17. Пробковый шлем

Единственным настоящим школьным другом могу считать Ванечку Калифатиди –  чистокровного грека. Дома у него говорили на понтийском диалекте греческого. В пятом классе нас посадили за одну парту, так вместе и просидели, вплоть до самого выпускного. Ванюша являл пример упёртого, непоколебимого и твёрдого троечника. Тройки ему ставили, в основном, только из уважения к папе. Папа работал крупным спецом и председателем парткома, занимая должность директора местной обувной фабрики «Джетысу»... Думаю, понятен смысл того, насколько Ванин папа был уважаемым, авторитетным, влиятельным и нужным всем!... Даже на выпускной вечер мне «спроворили» персональные туфли, каких в продаже просто не могло быть! Индпошив, так сказать, и личная колодка... Не могу и вовсе не хочу сказать, что Ваня был туп. Это совершенно не так: упрямый, до невероятности. И очень упёртый в нежелании прослыть хоть чуточку поизобретательнее и поизворотливее. Просто ему плохо всё давалось. Абсолютно всё, что касается учёбы... Совершенно никакой усидчивости, а желания учиться – тоже. В нём грек победил остальные «глупости» раз и навсегда.

Учителя, как водится, имели своё мнение на этот счёт. Либо не знали, либо не верили и даже не хотели догадываться о сущности тонкой Ваниной натуры, свято уверовав лишь в проверенные веками педагогические догмы. Учителя решили, что Ивану надо подмочь, легонько взяв «на буксир». На роль такого транспорта выбрали именно меня, как отличника и представителя мужского пола. Вытерпеть девчонку в роли соседа по парте – сверх всяких греческих принципов!

А принципы Вани иногда доходили до полного абсурда. Он не мог принять никакой помощи со стороны. Ни от кого! Если двойка, то уж самым честным образом заработанная. А на тройку как-то плоховато получалось. Иван демонстративно отворачивался от подсовываемых шпаргалок, отодвигал ногами, если подсказки внезапно появлялись снизу. Развивалась стремительно прогрессирующая глухота и недопонимание произнесённого уже совсем в полный голос. Вспоминаю и улыбаюсь...

Но мне, каким-то образом, удалось наладить контакт, втереться в доверие и найти консенсус с упёртым потомком эллинов. Цирковая программа на контрольных являлась неизменной. Сначала решал Ванин вариант и подсовывал лист, а потом уже успевал справиться со своим. Примерно такое же происходило и на диктантах. Я придвигался к соседу поближе, давая возможность подсмотреть орфографию и знаки препинания. Но если дело касалось изложения или сочинения, то я уже был бессилен. Однако, со временем, дело всё-таки слегка наладилось. Учителей буквально потрясли происходящие перемены, они восхваляли и себя, и Макаренко, и других великих педагогов. Про мой скромный вклад тоже догадывались, но не подавали вида, чтобы не спугнуть Ивана и не гневить понапрасну. Так оказалось удобно всем. А с Ванюшкой мы крепко сдружились, да и проживали по соседству – через улицу.

Ванечка – «продукт» воспитания родителей, соблюдавших традиции диаспоры понтийских греков, высланных в различные уголки СССР сталинским режимом. Традиции зиждились на нерушимых устоях патриархата, передающихся из поколение в поколение. Мне, воспитанному в простоте и непривередливости, было поначалу странно это видеть и понимать. Скажем, если я прибегал к Ивану, чтобы вместе срочно куда-то отправиться, то мог его застать сидящим на кухне в полной задумчивости. Оказывается, он ещё и не завтракал. Но, поскольку бабушка куда-то ненадолго вышла, мама на работе, а сёстры тоже отсутствуют, то Ване неминуемо суждено скончаться от голода. На вопрос, если я яичницу сготовлю, то спасёт ли это жизнь друга, следовал невинный, но честный и обезоруживаюший ответ, что этого Ваня не допустит никогда!
 
Потому что в доме всё должно готовиться и преподноситься только и исключительно женщинами... Которых, на данный момент, в квартире не наблюдалось. И – всё! Мы вместе могли ждать возвращения бабушки хоть до морковкиного заговенья, сидя у переполненного продуктами холодильника, где уже на тарелочках заботливо лежала приготовленная сырно-колбасная вкуснотень! Даже вытащить оттуда ЭТО Ваня не имел права. Хоть бы уже корчился на полу в приступах голодных конвульсий!... Я этому удивлялся, но очень уважал устойчивые и непоколебимые моральные принципы друга.

