В ловушке лифта
На тринадцатом этаже лифт внезапно остановился и замер. Нонна подождала, когда откроются двери, но обе панели были намертво стиснуты, как в страстном поцелуе, что заставило Нонну с силой стукнуть их кулаком. Дверцы не разомкнулись, между ними не было даже узенькой щелочки, и Нонна запаниковала: а вдруг трос оборвется, и она вместе с кабиной рухнет вниз с сорокаметровой высоты и вдребезги разобьется от столкновения… с чем? С полом? Или с круглыми пружинами под днищем лифта? А ведь здесь запросто можно задохнуться. Нонна расстегнула воротник дубленки и посмотрела вверх, проверяя вентиляцию. Сверху не дуло. Где эти чертовы кнопки для вызова дежурной? Вот, кажется эта. Нажала пальцем кругляшку с рисунком микрофона, но ответа не последовало. Проклятье, эта диспетчерша наверняка вышла в вестибюль и треплется с консъержкой. Надо постучать, может быть ,кто-нибудь выйдет на площадку. На ее счастье, послышались голоса, и Нонна отчаянно закричала:
- Соседи, люди, ради Бога, спуститесь вниз и скажите дежурной, что я застряла.
- И давно вы тут сидите? - поинтересовался молодой голос.
- Наверное, минут десять, - ответила Нонна, хотя в точности не знала, сколько прошло времени с момента ее заточения в лифте.
- Не волнуйтесь, сейчас передадим, - успокоил молодой человек, - а вы разве не звонили диспетчеру?
- Звонила, только никто не отвечает, представляете?
- Безобразие! - резюмировал голос и, обращаясь к кому-то, кто был рядом, произнес: - Ну, я поехал… Счастливо. Созвонился…
- Давай, я тоже поеду, - прозвучал женский голос, - найду эту дежурную и отругаю. Нонна услышала стук закрываемого соседнего лифта и присела на корточки в углу кабины. «Таких увольнять надо, - зло подумала она. - Сиди тут из-за нее и задыхайся.
В дверь постучали.
- Как вы тут? - раздался ратерянно-виноватый голос.
- Черт бы вас побрал! - крикнула Нонна, - Вы обязаны быть на месте, а вас не оказалось.
- Вы не волнуйтесь, мастер уже выехал. Через пять минут будет здесь. Он на мотоцикле.
- Очень интересно! - глотая слезы, выдавила из себя Нонна, - На мотоцикле! А откуда он поедет?
- Да не волнуйтесь, диспетчерская, можно сказать, рядом, за «Перекрестком», знаете?
- Ничего себе, рядом! Пока он приедет, я задохнусь. Слава Богу, у меня нет клаустрофобии, а если бы застрял другой человек?
- Уже едет, едет, бормотала диспетчерша.
И правда, Нонна услышала какую-то возню у себя над головой, кто-то стучал, гремел железом, и она услышала:
- Сейчас я вас освобожу.
Через секунду двери открылись, и затворница ступила на плиты твердой «земли». Спасителя своего она не увидела, лифт, как ни в чем не бывало, поплыл вверх. Провинившейся диспетчерши тоже след простыл. «Господи, какое счастье вырваться из клетки, - подумала Нонна, и подойдя к двери своей квартиры, продолжила мысль: - чтобы оказаться в другой».
С лязгом упали на столик в прихожей ключи, шлепнулась сумка, глухо стукнули об пол сброшенные полусапожки, и как ответ на озвученное появление Нонны, послышалось слабое мычание из дальней комнаты:
- Ммы… Мм-ы…
«Начинается», - буркнула себе под нос Нонна и отправилась к матери.
- Ну, как ты тут? - уже другим, деланно - ласковым голосом сказала она.
Мать делала левой рукой какие-то знаки.
- Что- то болит? - сорвавшись с ласкового на инспекторский тон вопросила дочь. «Голова» - показала мать на лоб
- Что голова? - в ответ - мычание.
- Мысли? - переспросила Нонна, - Какие у тебя мыли? Давай давление измерим.
Давление оказалось в норме. Но запах из-под одеяла свидетельствовал о неблагополучии другого рода. Приподняв мать, Нонна стала стягивать с нее «подгузник», и, сняв, быстро запаковала в пакет и отправила в мусоропровод. Предстояла задача перетащить мать в ванную и вымыть. Чтобы сделать это, нужно было аккуратно подобрать тонкие трубочки катетера, по которым стекала моча в подставленные банки. Нонна подхватила мать под ее работавшую руку, потянула на себя и почувствовала огромную тяжесть, придавившую ее, ломило тело, так, что она с трудом могла сделать шаг. Слава Богу, туалет был за дверью, всего шагов двенадцать от постели матери, и это расстояние Нонна проползла на коленях с матерью на спине. Теперь надо было поместить неподвижное тело в ванну, это было самым тяжелым. Сначала поднять семьдесят кило, потом переместить за бортик. Мыть, мыть каждый день, чтобы не было пролежней. Вытереть мокрое тело, оттащить на кровать, успокоить бешеные стуки сердца и … заплакать от отчаяния. Мать смотрела на дочь отчужденными, глядевшими во внутрь себя, глазами. Вот уже четвертый месяц Нонна несет свою вахту и некому ей помочь. За это время она потратила все запасы своих сил и мужества. Ее разум перестал отличать, где реальность, где сон. Она жила с ощущением неправдоподобности всего происходящего. В ее голове кружились мутные вихри, затмевавшие сознание до полного непонимания того, как это можно вынести, оставаясь якобы живой. Мать после перенесенного инсульта почти неподвижно лежала в кровати. Сколько это будет продолжаться, никто не мог сказать. И жизнь Нонны постепенно превращалась в ад. Работу оставить она не могла - не на что будет жить. Нанять для матери сиделку тоже возможности не было из-за дороговизны услуг такого рода. Поэтому пока она вертелась среди художников, осматривая новые картины, вступая в спор с экспертами и членами худсовета, выбирая залы для предстоящей выставки модных имен, бедная ее мать оставалась прикованной к постели почти на целый день.
Иногда, перебегая из зала в зал большого дома художников, Нонна ловила себя на мысли что это не она, а кто-то другой, оторвавшийся от ее сущности, куда-то бежит, о чем-то говорит, показывает рукой на стены, что-то пишет в блокноте, кого-то вдохновляет, кого-то огорчает отказом. А мать в это время ждала, когда к ней подойдут, подадут пить, приподнимут на подушке… Ужас, - думала Нонна, представляя отчаяние больной. И этот ужас никого не волнует. Ну разве так можно? Всем наплевать на беспомощного человека, лежавшего в собственном дерьме, как наплевать и на ту, что теряет последние силы в борьбе за свое существование, за свою зарплату, за возможность покинуть дом, чтобы оказаться среди людей и забыться.
Все кончилось, когда Нонны не было дома. Удивившись непривычной тишине, она подошла к постели матери и увидела застывшее тело и полуоткрытые глаза умершей. Содрогнувшись от ужаса, Нонна подбежала к телефону и вызвала «Скорую». Врач, немолодая строгая женщина, определила время смерти: тринадцать часов. Как раз, когда Нонна пила кофе в буфете и ни о чем не подозревала.
- И даже за руку не подержали? - сказала врач, осуждающе глядя в лицо Нонны.
- На работе была, - пролепетала дочь.
- Некого было оставить с больной? - продолжала допытываться врач.
- Некого! - с вызовом ответила Нонна, - и оставьте ваш прокурорский тон.
После похорон и поминок, на которых присутствовали старенькие подруги матери и ее брат, приехавший из Самары, Нонна долго не могла прийти прийти в себя. В ее душе боролись противоречивые чувства: неумолимой вины перед матерью и что-то похожее на то, о чем говорят «отпустило». Теперь она была свободна: делай что хочешь, иди куда угодно. Новизна этого ощущения спорила с сознанием ее неправоты: груба была с матерью, тяготилась уходом за ней, а надо было вести себя не так, что-то изменить, найти другую работу, не отнимающую столько времени… Но ведь не могла, не хотела расстаться со своими хлопотами, картинами и их создателями. А ведь ее положением, частыми вынужденными отлучками с работы пользовались недоброжелатели. Интриговали, вырывали из ее рук лакомые куски, воровали аннотации и тексты, которые она писала. Обретение свободы совпало с потрясениями перестроечных реформ. Появились темные люди, которые объявляли себя хозяевами частных галерей. Помещения, предназначенные для экспозиций, прибирали к рукам вороватые личности. Круг сжимался, от огромного дома откалывались куски, становившиеся прибежищем для махинаторов от искусства. Дело кончилось тем, что все пошло под откос, и Нонна оказалась выброшенной на улицу. Она попыталась устроиться гардеробщицей, но и там все места были заняты бывшими искусствоведами.
Перестройка гуляла по всей земле, ломала хребты одним, набивала карманы другим, и в воздухе ощущался ужас крушения всего и вся.
С работой решительно ничего не получалось. Да и могло ли получиться, если повальная безработица гоняла людей от одних дверей до других без всякого проблеска надежды.
У себя дома Нонна как следует все обдумала, и решила пустить в оборот главный капитал своей жизни – двухкомнатную квартиру, доставшуюся ей от родителей. Армия риэлторов, возникшая на волне демократических преобразований, быстро помогла ей обтяпать задуманное дело. Квартиру заселила семья предпринимателя из Магадана, а Нонна отправилась в «однушку», расположенную в новостройке в Митино.
Деньги за аренду квартиры позволяли покончить со страхом нужды, но не радовали. Нонну тяготило одиночество, удаленность от среды, к которой она привыкла, сознание своей ненужности и отторженности от дел. В сорок шесть лет чувствовать себя выброшенной на помойку тяжело. Она снова оказалась замурованной в клетке – без работы, без мужа и без детей.
В минуты отчаяния она пыталась понять, почему с ней произошло то, что произошло. Она не дурнушка, не тупица какая-нибудь, а близкого человека так и не встретила. Романы, конечно, случались, но… не приводили ни к чему хорошему. Она вспоминала, какой была в молодости и вдруг обнаружила какую-то предопределенность своей судьбы. В событиях жизни, встречах с людьми, в отношениях с ними, усматривался какой-то комизм. Вот, например, история с электриком, случившаяся с ней в начале ее карьеры.
Однажды она оказалась на площадке технического лифта, предназначенного для перевозки грузов, и, едва открылись двери, в кабину быстро вскочил человек с мотком электрокабеля на руке.
- Вам какой? – спросил он Нонну, готовясь нажать на кнопку.
И Нонна остолбенела. Перед ней стоял высокий человек с удивительно тонким лицом. «Овод!» - пронеслось у нее в голове, и она отметила вопиющую несочитаемость его артистического облика с грубым рабочим одеянием (черный халат!) и мотком накрученного на руку кабеля.
- Вниз, - коротко бросила она, сообразив, что попутчик отправляется туда же.
Весь короткий путь, пока лифт опускался, Нонна неотрывно смотрела на этого архангела Гавриила, как тут же окрестила она своего попутчика. А когда открылась дверь и электрик чуть потеснился, уступая ей дорогу, она с неожиданной для себя смелостью выпалила:
- Да мне не сюда, это я ради вас.
Брови «архангела» чуть приподнялись от удивления, и Нонна получила возможность восхититься прозрачно-голубыми глазами электрика.
- А где вы вообще… обитаете, чтобы вас увидеть?
- Там, в одном зале, - она показала наверх, - не работает подсветка. Зайдете?
- В каком зале?
- В тринадцатом.
- Четрова дюжина. Вам надо сделать заявку, как положено.
- Я на вас сделаю. Ладно? Как ваша фамилия?
Он снисходительно улыбнулся, и она со стыдом за себя поняла, как часто ему приходится отражать атаки восторженного слабого пола.
На другой день она стояла на площадке грузового лифта, подкарауливая своего «архангела». Дня через три, после неудачного дежурства, она разыскала электроцех и столкнулась со своим Оводом-Вертером лицом к лицу.
- Здрасьте…Вы не хотите подняться в тринадцатый зал?
- Это зачем?
- Ну, а что вы тут сидите? Грязь, пакля какая-то, железки масляные. А у нас искусство. Замечательные картины. Пойдемте.
И тут она почувствовала обращенные на себя глаза женщины, занятой разбором железных отходов. На женщине тоже был черный халат, но лицо выражало черты востока: смуглая кожа, выразительные черные глаза.
Сердце Нонны кольнула ревнивая зависть. Эта горянка работает рядом с ее Оводом, - такая не упустит своего. Сдавшись на уговоры, электрик поднялся вместе с Нонной в зал, где экспонировалась живопись питерских художников. Она водила его от картины к картине, что-то говорила и всем существом испытывала до мурашек на спине, до шороха встающих дыбом волос, необыкновенную радость. С ним она согласилась бы со счастливым выражением лица пройти все круги ада.
О, любовь! Непостижимая тайна обретения сладостного чувства своего душевного открытия! Нонна влюбилась так опрометчиво, без оглядно, что не удосужилась поинтересоваться у своего Овода, может ли он ей ответить. А он ответил на той же площадке у лифта, теребя фарфоровые изоляторы, стук которых отзывался в сердце Нонны печалью скорби, и смущенно отводил глаза в сторону:
- Не надо, - говорил он.
- Но почему?
Мимо пробегали люди - так называемый технический персонал, и поглядывая на Нонну с понимающим выражением глаз, уносили с собой лакомый слух, который будет бесцеремонно обсмаковываться, с непременной позой осуждения «культурной» дамочки, втюрившейся в представителя рабочего класса.
- Так что не обессудьте, - выдавил из себя электрик, и Нонна, потрясенная, отшатнулась к стене, ища защиты у неподвижного камня, замусоленного сотней промасленных рабочих рук.
Постояв минуту - другую с полуприкрытыми веками, она побрела в свой зал и уселась на диванчик напротив картины, лучившейся сиянием живого цветения природы. И вдруг по-новому увидела она этот изысканно написанный пейзаж и подумала, что хорошо бы бросится с головой в серебристую воду, ведь для этого она и заняла столько места на холсте. Кончился «роман», а с ним и надежды на перемены в личной жизни.
Домой она не торопилась, и мало ей было выпитых в буфете ста граммов коньяка. Рядом за столиком сидел автор той самой картины с омутом, призывавшим утомится. Художник рассказывал о том, где он нашел свой пруд и сколько дней просидел на берегу, смешивая краски для воплощения своего замысла. Нонна не слушала и думала о пережитом унижении.
- Я хочу напиться, - сказала она, и художник с радостью подливал ей спиртное.
В вагоне метро ее вдруг стал разбирать смех. Напротив нее сидел мужчина в роскошной лисьей ушанке, и почему-то эта рыжая, слишком большая, лохматая шапка вырвала из горла Нонны смешок, который начал разрастаться в хохот. Ей стало так весело и не стыдно, что она пожалела, что раньше так не напивалась никогда.
Дома она рассказала о своем позоре матери, и мудрая женщина упрекнула ее в безрассудстве.
- Ты думаешь, это так просто: заставить влюбиться в себя мужчину? Нет, это искусство, и им должна овладеть каждая уважающая себя женщина.
- А ты владела? - спросила Нонна.
- К сожалению, в возрасте, когда это было нужно, нет. Замуж вышла рано, так получилось. А потом ради интереса стала использовать науку обольщения.
- И что?
- Добивалась своего. Учти, вы, послевоенное поколение, живете в условиях дефицита мужчин. Так сложилось исторически. И поэтому надо вооружаться, чтобы не остаться в одиночестве.
Мама оказалась права. Но что касается Нонны, то она не хотела жить по системе и считала, что главное - это чувства. А чувства не приводили ни к чему, а только запутывали жизненную стезю Нонны, оставляя ей в утешение одну только постоянную привязанность - работу. Когда и это у нее отняли, и когда не стало рядом с ней родной маминой души, она оказалась на грани такого отчаяния, что хоть бросайся головой вниз с тринадцатого этажа митинского дома.
