Пространство холода. Пролог

От автора….

Я, наверное, а уж точно, была излишне самонадеянной, закинув пролог этого романа…
Ну, читатели – в плюс, но вообще, не понимала, во что ввязалась…
Сегодня, а у меня, вы понимаете, время лимитировано, с учетом действительного положения, общения с Неркой, воспиатания дочки, публикации книги, работы, и ожидание приезда любимого мужа. Я не стесняюсь, так сказать, вы, наверное, не испытали всего. Завидуйте, ли нет….
Но....
я получаю…. Просто, на свой адрес, сообщение…. Одна фраза…. “Здравомысла злое…. ”  Понимаю…  .
Привожу текст, нет, краткий пересказ, или….
“
Нам неизвестно, откуда у Вас появился материал, на основании которого Вы опубликовали повести о Рыжей…. Но мы можем докопаться, будьте уверены…. Но он, так сказать, является не более, чем…. Да, если Вы имеете ввиду ту самую Маргариту….
Посему….
Она была обречена…. Вы в курсе, если читаете прессу… Но мне жаль, что так получилось….
Сейчас же….
Мы, я…. В почти полной безопасности.
Я имею то, о чем простой смертный не может и мечтать…
Дача, шале,  замок, ….
Вид на незамерзающее озеро…. С собственным пляжем.
Вполне благопристойный господин….  Не нуждающийся в каких-то действиях для поддержания определенного жизненного уровня….
Не буду задерживать Ваше внимание….
…
Возможно, когда я в очередной раз посещу Россию…., найду способ для встречи. Но это связано с определенным риском. Однако же, два-три раза в год я навещаю историческую родину…. А интересующие Вас файлы вы найдете по адресу.
"
Я понимаю, вход зашифрован, но мне,надеюсь, пришлют....

…

Да, надо стереть, никаких комментариев.
…
Захожу на свой сайт… Теперь  я   – Здровомысла, и пусть меня попробуют найти…
Итак, я приступаю….
“
…


Пролог…

Газон прыгает на ухабистой дороге. Она – бесконечна, как и вся окружающая меня степь. Я, девятнадцатилетний пацан,  впервые за рулем. И не какой-то там легковушки, а настоящего ГАЗ-51, вечной и незаменимой полуторки. Мир кажется радостным и бесконечным.  Ковыль серебрится, отражая почти вертикальные солнечные лучи, степь сливается с горизонтом, продлевая бесконечность все дальше и дальше. Я отчаянно жму на педаль, кручу напряженными руками послушную баранку. Но все просто – никуда не деться из колеи, не провалится в такыр. «Молодец, парень, - говорит сидящий рядом бригадир, - пожалуй, скоро и в городе сможешь ездить, а то и на охоту».  Слова бригадира, который и старше всего то лет на десять,  воспринимаются как непреложная истина, не подлежащая обсуждению. А что до города – там, где находится наша база, километров восемьдесят – девяносто, если по прямой, а по дорогам и того дальше. И городок-то вовсе и не городок, а  так, районный поселок, где-то на границе между областью и Казахстаном, с соответствующим населением – казахи, русские, какие-то случайно забредшие или оставшиеся на поселении немцы…  Мы – это топографическая партия, бригадир, техники, рабочие и я, студент, подрабатывающий на каникулах вместо стройотряда, модного в те годы. Что меня туда забросило, кроме естественного желания бедного студента подзаработать, не пойму, просто увидел объявление, оно меня заинтересовало своей необычностью, я пошел по написанному адресу, быстро уладились формальности, и вот…
Я мчусь по степи в диком восторге от своей силы, удали, молодости, еще не понимая, что это приходящее. Обед. Мы разбиваем лагерь на берегу реки, прорезающей бескрайние равнины, вода – прозрачная и незамутненная, будто мы сознательно выбрали место и стремились к нему. Наше дело – создание топографических карт, для чего – сие мне ведомо не было, да я, признаться, и не задумывался.  Я, в основном, бегал с рейкой, что-то записывал, рубил, катал круглое и тащил плоское, делал какие-то несложные вычисления. Теперь бы я сказал, аппроксимации, тогда же – не задумывался. Правда, один курс медицинского факультета давал мне возможность – пусть теоретическую – выполнять функции врача в перспективе, ибо никто за все время экспедиции так и не пожаловался. Даже с перепоя, что говорить, бывало и такое, ничего, кроме аспирина, старшие товарищи не пользовали. Зато меня величали доктором…. Кто бы знал, что это прозвище протянется за мною и в другой ипостаси. Мне все было в новинку, я легко выполнял любую, самую черную работу, а вечерами писал стихи и письма своей возлюбленной. Знал бы. Но в то время верилось буквально во все, неудачи казались попросту невозможными… Временными.… Здесь я чувствовал себя слившимся с природой, а Бригадир, Техники, Водитель – можно как с большой, так и с маленькой буквой, имена и фамилии неинтересны. Или же интересны настолько, что произносить вслух невозможно.