Кофе в доме подавался только Ванечкиными сёстрами, чуть помладше нас. Я вечно куда-то торопился. Но приходилось чинно высиживать и наблюдать всю кофейную церемонию. Кофе готовился только из зёрен – его поджаривали для каждого гостя отдельно. Потом на очень красивой ручной кофемолке и непременно на наших глазах  тщательно перемалывали, пересыпали в турку и варили. Разливали по малюсеньким чашечкам и торжественно преподносили. Происходящее, поначалу, очень льстило. Даже самоуверенно думал, что это я – такой многоуважаемый и ценный гость. Но потом понял, что в доме греков любой гость принимается с равным уважением, независимо от возраста и социального положения.

Кофе в зёрнах являлся страшной редкостью. Растворимый-то пребывал в дефиците, какой-то индиийский «Брук Бонд», но и его трудновато доставали. Такие баночки приберегались в семьях исключительно для новогодних посиделок, а в качестве заменителей для любителей напитка использовались всякие кофейные эрзацы, типа «Золотого ярлыка» или какао. Сейчас хорошо понимаю, насколько вкусным и ароматным был кофе в доме у Ивана. Но тогда одним глотком приканчивал чашечку, удивляясь, зачем столько ждали, чтобы вмиг проглотить горькую жижу. Но за этим ещё следовала обязательная процедура гадания на кофейной гуще. Гадали Ванины сёстры. Смысла  предсказаний точно уже не помню, но всё происходило незабываемо, здорово, необычно и очень приятно!... Хочется надеяться, что предсказания сбылись.
 
Папа Ивана, примерно в 86 году, не дождался, когда обещанный коммунизм окончательно и бесповоротно победит в стране. Махнул рукой на свой авторитет, престиж, занимаемую должность и немалый достаток. Собрал многочисленных родственников и уехал в Афины, где все благополучно проживают до сих пор. Имеют хороший и налаженный бизнес. Иван стал преемником, главой и последователем. Лет пятнадцать назад я прилетал рейсом в Афины. Стоянка – часа два с половиной. Позвонил, не надеясь, что номер правильный... Ванин отец буквально через пять минут заехал за мной на шикарном «Ровере» и повёз в офис, находящийся в трёх минутах езды. К сожалению, Ивана тогда не было в Греции, но мы тепло пообщались с его мамой и сёстрами. А с Ванечкой встречался, когда он приехал в Алма-Ату, а я специально подгадал рейс. С часик взахлёб рассказывали многое друг-другу... И сейчас  перезваниваемся и шлём на компьютерное «мыло» всякую лабуду, делясь свежими новостями.
 
… А в далёкие школьные годы Иван пользовался большим уважением у  представителей различных диаспор. Их проживало невероятно много – турки, чеченцы, корейцы, уйгуры, дунгане, армяне, азербайджанцы... Иногда, со стороны, можно было наблюдать характерную картину: солидный дядечка сидит босый в сапожной будочке и ожидает срочной починки обуви. А сапожник, очень важный и всеми уважаемый человек, внезапно бросает его туфлю, выбегает на улицу, вытирает руки об фартук и «ручкается» с проходящей мимо парочкой лоботрясов. Это – я и Ваня. Вернее, Иван и я при его персоне. Происходит пятиминутный разговор, возникает взаимный интерес к делам, семье и друзьям... Клиент продолжает сидеть разутый в будочке, не понимая, что за важные птицы отвлекли не менее важного сапожника от дела. Понимаю, что Ванин авторитет являлся тенью папиного, но меня, при подобных обстоятельствах, запоминали и всегда потом здоровались... На всякий случай!

Заключительный штришок. Ещё многое и с огромным удовольствием написал бы про нас, но пусть лучше это станет отдельным воспоминанием.

Разгильдяями были оба. Я успешно совмещал качества отличника и «пофигиста». В седьмом классе мы с Иваном купили одинаковые лыжные свитера вызывающего красного цвета. И тогда, когда всех обязывали приходить в школу только в белых рубашках и наглаженных брючках, с обязательными комсомольскими значками, мы усаживались за парту этакими светофорами, вызывая, одновременно, зависть одноклассников, восхищение смелостью и зубовный скрежет учителей. Надо отметить, что и причёски заимели под «битлов», и штаники расклешённые... Прорабатывали нас на педсовете неоднократно, угрожая, заклиная и обещая всевозможные обструкции.

