Снеговик

   Снеговик стоял во дворе, на детской площадке, рядом с качелями и маленькой горкой. Он был большой, красивый, похожий на тех, что художники рисуют на новогодних открытках. Малыши поднимали головы, чтобы получше рассмотреть глаза-фасолинки и нос-морковку. А двухлетний Владька ещё и подпрыгивал, пытаясь снять со снеговика красный клетчатый берет. К счастью, ему это не удалось.
   Это был необычный снеговик. Его лепили взрослые, да, самые настоящие взрослые: предприниматель Беляков и его жена, учительница математики в школе. Они смеялись, как дети, и у них были мокрые варежки, которые позже сушились на тёплой батарее. Обычно взрослые не делают снеговиков просто так, для забавы, а если и делают, то говорят, что помогали ребятишкам. Им самим так развлекаться не полагается: мешает какой-то «статус», которого нет у детей. А ведь если хоть на часик забыть о нем, то может случиться маленькое чудо. Например, вот такой замечательный снеговик, слепленный взрослыми.
   Жители двора не остались равнодушными к появлению снежного соседа. Взрослые, проходя мимо, замедляли шаг, и на их лицах появлялись непонятные улыбки. Наверное, они вспоминали детство и своих снеговиков, растаявших много лет назад. Ребята играли с ним в игры, в которых он был добрым повелителем зимы, бегали вокруг него с весёлыми криками. А одна маленькая девочка, Маша, поглаживая ровный белый бок пушистыми рукавицами, засмеявшись, воскликнула: «Сугроб!»
   Пожалуй, только один человек не обращал внимания на снеговика. Это был Лёшка, худой, невысокий паренёк с вечно растрёпанными волосами. Среди своих сверстников, десятиклассников, он выглядел, точно семиклашка, случайно перепутавший кабинет. Лёшка, казалось, вообще ничего вокруг не замечал: его задумчивый взгляд часто был устремлён в одну точку. Общее полусонно-уставшее состояние владело им. Порой, однако, что-нибудь заставляло его встрепенуться, и тогда он становился похож на воробья, взъерошенного и готового каждую секунду упорхнуть, если почудится опасность.
   Одноклассники шептались за Лёшиной спиной, обсуждая последние подробности его жизни. Кто-то сочувственно, кто-то с насмешкой, а кто-то пытался задеть его: в классе Лёшку не любили. Он не отвечал на выпады. Просто уходил и забивался в дальний угол библиотеки. Не то чтобы очень любил читать, просто строгая старушка-библиотекарь терпеть не могла, когда в её владениях устраивали хаос.
   А говорить было о чём: родители Леши два месяца назад развелись. Отец ушёл к Верочке, молодой симпатичной девушке, работавшей с ним в одной компании, оставил сыну и бывшей супруге квартиру, а сам переехал… В соседний подъезд.
   «Всё наладится, пройдёт время… залечит раны, успокоит», - шептала мама, прижимая Лёшку к груди, и было непонятно, говорит она это сыну или убеждает себя. Но как затянуться ране, забыться обиде, если тот, кто её нанес, постоянно напоминает о себе? Встречается утром, по пути в школу и делает вид, что не видит тебя, заходит в дом за забытыми вещами, звонит, когда знает, что матери нет, просит не бросать трубку. Но Лёша всё равно бросает.
   Это точно так же, как закон ограничивающего фактора в экологии. Бочка Либиха, в которой рейки разной высоты, и её нельзя наполнить водой выше отметки – длины самой короткой из них. Причем в роли этой самой короткой рейки чаще всего выступает дурное, перечёркивающее все заслуги. Скажем, работает с вами какой-нибудь Вася Петров, хороший отец, заботливый, любящий детей. Думаешь: «Вот она – добрая душа». Узнаешь его поближе, становишься другом, доверяешь ему свои секреты, и… Вася Петров доносит их в искажённом виде до всех коллег, надеясь получить твою должность.
   Лёшка сидел на подоконнике и смотрел на малышню, бегающую на детской площадке. Когда-то и он был таким же, как они: беззаботным, радостным, с таким же любопытством смотрел на мир. Лёшка прижался носом к холодному стеклу и, подышав на него, написал: «Детство». Помнится, они с отцом вместе ходили в парк каждое воскресенье. Катались на коньках, мчались с горки вниз, лепили смешных снеговиков…
   «Снеговик стоит», - заметил про себя парень, стерев надпись рукавом, - «Хороший получился. Даже нос из морковки, как полагается. Мы лепили в парке, и у нас, конечно, никогда не было её с собой. Нос делали из веточки. А один раз даже из шишки…»
   Ребята вдруг подбежали к снеговику и остановились. Какая-то девчонка захлопала в ладоши, а Владька, тот самый, что пытался снять берет, начал подпрыгивать на месте, только теперь уже по другой причине. К детворе спешил человек в знакомой черной дублёнке и меховой шапке. В руках он нёс красную вещь, сложенную в несколько раз, вроде свитера, только меньше. Лёшка отвернулся от окна и задёрнул шторы, чтобы отец не смог его увидеть.
