Танки на крышах. Ч. 1, гл. 35 а

                35а

         Первый сигнал опасности я получил уже на следующий день. Утренними сумерками я шел по улице мимо «родного» отеля, держа в руке кейс со своим компом и усмехаясь про себя по тому же поводу. Я шел на автобусную остановку возле рынка, чтобы ехать на работу. Вокруг было много «ранних пташек» - грузовых рикшей со своими тележками, еще не сдавших смену охранников, каких-то людей, в обилии сидевших на ступеньках возле закрытых пока магазинов и попивавших горячий чай*.
-------------------------------------------------
         * - Рано утром его разносят коромыслами с портативными мангалами и установленными на них чайниками представители этого индивидуального бизнеса.

         Уже дойдя почти до рынка, я вдруг почувствовал какое-то, довольно грубое, тормошение в районе своего правого бока. Сначала мне показалось, что в мой пояс вцепилась собака или меня бьет слабым током. Полуобернувшись, я увидел молодого сопляка, отчаянно пытавшегося достать телефон из моей поясной кобуры. Опыта у него явно не хватало, еще не набрался. Я схватил и сжал в кулаке кобуру, но при этом локтем двинул этому невеже по зубам. После моего «приветствия» он, прикрыв рукой ушибленное место, быстро ретировался за ближайший угол.
   - Вам надо быть поосторожней, - посоветовал кто-то из сидевших на ступеньках невдалеке.
   - А вам порасторопней, - ответил я ему, удивившись, что никто не сдвинулся с места, чтобы схватить вора за яйца.
         На работе я рассказал об этом мелком недоразумении.
   - Это же «Кариакоо маркет»! Будьте там очень осторожны. Не ходите там с телефоном, - говорил мне буквально каждый, кому я поведал об этом.
         Возвращаясь в тот день с работы, я опять приехал к рынку. Время было в разгар торгового дня, и народу в этот час была тьма. Вняв совету, я спрятал телефон в кейс с лаптопом и сохранял бдительность. Продираясь сквозь толпу, я внимательно изучал лица. Разумеется, ни у кого не было на лбу позорного клейма - «вор», но бросилось в глаза, что, невзирая на печальную популярность этого места, там не было ни одного полицейского.

         Операцию в госпитале отложили на неделю. И у меня, и у Павла дни были свободными, поэтому в один из них мы созвонились и со скуки решили посидеть за пивом в баре после окончания моего рабочего дня. Павел сказал, что сбегает на «Кариакоо маркет» за зеленью и после этого будет свободен. Но я уже отъезжал от госпиталя, поэтому взял эту работу на себя. Он возражать не стал и сказал, что в таком случае будет ждать меня дома. Добравшись до рынка минут через пятнадцать, я купил все, что было заказано, и поспешил домой. Уже почти на выходе с рынка какой-то парень слегка толкнул меня слева и, наклонившись, что-то быстро заговорил на суахили. Я невольно прислушался и в этот момент почувствовал, что мою кобуру снова кто-то теребит. Я опять инстинктивно хотел сжать ее в кулаке, но натолкнулся на руку этого наглеца. Взяв ее покрепче, я обернулся. Молодой, лет 25, в бейсболке, закрывавшей полморды. Он тоже зло смотрел на меня из-под козырька. Я хотел подозвать кого-нибудь себе в помощь и стал поглядывать по сторонам. Но как и у всех воров по всей Земле, у него были отработаны приемы уворачивания от неприятностей. Резко крутанув рукой, он освободился и мгновенно исчез. Того отвлекающего слева тоже, разумеется, уже не было.
         Это было «вторым звонком». А после третьего звонка, как известно, «вход в зрительный зал не разрешается».
         В принципе, все это было мелочами и только действовало на нервы. Но был в этом и свой плюс: на работу и с работы меня стали возить на нашей «скорой», и необходимость ходить на автобус и обратно отпала.