Но однажды, наша парочка совершила настоящее государственное преступление. Колонна демонстрантов школы очень долго ждала очереди для торжественного дефилирования перед правительственной трибуной в какой-то Первомай. Нам вручили флаги на тяжеленных древках. А мы с Иваном (абсолютно беспартийные по натуре) совершенно, к тому моменту, устали и давно не видели никакого кайфа от демонстрации единодушных порывов «показать кузькину мать» заклятым врагам социализма. Решили тихонечко положить надоевшие флаги в ближайший арык и незаметно слинять. Так и сделали.
 
Праздники прошли, о происшедшем даже и не думали, не вспоминали. Но, как оказалось, ЧК действительно не дремлет! После выходных состоялся очередной педсовет, последующее долгое промывание мозгов у директрисы, вызов родителей в школу, посещения горОНО, райкома комсомола... И реальная перспектива возможности исключения как из ВЛКСМ, так и из школы. Невзирая на заслуги Ваниного родителя и мою блестящую успеваемость... С трудом, но обошлось. «Трёхведерные клизмы» и вливания – не в счёт...


Оставлю за рамками повествования пионерские лагеря, художественную самодеятельность и многое-многое другое. Галопом пробегусь по личным спортивным страничкам.


Когда учился в третьем классе, в школу пришла комиссия по отбору кандидатов в хореографическое училище. Мальчиков и девочек придирчиво проверяли, ставя спиной к шведской стеночке, и предлагали принять какую-то позу. Потом долго осматривали ноги, стопы и изучали подъём. Почему-то выбор пал на меня, единственного из мальчиков, не забракованных высокой комиссией. Предложили стать принятым в училище, о чём сообщили родителям. Но отличник, да ещё и балерун – совсем не улыбалось. Внутренние противоречия и вполне понятный детский стыд заставили отказаться от такой заманчивой перспективы. Может быть, и зря!

Очень хотелось заниматься спортом. Записаться в спортивную секцию – проще простого. Секций перепробовал великое множество: плавание, футбол, борьба, фехтование, баскетбол... Всего и не упомнить. Но дольше всего задержался в секции спортивной гимнастики. Недавно пересматривая архивы, наткнулся на некоторые фотографии и несколько грамот по этому виду спорта. Есть даже фотография со знаменитым Михаилом Ворониным, Олимпийским чемпионом и кумиром того времени... Пришлось бросить гимнастику из-за того, что личная комплекция вовсе не соответствует гимнастическим эталонам. Через пару лет упорных занятий, тренер стал поддразнивать, что, видимо, слишком много ем и мало слежу за фигурой. Хотя, на самом деле, ничего такого не было и в помине. Наверное, тренер мудро и дальновидно смотрел вперёд и заранее определил всю бесперспективность моего нахождения в общей группе. Гимнасты ведь, как правило, коренастые и росточка небольшого. А я уже вымахал ростом под метр-восемьдесят. Правда, за остальные годы не намного больше и подрос.
 
Так вот, когда тренер с неделю не допускал меня в зал, заставляя бегать всю тренировку вокруг стадиона или сидеть в душевой, парясь, как в сауне, для сгонки какого-то мифического лишнего веса, это порядком надоело. Твёрдо решил «завязать» с гимнастикой. Подспудно уже понимал, что тренер только подтолкнул к такому решению. Нагрузки превозмогались уже далеко не детские. На моих глазах падали и срывались со снарядов кандидаты в мастера спорта, но ещё такие же школьники, только чуть постарше. Ясно видел их проблемы и травмы, иногда очень тяжёлые! В гимнастике надо быть фанатиком. Не фанатом, а именно фанатиком. Просыпаться по ночам, лихорадочно «качать» мускулатуру и делать растяжки... Одноклассник долго занимался в этой секции, достиг определённых высот и стал мастером спорта. Но в десятом классе не выдержал ни нагрузок, ни конкуренции. И многочисленных травм, в том числе, психологических. Бросил.

Гимнастике я обязан очень многим. Координацией и управлением телом. А особенно – обязательной программе по акробатике. Прыжки на батуте в поролоновой яме, многочисленные сальто и пируэты, а также незабываемое и непередаваемое чувство огромных возможностей и свободного полёта! Это надо прочувствовать. Дальнейшие поиски себя в спорте привели, в конце-концов, в волейбольную секцию. Этим видом спортивных игр занимался, вплоть до окончания школы, и расскажу чуть подробнее.