Конечно, нельзя было сказать, что она не боролась за свое существование. Взяв за правило два часа проводить на воздухе, она выходила из дома и бесцельно кружила по тропинкам подступавшего к микрорайону леса. Душа ее при этом не отзывалась ни на одну ветку, ни на один стебелек пожухлой травы, ни на безмолвную летопись сморщенной коры дерева, которую раньше Нонна умела с благодарностью читать. Казалось, все онемело, оглохло в этой странной полуприроде - впритык с жилыми домами. Прогулка не приносила радости, и Нонна отправлялась в свою нору и погружалась в необязательное чтение.
Конечно, долго терпеть такую жизнь она не хотела. И однажды, получив свои доллары из рук магаданского бизнесмена, она отправилась на поиски счастья в брачное агентство «Электронная сваха». Ее приветливо встретила размалеванная дама с фиолетовыми волосами, усадила в кресло и стала расспрашивать, что, собственно к ним ее привело.
- Желаю познакомиться с одиноким мужчиной - с вызовом сказала клиентка, отсекая ненужные околичности. Дама чуть приподняла накрашенную бровь.
- Возраст имеет значение?
- Нет.
Дама разложила перед Нонной альбом с фотографиями претендентов.
- А если речь пойдет о возможности выехать за границу? - полная рука, унизанная кольцами, легла на страницу альбома.
- Без разницы, - коротко бросила Нонна.
- Тогда вот это, произнесла «сваха», подразумевая под « этим» один из вариантов счастья. - Новозеландец…
На фотографии было запечатлено симпатичное лицо с живыми, озорными глазами.
- Вам повезло, - таинственным голосом изрекла дама. - Если бы не цепь событий, то этот герой уплыл бы в другие руки.
«Претендент» по имени Джерри Браун имел непростую биографию. Помотавшись по разным странам, «тихий» американец осел в Новой Зеландии и завел небольшое фермерское хозяйство. Он, конечно, знал о демографической обстановке в России, сводящейся к формуле народного юмора: восемь девок -
один я. Был он наслышан и о замечательной отзывчивости русских женщин, об их самоотверженности вести домашнее хозяйство. Однажды он встретил человека. Который был женат на русской и о которой говорили как о местной знаменитости: эта женщина умеет варить суп. Было над чем задуматься. Фермер Браун так захотел попробовать этот диковинный суп, что начал действовать, и вышел на московскую «Электронную сваху».
Нонна была очарована потенциальным мужем. Он показал ей фотографии своего ранчо, своих лошадей и собак, своих тракторов и сеялок, а также сеноуборочных машин, хвалил окружающую его поместье природу, и она захотела поехать туда и на все поглядеть собственными глазами.
Свиданием в офисе дело не ограничилось. Джерри изъявил желание продолжить переговоры в домашней обстановке. Но разве можно привести иностранного гостя в съемную однокомнатную конуру, обставленную жалкой мебелью без каких-либо признаков Нонниного вкуса и пристрастий. Конечно, нет! И она затрепетала: где найти подходящую квартиру на несколько дней? Выручила Розка, школьная подруга, жена директора солидного издательства.
- Для такого дела готова помочь, - с горячностью согласилась она, - благо муженек уехал закупать какие-то печатные станки в Швейцарию.
Обрадованная Нонна явилась к подруге с сумкой своих безделушек и фотографий прошлых лет. Вдвоем с Розкой они устроили уютное гнездышко в одной из комнат большой квартиры, и Нонна, подумав, сказала, что Розка может остаться у себя дома в роли сестры «невесты». Они дурачились, репетируя встречу с женихом, пили вино - за успех мероприятия и смеялись.
А Джерри, уверенный в том, что проблема улажена, по-хозяйски расположился в кровати законных хозяев квартиры и ночью обрушил на Нонну такой поток бурной страсти, что отвыкшая от мужчин она чуть не потеряла сознание. Опомнившись в короткую минуту передышки, она осознала простую и ясную мысль: ради такого, необходимого каждой бабе счастья, она готова уехать хоть в Новую Зеландию, хоть на край света, где живут элегантные пингвины.
Вот только с билетом в эту самую Зеландию вышла морока. Оказалось, что у жениха не осталось денег, чтобы оплатить авиаперелет. Кое-как, наполовину по-английски, наполовину по-русски он объяснил, что ему пришлось выложить кругленькую сумму агентству за… сводничество, - конечно, как иначе назовешь миссию «Свахи», отыскавшую невесту для клиента. Нужную сумму, конечно, нашли, хотя это было не простой задачей для Розы. Ну, а потом…
Когда прошел угар воспламененной плоти, когда Нонна ступила на чужую землю и оглядела зеленые поля и холмы чужой для нее земли, когда услышала как Джерри радостно сообщил ей, куда вложит ее деньг, вырученные от продажи ее московской квартиры, она поняла, что совершила ошибку и что ей на дух не нужны ни коровы, ни поля, ни этот тупой Джерри, чуть не ставший ее мужем. И она вернулась в Москву. Однако, для нее эта история не прошла даром. Она поняла, какую пользу можно извлечь из «Свахи», если сделаться ее агентом. А деньги были ей ой как нужны, чтобы расплатиться с долгами.
Нонна становится свахой. Два года ушло у Нонны на то, чтобы превратить маленькую зацепку, когда она появилась в «Свахе», где ее подобрал новозеландский фермер, в полезное и устойчивое знакомство с предложением попробовать свои силы в новом для нее деле. Нонна согласилась не сразу, преодолевая чувство отвращения от того, чем придется заниматься, но за нее ухватились, потому что она в тот момент подходила развивающейся фирме по всем статьям, даже возраст ее был во благо, не девчонке же учить девчонок.
Конечно, не обошлось без инвестиционных вложений. И снова ее выручил ее основной капитал: двухкомнатная квартира, которую она обменяла на однокомнатную с большой выгодой для себя. Взятка была вручена, горы литературы прочитаны, а там – собеседования, обучение у специалистов, зачастую скрывавших свою профессию, и в результате – вот вам готовый профессионал таинственного заведения, о котором знают только посвященные. Внимательному человеку могло бы показаться, что само звучание ее имени – Нонна, побуждает черты ее лица чуть опускаться с неуловимым выражением надменности, а губы складываются в гримасу озабоченного удержания их кверху, налагаемого помадой, имеющей свойство не стираться ни при каких обстоятельствах целых двенадцать часов (дневных). Волосы Нонна красила с тем же рвением, что и губы. Как правило, они отливали темно-красным вином, но могли стать и светлыми - лесной орех, и даже золотисто-русыми. Во всем остальном она придерживалась господствующей моды и мало отличалась от представительниц своего племени, предпочитая безопасный стандарт вызывающей исключительности. Конечно, во многом она сохранила привычки и предпочтения той среды и того времени, в которых жила до пленительного возраста, о котором говорят: «баба ягодка опять». Но и к новым веяниям была чутка и внимательна. Знала «лейблы» проверенных годами джинсов, ориентировалась в товарах, присылаемых из-за бугра, и уж если решала купить себе в подарок духи, то не скупилась на самые дорогие французские фирмы.
Стандарт, считала она, неплохое прикрытие для тех, кто не обзавелся ни собственным мнением, ни изысканным вкусом. Быть не хуже других спокойнее, чем рисковать экстремизмом. Этой точки зрения Нонна стала придерживаться с тех пор, как финансовое положение ее окрепло, и она получила возможность обдумывать мелочи. Из которых складывался ее внешний облик. Излишеств она себе не позволяла (сказывалась привычка экономить на всем), но иногда совершала непростительные, с точки зрения здравого смысла поступки: уезжала на выходные в Сочи или оставляла в дорогом ресторане немыслимую сумму за ужин «при свечах». Открывшиеся возможности и радовали ее, и пугали. Появились недоступные прежде потребности, новые приобретения, замыслы, вкусы. Ей не хотелось опускаться до примитивного мещанства, - художественная среда останавливала, - но в то же время она понимала, что противостоять наплыву соблазнов она не в состоянии. К тому же она была самолюбива: чем я хуже других? Иной раз, листая модный глянцевый журнал, она усмехалась про себя: какая глупость, и ежилась от сравнения глянцевых страниц с собственной жизнью, становящейся такой же, как журнал, глянцевой. Можно сколько угодно усмехаться и даже чуть-чуть себя презирать, но жизнь есть жизнь и от нее никуда не деться. Она втянула Нонну в свой оборот и заставила обосноваться в заведении с уникальными, можно даже сказать секретными функциями: учить красивых женщин искусству соблазнения богатых клиентов.
Богачи, как известно, тоже не лыком шиты. Им подавай не что попало, взятое с улицы, а обученный, отшлифованный специалистами товар, с которым не стыдно появиться на публике. Подготовка такого «товара» начиналась с приобретения самого «товара». Этим занимались некие люди – «поисковики», чьей обязанностью было шататься по ресторанам, злачным местам и дискотекам, заглядывать время от времени в серьезные читальные залы. Иногда оттуда «поисковики» возвращались с уловом. Большого труда уговорить красивую девушку сняться в рекламном ролике не составляло. Ее приглашали на собеседование, угощали кофе с коньяком, расспрашивали, рассматривали, даже измеряли рост и объем талии, ссылаясь на производственную необходимость, потом выводили «в люди», наблюдая как она себя ведет и в конце концов залавливали в хитро сплетенные сети. А потом красавица, прельщенная открывшейся перед ней перспективой, попадала на конвейер в виде фабриката, который, благодаря усилиям целой вереницы знатоков, превращался в ценный товар.
Внимание - новое лицо
У Нонны появилась привычка называть человеческими именами все приборы, умеющие выполнять определенные функции под воздействием электрического тока. И это понятно, потому что нее в доме до сих пор нет ни кошки, ни собаки, ни человеческой особи в виде гражданского или законного мужа. Коллегам почему-то не нравится ее стремление «очеловечить» электронную начинку элегантного, оборудованного по последнему слову техники офиса, чуждого по определению какого-либо сходства с людскими пристрастиями. Нонна знает об этом, но уступать коллективу не собирается.
В то утро, она как обычно заняла свое место за светло-серым, спокойным для глаз столом, и запустила компьютер со словами: «Ну, Митенька, пора за работу». Митенька радостно отозвался на ее просьбу и заурчал. А сидевшая у окна девица, известная своим стервозным характером, презрительно хмыкнула. Нонна даже глазом не моргнула и вывела на экран новое «поступление».
- Ну, Митька, ты даешь, - изумленно проговорила она, увидав изображение молодой смеющейся девушки.
- Что-нибудь интересное? - полюбопытствовала соседка справа и Нонна доложила:
- Девушка из хорошей, вполне обеспеченной семьи.
Внимательно всматриваясь в светящееся на экране лицо, Нонна отметила, что оно привлекательно, несмотря на явные черты простонародного происхождения. Неподдельно-наивный взгляд, чуть вздернутый нос, низковатый лоб, она безусловно подошла бы простоватому, быстро разбогатевшему клиенту, чьи вкусы формировались на примере родителей, впитавших соки здоровой природы и прошедших школу столь же здорового физического труда. Нет, определенно она хороша: эти милые веснушки на щеках, светлые волосы, вызывающие память о соломе, и улыбка - без тени наигранности. Чем дольше Нонна смотрела на девушку, тем больше убеждалась в том, что работать с новенькой надо будет в направлении «сельская простота».
Мода на длинноногих блондинок, срисованных со страниц американских журналов, проходит. Уже приелись хищные непроницаемые лица с африканскими, искусно сделанными в операционной губами, строго выверенные пропорции тела, зачастую «пластиковая» грудь. Слепки с гламурных журналов, а тут – ничего искусственного. Такая натуральная милашка может послужить отменным материалом для приманивая любителя «лесной клубнички». Раздумывая о возможном использовании девушки для поимки очередного «крокодила», Нонна привычно выстраивала в уме некую шестизначную сумму своего будущего гонорара и одновременно ощущала что-то, похожее на чувство брезгливости. Восемнадцатилетняя дурочка вбила себе в голову мысль завоевать олигарха. Интересно, знают ли об этом ее родители? Кстати, кто они? Нонна заглянула в досье и снова удивилась. Отец – владелец шикарных автосалонов в Москве и не только. Мать, естественно, не работающая домохозяйка. Неужели девчонке в чем-то отказывают, если она решила обратиться в столь сомнительное заведение, цель которого – наука соблазнения. Хорошо, что у меня нет дочери, подумала Нонна , прочитав в анкете: «студентка 1-го курса экологического университета». Час от часу не легче! Интересно, что такое происходит с этими борцами за чистоту природы. И Нонне вспомнилась весьма неприглядная история с одной студенткой, которая обратилась в агентство с предложением обслуживать иностранных гостей в роли сопровождающей и одновременно гида по московским театрам, галереям и ночным клубам. Начинается с гидства, а кончается гадством, обслуживанием в постели. Ничуть не стесняясь своей побочной деятельности, девушка-эколог при заключении контракта весьма умело торговалась за каждую сотню долларов с видом невинного ангелоподобного существа.
Слушая ее, Нонна ловила себя на том, что не осуждает девчонку. Стипендия мизерная, родители бедны, а так хочется выглядеть на все сто. Молодость на то и дается, чтобы купаться в радости.
- Не противно? - напрямую спросила Нонна.
- Противно, - согласилась девица, - но ходить замарашкой и сидеть в четырех стенах еще противнее. Не думаю, что вы такая моралистка, что не понимаете меня. К тому же задавать такие вопросы на вашей службе нельзя. И я могу устроить сканадал.
Нонна сразу же сдалась, сослалась на то, что и сама хотела бы ступить на греховную стезю, потому и спросила.
- На счет греховной стези смешно слушать, - сказала девушка. - Вы же знаете, что морали нет, но есть представление о ней. А осуждать представления, значит осуждать саму жизнь.
- Вы к тому же и философ, - заметила Нонна.
- Знаете, - продолжала девица, - для мужчины нет ничего слаще оргазма. За миг наслаждения он готов платить высокую цену. Мораль не приветствует продажу удовольствия. И мужчина оказывается в беде. Становится озлобленным на весь мир. И идет насильничать, поджигать машины и устраивать разбой. Поэтому я занимаюсь экологией нравственности. Уж не эта ли особа каким-то образом повлияла на Любочку? Надо с ней поговорить.
О неприглядных профессиях века
Прошло то время, когда Нонна испытывала дискомфорт из-за того, чем ей приходилось заниматься. Деньги не пахнут, убеждала она себя. Как уверяла себя в том же иная стриптизерка, которой не нравилось раздеваться, но приходилось, потому что у нее такая работа.
Что касается неприглядных профессий, то их появилось так много, что оставалось только удивляться: а почему их не было заметно раньше? Сутенеры, карточные шулера, хозяйчики притонов и заведений, где снималось порно, фирмы, продающие девушек за рубеж - все, разлагающее человека, опускающее его на дно процветало пышным цветом и не запрещалось законом. И это было доказательством того, что иной, боле почитаемой работы людям не предлагалось. Пустели заводские цеха, прекращали свое существование НИИ, чья деятельность зачастую была сомнительной и позволяла вязать носки в рабочее время, но в то же время поддерживала в людях уверенность в себе и в своем причастии к общественной пользе. Распадались коллективы со своими традициями, все объявлялось ненужным, и даже красно-коричневым. Многие отчаялись и начали искать способ заработать деньги на ниве порока и низменных страстей. Обман стал девизом жизни, больные не знали, какие таблетки им выдают аптеки, а новоиспеченные не были уверены в невинности своей избранницы, которая умела по нескольку раз в год восстанавливать утраченную девственность.