         В пятницу Павел отбыл снова. Полетел самолетом, отказавшись, наконец, от более чем суточной тряски в душном автобусе. В субботу я вновь накупил всего для уже более скромного застолья. Ближе к вечеру приехала моя Салха, и мы провели два замечательных дня, продолжая узнавать друг друга. Она потесней познакомилась с Элеонорой и стала помогать ей готовить и убирать в доме. Я не мешал, потому что это было нормально. Кроме того, я знал и о женской солидарности, и о необходимости для них посплетничать ни о чем, и  даже о том, что им периодически позарез нужно выплескивать свои эмоции из единственной потребности повыпендриваться друг перед другом. Такова женская природа, а уж помноженная на африканский характер и вовсе. Я уходил на это время к своему компу и продолжал набивать текст своего повествования об альпинистах. Меня подстегивало нарастающее чувство привязанности, почти любви к моей маленькой подружке.
         В понедельник, пока я был на работе, моя Салха уехала домой.
         Вечером, когда я пришел с работы, Элеонора снова сказала, что деньги кончаются, и она из экономии ничего сегодня не купила. Я вновь посетовал на бездумность Павла: едет на две недели, а деньги для семьи оставляет на три – четыре дня! Уж если у тебя хватило денег на авиабилет, то для детей они должны были быть. Но раз уж так вышло, я сбегал в магазин и на остававшиеся еще деньги купил хлеб, минералку и курицу - выпускницу «Бухенвальда».
         На следующий день я выпросил в бухгалтерии очередной аванс. Придя домой, я спросил Элеонору по поводу сегодняшнего обеда. Она ответила, что детей она покормила, и сама тоже поела смеси отварного риса с фасолью, которую оставила и для меня. На утро есть чай с сахаром.
         Такой расклад меня, мягко говоря, не совсем устраивал. У меня был свой годами устоявшийся пищевой режим, выработанный в результате опыта моих дежурств по экстренной хирургии. Там в любой момент трапеза может прерваться из-за какого-то экстренного случая, а возобновиться может даже и по окончании дежурства. Поэтому утром я пью чай с какой-нибудь символической едой, типа пары бутербродов или яичницы, а потом целый день, около 12 часов, не ем ничего, пью только воду или чай. Чувство голода в течение всего этого времени у меня уже привычно не возникает. Следующий мой прием пищи в промежутке между 6 и 7 часами вечера. На дежурствах это самое удобное время, потому что, как свидетельствует статистика и как я заметил сам, в эти часы больные поступают крайне редко. А без дежурства это как раз время прихода домой. Фактически этот обед для меня единственный. После него опять уже только утром.
         Поняв, что поесть надо мной сегодня не нависло, я решил позаботиться о себе самостоятельно. Самая быстро приготавливаемая еда, после яичницы, это печень, поэтому я решил купить кусок ее и потушить в томатном соусе с луком. Это занимает не более 20 минут. Взяв с собой деньги только на покупку намеченного, я пошел на рынок.
         Солнце уже коснулось горизонта, но было еще светло и многолюдно. Я быстро нашел и купил помидоры и лук про запас. А в поисках печенки пришлось побродить. Но в конечном счете нашел и ее. Когда я вышел из магазина, еще только наступали сумерки. Сильно голодным я себя не чувствовал, но в предвкушении представлял себе блюдо, которое собирался приготовить. Скажу без излишней скромности, что готовить его я умею, и несколько раз делал это даже на заказ. Я сожалел, что со мной нет моей Салхи, ей бы тоже понравилось. Но это было идеей, и я решил в субботу воплотить ее в жизнь.
         Мои радужные мечты внезапно прервались «третьим звонком». По всем юридическим канонам, это было классическим разбойным нападением, за которое у нас дают от 8 до 12 лет. Как стая шакалов, на меня набросилось одновременно сразу трое парней лет по двадцати. Один из них, слева, крепко обхватил меня руками на уровне локтей, блокировав возможность активно сопротивляться. Второй, справа, ударил меня кулаком с левой, сначала по затылку, из-за чего мои очки улетели в лужу, а потом, с правой, очень больно, по груди, заставив растеряться. Боль была настолько острой и сильной, что я было подумал, что меня ударили ножом. Но ни крови, ни раны я не увидел. В это время третий участник сзади мгновенно обшарил мои карманы, чего я сначала и не заметил. Покончив с карманами, он полез в кобуру за телефоном. Это ощущение мне было уже знакомым. Мне удалось, несмотря на «блок», сжать ее в кулаке, из-за чего открыть ее он так и не смог. Тогда он ударил меня костяшками своего кулака по руке и стал срывать кобуру с пояса. Она держалась крепко, чего я не мог сказать о своей руке. В конечном счете, ему удалось оторвать переднюю часть кобуры, оставив жалкие лохмотья от ее задней стенки. Телефон оказался в его руке, после чего все трое моментально растворились, оставив меня стоять с шишкой на затылке, поломанным ребром, вывернутыми карманами, распоротыми по наружному правому шву брюками и опять без связи с миром. Кроме того, я почти ничего не видел.
         Вся их «работа» заняла не больше одной минуты. При этом в моей руке по-прежнему болтался пакет с куском печенки, луком и совершенно не помятыми помидорами. Очки мне кто-то помог найти, но кто был этим благодетелем, я не разглядел, потому что сначала был без них, а потом протирал стекла платком, который почему-то остался у меня в заднем кармане.
         То, что мое ребро было сломано, я знал точно по знакомым ощущениям: это был уже пятый перелом ребра в моей жизни. Денег было совсем мало, поэтому о них я и не думал. Штаны я мог зашить сам, без помощи всяких ателье так, что никто и не отличил бы, были прецеденты. Единственной серьезной утратой был телефон. Совсем не потому, что он был относительно дорогим или нужным мне по работе, а тем, что в нем было записано очень много важных для меня номеров. Теперь они были безвозвратно утеряны, и никто на Свете не мог бы мне с этим помочь. Иметь дубликат на обыкновенном листочке бумаги где-нибудь дома в ящике стола мне тогда еще в голову не приходило.
         Вход в «зрительный зал» для меня закрылся.
   - Вы здесь поосторожней, - послышался чей-то голос. - Это опасное место.
         В этом меня уже убедили и без того мудака. Вокруг было полно народу. Темнота еще не наступила. Я огляделся по сторонам. Ни один человек не сделал ни малейшего движения, чтобы выручить, помочь в самый критический момент. Если бы вся эта толпа ринулась на тех троих, их могли бы разорвать в клочья. Но никто не захотел. А может быть и не посмел. Крепко же напугали их те, кто мертвой хваткой держит за горло весь этот «бизнес». Предпочитают быть зрителями захватывающего детектива. И полиция не суется. Получив свою долю откупных, она ушла в более безопасные и лучше оплачиваемые места, отдав эту часть города своим спонсорам на растерзание. Как, впрочем, и по всему миру.
   - Вы будете следующими, - сказал я в то место, откуда пришло запоздалое предостережение.
         Остальное я говорил по-русски, но они, на свое счастье, ничего не понимали.