Честно говоря, для волейбола я тоже не очень подходил, тут-то, как раз, был маловат ростом. Но только для блокирующего и нападающего. А защитником и разыгрывающим стал довольно приличным. Грамот и призов очень много. И разряд есть! К девятому классу объездил почти всю страну и участвовал во многих всесоюзных турнирах. Это происходило без отрыва от школы. Потом начали усиленно готовиться к Спартакиаде школьников СССР. К этому моменту, я уже прочно закрепился в основном составе сборной школьников Казахстана.

Заканчивая девятый класс, уже точно знал, что претендую на золотую медаль. Всесоюзная Спартакиада школьников – очень большое мероприятие, вроде Универсиады, только масштабом поменьше. В школе учились через пень-колоду ещё два волейболиста, члена сборной. Но даже не учились, а больше числились. Трояки им натягивали только из-за окриков горОНО и спорткомитета. По правилам той поры, «сборники» освобождались от выпускных экзаменов, а аттестаты должны выдаваться автоматически по текущим оценкам. И мы это прекрасно знали уже при окончании девятого класса. Друзья-сборники просто прыгали от счастья. Сознавали, что десятый класс превращается в номинальное посещение и абсолютно ни на что не влияет. Единственная задача – не вылететь из сборной за этот год.
Моя проблема – гораздо сложнее. Я находился перед трудным выбором, действительно трудным, поверьте. На Спартакиаду попасть очень хотелось, иначе терялся смысл многих лет напряжённых тренировок. Шанс выглядел реальным и единственным в жизни. Но если бы решил пойти по пути, указанному спорткомитетом и горОНО, и не сдавал выпускных экзаменов за десятый класс, то тогда золотой медали попросту не дали бы. Это тоже оговаривалось в приказе лично обо мне, так как других медалистов в сборных не прогнозировалось. Во всяком случае, о таких не слышал. С одной стороны –  очень справедливо, а с другой... находился я. И никак не мог на что-то решиться. А осознанный ответ предстояло дать до Нового Года, то есть, сразу же, по окончании первого полугодия десятого класса. Золотую медаль иметь хотелось... Голова разрывалась от немыслимых усилий найти какой-то приемлемый способ сесть на два стула одновременно.

… Оставим меня ненадолго, сидящим между двумя стульями в таком большом раздрае непосредственно перед окончанием школы. Потому что к этому же периоду хочется себя подвести ещё с некоторых жизненных сторон...

Как уже упоминал, обучался я в школе с английским уклоном. Язык изучать начали во втором классе. А весь первый, учителя к первоклашкам присматривались, приглядывались и определяли, как правильнее скомпоновать классы в дальнейшем. Тогда ещё везде и обязательно навязывали казахский язык, но это являлось обязаловкой для тех, кто не мог или не хотел постигать английский. Первую учительницу английского буду помнить всегда и только добрыми словами! Сейчас полно разнообразных книг, кассет, дисков и различных методик – для тупых и не очень, за один час или за один год... И учебников, и пособий, и словарей – просто завались! А тогда выбора особого не существовало. Приличный словарик являлся редкостью и диковинкой. Учебники в школу присылал горОНО под строгое обещание вернуть, после окончания такого-то класса, для следующих учеников.
 
Учительница «попалась» страстно влюблённая в язык, в детей и оказалась самым настоящим другом! Лариса Владимировна смогла найти какую-то свою изюминку, особенную методику и неповторимую манеру преподавания. Поэтому для нас постижение азов импортного языка превратилось в увлекательную игру. Мы пели, азартно отгадывали загадки, слушали песни, рассказывали стихи, и даже часть новогоднего утренника обязательно проводилась на английском. Ещё очень подкупало, что вела себя почти на равных, но шалостей и озорства не спускала никому. Очень любила хоккей, которым  увлекалась вся страна. Чемпионаты показывали глубокой ночью из-за разницы во времени. Я тоже вместе с мамой смотрел все игры. Утром могли пообсуждать просмотр всем классом, будучи одинаково возбуждёнными и невыспавшимися. И это также  сближало. Сын учительницы-англичанки учился старше на год. Если перед уроками (по большому секрету) сообщал, что мама приболела, то это вовсе не вызывало приступов бурной радости, а наоборот, мы очень сожалели, что английского сегодня не будет. Странная реакция, не правда ли? Языковую нагрузку увеличивали постепенно, но очень заметно, из четверти в четверть, из года в год...