Когда появились первые отечественные богачи, возникли, пропорционально их числу, разного рода грабители и аферисты. Отнять помещение, застрелив банкира, отправить на тот свет мешающего богатеть журналиста - все это , внушающее по первости ужас, превратилось в обыденный фон жизни. И люди уже не содрогались от услышанной новости, а запивали ею утренний чай или кофе, не заботясь о пищеварении.
В обществе, где правят волчьи законы, глупо оставаться наивным несмышленышем. И если что-то в душе оставалось нормального, то лучше вырвать это с корнем, как сорную траву. Так размышляла Нонна, когда ступила на путь добывания денег, который иначе как грабительским не назовешь. Впрочем, само понятие «грабеж» ничего общего с грубым захватом не имело. Все обставлялось так, что «жертва» добровольно отдавала миллионы грабителям, и при этом не проливалось ни капли крови, не оставалось никаких следов насилия. О, это был высший пилотаж. И Нонна раскидывая сети, выстраивая схему охоты на олигарха, невольно увлекалась игрой, требующей и ума и терпения, и даже применения новых технологий.
Вот теперь ей предстояло расставить ловушку для бриллиантового магната. Действовать она будет осторожно, не торопясь, с девчонкой придется повозиться, но ей не привыкать к роли пигмалиона, формирующего свою галерею.
Она поднялась с места, уверенная в том, что ее одежда ничуть не пострадала от резких движений. На ткани не будет ни одной морщины - показатель подлинного качества. Стиль - безупречная простота и отсутствие рыночного сверкания. Такая одежда не выносит полноты, и Нонна вынуждена ограничивать себя в еде, как балерина. Хотя поесть она любит - за неимением других вкусовых ощущений. Прихватив со стола то, что ей было нужно, она направилась в отдел, где сидели так называемые «опера». Люди умные, бывалые, некоторые прекрасно образованные и прошедшие выучку в здании, известном москвичам как карательное, они умели добыть любую информацию о мистере «икс», ставшем, к своему несчастью, жертвой преследующих его (незримо) охотников. Подойдя к одному из них, Нонна сказала:
- Сева, есть интересная идея! Пойдем поговорим. Вид у Севы такой, будто он собирается в ЗАГС и ему неловко в сшитом по этому поводу костюме. Новичок, не обтесался еще. В курительной комнате Сева поднес к сигарете огонек и Нонна заметила на манжете его сорочки запонки с черным камнем. Смешно, подумала она, хватается за моду, а носить не умеет.
- Говорят, вы были хорошем следователем, - польстила Нонна «новобранцу», - и я хочу, чтобы вы проявили свои способности.
- Готов выполнять, - ответил Сева, - я весь внимание.
- Дело тонкое, надо узнать все: характер, вкусы, что ест, что пьет, что носит, какое любит кино, если любит, какие книги, какие газеты читает. То есть полное описание человека.
- Кто таков и где я смогу его встретить?
- Это бриллиантовый олигарх, новоиспеченный, но еще не отесанный, приехал по делам, будет вести переговоры с известными людьми. Надо узнать, где остановился, проследить где бывает. Короче, придется ходить за ним как тень. И снимите, пожалуйста, эти черные камни. Посоветуйтесь с Алиной, поработайте над образом.
- А кем я буду? - воодушевился Сева, как актер, которому предложили интересную роль.
- Выше официанта вряд ли поднимитесь, - изрекла Нонна. - Но учтите, мы хотим вырастить из вас ну, допустим, владельца модного ресторана. Наблюдайте, мотайте на ус.
- Да я-то намотаю, но кто мне купит часы ручной работы на ремешке из страусовой кожи?
- Если дело пойдет успешно, не исключено, что часы у вас будут.
Вернувшись на метро, Нонна задумалась над составлением плана захвата и усмехнулась про себя: как будто диссертацию готовлю.
Любаша ищет продавца рефератов
Открыв глаза, Любаша долго оглядывала окружающее ее пространство, стараясь понять, сколько может быть времени на часах. За окном мерцала полутьма , разогреваемая обильным светом ночного электричества и блеском рекламы. Понять, который час было трудновато, как бывает в самое темное время года, в декабре. Любаша прислушалась, чтобы уловить шум автомобильного потока на трассе - ей иногда удавалось определить время по интенсивности несущегося транспорта - с семи утра шум усиливался и уже не прекращался до глубокой ночи. Но разве услышишь теперь этот шум за пластиковыми окнами с тройным рядом стекла? Оставалось одно: встать и посмотреть, какова на вид огненная масса автомобильных огней. Любаша так и сделала: поднялась с постели, откинув шелковое одеяло, и подошла к окну. К ее удивлению, трасса выглядела почти пустой, лишь редкие безумцы неслись по ней то ли с ночного свидания, то ли торопясь быть первыми, чтобы решить деловые вопросы. Странно, подумала Любаша и наконец взглянула на часы, стоявшие на книжной полке. Стрелки показывали без десяти четыре. Ну и ну! - удивилась Любаша. С ума я что ли сошла, проснувшись такую рань? Она снова улеглась в постель, чтобы доспать положенное время, но сон не шел, и она стала искать причину, нарушившую ее обычно крепкий, ничем не возмущаемый сон. И вдруг поняла, что виноват во всем реферат, который ей нужно сдать в понедельник. Вот черт, - выругалась она про себя. Неужели такая мелочь испортила ей нервы и заставила проснуться ни свет ни заря. Однако, как ни ругайся, а факт остается фактом: этот чертов реферат на скучнейшую тему о методах очистки воды, поступающей в городскую сеть, не дает ей покоя. Уснуть Любаше так и не удалось, и она принялась мечтать о более приятных вещах: как найдет себе богатого жениха, и какое у нее будет свадебное платье. Распаленное воображение рисовало ей сладостные картины ее роскошной, интересной, исключительно разнообразной жизни. Она видела себя то в открытом платье с бокалом шампанского в руке, окруженной мужчинами в смокингах, как в американском кино, то на палубе яхты, названной в ее честь «Любаша». Ох, мечты, мечты, как далеки вы от реальности.
Наверное, она сделала глупость, послав свою фотографию в агентство под названием «Электронная сваха». Наверняка там сидят ворчливые старые ведьмы, пытающиеся заработать на жизнь обещанием элитных знакомств. Ну, получат они фотографию, засунут в картотеку и будет она там лежать до скончания века. Такая перспектива заставила Любашу содрогнуться всем телом. Нет, нет, такого не случиться! Она верит в свою звезду. Будет у нее и жених богатый, и яхта, и шкатулка с бриллиантами. А иначе для чего ей даны молодость и красота? Интересно, сколько придется ждать? Наверное, весь семестр, а то и два.
Но все же, что с рефератом-то делать? Списать, скачать с интернета? Нет этот путь не годится, все равно узнают. Остается одно: купить. И Любаша решила действовать. После завтрака она обложилась газетами и нашла объявления о продаже курсовых работ. Любаша выбрала женщину по телефону и договорилась о встрече у входа в Зоопарк, на Баррикадной. Однако продавцом оказался парень, невзрачный, в очках, что весьма удивило Любашу.
- Я же с Ниной, кажется, договаривалась, - строго сказала она очкарику.
- Она у нас на телефоне сидит, - объяснил продавец, - а выходим к заказчику мы, то есть, в данном случае я.
- Ничего себе. Сколько же у вас заказчиков, если диспетчер понадобился. На домашнем телефоне, да?
- Народу много, конечно.
- И всем одно и то же? Под трафарет?
- Нет, варьируем.
- А где гарантия, что вы дадите качество, а не шаблон?
- Не волнуйтесь, все чисто, комар носа не подточит.
- За сколько «не подточит»?
- Ну, цена как раз шаблонная: двести баксов.
- Дайте взглянуть, - потребовала Любаша. - И нечего на меня пялиться. Я так и знала, поэтому выбрала женщину.
Парень покопался в своей сумке и протянул отпечатанные на компьютере листы.
- Надо будет убрать эту вот аккуратность, - сказала Любаша, - исправить, зачеркнуть.
- Кляксу поставить, - подсказал парень.
- Шютка?
- Офкоз.
- Ладно, забирай свои баксы, но если что не так, из-под земли достану.
- Не боись, - сказал парень, и Любаша увидела его серые, смешливые глаза.
Домой Любаша вернулась в хорошем настроении. Реферат, купленный у народного умельца, будет наконец отдан этой злыдне Дардыкиной ,бесстыдно вымогавшей у Любаши взятку за отмазку в зачете. Правда, многие однокурсники уверяли: не берет, но Любаша не верила этим россказням. Кто посмеет отказываться от денег, которые сами плывут тебе в руки? Разве можно представить такое: студент с невинным видом протягивает зачетку с вложенной в нее купюрой, а Дардыкина ее возвращает, сопровождая свой жест суровым: «Идите». Любаша не хотела подвергать себя унижениям и поступила так, как ей советовали: обратилась к грамотным людям, поднаторевшим в продаже всего, что требуется для получения образования. Вплоть до кандидатской диссертации. Любаша вспомнила, что и ее отец когда-то сделался кандидатом, чтобы получать за ученую степень надбавку к зарплате - тогда давали.
Обрывочные мысли то возникали, то пропадали в хорошенькой голове Любаши, пока она сбрасывала одежду в холле ,меняла свою обувь на тапочки и скользила в них по стильному паркету прямо на кухню. Там за широким столом сидела Агриппина Степановна, любашина мама.
- Сколько можно есть! - сердито проговорила Любаша, хотя никаких признаков еды на столе не наблюдалось.
- А я не ем, я читаю, - отозвалась мать и перевернула страницу журнала, лежавшего перед ней.
- Зачем? - удивилась Любаша.
- Хочу поменять интерьер на более современный, - объяснила Агриппина Степановна и Любюаша уловила в тоне ее голоса незнакомое жеманство.
- А чем тебе не нравиться наш? - Любаша схватила со сковороды румяный сырник и отправила его в рот.
- Он устарел
- Мам, не мучайся, есть же люди, которые быстро все сделают.
- Я интересовалась. Слишком дорого просят.
- А ты все экономишь.
Агриппина Степановна спорить не стала. Ей не хотелось платить за чужие советы, она привыкла рассчитывать только на себя. И эту привычку не могло отменить даже хлынувший в дом достаток. По - существу, эта женщина оставалась все той же Груней Скворцовой. С детства отличавшейся физической выносливостью и умением постоять за себя. Да и как могло быть иначе, если никто в целом свете не мог помочь ей, выросшей в рабочей семье (мама - маляр, папа - слесарь). Без связей и опоры она поступила в полиграфический техникум и, окончив его, работала линотиписткой в типографии «Правда».
Судьба свела ее с будущим мужем Аркадием Павловичем, который быстро сориентировался в меняющейся обстановке и завел мастерскую по ремонту автомобилей, которая постепенно превратилась в автосалон. Аркаша молодец. Но и Агриппина от него не отстает. Выучилась на дизайнера и теперь по праву считает себя профессиональным партнером мужа. Вот только в убранстве собственного дома не сильна. Расстаться с бытом старомосковских квартир с их уютными диванами, коврами, фарфоровыми безделушками, книжными полками, набитыми сочинениями классиков нашей и западной литературы, у нее рука не поднимается. Не любит она безликий, индустриальный стиль, который теперь начинает входить в моду, вышвыривая в мусор «миленькую» обстановку прошлых лет. Поэтому в доме ничего революционного не происходит, пока хозяйка листает глянцевые журналы, ходит на выставки, осматривает проекты молодых архитекторов. Покинув кухню, Любаша направилась в свою комнату, где господствовал мягкий голубой цвет, и развернула реферат. Вот так номер - почему нет концовки? Она вставила дискету, быстро «пролистала» страницы и убедилась, что все на месте. Конечно, можно и самой распечатать, но она этого делать не будет. Вот гад, мерзавец, деньги взял и всучил брак. Она ему покажет! Быстро набрала номер мобильного телефона и, услышав голос мерзавца, опрокинула на него поток ругательств.
- Спокуха, - произнес незадачливый купец. - Подходи к метро, получишь свою страницу, очень она нужна.
- Да, нужна! Но дело не в ней. Ты бракодел, а таких учить нужно и я сейчас выйду и дам тебе в морду.
- Буду у твоего подъезда через … полчаса, - пригрозил продавец.
И правда приехал. На машине. Любаша решила, что у кого-то взял. Парня она не узнала. «Невзрачность» куда-то исчезла. Он казался уверенным, подтянутым и лицом похорошел.
- Принес? - спросила она.
- Сама сделаешь, - сказал он насмешливо. – Я нарочно не отдал страницу, хотел с тобой встретиться. Знал, что ругаться будешь. Давай пойдем куда-нибудь.
- А это твоя машина?
- Конечно, моя.
- Заработал?
- А то…
- Надо же. Как оказывается можно разбогатеть, торгуя товаром, надерганным из интернета.
- А ты попробуй найди, разберись и отступи от шаблона. Тоже ведь творческий процесс.
- Прохиндей, проговорила Любаша.
- Так пойдем? - настаивал он.
И она согласилась.
В кофейне
- Знаешь что, - сказала Любаша, расположившись на сиденье рядом с «прохиндеем», - я ведь не одета для выхода в приличное общество. Давай-ка посидим в кафешке, для начала. Кстати, я спрашивала, как тебя зовут?
- Не-а, - ответил парень.
- Ну и?
- Обыкновенно: Артур.
- Господи! - удивилась Любаша. - Кто это тебя так?
- Мало - я, у меня и отец был Артур.
Любаша развеселилась.
- Артур Артурович, надо же. А почему был?
- Погиб.
- Значит, в его честь, - догадалась Любаша. - Так ты безотцовщина.
- Не говори так. Отец был классным.
- И как он погиб?
- В горах. Его засыпало в Гималаях.
- Надо же. - Любаша повернулась к Артуру и внимательно на него посмотрела. - Так ты, выходит, из героической семьи.
Она поежилась, стараясь вспомнить что-нибудь интересное из своей жизни, и не могла.
- А ты … покоряешь вершины?
- Когда отец начинал, все было проще, а теперь одно снаряжение черт-те сколько стоит. Комбинезон, ледоруб, страховочный трос и так далее.
- А зачем машину купил? Лучше бы все это, для гор.
- Без машины никак. Много ездить надо. Накоплю денег, полезу на ту самую гору, куда отец не поднялся.
- Да - а, - протянула Любаша со вздохом. – А у меня тоска. Отец по заграницам шастает, машины скупает. У него автосервисный бизнес и три магазина запчастей.
- Так он деловой человек! - обрадовался Артур, - познакомь меня с ним, я в долю войду.
- Ладно тебе, куда едем?
- К писателям, - отозвался Артур. - Знаешь знаменитую усадьбу, где они заседают?
- А - а, «Война и мир», - вспомнила Любаша.
- Там рядом уютная кофейня есть.
Любаша вдруг загрустила. Хотя никаких поводов для грусти не было. Хорошо бы на какую-нибудь гору залезть: ветер с ног валит, снег застилает все вокруг, слезы на ходу замерзают, пальцы рук ничего не чувствуют, а душе горячо… Она так живо все это представила, что почувствовала, как немеют руки. Почему с ней не происходит ничего интересного, необыкновенного? И зачем она спуталась с ужасной конторой, по ловле богатеньких женихов? Но думать дальше уже не было времени, машина притормозила напротив невысокого зданьица под вывеской «Кофе - Хаус».
- Вот интересно, пустилась в рассуждения Любаша, - почему эти торгаши обезьянничают? Разве нельзя было назвать по-русски «Кофейный домик»
- Они не дураки, торговцы, - объяснил Артур, выбираясь наружу. - У нас народ такой, любит иностранщину.
Зал оказался очень уютным. И было приятно, что девушка при входе спросила: «Вам к курящим или нет?»
