сам себе философ...

Мы всего лишь футляры для убитых сердец. Но
Семьдесят лет… и долгов больше нет…
И я найду, я точно знаю, страну, где мне семнадцать.
Ты слышишь, я желаю

Просто там остаться…
Просто там остаться…
С тобой… остаться.
(Грета)



- Она тебя любила… ты понимаешь? Ты слышишь? – ЛЮБИЛА!!! Ты еще можешь все вернуть… ЕЕ вернуть!!!

Он делает еще одну затяжку, выпускает дым четкой прямой сильной струей и смотрит куда-то вверх.
О чем он думает? Почему молчит? Не торопится отвечать, не торопится хоть как-то отреагировать на услышанное.
Спустя несколько мгновений он поднимает руку и показывает бармену знаком на еще +1 виски.
Он смотрит на часы, потом опять затягивается сизым дымом. И вслед за этим совершенно отвлеченно начинает говорить:

- Знаешь, когда я был маленький, я думал, что счастье – это аура, словно вот этот дым от сигарет, только невидимая… Она окутывает человека, словно теплым пледом, и несет по волнам нежного течения.
- Эээ… я тебе сказал, что она тебя лю…
- Ну вот стал я теперь типа совсем взрослый. Вот сижу курю… ЗАТЯГИВАЮСЬ. А где аура? Где вообще что? Кто я? Для чего я? Зачем я?
- А разве не счастье, или как ты возвышенно говоришь «АУРА», разве не аура – ее любовь, которую ты, как мальчишка, променял на каких-то солдатиков у соседского мальчика? Но, ты же у нас «взрослый», да… какие солдатики? Деловой костюм, крутые часы и портсигар. Глупая философия максималиста.
- Нет, ты только посмотри, как этот дым быстро расползается во все стороны и растворяется в воздухе… Ты только вдумайся: обычный прозрачный невидимый воздух поглощает сигаретный дым… Прикинь, у нас от него рак легких может быть, а он в воздухе растворяется и делается невидимым.
- Ты правда ее не любишь? Или этот цинизм – элемент тупого супермена, которого ты пытаешься сыграть. Вернее разыграть… Ты клоун… при том, очень глупый… поверь смешно выглядит… а?..

И он опять молчит. Ему приносят виски. Который по счету за сегодняшний вечер? И сколько в кармане уже таких вечеров?
Ему захотелось стать взрослым. Ему 24 года. И он только начинает жить. А Ей, как всегда 18… И она так сильно его любит.
2 недели назад он пришел вечером домой, как всегда в драный джинсах и кепке, он получил первую (свою первую зарплату!!!), дома его ждала Она.
Она приготовила ему ужин, купила вино и думала, что они отметят эту первую зарплату. А вместо этого он купил себе костюм и часы.
Зашел домой. Понятно, что без букета. Понятно, что без элементарного флакона духов. Он Ее даже и не поцеловал.
Он демонстративно переодел драные джинсы на дорогой костюм (насколько дорогой позволяла зарплата разносчика пиццы), одел крутые часы (опять же крутые ровно настолько же), хлопнул дверью и ушел. Ушел, по его мнению от Нее и от каких-то несуществующих проблем, а на самом деле ушел от себя.
Свой второй аванс он потратил на виски и сигареты.
А Она вытирала слезы носовым платком, глотала таблетки и каждый вечер ждала, что он вернется. У него не было даже телефона, и Она не могла ему даже позвонить.
Он пил и курил, смотрел на мир через стекло стакана и думал об ауре счастья, о которой так неоднократно мечтал в детстве. Он стал большим. Вернее почувствовал себя таким. С первой зарплатой? С первой работой? Или с первой соплей, которую Она «наконец-то» не могла вытереть с его безупречного, по ее мнению, носа.
Теперь он самостоятельный. Теперь он большой дядька. И теперь он всецело решил, что он – философ. А значит, ему никто не нужен, его запомнит белый свет, и будут печатать в учебниках.
Жаль, что в поиске этой ауры, наблюдая, как получается пускать сигаретный дым колечками, он так и не услышал своего Друга. Не услышал, как Друг устал говорить о любви и о Ней. Не услышал, прямого и косвенного намека на то, что каждый - философ, когда он может позволить себе стакан виски, сигарету и свободу выбора. Да только свободу ли?

Когда он наконец-то понял, что он не может без Нее жить, что она – его аура, что не нужен ему этот деловой костюм, и часы, и все остальные элементы цирковой партии, было уже поздно. Была уже настоящая зима и даже падал снег. Снег из глаз, проседь на висках и ресницах.
Он пытался Ее вернуть.
Он называл себя дураком.
Он говорил о любви.
Ведь каждый философ когда-нибудь о ней вспоминает. Только как-то поздно.
Он уже стар. Ему уже 25. А ей, как всегда, 18. У нее в душе за это время расцвел цветок, цветок счастья, который пророс неожиданно, из семени потери и разочарования, пропитанного капельками слез. Она ждет от него ребенка, но он об этом никогда не узнает.
Через два года Она выйдет замуж и навсегда уедет из этого города, из этого времени, из этой ауры. И Ей опять, как всегда, будет 18.
А ему уже 27… И у него ничего нет. У него есть Друг, стоит отметить настоящий. И это истинная правда.
Хорошо, что если хотя бы к 30 годам он поймет, что разносить пиццу – это вовсе не та философия, о которой пишут в учебниках.