С пятого класса начали знакомить с классиками – Шекспир, Байрон, Шоу, Бёрнс, Шелли... Потихонечку, легонько-заботливо, чтобы не спугнуть и не переусердствовать. К тому моменту, уже другие учителя английского взялись за нас. Мы читали и учили наизусть громадные отрывки из «Гамлета», «Ярмарки тщеславия» или «Ромео и Джульетты», распевали песенки из удивительного кинофильма «Звуки музыки», который очень советую показать своим детям. Очень добрый, красивый и музыкальный! Потом пришла очередь детективов и приключений. Конечно же, эти произведения выпускались заботливо адаптированными для нашего возраста...

Грандиозный фурор произвёл фильм «Ромео и Джульетта», который сопровождался почему-то суровой надписью «Детям до шестнадцати лет смотреть запрещено». Но свозили в Иняз, и мы, почти соплюшки, смотрели это чудо на закрытом показе вместе со студентами, слушая кино в оригинале. Не всё поняли, конечно. Но ведь смысл знали, основные монологи тоже. На таком же показе посмотрели и потрясающий «Спартак» с Кирком Дугласом в главной роли. Исторический «Спартак» имел возрастное ограничение из-за единственной сцены, где купается полуобнажённая Валерия, которая, по книге, всё-таки звалась Варинией... Цензура, однако, не хухры-мухры! Учителя пользовались крепкими связями в этом институте, так как являлись недавними выпускниками.

Становясь старше и старше, с каждым годом учеников ещё больше загружали чем-то, но непременно с английским уклоном. Ежедневно в расписании числилось по четыре урока английского, а в отдельные дни и все шесть! Давались основы физики, химии, математики, биологии и многого другого. Но не как отдельные дисциплины, а частями, разделами, темами и кусочками, чтобы расширить кругозор, словарь, обогатить лексику и ещё больше «развязать» язык. С восьмого по десятый класс дополнительно преподавали технический перевод военной тематики. Позже поясню, почему. Мне всё с самого начала давалось довольно-таки легко! Старческим склерозом не страдал. Порой, достаточно было на переменке бегло просмотреть новые слова, «сфотографировать» написание и значение, чтобы не ошибиться при проверке или в диктанте. А транскрипцией почти никогда не пользовался, так как подспудно понял, как читается то или иное слово или буквенное сочетание... Бахвалюсь, аки петух на ярмарке!!!

«Раздрай» перед нелёгким и ответственным выбором, как и кем войти во взрослую жизнь, усиливался ещё некоторыми обстоятельствами. Естественно, не впервые уже задумывался о будущей профессии. Сначала хотел стать... не космонавтом, не лётчиком, не военным, а... палеонтологом! Ни убавить, ни прибавить... Зачитывался «Затерянным миром» Конан-Дойла, Жюлем Верном, различными историческими произведениями, наподобие захватывающих романов «Борьба за огонь», «Пещерный лев» и другими подобными. Страшно хотелось заниматься раскопками, но не просто археологическими, а именно с уклоном в палеонтологию. Родители ходили счастливыми донельзя и неизменно хвалились перед друзьями столь нестандартным для ребёнка выбором. А я старательно разыскивал и вычитывал в журналах всё о предмете мечтаний... Но потом, как-то это плавненько сошло на «нет». И никакой конкретной мечты! Получилось так, что просто некогда стало ломать голову над этим. Но думать предстояло крепко, особенно к моменту начала девятого класса.

Учителя частенько посылали меня на школьные олимпиады по самым разным предметам. Даже, как-то раз, здорово порадовал математичку, Тамару Елизаровну, справившись с какой-то очень сложной задачей, которую в городских школах успешно решили ещё человека три. Как это умудрился сделать, тайна и для меня. Но смог. За что, видимо, математичку чем-то наградили и отметили, а мне сразу же выставили годовую пятёрку... Пятёрку и без этого заработал бы, но всё равно получилось очень приятно!

Однако, каждый учитель ошибочно считал и верил, что именно по его, и только по его, предмету я показываю наилучшие знания, поэтому они частенько спорили между собой, по какой именно дисциплине меня лучше заявить, если профильные олимпиады совпадали по срокам проведения. Дело доходило до откровенных конфликтов в учительской, каждый хотел склонить меня на свою сторону. Это сильно мешало, смущало и совершенно не нравилось. Положа руку на сердце, могу сказать, что не мог я одинаково хорошо постичь историю и химию, физику и географию... Просто на «отлично» знал материал в рамках преподаваемого, ну и ещё чуток, сверх этого, вширь и вглубь... К девятому классу интересы и другие увлечения значительно расширились, а олимпиады и споры учителей слегка поднадоели. Поэтому научился филонить и хитрить, не обижая никого явным отказом.
 