- К некурящим, - ответил Артур и повел Любашу в указанном направлении.
Они немного поговорили, молодой официант принес им две чашки «капуччино» с сердечком из сливок посередине. Любаша потихоньку рассматривала посетителей. Все они были одеты буднично, видно завернули сюда после работы. На Любашу смотрели, отдавая должное ее свежей красоте. Мысли о горах куда-то выветрились, пора было уезжать домой.
Нонна объясняется с Агриппиной Степановной
Пока Сева неотступно следил за «бриллиантовым», остановившимся в «Палас - Отеле», Нонна обдумывала тактику обработки «новенькой». Она понимала, что действовать без согласия любашиной семьи нельзя. Но предполагала и то, что семейка встанет на дыбы, защищая молодость дочери. Предстоящая беседа с матерью Любаши не могла быть приятной, и Нонна нервничала, разыгрывая в уме варианты оказания давления на материнские чувства.
Агриппина Степановна не знала, не ведала о том, что натворила дочка, и на просьбу Нонны о встрече отказывалась.
- Кто это такая, Нонна Максимовна? - поинтересовалась она у Любаши.
- А - а, это водопроводчица наша, - соврала проницательная Люба. - Из института, насчет водоемов.
Понятливая девушка настояла на том, чтобы мать согласилась с ней поговорить. И встреча состоялась.
Агриппина Степановна произвела На Нонну хорошее впечатление. Прежде всего ее отличала естественность поведения, без макияжа, в удобной фланелевой рубашке, она видимо совсем не тяготилась своей полнотой, не жеманничала, не старалась подражать «светским» дамам. Бывшая начальница цеха, она сохраняла в облике и в голосе нотки руководителя среднего звена, и это удивляло, потому что нынешняя ее жизнь ничего общего с прошлой не имела. Начинать разговор без вранья не получалось, и Нонна представилась руководительницей театральной студии при институте, где училась Любаша.
- У вашей дочери отличные внешние данные, прекрасный голос, она могла бы стать звездой нашего театра, но репетиции будут проходить по вечерам и иногда затягиваться за полночь.
- Ну и что? - пожала плечами Агриппина Степановна. У нее будет машина, отец обещал, пусть себе занимается, если хочет.
- Только одна просьба, - оживилась Нонна. - Не разрешайте ей красить волосы и лицо. Она хороша именно природной красотой.
- А запретить-то я не могу. Вы сами знаете, какие они, нынешние девушки. Что увидят, то им и подавай.
Это был пробный разговор, который показал, что Агриппина Степановна не понимает, какое сокровище ее дочь. Подбираясь к самой сути проблемы, Нонна употребила всю свою изворотливость для достижения цели. И когда Агриппина Степановна узнала правду о том, что дочь хотят познакомить с олигархом, она разразилась бранью.
- Так вот вы чем занимаетесь! - кричала она в лицо Нонны. - Поставляете девушек для прихотей ожиревших мерзавцев! Убирайтесь вон и знайте, что дочь свою я не отдам в грязные лапы сутенеров.
Ничего не добившись, Нонна покинула дом Любаши, и ей было тошно. Именно в таком состоянии, какое сейчас у нее, случаются на дорогах аварии. Руки ее тряслись, губы дрожали, какой уже раз ее окунали в грязь, клеймили позором, а она глотала оскорбления, не в силах ответить обидчикам.
Вернувшись домой (какая уж тут работа!), она влезла в ванну, закуталась в махровый халат и уселась перед телевизором. Показывали какую-то муру вперемешку с пошлой рекламой. Интересно, кто ее лепит - с этими рожами, непристойными намеками - неужели такие, как она сама - понимающая ужас своего «творчества». Нет ,нет, лучше об этом не думать. Телефонный звонок отвлек ее от тяжелых мыслей. Веселый голос школьной подруги Розки затараторил про то, что Нонне было совсем не интересно. Шведская косметика, ножички, пилочки - остановись, Розка!
- А что? Ты заболела?
- Нет, просто мне плохо. Приезжай, напьемся. Через полчаса Розка явилась с бутылкой «Мартини».
- Слушай, я это не принимаю, - взглянув на бутылку, сказала Нонна.
- У меня другое есть. Итальянское «Амаретто».
Пили под шоколад, но слаще на душе у Нонны не стало.
- Мне сорок шесть, - жаловалась она подруге, - и я занимаюсь гадким делом. Мне это претит, понимаешь? Но меня уже затянул этот омут: деньги, общение с сильными мира сего, некий шарм пигмалионства, когда чувствуешь себя творцом. Хи - хи … А еще психоанализ, игра, риск. Оттенок криминала, но тайного, без крови и выстрелов. - Розка слушала, разинув рот.
- Потрясно! Ты просто гений. У меня-то вообще мрак. Не знаю, куда себя деть. Ради чего я живу? Чтобы муженька поджидать?
- Займись сиротами, - посоветовала Нонна. - Жалко детишек. Так жалко… - и лицо ее исказилось от слез.
Любаша начинает действовать
Как бы там ни было, но процесс пошел, и останавливаться на полпути было бы глупо. В конце концов Любаше восемнадцать, - самостоятельный человек. Не век же ей сидеть, пришпиленной к маминой юбке. Она вправе поступать по своему разумению. Любаша не хотела казаться паинькой. Ей не терпелось узнать, когда ее снова позовут в агентство. И она настучала туда запрос.
Получив послание, Нонна тут же ответила приглашением явиться на собеседование. Она сознавала ,что предстоит тонкая игра, которая должна обезопасить прежде всего саму Нонну. И это предполагаемое ею скольжение по острию ножа приводило ее в состояние легкого возбуждения. Она понимала, что Любаша - клад, который может принести ей большие - большие деньги. И тогда, может быть, она смогла бы покончить со всем этим кошмаром.
Беседа проходила в комнате, обставленной с умопомрачительным вкусом. Все от цвета штор до безделушек за стеклом горки несло на себе печать вдохновения искусных дизайнеров. Любаша опустилась в мягкое кресло и уставилась на великолепный букет роз, излучающих завораживающий свет
- Это искусственные? - обратилась она к Нонне?
- Да, сделаны из особого материала с подсветкой.
И тут же дежурный вопрос:
- Чай, кофе?
- Спасибо, не хочется.
Самая трудная часть разговора касалась, конечно, любашиных родителей. Как они отнесутся к решению Любы?
- Конечно, они будут против, - сказала Любаша. - Но ведь я уже взрослая и могу отвечать за свои поступки.
- А что, собственно, тебя привлекает?
- Понимаете, я не люблю серую жизнь. Как у моих родителей. Что они видели и видят? Ничего интересного. Правда, в последнее стали зарабатывать больше, ремонт сделали, стеклопакеты, то да се… Но ведь почти не бывают нигде. Мамины платья висят в гардеробе ненадеванные. Они бояться куда-нибудь выйти, в клуб, например ,в ресторан.
- Почему бояться?
- Фейсконтроль, забыли? Вид у них не тот, и вообще, их туда не тянет.
- А тебя - тянет?
- Еще как! Только я не знаю, с чего начинать. Есть у меня … приятель, но с ним только на дискотеку пойдешь. Простоват.
- А тебе хочется…
- Как в кино, - оживилась Любаша. - Длинное платье, драгоценные украшения и вокруг не сопливые в джинсах, а настоящие випы.
- Если так, то тебе, Любаша, предстоит нелегкая работа: отучиться шмыгать носом и вертеть прядь волос, сидеть красиво с прямой спиной и главное - овладеть искусством вести разговор.
- А что? Разве я не умею?
- Когда ты окажешься в обществе не сопливых людей, то сама поймешь себе цену. Если ты согласна, то мы должны соответственно оформить наш договор.
Не вглядываясь в текст, Любаша подписала принесенные ей бумаги и покинула приятную женщину Нонну Глебовну с ощущением неожиданно свалившегося на нее счастья.
Артур становится свидетелем убийства.
В Татьянин день Артура занесло на Воробьевы горы, где разливалось наряду с медовухой бурное веселье по случаю праздника всех студентов. На невысокой площадке, сооруженной по случаю увеселений, изображала рок-группу тройка захудалых самодельщиков. Под грохот аккордов вертелись и прыгали собравшиеся, сбиваясь в группы, распадаясь и тут же вновь образуя дико орущие хороводы. Мелькали сооруженные к этому дню причудливые маски ,тюрбаны, шлемы, рогатые головы, поблескивали глаза и зубы чернокожих студентов, всюду валялись бумажные стаканчики из-под медовухи и пивные бутылки. Теснота была невыносимая, и Артур, почувствовав скуку, начал выбираться на свободу. Он, как выяснилось, не очень-то тяготел к шумным увеселениям, считая их бесполезными и не приносящими удовлетворения. С тех пор, как он завел свой собственный маленький бизнес, который давал ему скромный доход, непроизводительные формы времяпровождения стали его тяготить. Поэтому, отдав должное празднику, он двинулся в сторону аллеи, где стоял его новенький «Порше». Чуть позади шествовала развеселая компания, которой, видимо, тоже надоело скопление гуляющего народа. Артур уловил в возгласах веселящихся студентов легкий нерусский акцент. Хотел оглянуться и посмотреть и, оглушенный неожиданно раздавшимся резким хлопком петарды, покачнулся и потерял равновесие. В кармане зазвенел мобильник. Он поднес его к уху, но услышал не голос звонившего, а душераздирающий вопль за своей спиной. С мобильником в руке он обернулся и увидел лежащего на земле человека. Первой мыслью было сбежать, но ноги почему-то сами привели Артура к распластанному телу - убили что - ли, а где же те двое, которые шли рядом? Артур наклонился над черным лицом и застыл от охватившего его ужаса. Сколько бы по телику не показывали кровь, но увидеть это живьем, один на один со смертью, совсем другое дело - ни в какое сравнение не идет с киношным. Дрожащими руками он набрал номер службы спасения, рассказал о случившимся и побежал к машине. «Теперь отыщут, повесят преступление на меня и засудят», - думал он с отчаянием в душе. Скорее, скорее отсюда. Ведь он не при чем. Он даже не понял, что произошло, кто шел рядом с негром, куда они делись. Может, они и не при чем, а кто-то другой ударил его со спины ножом.
В ночных новостях прошло сообщение об убийстве студента из Сомали. На другой день группа активистов с плакатами стояла у здания прокуратуры и требовала немедленного расследования преступления. Об этом говорили по радио, писали газеты. Началась настоящая кампания в защиту иностранных студентов, приехавших учится в Россию. Артур все эти дни ждал, когда его схватят ,но виду не подавал. Желая себя обезопасить, он сошелся с одним из организаторов молодежного движения «Наши» Левой Колосовым, - пятикурсником социальной академии. Лева, на взгляд Артура, был удивительной личностью. Общественник до мозга костей. И прирожденный лидер.
- Мы заполняем ту пустоту, которая образовалась у нас после развала комсомольской организации, - говорил он многозначительно. - Проблемами молодежи кто-то должен заниматься. Вот мы и взяли на себя эту задачу. Хочешь участвовать в акции протеста против злодейских убийств?
- Хочу, - сказал Артур. А сам хотел получить «крышевание», то есть влиться в группу ,которая будет его защищать. Шкурный его интерес, как ни странно, перерос в интерес и к самому делу, которое возглавлял Лева. Артур стал посещать собрания «наших», узнал ребят, которые умели действовать сообща - и не только скандировать лозунги на улице, но и практически помогать тем, кто нуждался в защите.
Какой он все-таки был дурак! Его, конечно вычислили по номеру мобильного телефона. Разговор со следователем не обещал ничего хорошего. Орудие убийства - нож, не нашли. Отпечатков пальцев на одежде убитого тоже. Из свидетеля Артур превратился в убийцу, - так было легче для следствия, и доказать свою непричастность к происшедшей трагедии он не мог.
- Вы понимаете, что я сделал глупость, когда набрал номер службы спасения? - говорил Артур. - Глупость и страх. Не мог я сбежать при виде крови, думал, может быть он еще жив.
- Ну, а почему не остались на месте?
- Да все поэтому - меня бы тут же забрали.
- А те двое, которые тоже сбежали, как они выглядели?
- Запомнил только то, что у одного на голове была бычья маска. Но они не при чем. Я слышал, как они смеялись, наверное ,из одной группы. Опросите тех, кто учился с убитым. Вы же знаете, кто он, откуда. Найдите их, они тоже свидетели.
К счастью для Артура, эти двое подтвердили, что студента из Сомали зарезал неизвестный, который внезапно подскочил сзади, лица они не разглядели, потому что упали вместе с потерпевшим, а когда поднялись с земли, убийцы и след простыл. Отсидев положенный срок в камере предварительного заключения, Артур по подписке о невыезде вернулся к обычной жизни, и первое, что он сделал - набрал номер телефона Любаши.
Листая глянцевый журнал…
Была суббота, день, особенно любимый Любашей. Проспав до десяти утра, она поднялась с постели с чувством предстоящей радости. Скоро ее жизнь станет совсем другой. Она покончит с ползучей скукой своего существования. Перед ней откроются двери, ведущие в сказочную страну, где не бывает одиноких вечеров, где звучит красивая музыка и царит атмосфера роскоши. Она познакомится со знаменитыми актерами и певцами, будет на ты с Димой Биланом и переплюнет красотой эту воображалу Ксюшу, которой давно уже пора на пенсию. Подойдя к зеркалу, Любаша решила взглянуть на себя как бы со стороны. Фигура у нее ничуть не хуже, чем у Мерилин Монро, особенно красива грудь с прелестными розовыми сосками. Все в ней изваяно по высшему разряду. Линия шеи, плечей, плавный изгиб бедра. Даже интересно, в кого она такая уродилась. Папаша имеет типично рабочую наружность, мамаша тоже не из красавиц. Зато она - настоящий бриллиант. Такое сокровище не должно пропадать зазря. Сейчас ведь все продается, вот и она найдет себе покупателя, который оценит ее на миллион евро. Не меньше.
Напевая мотивчик Меладзе она отправилась под душ, потом уселась с мокрыми волосами за кухонный стол. Агриппина Степановна строго на нее посмотрела и, как отрезала, произнесла:
- Выбрось из головы что подумала. Не допущу. Так и знай.
Любаша спокойно (хитрая!) ответила:
- Уже выбросила. Успокойся. А где отец?
- Уехал закупать оборудование.
- Какое?
- Мечтает создать гарнитур - диван и два кресла - со съемными чехлами.
- Ничего нового.
- Как сказать Натуральное дерево и ткань с золотыми нитями.
- Ерунда! - махнула рукой Любаша и отправилась к себе, рассматривать новые глянцевые журналы.
На первой странице была помещена фотография красавицы в необыкновенных очках. Собственно, это даже не очки, а произведение искусства. Да что ни возьми - все загляденье и роскошь. А белье, это даже не предмет туалета, а настоящее чудо! Эти баночки с кремом для лица, каких только нет. А интерьер квартиры Коли Баскова - дворец, да и только. Она ничуть не хуже этих размалеванных девиц, и скоро всего добьется.
Who is « Бриллиант»?
Едва Нонна появилась на работе, как получила эсэмэску от Севы: «Надо встретиться». Разговор происходил в той же курилке, но теперь запонки у Севы были другими, без камней, из хорошо обработанного металла.
- Эти лучше, - заметила Нонна. - Ну и что ты принес?
- Объект слывет стариком среди тех, кто уже поднаторел и обтесался, вращаясь в кругу избранных крокодилов. Нонна усмехнулась:
- Почему крокодилов?
- А кто же они? Натуральные хищники с зубастой пастью.
- Не забывай, что ими мы кормимся.
- Наплевать. Это ведь я только с тобой откровенничаю. Словом, провинциал. Вкалывал на добыче, а когда пошла круговерть, прикупил себе прииск на авось, но он оказался бесценным.