… Мы остановились на берегу, развели костер, в котелке забулькала вода… макароны с тушенкой - что может быть лучше для изголодавшегося и еще растущего организма… Чай с запахом дыма, сигареты «Солнце», болгарские без фильтра, наша псюша Джек, вылизывающая алюминиевые тарелки.… Тоже душа божья, говорил старик… такой же, как я сейчас. И я верил – времени было мало, манила на редкость ледяная, в почти тридцатиградусную жару, вода, окунуться – и снова в путь, меряя километры и стирая кроссовки фабрики «Динамо». Через некоторое время мне уже не надо выпрашивать разрешения сесть за руль. ГАЗ-59 освоен, и меня допускают за руль Уазика. Это уже сложнее, четыре настоящих передачи, машина сложнее в управлении, и дух захватывает. Остается по приезде получить права. Мы разгоняем степь, создавая конкуренцию с нее истинным властителям – сайгакам. Говорят, в прежние времена они буквально вытаптывали многие тысячи километров, стремясь к обмелевшему ныне Аральскому морю, да и сейчас после них остается широкая полоса, будто прошла громадная косилка. До поры до времени мен так и не удалось их увидеть. Наверное, они инстинктивно избегали контактов с людьми, своими, пожалуй, единственными врагами кроме степных волков. С которыми мы тоже не повстречались…
Письма от любимой приходили редко, становились все короче, были, скорее, формальными отписками, и через полтора месяца я понял, что меня не ждут, и даже не собирались…. Я снова стал сочинять стихи наподобие Пьеро, записывать их в блокнот. Надо мной даже пошучивали. Приходилось стоически переносить и обращать в шутку. Как-то на базе я нашел русско-английский словарик, и вспомнил, что у меня остался хвост. Чтобы избавиться от переживаний, я стал ежедневно выучивать по нескольку десятков слов,  и шло это быстро – мозг был не слишком замутнен… Чистый и свежий воздух, прозрачный, не замутненный неизбежной деятельностью человечества, способствовал моральному и физическому здоровью…
Скитания наши по степи напоминали действия первопроходцев. Изредка попадались линии электропередач, как свидетельство цивилизации, но куда они шли, откуда? Никто не мог дать ответа. Однако, когда мы подъезжали ближе, слышалось гудение – выходит, линии были под напряжением и кто-то пользовался почти дармовой, энергией – в ту пору вообще ничего не считали. Людей или каких-то поселений на огромном пространстве практически не было. На старой километровке можно найти  точки – Акты-булак, Кара-булак, Марганур – но это были только названия. Путь же наш лежал мимо, ночлег возле родника или на берегу безымянной речушки. Пару раз мы почти случайно натыкались на аулы, аилы, кишлаки – не могу припомнить точного названия. Сначала на горизонте появлялось нечто, напоминающее город, с башенками, блестящими крышами – как священный град Китеж, и мы, невольно прибавляя ход, устремлялись туда. Но, увы – это оказывалось захоронением, среди мавзолеев и склепов, увенчанных полумесяцами, испещренных арабской вязью – но ни следов присутствия человека. Однако неподалеку можно было встретить пасущихся овец и одинокого пастуха, гоняющего стада по равнине. Он обрадовался нашему приближению, оповещенный лаем громадных собак, крепко жал, протянутые руки и улыбался, пытаясь что-то сказать…. Язык был мне незнаком, возможно, специалист мог уловить в нем арабские оттенки, нам же оставалось общаться  жестами.… Махнув рукой в сторону, он смог показать нам направление к кишлаку. Остановлюсь на этом названии. Кишлак – это несколько домиков, скорее, мазанок, хаотично разбросанными по территории, кошары, некое подобие улицы вдоль убегающей в степь дороги, бесштанные ребятишки, высыпавшие навстречу, старухи возле плетней, стыдливо прячущиеся, но разглядывающие нас молодухи, несколько мужчин с выгоревшими на солнце лицами.  Они с достоинством поздоровались с нами, узнав, что мы из района… Появление чужаков, как я понял, было для них настоящим событием. Тогда меня не слишком интересовала их жизни, я только фиксировал в памяти, более занятый своими мыслями и переживаниями. Но зафиксировал надежно…. Их единственная машина ушла куда-то в другое селение, о чем нам пытались рассказать. Правда, более жестами, ибо русский был для них дивом, как и для нас, диалект, на котором они вели беседу…. Наверное, пройдет еще не менее ста лет, прежде чем до них дойдет цивилизация. Да и нужна ли им она?       