Учительский состав знал, что спортом занимаюсь серьёзно и на достаточно хорошем уровне. Когда возникала возможность подобных трений между учителями, то  невинно говорил, что у меня «на носу» какие-нибудь сборы или ответственные и важные соревнования. А самым крутым и неубиенным козырем являлась предъявленная справка из республиканского спортивного диспансера, однозначно гласящая, что «товарищу» срочнейшим образом необходимо пройти медицинское обследование, как члену сборной, перед каким-то суперважным турниром. Подобная справка выдавалась безо всяких проблем, ненужных или дотошных расспросов и при первом же обращении за ней. Сборников «приписали» к этому уважаемому медицинскому заведению. Друзья-оболтусы, но такие же сборники, пользовались упомянутой «фишкой» довольно часто. Если не хотелось тоскливо сидеть на уроках, то предстояло не полениться и проехать две остановки от школы до центрального стадиона, войти в спортивный диспансер, взять персональную медкарту и напроситься на приём к любому врачу, исключая гинеколога. Например, пожаловаться на боль в колене или обыкновенную простуду. Проблемы с коленом вызывали большее уважение к спортсмену, нежели заурядная сопливость, но это на конечный результат никак не влияло.

Моментально выдавалась заветная справка, что такой-то... в период с... по... действительно проходил курс лечения и процедур при означенном заведении. Пара внушительных печатей, фирменный бланк, солидная подпись. Не подкопаешься! Справка освобождала от уроков и избавляла от наказания за прогул. Мало того, дополнительно назначались всякие физиотерапевтические штучки, на которые следовало обязательно являться. И тоже с утра, когда сверстники понуро брели на уроки. Иногда «сачкам» назначали такое лечение, которому уже совсем не радовались, но отказаться от предложенных услуг – попросту невозможно!

Учительша русского и литературы просто «помешалась» на этих предметах. Звали её обыкновенно – Лидия Демьяновна, но прозвище приклеилось соответствующее –  «Синтаксис», а очень коротко – «Синтик». Жутко строгая и требовательная, до всеобщего полного одурения, ввела правило ежедневной читки стихов для каждого ученика перед началом урока. Вне программы. По списку учащихся, но вразброс. Правда, заранее предупреждала, кто в следующий раз «вещает» вирши перед классом. Однажды, я совершенно позабыл, что наступила счастливая очередь просвещать народ внешкольной поэзией. Часа за два до начала занятий, неожиданно и с неудовольствием вспомнил, поэтому стал лихорадочно перелистывать томики Пушкина и Лермонтова. Но на глаза попадалось либо уже кем-то декламированное, либо ужасно длинное. Не успевал  выучить. Стало очень обидно... Спас Есенин. Два четверостишия вызубрил вмиг.

...Когда закончился мучительный сеанс прилюдного чревовещания и поэтического выступления перед классом, повисла гробовая тишина. Аплодисментов не звучало, да я и не ожидал. Приходилось попросту отбыть номер. Учительша сняла очки и медленно, ехидненько так, осведомилась у чтеца-декламатора: «А скажи-ка, дорогой товарищ, чем же именно тебя так пробрало-зацепило данное произведение?... В чём тут фикус-пикус?»

И тут, внезапно, дошёл смысл того, о чём только что громогласно и с невероятным художественным выражением объявил всему классу: Есенинские слова о чувствах неизбывной тоски, внутренней боли, жизненной неудаче, непонимании окружающими... и о предчувствии скорой и неизбежной смерти... Как только Есенин умел написать об этом... Ну, не успел вдуматься в глубокий смысл при выборе стихов! Главное – успеть выучить, а размер текста, при дефиците времени, имел первоочередное значение... Конфуз произошёл большой, но... стихи-то я всё-таки прочёл, ублажив литераторшу!

Тем не менее, эта учительша накрепко вбила в меня синтаксис и морфологию, подлежащие и суффиксы, падежи и многое, чего не забуду никогда! И учительшу по-своему любили, хотя побаивались и всячески язвили по её поводу. Она же и внесла первую смуту в сознание при выборе будущей профессии. Конечно же, приходилось участвовать и в олимпиадах по русскому языку и литературе. Мои сочинения всегда пользовались успехом, часто вслух зачитывались перед классом, в качестве примера. И сочинять мне откровенно нравилось! Даже какое-то сочинение написал в оригинальной манере репортажа Николая Озерова о футбольном матче местного «Кайрата» со сборной Бразилии, чем окончательно добил и доканал учительницу: посоветовала всерьёз подумать о занятии репортёрской работой и о поступлении только на журфак МГУ.