- А вообще-то откуда он, где рос, где учился?
- В задрипанном городишке на юге Сибири. Затем техникум, геологоразведка в Якутии. Повезло парню, быстро в гору пошел.
- Значит, с характером, - задумчиво произнесла Нонна и отвела Севину руку, норовившую пролезть к ней под блузку.
- Черт, до чего у тебя кожа красивая, - заметил Сева. - А платье из такого материала, что хочется сразу его снять, он просится, чтобы его сняли, струится весь, но не обтягивает.
- Слушай, в тебе кутюрье пропадает. Ты просто поэт. Сева понял ее слова как одобрение, и продолжал действовать руками.
- Уймись, - приказала Нонна. - Значит, на юге Сибири. А конкретно?
- Синегорск.
- У таких людей, как наш крокодил, есть одно слабое место, они любят поговорить с земляками, или с теми, кто хоть каким-то боком знаком с местами, где они родились. Нужно собрать информацию об этом самом Синегорске. Так что займись. Когда у человека намечается интересная акция, то лицо его приобретает особое выражение - сродни озарению влюбленностью. Как ни старалась Нонна его загасить, но она преобразилось, о себе заявляло и походка у нее тоже стала легкой, как в танцевальном зале. Заняв свое привычное место, Нонна уловила на себе проницательный взгляд Ирины, занятой конструированием причесок для вечернего выхода целой плеяды «Золушек». От нее ничего не скроется, подумала Нонна и сделала непроницаемый вид.
Итак, можно начинать. Отбросить все, что касается «прикида», внешнего шарма и туфелек. Пока девчонка смотрит на мир глазами наивного ребенка, надо отправить ее в этот самый Синегорск, пусть погуляет, подышит воздухом, поболтается по базару, заглянет в музей, если таковой имеется, в общем, наберется впечатлений, чтобы в случае необходимости, небрежно бросить «А я там была. Чудесный городок». И вот Любаша снова беседует с Нонной. И уже не отказывается от чая с пирожным и пьет, держа блюдечко в левой руке, а чашку, без ложечки, в правой.
- Для того, чтобы достичь желаемой цели, тебе, дорогая, придется кое-чем пожертвовать, - предупреждает Нонна.
- Чем?
- Перейти на вечернее обучение.
- Запросто,- заверила Нонну Любаша. - А что еще?
- Ну, это даже не жертва, а удовольствие. Тебе придется съездить на несколько дней в Синегорск.
- А это зачем? - удивилась Любаша.
- Кое-кто родом оттуда. Ты просто погуляешь, расспросишь местных жителей, что у них интересного. Тебе это поможет поддержать разговор с одним человеком.
- И что, я одна поеду?
- Нет, тебя будет сопровождать наш сотрудник.
Артур едет на Селигер
Год назад Артур поселился у одной пенсионерки ,уступившей ему комнату в двухкомнатной квартире. Очень многие поступали так, и считались счастливцами, потому что другие, не имевшие лишних квадратных метров, влачили жалкое существование, ежедневно борясь с чувством голода и теряя рассудок из-за постоянных подсчетов своих расходов.
Наталья Борисовна, в недавнем прошлом преподаватель института связи, никак не могла привыкнуть к жесткому самоограничению, мучилась из-за неподвижности времени, которое никак не хотело приблизиться к долгожданному дню получения пенсии, и так выходило, что как она ни старалась, деньги быстро улетучивались, а без денег какая жизнь? Пускать чужого человека к себе домой ей ужас как не хотелось, но привычка иметь в холодильнике достаточное количество продуктов, в конце концов ,перевесила ее сомнения, и она решила сдать одну комнату в аренду. Таким образом, у нее и поселился Артур. Наталья Борисовна вздохнула с облегчением, походы в магазин больше не заставляли ее проливать слезы из-за нехватки денег, она повеселела и даже разорилась на приобретение книжки Захара Прилепина. Артур вел себя порядочно, был аккуратен и с ужасом вспоминал время, проведенное в студенческом общежитии. В Брянске, откуда он приехал, оставались жить его мама и бабушка. Ощутимой помощи от них ожидать не приходилось. И ему, не приученному к шуму, толкотне и пьянству, было не сладко делить комнату с тремя парнями, не отличавшимися скромным поведением. То, что происходило по ночам рядом с ним, на соседних кроватях и о чем он догадывался по бешенной возне тел и стиснутым, приглушенным для «соблюдения приличий» стонам, приводило его в состояние озлобленного возбуждения. Его охватывало желание уйти и встать под холодный душ или схватить за ногу, спрятавшуюся под одеяло девушку и оттащить, выбросить ее за дверь. Его останавливало только нежелание выдать свою нетерпимость, и он зарывался в подушку лицом и проклинал себя за то, что не может заснуть. В конце концов он твердо решил уйти из общежития, но для этого нужны были деньги. И он очень скоро нашел способ их заработать. А потом нашел и квартиру. Тут по крайней мере было спокойно, никто не мешал сидеть за компьютером и готовиться к занятиям.
Иногда он слушал музыку, его волновали слова некоторых песен. Он думал о Любаше. Неодолимо хотелось с ней встретиться, а она не соглашалась, ссылаясь на важные дела.
Когда человеку не на кого опереться, он поневоле начинает задумываться о своем будущем. Обстоятельства, в которых он оказался, как бы ускоряли его взросление. Его не устраивало то, как он живет. Не устраивало соседство посторонней женщины, хозяйки квартиры, не устраивала комната, убого обставленная, лишенная многих предметов, без которых трудно обойтись. Артур обдумывал планы личного обогащения и мечтал о каком-то, пока ему недоступном пути, который приведет его к успеху, когда он сможет влиять на людей и на устройство их жизни.
Лева позвал его на Селигер, там создан молодежный лагерь, где обсуждаются интересные идеи. Артур согласился, и сдав сессию, отправился туда из любопытства. Там его захлестнула атмосфера бурлящей энергии, бегущей, призывающей, спорящей, пахнувшей кожей лыжных ботинок и промокших штормовок. В комнате турбазы, где он поселился, тоже было шумно и тесно, но шум был другой, возвышающий, чистый, и Артур легко сошелся с новыми товарищами. «Надо немедленно затащить сюда Любашу», - думал он, с интересом наблюдая, как сталкиваются в споре раскрасневшиеся девушки, отстаивая тезисы своих грандиозных проектов. «Э-э, - радовался Артур, - да у них тут вторая Дума и все так серьезно, как будто они готовятся стать профессиональными политиками». Был конец марта, снег еще не сошел, но с каждым днем становился все более серым и ноздреватым. Некоторые смельчаки выходили на опасный, теряющий прочность лед, чтобы насладиться чувством неохватного простора открытого всем ветрам озера. Артур же, не наделенный отвагой, предпочитал ходить по лыжне вдоль берега. В этих походах он испытывал пьянящее чувство радости, как будто душу его омывали очищающие ее потоки чистой воды. Все казалось прекрасным, сердце наливалось предчувствием какой-то новой хорошей жизни. И прочь уходила неудовлетворенность, которая серой лапой сжимала его существо, сводя на нет редкие всплески надежд. Рядом с ним находилось трое заводил, которые без конца вели разговоры вокруг «пути России» и ее территориальной целостности.
- Они ни черта не хотят думать о том, что Сибирь и Дальний Восток нужно держать под особым контролем, - горячился «очкарик» Максим (истфак МГУ). - Опасность его покорения китайцами видна невооруженным глазом. Надо действовать. Артур поначалу не мог понять, чего они так волнуются? Политика его никогда не интересовала, газет он не читал, блеяние «высоколобых» по телевизору не выносил, а тут вдруг очутился среди своих сверстников, которые рассуждают об этих проблемах, как о своих личных. Конечно, эти разговоры его заводили и он напрямую спросил умного Максима:
- Чем я могу помочь конкретно? Навыки по сбору информации через интернет имею.
- Обсудим, - обещал историк, - у нас есть проекты, которые мы передадим в Общественную палату. Без дела не останешься.
- А что, ваши входят в палату?
- Не ваши, а «Наши». Мы туда уже подкинули некоторые разработки, пусть думают.
Артур отдавал себе отчет в том, что к этим молодым людям его привела случайность: трусливое желание себя обезопасить, заручиться надежной защитой после трагедии в Татьянин день. Тогда он вел себя как нашкодивший школьник, пытающийся найти спасение от сгущающихся над его головой туч. И он эту защиту получил, когда сошелся с Левой и его друзьями. Хитрый ход, придуманный им ради него самого, неожиданно обернулся для него поворотом судьбы. Никогда он не думал, что его может заинтересовать что-то газетное, из области идей. Он вообще не допускал мысли о существовании высоких материй в среде молодых оболтусов, окружавших его в том заведении, где он обучался всевозможным общественным наукам. Так сложилось, что в заведение под громким названием «Социальный университет» он попал случайно, провалив экзамен в РГУ. Ни о каком призвании речи идти не могло. Все сводилось к банальной цели: получить высшее образование. В его сознании специфика вуза и он сам не соединялись в некое целое, а существовали отдельно. И поэтому его немало удивило наличие в стенах вуза людей, которые имели в своих головах высокие идеи. Поначалу он думал о них, как об обыкновенных карьеристах, мечтающих в будущем пробиться во властные структуры. Но постепенно он изменил свое мнение о них. Оказалось, что они исповедуют романтические мечты о переделке существующего уклада жизни. И это было так удивительно, как при встрече с неведомым существом, живущим в глубинах таинственного озера.
Синегорские впечатления
Пришел момент, когда Любаша почувствовала, что она управляемая кем-то марионетка. Ей сказали, что надо ехать в Синегорск и она согласилась. К ней приставили сопровождающую пожилую даму, и она возразить не посмела. Эта дама являла собой некий универсальный образ опекунши с чертами близкой родственницы, которая всегда начеку, как профессиональный охранник. Женщина представилась Тамарой Гавриловной, что выдавало тщательную продуманность этого странного имени, сочетавшего в себе высокомерное звучание царственного величия и прилепленного к нему неизвестного мужичка из крестьян. Впрочем, Любаша была далека от рассуждений по поводу истоков имени своей сопровождающей и в то же время испытывала странную напряженность в ее присутствии. То ли в голосе Тамары прослушивались начальственные, выхваченные из кабинетов надзирательной власти нотки, то ли раздражала Любашу навязчивая заботливость дамы, играющей роль приставленной к девушке «мамаши», только Любаша сразу же настроилась против сопровождающей Тамары Гавриловны и заранее мучилась от сознания, что придется ее терпеть во время поездки. Они летели на самолете до крупного сибирского центра огромного края, затем пересели в нанятое такси и ехали по знаменитому тракту без остановки, пока не свернули к конечной цели своего путешествия. Выгрузившись на площади с типичным для районных центров зданием местного управления, они поручили таксисту узнать, где находится гостиница и минут через десять вошли в допотопный домишко, видимо бывший когда-то особняком.
Таксист уехал, и Тамара Гавриловна своим начальственным голосом потребовала номер-люкс. Женщина в окошке, на удивление ласково, с домашней теплотой сообщила, что никаких «люксов» у них нет. Пришлось довольствоваться двухкомнатным номером, в котором стоял неистребимый запах табачного дыма и вся обстановка наводила тоску своим потертым от пребывания множества постояльцев видом. Никакого ресторана при гостинице не было, и Любаша со своей надзирательницей пошли искать, где поесть. Ресторан находился недалеко от центральной площади и имел точно такой, как гостиница, потертый, запыленный вид. Любаша не удержалась от презрительного высказывания по поводу до черна потоптанного, когда-то лакированного паркета. Да и занавески на окнах были не лучше: захватанные пальцами, линялые, с оторванной подшивкой внизу.
Им принесли рубленый бифштекс с жареной картошкой, и еда показалась им вкусной. Любаша повеселела и стала разглядывать посетителей. Эта была разношерстная публика, в которой легко было различить командированных. С блуждающими глазами, чужие всем, они молча поедали то, что было у них на тарелке, и изредка бросали на людей короткие взгляды, в надежде найти хоть одного знакомца. Как ни странно в ресторане была маленькая эстрада, на которой неожиданно появилась певица в пышном парике и блестящем платье в сопровождении аккордеониста. Она запела, как Пугачева, даже лучше, про расставание - маленькую смерть, и Любашино сердечко неожиданно дрогнуло: ей показалось, что эти слова про нее. Было так сладко ощущать непонятное волнение, что Любаше захотелось домой. К кому-то, расставание с кем пережить невозможно. Любаша открыто и честно поглядела на сидевшую напротив Тамару, схватив взглядом ее всю: полное, самодовольное лицо, открытую шею с ниткой жемчуга, тяжело вздымавшуюся грудь (тоже разволновалась, наверное) и сказала:
- Хочу вина. К ее удивлению, Тамара изрекла:
- Я тоже, - и заказала бутылку красного.
После первой же рюмки голова у Любаши слегка закружилась и все ресторанное общество показалось ей необыкновенно милым. На нее поглядывали восхищенными глазами. И лысые, и молодые, не являя пошлых намерений, молчаливо ею любовались, и она невольно расцветала лицом и милостиво всем улыбалась. «Интересно, что это со мной? - терялась в догадках Любаша. Мужики кругом просто мусор, затюканные паршивенькой работой, а какая еще здесь может быть? - считающие с ужасом потраченные на выпивку деньги, голь перекатная, чего уж там, не видно, что ли, а лица… хорошие, не испачканные, вот ведь что… Плавали в ее голове такие вот смутные мысли, а певица пела и продолжала волновать, и вокруг блестели восторженные, обращенные на Любашу, взгляды, и ей было легко и приятно.
Утром Любаша заявила самым непререкаемым, на какой только была способна голосом, что пойдет гулять одна, без сопровождения Тамары. «Надзирательница» стала возражать, но Любаша пригрозила, что сорвет поездку, если ей придется гулять под присмотром. Выторговав себе свободу, она оделась соответственно апрельской неустойчивой погоде и отправилась «шататься» по городу.
Город был невелик и по-своему привлекателен. Центральная улица состояла сплошь из старинных деревянных домов. Любаша разглядывала потрескавшиеся от старости бревна, посыпанную блестками вату, заложенную между оконными рамами для тепла, усмехалась при виде выставленных на всеобщее обозрение игрушек, прислушивалась к лязганью увесистых железных колец на входных калитках, когда кто-то покидал жилище, и все это ее удивляло, как удивляет туриста пребывание в африканской стране. Вот из ворот выскочила девочка с двумя пустыми ведрами, с накинутым на плечи пуховым платком. Повесив ведро на дужку водоразборной колонки, она нажала на рычаг, ведро наполнилось водой, потом - второе. Подхватив их девчонка толкнула ногой воротца и скрылась за ними. В следующем доме Любашу порадовал кот, глазевший на улицу через окно. С крыши капало, и кот с любопытством взирал на падение капель, водя головой вверх и вниз. Любаша засмеялась и пошла дальше. На маленькой площади в конце улицы она увидела стелу в память о павших бойцах в годы гражданской войны. Центральная улица стала расходиться влево и вправо, и Любаша оказалась почти на окраине города. Здесь уже не было асфальта, вместо него грязный песок, закрывающий кое-где торчащие булыжники. Улочка поражала своей шириной, дома с правой стороны смотрели на левую сторону, не различая, что происходит за окнами. А происходило разное. То мелькнет лицо старушки, поджидавшей, когда пройдет живой человек, то возникнет ряд литровых банок с уложенными в них солеными помидорами. Интересно, чего ради выставили эти банки? На показ людскому миру или на прогрев после погреба? Ход собственных мыслей весьма позабавил Любашу. Они милые, эти люди, живущие в таких домах, - решила она. И вдруг ее взгляд упал на подножие дома, представлявшее собой три ряда неохватного размера бревен. Вот это фундамент - на века заложен и никакая гниль его не возьмет.