Я вспоминаю еще несколько эпизодов…
…Вот очередной бивак – бригадир решил устроить настоящую экскурсию. Мы разложили старую карту с отметками высоты, проложили маршрут. Оказывается, в степи есть горы! Даже не горы, а скалы, где река делает извив, скалы переходят в небольшое плато….  Поставлены палатки, заглушены моторы. Мы смыли слой неизбежной пыли, я, в ожидании указаний, разлегся на берегу, на разложенном брезенте, не опасаясь простудиться, и даже задремал. И не заметил, как Техник взял двустволку и пошел побродить по степи. Он был мой ровесник, но, в отличие от меня, работал по специальности, и позволял несколько свысока относиться ко мне. Опять-таки, я относился этому по-философски, и, в свою очередь, подтрунивал над его страстью к охоте. Тем более что до сих пор его успехи, мягко сказать, были неутешительны…. Казавшаяся пустынной степь была в действительности населена множеством созданий, которых до того я видел только в зоопарке. Сурки стояли столбиками у своих норок, насмешливо глядя на приближающихся путешественников. Пробегали полосатые барсуки, практически сливающиеся с окружающей средой. Они и стали объектом охоты незадачливого Техника. Казалось, все, он сразил зверька наповал или хотя бы подранил, но, увы – когда мы подъезжали, видели только дырки бесчисленных норок…. Правда, стрелять ему приходилось издалека, почти с предельного расстояния, ибо пугливые создания не подпускали ближе….   В этот же день я, задремав, был разбужен выстрелами. Продрав глаза, я увидел, как техник, в охотничьем угаре, напропалую палит по колонии диких голубей. Они выбрали в качестве места обитания вершину скалы, метро тридцать, наверное, и перемешались с многочисленными выводками диких же уток. Те пугливо после каждого выстрела рассыпались в стороны, однако потом, не осознав реальной опасности, садились,… Я стоял, завороженный, и тут услышал голос Бригадира. «Что, тоже хочешь пострелять?» - Я согласно кивну. «На, держи, - Доктор, - он залез в кабину, вытащил и протянул мне мелкашку, которую берег как зеницу ока, и коробку патронов. Пятьдесят штук, - настреляйте на ужин, дичью полакомимся. Да ты знаешь, как целиться-то надо?». Не относящиеся к экспедиционной братии воспринимались им как штафирки в армии, но к этому привыкаешь довольно-таки быстро. Я с робостью взял протянутое мне оружие и последовал за техником. Мы палили непрестанно. Сколько времени, не могу даже восстановить по памяти. Наверное, полчаса без остановки. Зато у наших ног в последних судорогах билась добыча – не менее двадцать птиц. Охотничий азарт сменился необходимостью довершить дело – прикончить и ощипать… «Ну что, Доктор, это тебе не лягушек резать?» - тут, конечно, Бригадир был прав. Да я и лягушек на практических занятиях старался не препарировать, только в силу вынужденных обстоятельств. Но тут я не мог увильнуть и показать свою слабость. Прикончить с первого удара не получалось. Мне было больно видеть, как в мучениях уходит жизнь. Трепыхались подбитые крылья, дробь не могла сразить птиц наповал, но раны были серьезные. Наверное, подобные чувства испытывал и техник,  и тоже не хотел ударить в грязь лицом. «Ну, вы и садисты, возьмите хотя бы нож», - и Старик протянул нам острые тесаки. Интересно, почему мы сами не догадались…. Дело пошло успешнее, но прививка была сделана…. Потом предстояло ощипать добычу и сварить…. А меж тем я заметил, что сраженные моими выстрелами птицы были убиты буквально наповал…. Тогда я не придал сему факту особого значения.   
