Когда ты меня потеряешь...

         Буквы письма, клонясь вправо, сливались в слова, слова – в строки, строки текли ручьями по бумаге: алые по белому…
         Верх листа был наспех, неровно оторван и ручьи устремились вниз, как с откоса…
         
         «…Когда ты меня потеряешь, когда осознаешь это, ты вздохнёшь свободней… я знаю. Но только поначалу. Чувства потери и понимание своей причастности к этому… и безвозвратности её придут позже… Обязательно придут, потому что меня было слишком много в твоей жизни… больше, чем ты хотел и мог объять.
         Я буду незвано являться в твои сны, ты будешь слышать мои стихи и песни, узнавать в них мою интонацию, мою мелодию… и себя… Ты будешь натыкаться на напоминания обо мне в самый неожиданный момент – и в твоей душе натянется струна, отозвавшаяся когда-то на мою любовь…
         Ты не будешь страдать – нет, я не обманываюсь, да и не хочу этого – но тебе будет не хватать меня… я так думаю… Тебе будет не хватать моей нежности, моего тепла, понимания… слов, которые ты никогда не услышишь… Всё-таки я была тебе нужна… иногда… надеюсь… Зачем я пишу тебе? Всё пустое, всё ни к чему… Ты только знай, что»…
         
         Резко и одновременно хлопнули дверь и створка распахнувшейся форточки. Порыв ветра сорвал недописанное письмо и бросил его под ноги женщине, стремительно вошедшей в комнату:
         – Эй, подруга, ты где есть? Почему дверь не заперта?
         Окинув взглядом комнату, она заметила письмо и подняла его. Долго и недоумённо читала,  затем побледнела и, вскрикнув: «Юлька!!!», заметалась по дому. О, Боже! Кровь!
      
         Юлию она обнаружила в санузле. Та сидела в неловкой позе на «борту» ванной и замывала под проточной водой пятно на блузке. Взглянув на подругу, вцепившуюся в дверной проём, она виновато улыбнулась:
         – Оказывается, я стала бояться крови, Ира. Вот, палец порезала и чуть в обморок не грохнулась. Раньше такого не было. А ты чего такая перекошенная?
         – Палец? Причём тут палец? – пролепетала Ирина, медленно приходя в чувство. И сорвалась: – Дура! Ты хочешь, чтобы меня Кондратий хватил? Письма дурацкие пишешь, кровью капаешь!
         – Э, ты чего так взбеленилась, подруга? – изумилась Юлия. – Остынь! Всё хорошо, ранка неглубокая. Совсем разучилась карандаши точить…
         – Какие ещё карандаши? – всхлипнула Ирина, – причём тут, вообще, какие-то карандаши… А письмо зачем писала, да ещё красной ручкой…
         – Так света нет, – с готовностью пояснила Юлия, всё ещё не понимая всплеска эмоций гостьи, – за компьютер не сесть, а у меня вдохновение! Рассказ задумала в эпистолярном жанре. А писать нечем, еле красную ручку нашла, и там, как нарочно, паста пересохла… – подруга сердито засопела и до Юлии, наконец-то дошло, отчего та так возбудилась. – Ир, а ты-то что подумала?!
         – То и подумала! – снова завелась Ирина. – Про Кота твоего подумала! Про того, который всегда сам по себе и возомнил себе, что может творить с тобой, что ему захочется! Думала, ты из-за него, из-за Константина, сдурела, руки на себя наложила! Ты же знаешь, как я к нему отношусь. Не достоин он твоей любви, я тебе сто раз это говорила! Да и не нужна она ему, любовь, не по Сеньке шапка! – она сердито засопела и продолжила свою речь. – Мужики, вообще, устроены примитивно! У них всё просто: сунул, вынул и ушёл! Какая тут любовь? Это мы, дуры, придумываем себе и любовь и их! Нет любви, подруга, есть отношения полов: влечение, секс и вскармливание потомства…
         Глаза Юлии сверкнули, но она постаралась смягчить голос:
         – Не болтай глупости, Ириша, не будь циничней, чем ты есть на самом деле. Посмотри на меня: я похожа на женщину, которая может полюбить недостойного человека? Если ты меня уважаешь, то должна и мой выбор уважать. И, кстати, совсем недавно ты думала и говорила иначе. Ты говорила, что любовь, всякая любовь от Бога и она счастье, благо.
         – Так это когда было? – примиряюще улыбнулась Ирина. – Когда у вас с Котом всё было хорошо, когда он мурлыкал тебе про любовь и не скупился на обещания райских наслаждений… – она внимательно взглянула в лицо Юлии и принялась оправдываться. – Просто я знаю, сколько он тебе горечи отвесил. А ни один мужчина не стоит наших слёз. И я всегда буду на твоей стороне… Ты же у нас красавица, ты нежная, страстная, ранимая… Ты настоящая женщина! И вдобавок талантливая…
         – Достаточно дифирамбов, радость моя, – засмеялась Юлия, – не переусердствуй, нам и так всё известно друг про друга. И я знаю, что ты не только верная подруга, но и отличный продюсер.
         – О, совсем забыла! – воодушевилась Ирина. – Я же принесла тебе первый десяток дисков с твоими стихами и песнями! И Головин и Паршина оказались на высоте, и поют и читают прекрасно! Давай обмоем это дело? Тем более что мне надо стресс снять после твоей «посмертной» записки…
         