Улочка была похожа на деревянную крепость. Заборы тянулись бесконечной лентой, ни щели, ни выпавшей доски - посмотреть, что за ними. Прочные калитки закрыты чугунными кольцами, каждое окно занавешено ставнями, которые замыкаются изнутри. Волков, что ли, бояться? Или недобрых людей? А что - место раздольное для набегов. Налетят со свистом и взмахами сабель по воздуху, тут только и найдешь спасение - за такими заборами. Неожиданно Любаша подошла к зданию из красного кирпича, которое выделялось среди прочих своей основательностью и претензией на сходство с театром. Это был не театр, а местный краеведческий музей. Любаша пошла посмотреть, что там имеется, и была удивлена целым рядом интересных предметов, добытых во время археологических раскопок. Посуда, украшения, вынутые из земли орудия труда и конской упряжи. А еще - каменные изваяния древних богов. У одного из стендов спорили двое молодых людей.
- А я тебе говорю, что это шестнадцатый век, - горячился один. Другой не соглашался:
- Такой орнамент мог быть только в пятнадцатом. Любаша подошла к ним, спросила:
- А вы археологи?
- Да, - ответили они.
- А кто это здание построил? - она не забыла, зачем приехала.
- А вы не знаете? Так это интереснейшая история. Здесь до революции работал фармацевт, который в свободное время занимался изучением края. Описал горы, реки, леса, почвы и, конечно, растения. Потом увлекся археологией и построил музей. Он считается одним из лучших в Сибири.
- И вы продолжаете его дело? - предположила Любаша.
- Ну да. Копаем. Дополняем экспозиции.
- Платят, наверное, ерунду, - добавила Любаша.
- Так мы не в музее работаем, мы геофизики.
- А-а, - протянула Любаша.
И ей почему-то стало ужасно грустно. Она вспомнила, что привело ее к Нонне и ей стало нехорошо. Есть ведь на свете нормальные люди, например, эти двое, музейщики, никуда не лезут, о светской жизни не помышляют, заняты делом и, наверное, довольны своей жизнью. А она… И Любаша поежилась. Не туда ее завело, не туда. Она отчетливо это понимала, но понимала и то, что попала в ловушку, из какой не так просто вырваться.
Пройдя еще одну улицу, она увидела современное здание школы и подумала, что здесь, наверное, учился тот, ради кого она здесь оказалась. Интересно, как мальчишки проводят здесь время? В снежную зиму - лыжи. Спорт - на стадионе. При доме – огород. Где-то рядом речка, надо название спросить. Да, библиотека. Любаша и туда зашла. За кафедрой сидела седенькая старушка.
- Вы знали нынешнего олигарха… - и она назвала фамилию.
- Конечно, - встрепенулась библиотекарша. - Мальчиком часто к нам заходил. Любил читать.
- А любимая книжка?
- «Айвенго». А вы? Вы его тоже знаете?
- Нет, слышала о нем. От других.
- А к нам какими судьбами?
- Музейное дело, - соврала Любаша. - Завтра уезжаю. А вас как зовут?
- Евдокия Ивановна, - ответила женщина. - Если увидите нашего общего знакомого, передавайте ему привет. Скажите, что его помнят и благодарят за помощь.
- Какую?
- Он нам деньги перевел на приобретение книг. У нас теперь богатая библиотека.
- Рада за вас. Из-за него, - сказала Любаша и еще раз оглядела помещение библиотеки и белую кафельную печь в углу. Евдокия Ивановна с улыбкой наблюдала сквозь очки. И Любаша представила, как молоденькой девушкой она пришла в библиотеку, время шло, она старела, и вся ее жизнь незаметно прошла в этих стенах. «А я могла бы так? Может быть, если бы здесь родилась». Нет, еще не найдены слова, чтобы описать незаметную жизнь человека, не претендующего ни на что, кроме однообразного течения жизни и мудрого покоя. Любаша очень устала от хождения по городу, но усталость не мешала ей испытывать странное чувство, будто городок этот она когда-то знала, может быть, в детстве. Иначе как объяснить, что она поняла его с первой же минуты. Их души - его и ее - сошлись в непредсказуемом родстве. Бревна были ей милы, улицы знакомы, девчонку с ведрами она видела где-то раньше. И все ее путешествие по тихим, заспанным улицам напоминало сон, так что хотелось ущипнуть себя руку, чтобы проснуться. Но сон кончается и превращается в явь. Надо возвращаться в гостиницу, под бдительное око надзирательницы и постараться не думать о том, что ее ждет в Москве. На какую-то долю секунды мелькнула в ее голове мысль о том, чтобы здесь остаться, но голос Тамары вырвал ее из полузабытья и позвал ужинать. Все, путешествие окончено. Завтра они отправляются назад. И Любаша увезет с собой увиденные и запечатленные на фотопленке картины. Прощай, Синегорск.
Мечтая о будущем гонораре.
Пока Любаша с Тамарой путешествовали в Синегорске, Нонна готовилась к первому выходу своей подопечной «в люди». Все было продумано до мелочей. Минимум макияжа, непринужденная прическа, такая, какую умеют делать настоящие асы своего искусства - как будто и нет прически, но от волос веет продуманной живостью и каждая прядь колышется на своем месте. Ногти без этих искусственных уродливых пластин, которые наращивают в салонах красоты. Уж это изобретение ногтевой индустрии пускай используют для устрашения мужчин женщины - вамп. А Любаша будет демонстрировать облик милой скромницы, далекой от ухищрений холодных и бесчувственных завоевательниц. В одежде - сдержанность и минимум обнаженности и украшений. Правильно ходить она уже научилась, а красиво говорить ей не придется, учитывая отсутствие спроса на этот вид искусства. Обдумывая предстоящий выход Любаши в опасную зону, где царит жестокий охотничий азарт, Нонна отлично понимала, в какое болото она толкает неискушенную дурочку - Любашу. Впрочем, неопытность девушки была ей на руку: наивное желание красивой жизни способно затмить реальность и проигнорировать таящиеся в ней угрозы. Зато у Нонны появится шанс покончить с дерьмом, которое затягивает ее все глубже. Обладая незаурядным воображением, Нонна как наяву видела обомлевшее лицо господина Бриллиантовая, в котором читалась сиюминутная готовность согласиться с любыми условиями, ради свидания с очаровательной девушкой. Как снимают кино, так выстраивала Нонна в своем уме картины сближения, ускользания, игры, потери (отрепетированной заранее), и радостного обретения вновь. Картины были забавны, и Нонна, отыграв их, почему-то начинала нервничать. Вот черт, думала она, всю жизнь меня тошнило от физических, если не сказать от физиологических сторон человеческих отношений: дольше всех своих подруг Нонна оставалась девственницей, не терпела, когда к ней прикасались руки мужчин, и на полном серьезе заявляла, что в будущем любовные ласки заменят биологические волны, которыми будут обмениваться влюбленные. Она выходила из себя, когда слышала от кого-нибудь анекдоты о половых сношениях, не хотела знать ничего такого. И только неумолимый зов природы принудил ее испытать то, к чему стремятся нормальные женщины. И вот по иронии судьбы она вовлечена в грязную яму похоти, наваждений и оплаченного вожделения. Ей не повезло: у нее нет вкуса к этой мерзости жизни. И она постоянно насилует себя, занимаясь сводничеством ради денег. До чего же это все противно. Но надо терпеть, надо накопить некую сумму, которая позволит ей дотянуть хотя бы до пенсии. Кстати, как будет называться организация, которая перечисляет проценты с ее доходов в Пенсионный фонд? «Брачное агентство» - наиболее безобидное из всех, прикрывающих свою сущность приличными вывесками.
Пройдя через руки стилистов.
После полудня Любаша заняла свое место в зале, где девушек готовили к выходу, как манекенщиц - на помост. Стилист потрудился над ее лицом, которое не требовало особых ухищрений макияжа, но нуждалось в легких прикосновениях настоящего мастера. Ее нарядили в платье неопределенного цвета, с едва заметным преобладанием абрикосового оттенка. Туфли на среднем каблучке - в тон. Сумочка, украшенная золотистыми стразами, своей игрой как бы оживляла нежное платье. Изящный кулон на тонкой цепочке дополнял наряд Любаши.
- Тебя будет сопровождать одна женщина…
- Тамара Гавриловна? - испугалась Любаша.
- Нет, другая. Оксана Петровна. Учти, если будут вопросы, отвечай, что это твоя бабушка.
«Бабушка» оказалась весьма симпатичной особой. Любаша подумала, что она наверняка была актрисой - такое выразительное и теплое было у нее лицо. На ней была кашемировая белая кофточка и простого покроя юбка. Единственное украшение - капельки бриллиантов в ушах.
- Не суетись, не разглядывай гостей. Веди себя естественно, - зашли в ресторан перекусить. Оксана прекрасно водит машину.
Через полчаса Любаша с «бабушкой» сидели за столиком ресторана «Метрополь». Появились две девушки с декоративными лицами без намека на шарм. Потом потянулись какие-то люди, компания шумных актеров и испуганные, непонимающие, как они сюда попали, случайные приезжие. Зал наполнялся гамом и сигаретным дымом, под потолком плавали обрывки фраз и смеха. Любаша лениво ковыряла ложкой принесенный официантом фруктовый салат и вспоминала синегорскую забегаловку. В тот вечер они не встретили того, кто должен был прийти. Потеряли время и ни с чем разъехались по домам. Оксана Петровна доложила Нонне по телефону о сорванном показе равнодушным голосом привыкшего ко всему человека. Нонна занервничала: он сменил ресторан! Завтра же устрою Севке головомойку. Нонна оказалась права. Господин бриллиантов облюбовал ресторан «Националь», куда следующим вечером и отправилась Любаша с Оксаной. Как мечтала Любаша о красивой жизни! И как скучно было ей смотреть на умопомрачительный интерьер, сияющий отблесками хрустальных люстр и замысловатых бра. Казалось, хрусталь разбрызгал свои искры по всему пространству ресторана с его изумительными зеркалами.
- Шикарно, правда? - прошептала Оксана, блестя глазами, в которых отражался хрусталь.
- Да, - кивнула Любаша.
- Внимание, - очень резко проговорила Оксана.
И Любаша увидела вошедшего в зал в сопровождении метрдотеля и еще какого-то мужчины, господина Бриллиантова. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось: Любаша узнала его по фотографии. Господин сел за столик наискосок от Любаши. И очень скоро его глаза обратились на нее. Любаша скромно опустила голову и занялась своим фруктовым салатом.
- Держись естественней, - тихо скомандовала «бабушка».
И Любаша, оторвав от тарелки глаза, увидела приподнятую руку «Бриллианта» с бокалом шампанского. К столику Любаши подошел сопровождавший Бриллиантова мужчина и спросил «бабушку», не позволит ли она Любаше потанцевать с ним. «Бабушка» милостиво улыбнулась, Любаша встала и положила руку на крепкое плечо мужчины. Танцевал он замечательно, в его руках Любаша плыла, не чувствуя своего тела, но краем глаз следила за тем, кто любовался ее движениями и одобрительно улыбался.
Вернувшись на свое место, Любаша почувствовала направленные на нее злобные взгляды. Их посылали те самые наштукатуренные девицы, которых она видела в ресторане «Метрополь». Через секунду одна из девиц остановилась возле столика Любаши, и, улыбаясь, прошипела: «отстань от него, иначе изуродую твою морду». И вернулась на место. Любаша засмеялась и опять заметила бокал в поднятой руке Бриллиантова.
В это время накрашенная девица шла по направлению к туалету и вдруг уронила сумочку, так что все ее содержимое рассыпалось по полу, прямо у ног Бриллиантова.
- Дешевый трюк, - прокомментировала падение сумочки Оксана. - Увидишь, он не шелохнется.
Так и вышло. Бриллиантов сохранял спокойствие, а девушка ползала рядом, собирая разбросанные ключи, губную помаду и прочие косметические надобности. Затолкав в сумочку все собранное, девица криво улыбнулась, пробормотала извинения и проследовала своим путем.
- А вдруг она и правда сделает пакость? - осторожно произнесла Любаша.
И в эту секунду ее мобильник, спрятанный в сумочке, судорожно заверещал. Она взглянула на экран и прочитала эсэмэску: «Куда ты подевалась? Скучаю. Артур». Вот-уж некстати! Выключив аппарат, Любаша решила, что ответит позже, когда вернется домой. Укладка телефона на место потребовала некоторых движений правого локтя, и этим зачем-то воспользовалась Оксана, подтолкнув Любашин бокал с красным вином. Платье Любаши моментально намокло, девушка вскочила с места и запричитала, потряхивая окрашенную ткань, не давая пятну расплыться. Тут же к ней подскочил любезный партнер Бриллиантова и предложил ей свой платок.
- Ах, какая я неловкая! - сокрушенно посетовала Оксана. - Пожалуйста, не беспокойтесь, мы справимся.
Любаша, не ожидавшая от «бабушки» такого финта, забыла все данные ей наставления и, взяв протянутый платок, принялась оттирать пятно. При этом она, вот уж действительно естественно, своим собственным, утратившим учтивость, голосом, отругала «бабушку» за «безрукость», и чуть не плача, сокрушалась из-за испорченного платья:
- Оно же такое дорогое, - и не видела, как весело наблюдал за этой сценой господин Бриллиант, и как уговаривал Любашу не переживать и успокоиться обладатель носового платка. В конце концов, Любаша пришла в себя и в последний раз провела ладонью по абрикосовой запятнанной ткани и безшабашно бросила: - Да черт с ним совсем.
- Вот это правильно! - воскликнул со своего места господин Бриллиантов. - Ваше здоровье, милая девушка!
И Любаша кивнула головой, увидев в руке господина поднятый бокал, содержимое которого было ей неизвестно.
И на этом инцидент был окончен. Любаше с «бабушкой» ничего не оставалось делать, как удалиться из ресторана вместе с испорченным платьем и подаренным носовым платком. Обеих « потерпевших» любезно проводил до дверей друг-приятель или партнер Бриллиантового.
Едва Любаша добралась до дома, как ее мобильник снова подал голос. Звонил Артур.
- Где ты пропадала? Я без тебя чуть с ума не сошел. Мне так много нужно тебе рассказать. Давай встретимся.
- Завтра днем можешь? - спросила Любаша. - В нашей кофейне.
- Могу. После трех.
- Ладно, в четыре, подъезжай к моему подъезду.
Сбросив абрикосовое, подпорченное вином платье, Любаша облачилась в домашний халат и отправилась на кухню.
- Где это записать, - проворчала Агриппина Степановна, бросив придирчивый взгляд на Любашу, - Совсем отбилась от дома.
- Мам, я же на практике была, потом занятия.
- Какая практика? Время-то неподходящее.
Говоря это, Агриппина Степановна перебирала сложенный горками в маленьких блюдцах разноцветный бисер, одновременно вглядываясь в причудливый рисунок будущего украшения.
- Ой, а что это у тебя? - обрадовалась Любаша возможности переменить тему разговора.
- Да вот, увлеклась бисероплетением. Правда, красиво?
- Это что будет?
- Подвеска со сложным узором.
- А папа где?
- Ты его знаешь. В разъездах. Уехал в Швецию за запчастями.
Снова заверещал телефон, на этот раз городской. Любаша подняла трубку.
- Еще раз предупреждаю, - услышала она хриплый женский голос, - если не отстанешь от него - пожалеешь. Будешь в коме лежать.
Любаша бросила трубку, как будто она была не из пластмассы, и из чего-то мерзкого и отвратительного. «Вот гадина, - подумала она про девицу, устроившую падение своей сумочки у ног Бриллианта. - Он на нее и не взглянул, а она не отступает».