   Парень забрался на диван с ногами, взял подушку и уткнулся в неё лицом. Он не хотел плакать, совсем не хотел, но глаза щипало, и слёзы лились сами собой, не спрашивая его разрешения. Мужчины тоже плачут от боли, самая беспощадная из которых – боль души. Лёшке было больно вспоминать о счастье, о минутах, проведённых рядом с этим человеком, который сейчас спешил к другим ребятам, и они были рады его приходу. Давно ли он сам был таким? Одно из воспоминаний приходит особенно чётко…
   Вот он стоит на берегу озера, заросшего камышом, и держит в руках удочку. Она тяжела для него, но Лёшка не подаёт виду. Папа смеётся и показывает на него маме - рыбак, мол! Затем помогает с наживкой, становится сзади и держит удочку вместе с Лёшкой. Так они стоят несколько минут. Не клюёт, но мальчику всё равно: ему просто приятно стоять вот так и ощущать за спиной родного человека…
   Прошло минут десять, а, может, полчаса, когда Лёшка осознал, что слёзы кончились. Время сжалось и одновременно растянулось. Внутри было пусто, только что-то давило на грудь. Захотелось воздуха, крепкого, морозного, свежего. Наскоро одевшись, парень сбежал по ступенькам и оказался на улице. Глубокий вдох - полегчало, но пустота не ушла, наоборот - ещё усилилась.
   Ребятни уже не было, видно, умчалась по своим важным делам. Лёшка сел на качели и с силой оттолкнулся от земли. Ветер резко и неприятно ударил в лицо холодом, и парень стал тормозить ногами. Качели обиженно звякнули и остановились.
   Детская площадка без детей - нежилой дом, неуютный и невесёлый. Здесь улыбался один снеговик, ну да это не в счёт: он всегда улыбался. Лёшка присмотрелся повнимательнее. Точно, на снеговике появился красный шарф. Вот что принёс его отец детям. Шарф был клетчатый, как и берет, только клетка была меньше. Парень взял его в руки и приложил к щеке - тёплый, мягкий. Снова защипало в глазах. Снеговик уже не улыбался - выражение его белого лица стало насмешливым. Накатила горячей волной злость. Парень зажмурился на миг и толкнул снеговика. Тот поддался на удивление легко, два верхних кома слетели сразу, лишь нижний устоял. Лёшка прыгал на не желающие разбиваться упругие комья, ломал веточки, бывшие руками, на мелкие-мелкие части и пинал снег...
   Перед ним остался неживой, безмолвный сугроб. Берет слетел, морковка откатилась в сторону. А шарф почему-то остался под ногами. Лёшка наступил на него и…
   Чьи-то сильные руки легли на его плечи. Возникло то же чувство защищённости, какое было тогда, на рыбалке. Лёшка опустил голову.
   - Я увидел тебя в окно, - вполголоса сказал папа, - Зачем ты с ним так? Славный был снеговик.
   - Да уж, - выдавил Лёшка.
   Отец присел и указал на место рядом с собой. Сын послушно опустился на скамейку. Несколько минут они молчали, собираясь с мыслями и не решаясь нарушить тишину, почти полную, тяжёлую.
   - Знаешь, я пытался поговорить с тобой, - отец закусил губу и вздохнул, - Звонки…
   Лёшка промолчал.
   - Понимаешь, не могу я без вас: без тебя, без мамы. Эти два месяца - дурной сон, наваждение!.. Ты простишь меня? - выпалил, наконец, папа.
   Потеплело в груди, и сердце забилось чаще:
   - Пап, возвращайся. Поговори с мамой, она поймёт, я уверен…
   - Да? Сказать по правде, я… боюсь. Трусит твой старик, - он развёл руками, - Ох, натворил я дел…
   - Ну, это ничего. Идём домой, скоро мама с работы придёт, - улыбнулся Лёшка, встал со скамейки и протянул отцу руку.
   Они были у подъезда, когда Лёшка оглянулся и тихо спросил:
   - Слепим нового снеговика?
   - Конечно. Лучше прежнего будет!

   Весна. Природа освобождается от кокона, будто бабочка, и отжившее даёт начало новому. На том месте, где стоял снеговик, разрушенный Лёшкой, пробивается свежая, молодая, зелёная трава. Ой, будут её пригибать к земле ветер и дожди, будет жечь солнце. Что ж, пусть. Главное, что Владька найдёт в ней однажды днём жёлтый глазок одуванчика…