         
         Через час наговорившиеся вдоволь и порозовевшие от коньяка и откровений подруги сидели в гостиной и пили кофе под тихую и умиротворяющую музыку. Ирина посмотрела на загрустившую вдруг хозяйку и решила отвлечь её от мыслей, о содержании и виновнике которых она догадывалась.
         – Юль, хочу поинтересоваться тем письмом, который для рассказа, – начала  она, отставляя пустую чашку. – Ты зачем такой заунывный настрой там взяла? Ведь пока ничего ужасного не произошло, а ты будто притягиваешь неприятности…
         – Да? – оживилась Юлия и повернулась лицом к подруге. – Ты так думаешь? – Ирина кивнула. – Наверное, ты права… Только я всё равно передумала писать этот рассказ. Пока отстирывала кровь на блузке. Сразу рифма пошла, стихи…
         – Ага, – подхватила Ирина, – кровь-любовь…
         – О, нет, – засмеялась Юлия. – Ни «кровь-любовь», ни «очи-ночи» я давно уже не использую…
         – А почему? – решила блеснуть знаниями поэтики подруга. – Я как-то в «Руслане и Людмиле» Пушкина на одном развороте, то бишь, на двух страницах подряд, насчитала десять повторов «очи-ночи»!
         – Да пусть! Это не важно, Ир, – взмахнула рукой Юлия, – ты лучше послушай начало стихов. Это пока только набросок, намётки… – и, получив согласный кивок, начала читать нараспев:
         
         Когда ты меня потеряешь,
         Когда стынь заполнит пустоты –
         Тогда лишь меня ты познаешь:
         По песни оборванной ноте,
         По жгучей и горькой фонеме,
         Стучащей в уста откровеньем,
         По тёмной, пугающей неми
         Ушедшего вдруг вдохновенья…
         Любовь моя – Ангел-хранитель…
         
         – А ты, гад, палач и мучитель! – вклинилась верная подруга со своим словом, но Юлия, прикрыв её рот ладошкой, без улыбки продолжила:
         
         Поймёшь, сколь была я нужна,
         Чтоб нежностью полнить  обитель,
         Когда ты терзался без сна…
         Когда ты меня потеряешь…
         
         – Ты в ящик моментом сыграешь! – умудрилась вставить Ирина и подруги прыснули смехом.
         – Даааа, – сквозь смех заметила Юлия, – плодотворное сотворчество нам с тобой не грозит…
         – Зато плодововыгодное собутыльничество не повредит, – на полном серьёзе заявила Ирина. – Давай, добавим. И повод есть, новый…
         – Это какой же? – поинтересовалась Юлия, наблюдая, как ловко её продюсер и верная подруга заполняет коньячные рюмочки. – За что тост поднимем?
         – Как за что? – игриво удивилась Ирина. – За счастливую любовь, вестимо, и за то, чтобы никто никого не терял. За весну, наконец, которая обязательно наступит. Хотим мы этого или нет… В марте. Вот тогда все коты активность повысят и…
         – Ой, нет, только не это! – замахала руками Юлия. – На крышу я не хочу!
         – Ну, знаешь, тебе не угодишь!
         То ли от дружного смеха подруг, то ли от нового порыва ветра взметнулась высоко тюлевая занавеска, и шевельнулся на полу надорванный лист с алыми по белому строками, направленными вверх…