Иван в первый раз задумался, а кто ж на самом деле вылупиться должен?
– Не знаю, – отвечает честно, – может, и крокодил... хотя вряд ли... Чего гадать, бабка? Вылупится – поглядим...
И стал Иван ждать-поджидать, что из этого яйца получится. Ночами почти не спал: только шум на дворе, он тотчас – шасть в сарай, всё ли в порядке? До того эти ночи замучили, что и сам в сарай перебрался, поближе к своей драгоценной находке. Ни о каких ученых боле не мечтал, сам порой удивлялся, как он раньше мог думать, чтоб такое чудо в чужие руки отдать.
Бабка Матрена ему помогала, чуть ли не по три раза на дню навещала Ивана, то самого Ивана покормит, то навозика под-бросит, то просто так, на яйцо полюбоваться наведается. Так вдвоем они и высиживали яйцо чудное.
Однажды ночью, спустя две недели после падения неведомой штуковины с неба, снится Ивану, будто бродит он по диковин-ному лесу. Деревья высоченные, задерёшь голову – верхушек не видно, и небо проглядывает – странное, изумрудное. Деревья все чудные, никогда таких не видывал. Везде разбросаны кусты удивительных форм. Трава под ногами разноцветная, высокая и мягкая, будто мох. Разрезают тропы широченные, и ведут эти тропы к округлому озеру посередь леса. Вода в озере красно-ватая, но чистая, отражается лес, будто в зеркале. И не слышно ни зверей, ни птиц. Бродит Иван меж деревьями, трога-ет стволы диковинные. Кора у одних мягка, у других тверда как железо. Воду озера пробует – вода теплая. И не боязно Ивану одному в таком месте, чудится ему, что место для него родное, будто здесь он родился и вырос. Но только странно Ивану, что нет никого живого в этом лесу, хочется, чтоб какой-нибудь зверь подал голос. И вдруг слышит Иван: кто-то мычит, будто телёнок. Откуда здесь телёнок? – удивился Иван и тотчас проснулся.    
А теленок снова мычит и причем как-то жалобно. Голос буд-то от сарая доносится. Откуда теленок? – подумал Иван и, не на шутку перепугавшись, что неразумное животное может повре-дить его находке, бросился в сарай. Глядь, а на ящике сидит странный зверь, мычит жалобно. Иван понять не может, кто перед ним – вроде ящерка, только большая, панцирь на голове, закрывающий и шею, рога как у годовалого телёнка и ещё один на носу, вроде носорожьего. Иван надивиться толком не успел – смотрит, рядом Матрёна. Обошла вкруг зверя, понюхала его, отчего тот почему-то мычать перестал и заявляет:
– Нет, Ванюш, это не крокодил.
– Сам вижу, – отвечает Иван и спрашивает: – А кто?
– А я почем знаю? – возмущается Матрена.
А зверь тут мычать заново принялся.
– Кушать хочет, – говорит Матрёна.
– А чем кормить? – спрашивает Иван.
– А я почем знаю? – вновь возмущается Матрёна.
– А кто ж знает?! – Ивана прямо досада пробирает, что та-кая, знающая толк в скотине бабка подсказать не может как его зверюгу кормить.
И тут Ивана осеняет:
– Слушай, Матрён Иванна, ты бы сходила, Сафроныча приве-ла.
– Точно, – согласилась бабка, – Сафроныча надо. Только ты сам за ним беги, ты-то резвее.
– Нет, – не соглашается Иван, – зови ты. Тебя-то он по-слушает, меня – нет.
Бабка, вздохнула, понимая, что Иван прав и направилась за Сафронычем.
Дело в том, что Сафроныч, бывший колхозный зоотехник, а теперь просто ветеринар, хоть и был мужиком положительным, то бишь непьющим, но всё ж, как водится, была у него пламен-ная страсть. Любил Сафроныч лазить по оврагам, кости там всякие выискивать доисторические. Найдёт костище, домой приволочет, сфотографирует и письмецо в научный журнал, да не в один, а сразу в несколько, а иногда отважится, и в Академию Наук чирканёт. Правда, ответов ему оттуда только раз присылали, благодарим, мол, за служение Науке, хвалим за энтузиазм, да, к сожалению, временем не располагаем, чтоб с трудами Вашими ознакомиться. То бишь, отвали, Сафроныч, не мешай творить Науку. Зоотехник же, хоть и понял намёк, всё ж закатал письмецо в рамочку и на стену в гостиную.