Личные литературные опыты и определённые творческие искания уже имелись. В начальных классах пару каких-то выстраданных опусов отправил в журнал «Костёр» и следом, для верности и закрепления неминуемого успеха, в «Пионер». Оттуда почти одновременно пришли вовсе не гонорары, а размытые и закруглённые рецензии-отписки с советами «не отчаиваться и продолжать творческие поиски»... Сильно обиделся, мысленно «послал» и впредь им не отсылал ничегошеньки... Однако, ещё попозже, что-то нетленное и абсолютно, на мой взгляд, шедевральное, упрямо попытался всучить журналу «Юность», надеясь на «взрослость» и большую разборчивость в оценке гениев. Эту редакцию, по всей видимости, моментально сразил наповал... Потому что оттуда ничего не дождался в ответ. И прекратил безнадёжное занятие. До сегодняшнего момента.


… Следующим «щелчком» по носу стал вызов к завучу в конце девятого класса. Завучем работала «англичанка», то есть, тоже учительница импортного языка. Она закрыла дверь на ключик и начала доверительную беседу. Смысл свёлся к тому, что завуч, оказывается, давненько за мной наблюдает, курируя язык в школе. И что вполне удовлетворена успехами, особенно в техническом переводе. Поэтому настоятельно рекомендует принять предложение немедленно перевестись в школу военных переводчиков при КГБ и получить аттестат уже там. И даже, что уже всё одобрено, согласовано и рекомендовано. Ждут только личного согласия.
 
Я, на всякий случай, осторожненько обещал подумать, с чем она согласилась... Думать продолжаю до сих пор... Может, зря не решился? Но гуляли неопределённые и непроверенные слухи, что двое старшеклассников куда-то «туда» уже зачислялись. Однако, об их дальнейшей судьбинушке ничего конкретного больше никогда не слышали... Таким образом, количество «стульев», упоминавшихся выше, к десятому классу явно превысило два экземпляра.

Из кабинета завуча выбрался с блуждающим взглядом и идиотской улыбочкой. Конечно, весьма льстило столь неординарное предложение, да ещё и сделанное наедине, без лишней рекламы. Ореол таинственности!... Однако, страшно мучили вопросы: неужели это именно то, что надо? И является ли жизненным призванием?... Естественно, в первую очередь, представлялись и воображались всякие немыслимые перспективы, несомненные выгоды и очень большие льготы... Они ведь, непременно, должны быть?!  Уже мысленно видел себя эдаким секретным-секретным... Важным и недоступным... Где-то в жаркой стране, под пальмами и палящим солнцем... Маячил образ неизвестной военной дипломатической миссии... И моя персона – при всём этом, но обязательно самая главная и очень нужная нашему государству!
 
… Несколько смущала таинственность могущественной организации, имевшей столь грозную и всем известную трёхбуквенную аббревиатуру. Да и туманный ореол её славы не всегда имел однозначную репутацию. Сами понимаете, о чём говорю... По большому счёту, почти готов был принять данное предложение. Школа и детство заканчивались, юность только начиналась, а настоящий мужской выбор когда-то приходилось бы сделать и вступить в самостоятельную взрослую жизнь. Но осознанно. Ещё больше импонировало, что родители пока не знают, следовательно, самостоятельно принятое решение будет, само по себе, признаком возмужания и взросления. По очень большому счёту, маме-папе вовсе ни к чему об этом пока знать... – «Пусть потом сюрприз будет!»

В коридоре столкнулся с Ларисой Владимировной, первой учительницей английского, практически сбив её с ног, так как всецело поглотился процессом «примерки» будущих льгот и выгод. Извинился, поздоровался и… Не удержался похвалиться сделанным заманчивым предложением. Отношения сложились доверительные и почти родственные. Да и завуч не брала никакой «подписки о неразглашении». Подразумевалось, конечно, что не стану на каждом углу орать и рассказывать направо и налево, ходить с плакатами, лозунгами и транспарантами... Учительница ничуть не удивилась и предложила подождать после уроков в скверике, чтобы поговорить конкретнее.