  Я снова за рулем. Техник, примостившись на подножке, светит фарой. Теперь мы едем не по дороге, а прямо по степи, выискивая предполагаемую добычу. Свет фар выхватывает из тьмы пугливых тушканчиков, наших маленьких кенгуру пустыни. Иногда резко прыгает в сторону случайный зайчишка, но и он не попадает в прицел. Это так, может быть только ради забавы, на ужин во время работы. Но не сейчас. Еще рано утром мы сделали выезд. На разведку. Мы долго кружили по степи, несколько раз чуть не провалились в такыр,  но следов стада долго обнаружить не удалось. В конце концов, азарт поиска захватил всех.…  И вот – полоса, и свежие следы. То есть, ковыль примят, и, значит, недавно здесь проходило стадо. Вернее, пронеслось, поскольку сайгаки передвигаются по равнине со скоростью до восьмидесяти километров в час. Местный, бабай, вышел из машины и долго, как индеец, принюхивался, мял колоски… «Однако, недавно прошли. Пастись будут. Река недалеко. На ночь останутся. Тут то их и возьмем…». Для них сайгак – это мясо, шкура,  настоящая добыча….  Для нас же – тоже возможность полакомиться экзотической дичью, но, прежде всего, необычность, впечатления, острые ощущения и возможность впоследствии рассказать: «Да, вот, охотились мы как-то на сайгаков…» И быть единственным в своем роде. Ну, это я пытаюсь объяснить сейчас, а тогда одно участие в сафари представлялось не только развлечением, а настоящим приключением… Особенно, когда тебе отводится ответственная роль. Я и сейчас не отличаюсь кровожадностью, а тогда мне просто приходилось переламывать себя…. Но ведь было никак нельзя отставать и выпадать из команды…
«Медленнее, туда сверни», - Бригадир прокладывал курс по карте, чтобы, когда мы настигнем стадо, отсечь их от равнины, потому что соревноваться в передвижениях по бездорожью ровной, но не очень, степи, с ними невозможно. Я послушно сбрасывал скорость, менял направление, впрочем, стараясь не шибко забираться в ковыль. Техник меж тем нашаривал фарой по степи, пытаясь обнаружить, если не самих антилоп, но их след… Мы кружили более часа. В кузове устроилась команда стрелков во главе с Бабаем, с охотничьими ружьями, три двустволки, с приказом стрелять по команде… «Есть, - заорал техник, как будто обнаружил остров в бескрайнем море, - есть!» И направил фару на пойманное животное. Смысл заключался в следующем – сайгак будет инстинктивно бежать по светлому кругу, вырванному из темноты. А мы будем приближать к машине, постепенно, чтобы он не испугался. И, когда он окажется в зоне достижимости, в дело вступят стрелки. И стрелять будут не залпом, а как прикажет старший. Главное – не слишком повредить шкуру – она полагается ему, как и лучшие куски мяса. В то время меня мало интересовали такие детали, однако я запоминал их, и вот теперь они проявляются сами собой.  Захваченный фарой сайгак пытался какое-то время оторваться от нагоняющей его машины, но инстинкт позволял ему покинуть световой круг. Мне потом рассказали, что, в принципе, бывало, что его буквально давили колесами, но как-то слабо верится. Раздался выстрел. С такого расстояния, хоть и на ходу, промахнуться сложно, и бедное животное  дернулось, перевернулось и забилось в судорогах. Остальное я выпускаю, ибо смотреть, как добивают животное, перерезая ему шею и сливая кровь, у меня не было сил… 
Сафари закончено успешно, предстояла разделка туши, пир и дележ добычи. На обратном пути подстрелили еще одного сайгака, так что и наша бригада, и бабаевское семейство осталось с мясом. И милиционер тоже – охота на животное из красной книги была строжайше запрещена, но только теоретически…
 Почему я вспомнил об этом эпизоде именно сейчас – не знаю, просто происходящие ныне события заставили меня переворошить в памяти все, имеющее хоть малейшее отношение или даже намек…
Впрочем, и мне тоже удалось открыть свой боевой счет – однажды подстрелить барсука, прямо наповал, из мелкашки Бригадира.  Народ посмеялся над моей случайной удачей, но я так не считал. В момент выстрела я буквально слился с оружием, и не замечал ничего. Это теперь я могу сказать, как «стрелок Роланда». Позже я убедился в этом сам и заставил убедиться других. Но это уже в совсем другой жизни, известной разве что….