Гадливое чувство прокралось в ее душу. Час от часу не легче. Больно мне нужен этот ваш олигарх. Опять тоскливая нота, длинная, одиноко - однообразная, заныла у нее под ложечкой. Угораздило же ее вляпаться в эту историю. Если бы она знала, что ей будут угрожать, ни за что бы не связалась ни с этой Нонной бессовестной, ни с этой «бабушкой», ни с этими стилистами с противными холодными руками и вообще ни с кем из этой шарашкиной конторой. А теперь поди отвяжись от них! Сразу выставят счет и за Синегорск, и за ресторан, и за платье, которое нарочно испортила Оксана. В своей комнате она уловила знакомое веяние своей прежней, еще ничем не омраченной, жизни. Пахло ее мечтами, книгами, подушкой, полной ее сладкой снов, пахло надеждами, имевшими вид прозрачных бриллиантовых капель, и немного кремом для лица лучшей французской фирмы.
Любаша вздохнула и пододвинула к себе учебник об экономических основах природопользования. Она попыталась вникнуть в написанное и ничего не могла понять. Как далеки были страницы этого текста от той реальности, которая сжимала Любашу своими плотоядными руками. Отбросив книгу, она переключилась на музыку, а в голове все вертелись недавние сцены в ресторане. Надо заснуть… Поскорее заснуть…
Угроза приведена в исполнение
В кофейне Любаша с Артуром расположились за столиком, стоявшем в углу, и неожиданно для самих себя, поняли что разговаривать им не хочется. Любаша смотрела в лицо своего приятеля и старалась припомнить то чувство, которое она испытывала в синегорской забегаловке, слушая песню про расставание - маленькую смерть. Тогда эта песня не связывалась в ее голове с Артуром, о просто беспричинно волновала. И вот сейчас, оказавшись напротив Артура, она пыталась честно ответить себе на вопрос: не его ли она вспоминала вдали от него? Выходило очень похоже. Она что, соскучилась что ли? По этому парню в очках, долговязому, со взъерошенными волосами и серыми, в этот раз совсем не насмешливыми глазами. Эти мысли так ее занимали, что она не прилагала никаких усилий, чтобы начать разговор. Артур тоже не был озабочен этой проблемой и просто неотрывно смотрел на Любашу. Наконец, он с трудом склеил первую пришедшую ему в голову фразу:
- Что-то в тебе изменилось.
- Да? - неохотно отозвалась Любаша. - Может, прическа? - и она коснулась кончиками пальцев своих пепельно-русых, дышащих продуманной свободой - результат стараний стилистов - волос.
- Не- а, - возразил Артур. - Взгляд изменился. Какой-то беспокойный.
- А знаешь, я была… по делам в одном городе, где живут не так, как в Москве.
- А как?
- Ты видел когда-нибудь печку из белого кафеля? Обычно она стоит в углу комнаты и очень хорошо согревает ладони, если прижать их к гладким горячим плиткам. Топится дровами, поэтому в помещении пахнет смолой.
- Почему смолой?
- А дрова-то пихтовые.
- Надо же! И ты видела такую?
- Да. В городской библиотеке, только печку давно не топят. Вместо дров - газовое отопление. Но люди остались прежними.
- И продолжают танцевать от печки? - Вставил Артур, улыбнувшись своей шутке.
- Ну и продолжают. Потому что выросли рядом с такой замечательной печкой.
- Послушай, наверное, это здорово. И ты молодец, хорошо рассказала. Я тоже как - будто побывал в твоем городе. Давай по пирожному возьмем. Тебе какое?
- Бисквитное, с вишенкой наверху.
- А я «Наполеон» закажу.
- Он сыпучий.
- Не успеет, проглочу разом.
- Я хочу тебя спросить: как ты без меня жил?
- У меня тоже была интересная встреча. На Селигере.
Любаша слушала Артура как-то поверхностно. И на душе было беспокойно. Тягостное чувство, что она попала в капкан, ее не покидало. И в душе ее боролись противоположные чувства: нежелание расстаться с мечтой о блистательной светской жизни и понимание того, что впереди ее ждут еще непознанные ею бездны и пропасти.
А Артур, без памяти влюбленный (Это заметно невооруженным глазом!) разливался перед ней соловьем и сорил крошками своего «Наполеона»!
- Я обязательно познакомлю тебя со своими друзьями, - обещал он, покончив со своим пирожным. - Ты сама убедишься, что они необыкновенные ребята!
Покинув кофейню, они решили немного покататься, без всякой цели, но это им не удалось, грянул час пик и они попали в пробку, где и проторчали до самой темноты. Наконец, черепашьим ходом, машина подползла к подъезду любашиного дома. Она открыла дверцу ,ступила на тротуар, произнесла: «Пока, пока, » - и сразу упала от сильного, нанесенного ей удара в голову. Тяжелые кулаки старались попасть ей в лицо, но она упала навзничь, и от боли закричала. Последнее, что она могла разглядеть, не потеряв сознания, был прыжок Артура, вцепившегося в бандита. Что происходило дальше, она не запомнила. Очнулась в своей комнате, сквозь щель опухшего глаза разглядела Артура с таким же опухшим лицом и маму, стоявшую рядом с кроватью, где лежала Любаша.
- Надо все же в больницу вести! - услышала Любаша голос матери. - Голова болит, доченька?
- Не знаю, - прошептала Любаша распухшими губами.
На «Скорой» Любашу доставили в Склифосовского. Врачи определили сотрясение мозга, и велели Любаше лежать и не двигаться.
Артур, поспешивший на помощь Любаше, отделался сильными ушибами и синяками. Немного оправившись, он заспешил в больницу к Любаше.
- Как ты думаешь, это случайность или нападение? - допытывался он у девушки.
- Это не случайность, - ответила Любаша. - И я знаю, кто это сделал. Но об этом - после.
Через три недели Любашу выписали. Домой ее привез Артур. Синяки и отечность на лице Любаши исчезли, но осталась желтизна, которая требовала времени, чтобы сойти.
Агриппина Степановна сокрушалась из-за того, что вовремя не обратилась в милицию.
- Надо было сразу заявление написать, - говорила она, раскрывая постель для Любаши и взбивая ее подушки. - Ложись, доченька, отдохни в домашних условиях. Сейчас чай заварю, а ты, Артур, пока побудь с ней.
Лучше бы она этого не говорила. Напоив «пострадавших» чаем, Агриппина Степановна никого не предупредив, отправилась в милицию, чтобы написать заявление о побоях. Неизвестно почему Артур оказался у ног Любаши, и она не смогла противиться его жарким объятиям и счастливым признаниям в любви.
Правдами и неправдами получив информацию о том, что произошло, Нонна пришла в ярость. Ее план, продуманный до мелочей, под угрозой срыва. Как могло случиться, что Оксана, чья выучка не вызывала сомнений, не придала значения угрозам какой-то дешевки, подбиравшейся к сердцу и карману господина Б.? это невероятно! В ответ на гневные обличения Нонны Оксана только плечиками пожимала:
- Да мало ли таких шляется по ресторанам в поисках приключений!
- Но ты же слышала, что она угрожала объекту. Слышала, но не допускала мысли, что это произойдет.
- Мы же теперь не можем тебя заменить, понимаешь? У нас, конечно, найдется другая «Бабушка», но для проведения операции такой вариант не годится. Поэтому изволь держать ухо востро и впредь будь крайне осторожна и внимательна. Через неделю открывается выставка ювелирного дома Франции Boucheron, там, конечно, будет господин Б. и надо, чтобы на выставке появилась наша новенькая. Не своди с нее глаз, запоминай всех и вся и доставь с охранником домой. Понятно?
- Более чем, - сдержанно ответила «бабушка» Оксана, понимая, как сильно будут урезаны ее финансы из-за допущенного промаха.
Нестерпимый блеск драгоценных камней.
Выставка проходила в недавно отреставрированном Доме Пашкова, бывшей Румянцевской библиотеки. Любаша была проинструктирована по всем пунктам предстоящего мероприятия. В этот раз ее нарядили в черное элегантное платье, с маленькой пряжкой из искусственных камней на груди. Прическа оставалась прежней: ниспадающие на плечи, живые, как бы насыщенные воздухом, пряди, слегка закрученные на концах. Оксана вырядилась в темно-вишневый брючный костюм, который ее молодил и делал стройной.
В зале царила неповторимая атмосфера восторга, смешанного с долей сожаления из-за невозможности позволить себе что-то приобрести из выставленных образцов, и нескрываемое, почти детское восхищение, столь свойственное чопорным женам мужей – миллионеров, жадно взиравшим на изумительные изделия, созданные французскими ювелирами. Ах, эта Франция! Сколько вкуса, какое мастерство исполнения, какая огранка сияющих под пуленепробиваемым стеклом изумрудов, сапфиров, рубинов, оправленных россыпью бриллиантов.
Любаша едва справлялась с желанием раскрыть от удивления рот, наклонилась над стеклом, любуясь изумительной красоты колье.
- Нравится? - произнес над ее головой мужской голос.
Любаша выпрямилась, оглянулась и встретилась глазами ни с кем иным, как с господином Б.
- Очень! - выдохнула она восторженно. - А мы ведь с вами незнакомы.
- Ну как же! Я имел удовольствие наблюдать, как вы переживали из-за винного пятна на вашем чудесном платье.
- Ах да, - смутилась Любаша. - Было такое дело.
- А вы здесь одна?
- Нет, с бабушкой, она где-то недалеко.
- Любите бриллианты?
- Кто же не любит? Лучшие друзья девушки, как поется в известной песенке.
- Мне интересно, вы то в дорогом ресторане, то на ювелирной выставке, куда непросто попасть. Вы из богатой семьи?
- Сравнительно. Папа владеет автомобильным салоном. И у него три магазина, где продаются всякие запчасти, покрышки разные.
- Понятно, - улыбаясь, произнес господин Б. - Давайте подойдем к другим образцам, - и он дотронулся до Любашиного локтя.
- Знаете, - сказала Любаша, - когда я смотрю на эту роскошь, то мне вспоминается совсем другая жизнь. И другие люди, которые живут в маленьких городах на маленькую зарплату.
- Вы бывали в таких городах?
- Приходилось.
- Мне ваша искренность мила, - проговорил господин Б. с чуть заметной иронией. - Значит и вам, дочке хозяина автомобильного салона все эти драгоценности недоступны.
- Конечно, - согласилась Любаша.
- Я бы не хотел прослыть в ваших глазах человеком, которому безразличны нужды простых людей. Поэтому приглашаю вас на благотворительный аукцион в пользу детей-сирот.
- Спасибо за приглашение. Я никогда не была на таких мероприятиях.
- Вы назовете мне свой телефон, и я за вами пришлю машину через неделю в семь вечера.
Любаша продиктовала свой номер, и господин Б. внес его в телефонную книжку своего мобильника.
- Да, а зовут-то вас как?
- Вообще то я Любовь, но зовут меня в семье и даже друзья-знакомые Любашей.
- Я почему-то подумал, что у вас должно быть именно такое хорошее русское имя.
Конец его фразы потонул в восторженных восклицаниях неизвестно откуда взявшейся «бабушки» Оксаны:
- Это непередаваемо! Никогда не видела ничего подобного!
- Позвольте представить вам мою бабушку, - учтиво произнесла Любаша своего, обращаясь к господину Б. - Оксана Петровна.
- Рад знакомству. Мы с вами уже встречались, - изволил напомнить господин Б. и стал откланиваться, дрейфуя к соседнему стенду, окруженному роем восторженных женщин.
Нонна ликовала.
- Молодец, Любаша! Тебе удалось с третьей попытки взять на крючок такого налима, как наш господин Б.
- Она действительно молодец! - подхватила Оксана, не преминув примазаться к любашиному успеху. - У нее просто талант тактично и умно вести беседу. Ни нотки фальши, ни назойливости, ни бахвальства. Само очарование!
Неожиданный подвох
Благотворительный вечер был ослепительней, чем выставка ювелирного искусства Франции. Он проходил в VIP - клубе «Националь» и поражал количеством прибывших туда знаменитостей. Кстати, Любаша, оказавшись в той среде, о которой мечтала, была удивлена тем, как странно вели себя недосягаемые звезды эстрады и всевозможных телевизионных шоу. Одни слишком громко разговаривали, желая привлечь к себе внимание, другие бросались к кому-то в объятия, хотя, наверное ненавидели эти объятия. Знаменитый певец вне сцены и освещения софитами выглядел как облезлая обезьяна. А красавица, ведущая передачи на канале «Домашний», оказалась в реальности совсем неприметной женщиной с постаревшим лицом.
Господин Б. восседал за столом, где разыгрывались лоты. Выставили балахон так называемой примадонны ценой триста тысяч рублей. Реликвию оплатил неизвестный фанат, что весьма порадовало Любашу. Если сама жадничает, не желая пожертвовать сиротам часть своих миллионных гонораров, так пусть хоть ее балахон, купленный чудаком за бешенные деньги, поможет детишкам из детского дома испытать радость от подаренных им игрушек и того, в чем они нуждаются. В сумочке Любаши заверещал сигнал о поступившей эсэмэске. Любаша прочла сообщение: «Без меня не уходите». Однако это в расчеты Любаши не входило. Она должна следовать наставлением режиссера этой театральной постановки и незаметно ускользнуть, заставив господина Б. понервничать.
Так она и сделала. Оксана довезла ее домой. По пути они обе смеялись, воображая, какое лицо сделает господин Б., не обнаружив Любашу на ее месте недалеко от сцены. Чтобы создать еще более напряженную атмосферу, Любаша выключила свой мобильник.
Безболезненная операция
Ее продуманное исчезновение, рассчитанное на разогрев к ней интереса со стороны господина Б., неожиданно совпало с необходимостью исчезновения взаправдашнего, продиктованного свалившейся на нее новостью: она забеременела. Убедившись в неумолимости этого факта, Любаша потеряла голову. Такая она была не нужна ни Нонне, ни обслуживающему ее персоналу, ни господину Б. Больше всего ее волновала перспектива оказаться в неоплатном долгу у безжалостной машины, выставившей ее на продажу, как тот балахон примадонны, неожиданно получивший высокую цену из рук фаната. Любаша не знала, как ей поступить. Открыться Нонне- значило погубить себя. Поделиться с Артуром еще большая глупость. Что он мог бы сказать? «Давай поженимся?» Об этом не может быть и речи! Остается одно: найти врача и тайно ото всех прервать беременность. При мысли об этом Любашу охватывал холод. Она убеждала себя, что лучше ни чем не думать. Закрыть глаза, притвориться неживой и пройти через пытку, которая ей предстоит.
Найти врача труда не составляло. Вон их сколько, объявлений, предлагающих безболезненную операцию. Она не хотела довериться частным специалистам и договорилась, что все будет сделано в обыкновенной больнице. Пройдя все формальности и получив медицинскую карту, она вошла в теплую духоту давно не проветриваемой палаты и легла на свободную кровать. В палате было девять коек. Они стояли так тесно, что между ними невозможно было пройти. Любаша лежала, свернувшись калачиком, и ждала, когда ее позовут. Вошла женщина в белом халате с густо накрашенными бровями.
- Кто новенькая? - спросила она.
Любаша подняла руку.
- Я.
- В смотровую! - скомандовали брови, и Любаша привстала на кровати и сразу по всему ее телу, от горла до пяток, прокатился холодный сквозняк.
Страх, желание убежать, тоскливое ожидание неизбежности все перемешалось в ее сознании. А ноги шли и привели ее прямо к дверям с названием «Смотровой блок».
- Садитесь, услышала она молодой, приветливый голос.
На нее внимательно смотрели темные глаза, казавшиеся неправдоподобно одинокими под твердой от крахмала белой шапочкой.