На лавочке в сквере она поведала, что наша школа являлась, во многом, экспериментальной и первоначально задумывалась, как некая «кузница кадров» для факультета военных переводчиков, но потом это как-то «переигралось». Решили эксперимент не сворачивать полностью, но и не делать основной упор на специфике. Налаженные связи сохранялись, а самых достойных и способных продолжали рекомендовать для дальнейшего обучения в подобных заведениях при КГБ. Я попытался выяснить что-нибудь о нынешней жизни, карьере и судьбе ребят, которые, по слухам, уже пошли таким путём. Но учительница ничего не знала. Или знала, но сочла за лучшее просто промолчать.

То, что рассказывала старенькая учительница, являлось, в общем-то, секретом полишинеля. Давно уже проскальзывали всякие обмолвки и полунамёки, из которых, при желании, можно составить единое целое. Пусть, и не в полной мере, соответствующее истине, но находящееся, очень близко. И, как оказалось, главное – вовсе не это. А то, какие вопросы задавались учительницей... Готов ли, например, всю жизнь посвятить военной или закрытой полувоенной организации? И совсем не факт, что дело дойдёт до «протирания белых штанов» под палящим солнцем и пальмами за пределами Родины. И пробковый шлем тоже могут выдать не сразу, если вообще выдадут. И что английский язык – совсем не единственный и не самый главный на сегодняшний день. Что таких «орлов», там – каждый!... Конкуренция, связи и прочие жизненные обстоятельства могут попросту перечеркнуть все достоинства, при равных условиях. А если при неравных? Тогда и вовсе – полная тоска, прозябание, безнадёга и разочарование...

Немедленно представил себя в потной гимнастёрке, солдатской каске и кирзовых сапогах с непременными вонючими портянками, сидящего в захолустном штабе и старательно, с высунутым языком, переписывающего или переводящего какие-то бумаги с хитромудрого языка, неведомого сейчас, но который обязательно, к тому моменту, должен освоить до тонкостей... Блага, льготы и засекреченность постепенно затянулись пеленой неясности, а потом и вообще отдалились... Натура у меня свободолюбивая, не терпящая солдатской муштры, казармы и чеканки сапогами по пыльному плацу. Ещё представились долгие годы обучения тому, к чему вовсе пока не рвался и не стремился, а просто пытался «примерить». Но само ЭТО также выглядело каким-то слишком туманным и расплывчатым. В общем, спасибо учительнице, что поставила мозги на место, а то потом точно что-то жуткое «наслесарил» бы, «поломав» себя и жизнь, занимая чужое место.

… Завершая беседу, смыслом которой оказалась не попытка убедить, либо заставить отказаться, а желание, каким-то образом, привести «кандидата» в состояние реально всё взвесить со всех сторон, наставница сказала, что, вообще-то, очень хотела бы меня видеть студентом МГИМО, так как, по её мнению, именно там я мог полностью раскрыть весь потенциал и способности... Про суперепрестижный ВУЗ знали или слышали все, а родители, к этому моменту, уже не видели никаких иных альтернатив, кроме журфака МГУ или МГИМО. Причём, журфак всегда стоял только на втором месте.

Случаи успешного поступления в МГИМО из наших мест, хоть и республиканско- столичных, но всё-таки провинциальных, неизвестны. Можно попытаться стать первым исключением. Но я реально представлял всю сложность этого дела. Где я – и где МГИМО? Там ведь обучаются потомки и отпрыски известных дипломатических династий, столичные повесы с многочисленными налаженными и тесными связями, «золотая молодёжь», не ведающая преград и препятствий для карьеры. Да и знания, и оценки у этих кандидатов уж никак не хуже, если только не лучше!

Случаи, несколько другого рода, случались. Но они касались лишь некоторых ребят, которым оказалось не по силам изучение усложнённого английского, заставив вовремя переориентировались на другой профиль. Кто-то перевёлся из нашей школы в физико-математическую, сын известного в Казахстане футболиста «свалил» в спортивный интернат, а одноклассник ушёл в другую школу и целенаправленно готовился к поступлению в Бауманское МВТУ, в чём и преуспел... Белые штаны и пробковый шлем я снял, секретный допуск отложил до лучших времён и стал обдумывать оставшиеся варианты, чтобы выбрать наилучший... Но, кроме этого, вне школы и спорта, немалую часть жизни занимали различные серьёзные увлечения и присущие возрасту развлечения. Давно уже постиг гитару, насколько возможно, и не избежал пороков времени –  «заболел» Битлами и меломанией.


(продолжение следует)