Как ни странно, вернувшись в Питер после экспедиции, загорелый, возмужавший и повидавший много для своих лет, набравшись опыта, при встрече с бросившей меня девчонкой сумел сохранить лицо и выглядеть достаточно невозмутимым.…  И расставание с ней пошло мне на пользу. Я занялся языками, налег на учебу, вскоре был одним из лучших. На следующий год – снова экспедиция, но в другом регионе страны, новые знакомства, впечатления, навыки и знания. Осенью следующего года мы снова встретились с Техником и Бригадиром, теперь – на равных, почти, ибо он теперь не был моим начальником, а я уже подрабатывал на скорой помощи.… В тот год как раз внезапно умерли мои родители, я остался со старшей сестрой. Бабушка переехала к нам, а я начал свою жизнь отдельно, и поселился в ее комнате в трехкомнатной коммунальной квартире возле «Ломоносовской».  Я вел себя тихо, гостей у меня практически не было. Почему-то я стал не то чтобы замкнутым, но шумные компании были не для меня. Плюс ко всему мне удалось закончить государственные курсы иностранных языков, и я вполне сносно овладел французским и английским, с учетом отсутствия языковой практики.
Итак, мы встретились более чем через год, стали вспоминать, в том числе и удачное сафари. Я спросил, а как, удалось ли повторить охоту в этом году? Да нет, сайгак куда-то ушел в степь, Бабая же вообще убили. Да и Старик не дожил до весны. Мы помянули их, а потом они неожиданно предложили – а не хочу ли я и здесь поохотиться? У меня хватило благоразумия не отказываться, и вскоре я стал членом общества охотников и официальным владельцем отличнейшей тульской двустволки. Правда, особого желания убивать дичь у меня не было, однако, на удивление других охотников – но не мое – мои редкие выстрелы были точны, но, повторяю, ни азарта, ни удовольствия я не получал. Но, опять-таки, в меру своей скрытности, я не выказывал своего истинного настроения…
После окончания института я устроился работать в больницу, отклонив предложение остаться в аспирантуре, впрочем, поступив через несколько лет на заочное отделение. И работаю там до сих пор. Режим работы, суточные дежурства оставляли много свободного времени, которым я мог распоряжаться по своему усмотрению. Даже ночью мог погружаться в свои мысли или совершенствоваться в языке. Это меня устраивало. Полученный в девятнадцатилетнем возрасте отлуп, наблюдения за семейной жизнью моих немногочисленных приятелей отвратили меня от женщин. Вернее, я не представлял, как смогу нести тягости и заботы семейной жизни. Иногда, правда, находилась добросердечная сестричка или – увы, я грешник – пациентка, не имевшая ничего против того, чтобы разделить со мною… или использовать меня. Грех было отказываться, но свобода для меня была самой большой ценностью… 
Но не это является моим основным родом деятельности…
Возможно, мне не следовало возвращаться к раннему эпизоду, тем более что прошло лет тридцать, или того более, однако последовательность и совпадение событий невольно заставили заново перелистать страницы давно прожитого отрезка жизни, как я понимаю, по-настоящему безмятежного…
Мы подружились с Техником, несмотря на разность менталитетов, привычки и отношения к жизни.  Он периодически вытаскивал меня на охоту, мне, признаться, нравилось сидеть в засаде, в камышах выслеживать утку. Тем более что я знал – мне хватит одного выстрела, чтобы поразить летящую или бегущую цель. Добыча как таковая меня не интересовала, разве что иногда приносил сестре, оставляя ей разделывать тушки. Техник удивлялся – как же так, ты охотишься, стреляешь, но один раз? Было бесполезно объяснять, что на охоте для меня главное не добыча, а впечатления, природа, возможность общения, которой я сам себя ограничивал. Но уж зимой вытащить меня из города – дело практически безнадежное. Ставить флажки, сидеть в засаде и ждать волка – это не для меня, как мерзнуть на льду и ждать поклевки бешеной корюшки…