- Так что, незапланированное зачатие? - спросил темноглазый доктор, и Любашу покоробило от его слов.
- Незапланированное, - подтвердила она.
- А дети только так и появляются, - пошутил доктор.
- Я не замужем и вообще… еще не время, - попыталась защититься Любаша, но напоминание о детях вдруг разбудило в ее душе жалость к ни в чем неповинному существу, которое она должна погубить.
Слезы выступили у нее на глазах. Она обостренно почувствовала внутри своей плоти нечто, которое могло бы превратиться в живого ребенка. Доктор вдруг посерьезнел и со вздохом вымолвил:
- Ну, раз вы так решили, пожалуйте за мной.
Любаша негнущимися ногами проследовала в соседнее помещение и, глотая слезы, взобралась на ненавистное кресло с торчащими в обе стороны дугами для ног. Сейчас же под потолком зажглись яркие лампы. В руке доктора блеснула ампула. И Любаша закрыла глаза, чтобы не видеть и не чувствовать ничего. Сквозь сомкнутые веки она ощущала сильный, направленный на ее живот, свет, ее сознание раскололось на тысячи частиц, и все они ринулись в темную бездну и закружились в оранжевой пляске. Ее боль пробила потолок и устремилась вслед за пляшущими вихрями оранжевых частиц. А душа блуждала в черном пространстве бездны и не хотела вернуться в надлежащее, отведенное ей место. Любаше было невыносимо без нее и она закричала, призывая ее вернуться.
- Дайте ей нашатырь, - донеслось до нее.
И Любаша стала приходить в себя, сознание ее соединило разрозненные частицы и прояснилось. Она приоткрыла глаза и увидела нестерпимо горевшие лампы.
- Ну что вы, право, неужели так больно?
- Нет. Ужасно. Черная бездна и оранжевые круги, - ответила Любаша, удивляясь своему ожившему голосу.
- Чем играешь, то и получаешь, - выдала народную мудрость чернобровая сестра.
И Любаша не обиделась. Больничный юмор сестры вернул ее в реальность.
На следующее утро был обход. Любаша опять встретила внимательный взгляд темноглазого доктора.
- Ну, как мы себя чувствуем? - спросил он.
Любаша бесцветным голосом сказала:
- Ничего.
Безучастно наблюдала она, как доктор поправлял на ее животе пузырь со льдом. Безучастно кивнула, когда тот посоветовал лежать как можно спокойнее. Так же безучастно лежала у нее внутри ее израненная душа. Она уже не металась, кочуя во тьме, а тихо и бе6сполезно болела. Любаша думала, что боль останется в ней навсегда. Это и значило - быть женщиной. Если в мире есть несправедливость, то самая большая из них - расплата за грех.
- Несчастные врачи, - раздался голос пожилой больной. - Сколько через них проходит боли.
- А они привыкли, ничего не чувствуют, - возразила другая больная.
- Им и нельзя чувствовать, рука дрогнет.
- Нельзя не это, - неожиданно для себя сказала Любаша. - Нельзя вообще допускать, чтобы женщина мучилась, страдала из-за того, что поддалась своему влечению.
Женщины дружно поддержали Любашу, а она подумала, что вступила в священный орган, соединившей всех, кто страдает по вине мужчин.
Домой она вернулась осунувшаяся и бледная и сразу легла в постель. Мать, возмущенная ее отсутствием, ругала Любашу, предсказывала ей беспутную жизнь. Любаша слабо возражала:
- Да успокойся, мама, я у подруги была, отмечали ее день рожденья, что тут такого?
- Могла бы позвонить! - продолжала выговаривать Агриппина Степановна.
А Любаша только вздыхала. Если бы ты знала, мама, через что я прошла…
Спектакль приближается к финалу
На экране своего мобильника Любаша открыла длинный ряд настойчивых сообщений, последнее из которых гласило: «Абонент звонил три раза без ответа». Этим абонентом был, конечно, господин Б. Любаша поняла, что близка развязка. И не ошиблась. Ее вызвала на разговор проклятая сучка Нонна. Еще не совсем оправившись после перенесенной операции, Любаша поехала в проклятое агентство.
- Нам стало известно, что наш клиент окончательно дозрел и готов к серьезным отношениям. Настал момент, чтобы его поощрить. Ты понимаешь, что я имею в виду?
- Понимаю, если вы говорите о поцелуях и насчет потискать
- Ну, это для начала. Но может случиться и финальная сцена. Надеюсь, ты еще девственница? Это важно, очень важно!
- Должна вас огорчить. Я не… то самое, о чем вы сказали.
Нонна подскочила, как ошпаренная.
- Как? Когда же ты успела? Почему утаила от меня?
- Случайность, повлекшая за собой незапланированное зачатие, - словами доктора произнесла Любаша.
- Безобразие! Безобразие! У меня нет слов. Ты дура, что ли? Ведь в нашем договоре написано, черным по белому, одно из важнейших условий.
- Да ладно вам, - отмахнулась Любаша.- Не преувеличивайте ценность невинности. Съест и так, не подавится.
- Как ты заговорила! - удивилась Нонна. – Но знай, ты глубоко ошибаешься. Черт знает что! Сорвала все планы! Погубила такое дело! Ну, ладно, как испортила, так будешь и исправлять.
- Нереально, - отрезала Любаша.
- В наше время все реально. Девственную плеву придется восстановить. И ты не отвертишься от этой операции. Иначе твоим родителям придется расстаться и с квартирой и со всем своим имуществом. По миру пойдут… вместе с тобой. Любаша похолодела при мысли о новой экзекуции в гинекологическом кресле и, опустив голову, пробормотала:
- Я должна подумать.
- Нечего и думать!
- Мне нужно время, - настаивала Любаша.
- Все произойдет за пять минут, чего ты боишься?
- Я не боюсь. Но мне нужно подготовиться.
- Даю тебе два дня на подготовку, - закончила разговор Нонна, и Любаша со слезами на глазах, покинула ненавистную контору.
О, как она проклинала себя, сидя в машине рядом с «бабушкой» Оксаной и стараясь ничем не выдавать своего отчаяния. Подкатив к подъезду любашиного дома, Оксана первой вышла из машины и внимательно огляделась. Ничего подозрительного она не заметила и дала знак Любаше выходить. На всякий случай, бывшая каратистка Оксана довела свою подопечную до самых дверей. И только убедившись в полной безопасности девушки, спустилась на лифте вниз. Снимая норковую шубку, любимую ее хозяйкой за легкий вес и отсутствие мешающей шагу длины, Любаша взглянула в зеркало и поразилась своему изможденному, бледному лицу. Это же надо так измениться, подумала девушка, объясняя перемену своего облика сразу всеми событиями, включая и последний разговор с Нонной. Вздыхая с тяжестью пожилого сердечника, она уселась на мягкий пуфик под зеркалом и сунула разутые ноги в махровые тапочки.
- Пришла? - донесся из кухни голос матери.
- Приползла, - ответила Любаша.
- А я пирожков испекла к приезду отца, - обрадовано сообщила родительница.
- О, это хорошо!- отозвалась Любаша, ощущая приятное чувство – дома, единственное что могло ее поддержать и утешить.
В прихожей показалась фигура отца, невысокая, в бархатном халате, не шедшем к его простоватому лицу, и Любаша, не вставая с пуфика, посмотрела на него, как впервые в жизни.
- У тебя усталый вид, здравствуй, - сказала она.
- И у тебя не лучше, - ответил отец и, подойдя к Любаше, погладил ее по голове.
- Ты слишком много времени проводишь в разъездах, - назидательном тоном произнесла Любаша.
- Да и ты, по рассказам матери, от меня не отстаешь.
Любаша наконец покинула пуфик и отправилась мыть руки. «А что, если все рассказать, всю правду, неужели они откажутся мне помочь? Черт с ней, с этой квартирой, переедем в меньшую. Да и все эти «Ауди - Форды - Вольво» ничего не стоят, если сравнить их с тем, какая экзекуция мне предстоит…»
На кухне чудесно пахло пирожками, которые всегда бесподобно удавались Агриппине Степановне. У матери раскраснелось лицо и не только от жара духовки.
В первый раз за последние дни Любаша почувствовала аппетит. Пирожки с мясом буквально таяли во рту. И горка на блюде таяла с невообразимой быстротой.
- Пап, ты что, пригнал из Швеции пополнение?- спросила Любаша, проявляя интерес не столько к делам отца, столько к его финансовым возможностям.
- Пригнал, - ответил отец, - и довольно хорошую партию. А как у тебя дела? Скоро конец учебного года.
- За меня не беспокойся, у меня все о`кей, - заверила отца Любаша, не стыдясь своего вранья.
В своей комнате она продолжала обдумывать тот кошмар, в котором оказалась по собственной воле. И вдруг ее осенила блестящая мысль. Она обо всем расскажет абоненту, звонившему ей три раза. Все, как на духу, расскажет и попросит его о своем спасении. Бывают минуты, когда человек действует не по зрелому размышлению, а в силу озарения и интуитивной веры в удачу. Любаша набрала номер господина Б. и услышала его старательно скрывающий радость голос. Любаша сразу выдохнула:
- Мне нужно с вами поговорить, - не давая ему высказать свое удивление по поводу ее исчезновения в тот памятный благотворительный вечер.
- Я могу освободиться в девятнадцать часов, - сказал Бриллиантов. - Вас устроит?
- Устроит.
- Буду в назначенное время. И уже в машине:
- Куда поедем? Приказывайте.
- Знаете, я бы предпочла тихое, без музыки, место, разговор будет важный.
- Тогда в Архангельское, - решил олигарх, - там есть уголок, где нам никто не помешает. А пока не угодно ли … для настроения? И он потянулся к бару, где стояли рядком несколько бутылок с вином и другими, более крепкими напитками.
- Пожалуй. Ой, не подумайте лишнего, но я бы не отказалась от коньяка. На самом донышке.
- Да, выходит и вправду, дело серьезное, - предположил олигарх.
Любаша кивнула и с благодарностью приняла стопку из толстого стекла с толикой напитка, воздав должное сдержанности своего попутчика, не позволявшего себе обычной в таких ситуациях пошловатой развязности. На всякий случай Любаша забилась в самый угол заднего сидения, обтянутого теплой кожей, но вскоре убедилась, что бояться ей нечего. Она внимательней, чем всегда, вгляделась в профиль господина Б. и нашла его умеренно-симпатичным излучающим душевное тепло.
В Архангельском уже стемнело, и ветер шумел и трепал вершины сосен. Это было так замечательно, как будто они попали на другую планету. Их провели в небольшой зал, где красовались экзотические растения и слышалось пение птиц. Стол был накрыт белой льняной скатертью, и иную даже трудно было себе представить.
- С чего начнем? - вопросил олигарх.
- Еще столько же коньяка, - сказала Любаша.
- Сегодня вы одеты проще, чем в прошлые разы, - заметил Бриллиант. - Боитесь, что вас снова зальет?
Любаша засмеялась, слегка опустив голову. Такая у нее была привычка: смеясь, не откидывать лицо, а наоборот, наклонять.
- Простите меня, но я действительно сегодня не в форме. Не до того.
- Так я слушаю.
И Любаша заговорила. Как послала фотографию в агентство «Электронная сваха», как вцепилась в нее вероломная Нонна, какую она придумала игру, чтобы соблазнить, простите, вас, Николай Гаврилович, и какую сумму мечтала она получить в случае, если удачно продаст живой товар.
Бриллиантов слушал Любашу с непроницаемым лицом.
- Так чего вы хотите от меня? Вы, участница грязной сделки.
- Если бы я была участницей, то я бы продолжила играть свою роль, но я здесь, перед вами, и я раскрываю карты, не боясь с вашей стороны непонимания и возмущения.
- Я, конечно, не святой и скажу честно - мне не хочется продолжать этот разговор.
- Николай Гаврилович, я попала в беду, - при этих словах глаза Любаши налились слезами. - Мне почему-то кажется, что вы поможете мне. Не может быть черствым человек, родившийся в таком месте, как Синегорск.
- А вы что, и там побывали?
- Да, - призналась Любаша, - чтобы было о чем поговорить. Кстати, вам передала привет замечательная женщина библиотекарь Евдокия Ивановна.
- Спасибо, - сухо промолвил олигарх.- Только я не пойму, чего вы от меня хотите?
- Ресторан, платья, поездка в Синегорск, услуги стилистов, охраны, водителя - все это стоит денег, но я не смогу расплатиться.
- Я понял, - прервал ее олигарх.- Вы хотите, чтобы я все это оплатил.
Он усмехнулся, и Любаша прочитала невысказанное им вслух «дрянная девчонка».
- А все-таки, отчего же вы сдрейфили? Почему не пошли до конца?
Все можно выдать, все, кроме гинекологического кресла. Любаша посмотрела в глаза олигарха проникновенным взглядом, и выдавила из себя:
- Я не невинна.
- А кто мог сомневаться? Знаете, все это напоминает шантаж. Ваша откровенность - еще одна сцена из спектакля, задуманного вашими хозяевами. Человек я не злой и не мстительный, но вся эта грязь мне отвратительна. Из глаз Любаши потекли струи слез.
- Вы ничего не поняли, - всхлипывая, произнесла она.- Я хочу вырваться из этого кошмара.
- И начать новую жизнь. Знакомая музыка. Олигарх откинулся на спинку резного стула, как бы желая получше рассмотреть плачущую Любашу.
- Допустим, я вам поверю, - сказал он, играя вытащенной из кармана зажигалкой.- Но уважения к вам у меня не прибавляется. Что же касается полученной информации, то она может оказаться весьма полезной для вас. И он протянул Любаше свою зажигалку, которая вдруг заговорила ее голосом.
- Помощь придет к вам не оттуда, откуда вы ее ждали. А теперь продолжим наш приятный ужин.- и он положил зажигалку в карман и налил Любаше третью порцию коньяка «Наполеон».
Опьяневшая Любаша перестала плакать и набросилась на принесенную еду. Ей всегда хотелось есть, когда она нервничала.
Когда агентство эксклюзивных знакомств прекратило свое существование по причинам, оставшимися никому не известными, потерявшая работу Нонна собрала кое-как сколоченную сумму и отбыла на отдых на Тайвань. Она поселилась в пятизвездном отеле и проводила время то на пляже, то в одном из многочисленных ресторанчиков, где веселились такие же, как она беззаботные туристы. Однажды, расположившись на топчане, под рыхлой тенью экзотического кустарника, она заметила в дали огромный водяной вал, быстро приближавшийся к берегу. Сейчас же навстречу этому диковинному явлению высыпали люди, и неожиданно для себя, оказались на мели, образовавшейся втягивающей силой, огромной, как ледяной айсберг, волны. Внезапно оттягивающая сила превратилась в наступающую, и люди побежали, подгоняемые растекающейся по кромке берега рекой. Не успев осознать, что происходит, Нонна в одну секунду оказалась придавленной мощным водяным столбом, вместе с другими несчастными, выскочившими полюбоваться стихией. А те, кто по счастью оказался в стенах отеля, благодарили судьбу за свое спасение и с ужасом наблюдали из окон и лоджий своих номеров последствия неслыханной по своим масштабам трагедии. Нонну среди разбросанных по берегу трупов не обнаружили. Как многих других, ее поглотил и похоронил под собой невиданный в тех местах ураган. Когда до Любаши дошло известие о разгроме агентства и печальной кончине Нонны, она не усмотрела в этих событиях всесильного вмешательства господина Б. Однако припомнила сказанные им слова о помощи, которая придет не оттуда, откуда ее ждут, и связала в одно гибель конторы и чудесную зажигалку олигарха.
Бриллиантовая история
© Copyright: Людмила Шаменкова, 2010
Свидетельство о публикации №210122501087
Свидетельство о публикации №210122501087
Рецензии