Учителя в футляре по А. П. Чехову

Психотерапия А.П. Чехова
А.П.Чехов величайший гуманистический терапевт на все времена и веси.Он призывал читать его рассказы и пьесы и видел ученика (гимназиста) в свете `лучистого` мышления в рассказах `Степь`, `Человек в футляре`. Вариативный подход необходим и в работе психолога в школе с учителем, чтобы самоанализ и анализ уроков превратился во взаимную консультацию, дискуссию, совместный поиск оптимальных педагогических решений без `Человека в футляре`.
В современной школе вероятно выживает мужчина- учитель, такой как `влюбленный антропоc` - Беликов, но идеал плохо кончил.
Вот что рассказал его товарищ и коллега Буркин о нём:"Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него в сущности те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни.
`...и мысль свою Беликов так же старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь (т10, с.43)Человек в футляре.
В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное: "Как бы чего не Вышло!".Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние.Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице,он давил нас всех, и мы уступали.Придет к учителю, сядет и молчит, и как будто что-то высматривает. Посидит этак, молча, час-другой и уйдет. Это называлось у него "поддерживать добрые отношения с товарищами", и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал это своею товарищескою обязанностью. Мы, учителя, боялись его.

Кроме своего "футляра" он ни о чем больше не заботился.К другим относился с подозрением и фискальством : "Я должен только предупредить вас: быть может, нас слышал кто-нибудь, и чтобы не перетолковали нашего разговора и чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора... в главных чертах. Я обязан это сделать".
И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и – ах, как бы чего не вышло! Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле,– пища не постная, но и нельзя сказать, чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нем не думали дурно,, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же с глубоким вздохом:

– Много уж их нынче развелось!

Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие...

И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу ею и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко.
 Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и быть может, для того, чтобы оправдать свою робость, свое отношение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то чего никогда не было.
Чехов в конце рассказа словами одного из рассказчиков пишет: "А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт – разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор – разве это не футляр?"
-----
В рассказе "Степь" Антон Павлович говорит словами одного из героев:
- Ты куда же едешь...
- Учиться.
- Учиться? Ага... Ну помогай царица небесная. Так. Ум хорошо, а два лучше. Одному человеку бог один ум дает, другому два ума, а иному и три... Иному три, это верно... Один ум, с каким мать родила, другой от учения, а третий от хорошей жизни. Так вот, братушка, ежели у которого человека три ума. Тому не то что жить, и помирать легче. Помирать-то ...
А помрем все как есть. (А.П.Чехов. "Наука" М. 1985.т.7, с.50)