Через некоторое время Техник стал Инженером, женился, но по-прежнему ездил в экспедиции – Эстония, средний Урал, Крайний Север. Он звал меня с собой, хотя бы на время отпуска, но должности врача предусмотрено не было, а таскать рейку и катать круглое было уже не по возрасту, да и просто не солидно… Его же экспедиционная жизнь втянула, засосала, и он никак не мог решиться осесть в городе, хотя предложения были, и весьма перспективные.  В общем, он подсел на романтике, по-прежнему бренчал на гитаре и не представлял, что может быть что-то лучше сидения у костра и охоты. И в одной из экспедиций он исчез. Совершенно бесследно, как и вся его небольшая бригада…. Перед отъездом он намекал мне, что это не просто экспедиция, а нечто новое, и он боится сглазить и отвернуть удачу, и даже жена не знает деталей. Я не стал допытываться, и мы договорились встретиться через три месяца – со связью было еще напряженно. Отговаривать его было бессмысленно, глаза у Инженера горели, возможно, это и составляло смысл его жизни. А рисковать – хоть раз побывавший в экспедиции знает, что ежедневно приходится сталкиваться с экстремальными ситуациями, адаптироваться и преодолевать. Мы договорились встретиться месяца через три, я пожелал ему успехов, но меня посещали нехорошие предчувствия. Я уже начал свою новую деятельность, и поневоле был наслышан о многом…
Случилось это в начале девяностых, когда страна находилась в полном раздрае, каждый выживал как мог, и не было ни ограничений, ни моральных препон. А место это было мне знакомо – откуда и почему – не суть, я стараюсь, по возможности, избегать имен, мест, позволяя себе лишь неопределенные намеки. Причина моей скрытности – опасение, но не за себя…. Слишком много людей может быть вовлечено в водоворот, слишком много поставлено на кон…

***



Один звонок перечеркнул все. Всю мою жизнь.
«Послушай, ты. С твоей сучкой мы разделались. Будешь рыпаться – и с детенышем будет то же самое. Подробности увидишь в новостях». Звонивший грязно выругался, уверенный в своей безнаказанности и неуязвимости, как обыкновенный дилетант. В душе у меня все опустилось – я понял, что с шутками закончено. Но не бросился немедленно разыскивать, звонить, узнавать.  Исходящий номер отпечатался не только в памяти телефона, но все это потом. А сейчас я сделал то, что должен был сделать, и через несколько дней, в одном из парижских пансионатов появилась новая жиличка – Валентина Горенштейн, внучка русских эмигрантов первой волны и гражданка этой страны. Скромная и незаметная, она ничем не выделялась среди парижанок ее возраста, разве что небольшим акцентом в произношении. И прибыла она из Осера, так что проследить ее перемещение было затруднительно. Я не могу сказать – невозможно, гарантии стопроцентной не может дать никто на свете. Но мне казалось, что я смог предусмотреть все, или почти все. Она вылетела в Париж из одной из прибалтийских столиц, уже через несколько часов после звонка. Мне ничего не пришлось объяснять, только сказать – надо. Только в дороге я был вынужден рассказать правду – никаких сборов, все можно купит на месте, а шенгенская виза давала возможность перемещаться по Евросоюзу практически беспрепятственно…. Оставалось только вовремя менять паспорта и фамилии…. И постараться приспособиться к жизни в одиночке, без общения, друзей и знакомых. До поступления в университет. Там будет проще, она сможет затеряться, и, возможно, я смогу встретиться с ней… Хорошо, что в свое время я открыл счет в местном банке, и она хоть как-то ориентировалась в городе – им с мамой удалось побывать в Париже, пусть всего неделю. Да и не только в Париже.… Сейчас же иного выхода не было. Это я говорю с полной уверенностью…
…Я ехал по шоссе, как во сне. Слезы застилали глаза, руль едва слушался. Но, что бы то ни было, через несколько часов я должен быть в форме, как будто ничего не случилось, заняться неизбежными ритуальными делами, принять соболезнования, и быть все время начеку – теперь мне придется отвечать и за совсем юную девушку и отомстить. Я должен выглядеть жалким, растерянным, убитым горем слабаком, не представляющим опасности. И быть начеку. 