Долго ходил Сафроныч вкруг зверюги, разинув рот, Иван уж отчаялся хоть слово от зоотехника услышать, и сам спрашива-ет:
– Сафроныч, не томи, говори, кто из яйца вылупился?
Зоотехник ходить перестал, взял себя так важно под подбо-родок, и заявляет:    
– Сейчас мы видим перед собой типичного костоголового це-ратопса.
– Чего-чего? – удивились Иван и Матрёна.
– Порода такая доисторических животных, – небрежно пояс-няет зоотехник: – костоголовый цератопс, - а потом добавля-ет: – знаешь, Иван, а ты совершил переворот в палеонтологии! Никто не мог и предположить, что этот вид обитал в наших местах! Я вот думаю...
Тут как вдруг детеныш замычит, Ивана прям зло взяло – ди-тё голодное надрывается, а зоотехнику нипочем, знать разгла-гольствует про свою науку.
– Сафроныч, а чем кормить-то? – прервал зоотехника Ваня.
Сафроныч снова так важно взглянул на Ивана.
– Чем кормить, известно, – отвечает, – цератопс травояд-ный, так что сено, я думаю, вполне подойдет... да и солома тоже... А лучше всего папоротником. В те времена из трав один папоротник рос.
Но Иван папоротника искать не стал. На улицу – шасть, вы-драл клок из прошлогоднего стога, и животному. Тот понюхал, фыркнул радостно, хвать из рук сено и жевать. Да так инте-ресно – нижняя челюсть ходит вправо-влево, будто солому растирает.
Тут Бабка Матрёна заволновалась:
– Вань, как ты его назовешь? – спрашивает.
Иван задумался, зашевелил губами, будто перебирая все имена, а потом вдруг объявляет радостно:   
– Топой назову!
– Чего ж так? – удивляются бабка и зоотехник.
– Очень просто, – поясняет Иван, – он же топс там какой-то, а ласково – Топа получается.
– Хорошее имя, – кивнула бабка, а зоотехник в ответ лишь снисходительно хмыкнул.
– Ты, Иван, не о том думаешь, – заявляет он, – сперва нужно отчет в Академию Наук составить, чтобы...
Сафроныч и договорить не успел, Ивана как змея укусила – подпрыгнул, топор схватил и зоотехнику остриё к носу. А у самого глаза бешенные.
– Если ты, Сафроныч, звякнешь в свою науку – тебе не жить, на куски порублю, заразу.
Зоотехник, понятно, перепугался не на шутку.
– Ты чего, Ваня, пошутил я, – лепечет, – ни куда сообщать не буду.
– Точно не будешь? – спрашивает Ваня, а сам топор зано-сит, будто шею Сафронычу рубить собирается.
– Вот те крест, – божится Сафроныч, – чтоб мне лопнуть.
– Ладно, – говорит Иван, – иди, только помни, что обещал.
Направился зоотехник к выходу, и вдруг остановился и го-ворит так мстительно:    
– Только ты с ним поосторожнее – у него смотри, какие ро-га, и на голове панцирь.
– И чё, бодаться будет? – удивился Иван. Он тотчас вспом-нил соседского быка и зябко поёжился.
– Ну, бодаться это ещё полбеды. У него же, наверняка, весной, как и у всех, брачный период.
– И чё? – не понимал Иван.
– Как «чё»? – разозлился зоотехник. – Он же, брат, сопер-ника себе выбирать будет.
– Какого соперника?
– Любого! Ты чё, не понял? У него ж инстинкт!
– А... – протянул Иван, он тотчас вспомнил соседского бы-ка Ваську. – А из-за чего соперничать? Неужто на корову потянет?
– Да кто его знает? – развёл руками Сафроныч. – Наукой этот вид не изучен! Всё может быть! Хотя, вряд ли...
– Да... – вздохнула бабка Матрёна, – надо Бурёнку свою тепереча на другую сторону деревни гонять...