При въезде в город меня остановил гаишник. Даже не один. Шла очередная контртеррористическая операция, и поэтому обыскивались все въезжающие в город машины.  На заднем сиденье у меня лежала двустволка, официально зарегистрированная, в бардачке – тоже зарегистрированный пистолет. Т документы, разумеется. Иногда я был весьма законопослушным гражданином.  Я протянул документы, сам показал оружие…
- Что ж это Вы, гражданин, вооружились до зубов?
- Боязно как-то, - я не производил впечатление крутого, - мало ли что, и поехал на старенькой девятке. Правда, с форсированным двигателем. Но об этом знать им не полагалось.
- А документики в порядке?
Я решил сыграть неуверенность:
- Да вот, товарищ капитан, пожалуйста – охотничий билет, справки, разрешения… Паспорт…. А что, ищите кого-то?
 - А вы что, не телевизор не смотрели?
- Нет, а что-то случилось?
- Случилось, раз в центре города из гранатомета стреляют…. Так вот оно что…
- Может, лучше и не возвращаться?
- Да нет, проезжайте. Только осторожнее. Тут подъехала еще одна машина, и им стало не до меня. А будь они пошустрее, могли бы и обыскать машину. Много чего интересного, например, загранпаспорт на другое имя…. Но, повторяю, моя личность для них интереса не представляла. Они, как я понял, ловили не того, кто въезжал в город. Я же поехал не домой, а к матери Рыжей, в данный момент не рискуя ничем.  Наверняка там полно милиции, ее тщательно охраняют. И, наверное, уже интересуются, куда же могла деться внучка. Мое отсутствие в течение нескольких часов тоже не осталось незамеченным. Вряд ли они добрались до моей коммуналки, но кто-то дежурил возле нашего общего с Рыжей жилища. Мне, по счастью, удалось перехватить Валентину – пусть она и далее фигурирует под этим именем,  собрать вещи и … Дальнейшие мои действия пока комментировать рановато. На работе – я и не собирался ее менять, я попросил меня подменить не несколько часов, не сказав ничего, у нас так водилось, а теперь, когда гибель рыжей стала фактом, имел законное основание отсутствовать. Оставалось продумать версию моего отсутствия и исчезновения падчерицы. Вот эта задача, как ни странно, представлялась наиболее сложной. Милицию  наверняка заинтересует исчезновение Валентины, и она попытается связать этот факт либо с террористами – на них роще всего списать, либо со мной. И тут покатится…
Я предупредил тещу, позвонив по сотовому, что скоро приеду, и попросил на всякий случай не открывать дверь никому. Разве что милиция сама войдет. Хотя…. Ведь теща жила одна, так что вряд ли до нее доберутся. Да, но не сразу. Однако сей фактор необходимо было учесть.
У тещиного дома – мы с Рыжей не были расписаны, однако я так называл ее, действительно, дежурило два милицейских «Форда», двое собровцев в черных масках с автоматами наизготовку с виду лениво курили, но я приметил, что их цепкие взгляды внимательно охватывают окружающую обстановку….    Я тоже не спеша вышел из машины, осмотрелся – мельком, тщательно закрыл дверь, не выражая никакого беспокойства…. И направился к нужному подъезду, изображая полную непричастность ко всему. Кто-то из жильцов мог меня видеть, это я тоже учел, посему вел себя как обычно. И оказался прав. Еще несколько собровцев выскочили на улицу, но из подъезда соседнего, волоча за собой упирающихся субъектов, с разбитыми физиономиями и явно не европейского вида. Хм, понятно, если операция антитеррор, то первым делом хватают кавказцев, докладывают начальству, а настоящие исполнители тем временем спокойно слиняют. Проверено. Правда, наверху не очень-то поверят, и начнут разрабатывать свою версию, так что держись. А внешне – ну кого это, в самом деле, интересует, кроме так называемой общественности, которой никто в глаза-то и не видел. Стоящие на улице что-то отрапортовали по радиотелефону и направились к ним навстречу. Я не стал дожидаться. Когда подъедет клиентовозка, и, набрав нужный код - подъезд был закрыт, внешне безо всякого опасения вошел к себе. Серьезных ребят, с которыми мне придется иметь дело, такая мелочь не остановит.   Но с собой к меня был только …, да, свои руки, так что я прижался к стене, осмотрелся. Никого. Но все же поднялся до последнего этажа, а потом спустился вниз по лестнице, с максимальной предосторожностью. Наверное, их что-то остановило, и я беспрепятственно вошел в квартиру…

***