Расплата

 Всегда неприятно, когда за ваш столик, буркнув "Вы позволите?" и, не дожидаясь ответа, усядется некто лощёный и уверенный в себе. Но вдвойне неприятно, если вы сами при этом поджидаете свою девушку. И я совсем уже было открыл рот, чтобы выпалить что-нибудь резкое и оскорбительное этому хлыщу, но внутренний сторож вдруг легонько царапнул меня своей лапкой где-то в районе левого плеча:  "Нет-нет, этот человек вовсе не фрайер из толпы. Он имеет перед собой чёткую цель и вдобавок кого-то сильно напоминает внешне". Поэтому, чтобы не захлопывать разинутую уже пасть и не лязгнуть при этом зубами, я ощерился и нейтральным голосом произнёс: "Слушаю вас".
-О! – воскликнул он удивлённо-уважительно и в то же время с примесью какой-то невнятной иронии. –Вижу, что вы вполне оправдываете свою репутацию.
С этими словами мой незваный гость извлёк из внутреннего кармана своего клубного пиджака классический белый конверт и положил его на столик передо мною.
-Что это? – спросил я, чувствуя себя участником какой-то дешёвой пьесы, но внутренне весь подобравшись.
-Деньги. Плата за жизнь. Ваша обычная такса. – ответил он легко и непринуждённо. –И не уверяйте меня, что подумали, будто там рекламные буклеты или брошюры свидетелей Иеговы!
-В любом случае, это не серьёзный разговор! – отчеканил я, глядя с апатичным видом прямо в глаза собеседника.
-Совершенно с вами согласен. – улыбнулся он неожиданно добродушно и даже эдак с лёгкой грустцой. – Разговор пустой и бессмысленный, и я со своей стороны готов прервать его немедленно. Так что, если наши желания обоюдны, разрешите мне со спокойной душой откланяться?
 Тут этот шут гороховый удивительно легко для своего плотного телосложения выскользнул из-за столика и впрямь отвесил мне полупоклон.
-Кстати, – добавил он, –Девушка, которую вы ждёте, не придёт.
 И, даже не пытаясь возвратить себе свой конверт, сделал движение прочь.
-Подождите! – сказал я, и мой гость тут же, словно поезд по переведённой мною стрелке, круто изменив направление, вновь приземлился на стул.
-Слушаю вас, – произнёс он буднично.
 Как видно, какая-то невидимая стрелка в нашем разговоре действительно перевелась, ибо это уже мне теперь было что-то нужно от противника - он выманил меня за оборонительные редуты на открытое место. И дело тут было вовсе не в подруге, которую жаль, разумеется, потерять - но ведь не жальче, чем жизнь! Просто, мне не хотелось и дальше пребывать в полном неведении относительно того, с кем собственно приходится иметь дело, в ожидании очередного удара из темноты.
-Вы не находите, что крайне невежливо уходить вот так вот, совершенно запутав человека? – перешёл я в наступление. –Объясните же мне, кто вы и чего добиваетесь!
 И тут, вы не поверите, этот артист погорелого театра, до сих пор исполняющий свою роль совершенно безукоризненно, вдруг смутился, и вроде даже как-то плечами передёрнул.
-Что ж, если вы так считаете... – промямлил он.
-Да-да, прошу вас, – подбодрил я.
 Мой визави откинулся на спинку стула, принял свободную позу, и как бы сбросив с себя остатки сомнений, продолжил:
-Я не человек. Я тот, кого у вас в англоязычных странах принято называть словечком "чужой", хотя правильно было бы сказать "сосед", потому что и ваш и наш миры всего лишь две составные части одного единого мира. Мы сосуществуем в одном времени и пространстве, состоим из одной и той же материи, наши реальности пронизывают друг друга, и хотя обычно мы не воспринимаем вас, а вы – нас, всё ж таки мы друг другу не чужие.
 Сделав столь важное заявление, он на секунду прервался, как видно ожидая моей реакции, но поскольку никакого ответа не последовало, успокоено продолжил:
-Более того, мы очень похожи. Я, например, сейчас перед вами нахожусь в том же обличье, что и в обычной своей жизни. Но есть одна кардинальная разница – у нас практически отсутствует то, что вы называете преступлением. И не потому вовсе, будто мы все поголовно такие уж честные и законопослушные, а по причине полной бесполезности, ибо преступник в нашем мире тут же сам себя выдаст. Это чисто физиологическая реакция организма, справиться с которой мы бессильны. Дело в том, что мы – краснеем. Причём, самым катастрофическим образом - до кончиков волос. И остаёмся в таком состоянии от одних суток до бесконечности, в зависимости от тяжести совершённого проступка. Убийца, скажем, уже не перестанет быть красным никогда. В детстве мы все проходим через это, ну знаете, как это бывает – соврёшь там чего-нибудь по мелочи или конфетку стащишь, и потом неделю ходишь, ищешь в какую бы щель забиться. А забиться не дают, потому что у нас всякий, кто выпадает вдруг из общества более чем на день-другой, автоматически попадает под подозрение. Его находят, берут за ушко и выволакивают на свет божий, выставляя эту багровую физиономию и огненно-рыжие волосы на всеобщее обозрение. Поэтому, в будущем уже сто раз подумаешь, прежде чем что-то сделать или сказать. Я понятно излагаю?
-Вполне, – ответил я невозмутимо.
 А что тут, спрашивается, ещё можно было сказать? Его глаза с любопытством ощупали моё лицо, и с некоторой недоверчивостью в голосе он продолжил:
-Так вот. Сами понимаете, одно дело – покрасневший ребёнок, вызывающий у всех лишь смех и всякие там шуточки, и совсем другое – красный взрослый, которого все сторонятся то ли из осторожности, то ли из природного омерзения и брезгливости. Раньше таких, покрасневших более чем на месяц, у нас ссылали на отдельный остров, но со временем они там обжились и даже начали увеличивать популяцию, причём красный цвет кожи и волос у них стал передаваться по наследству. Эти дикие и агрессивные племена превратились одно время для остального сообщества в настоящую проблему, и решить её кардинально удалось лишь с открытием зон перехода в соседний мир. Туда мы их и спровадили.
-Крайне интересно! – воскликнул я. –И кто же это был – викинги?
-Это неважно. – отмахнулся мой собеседник. –На сегодняшний день у вас у всех имеется хоть капля нашей дурной крови. Возможно, именно поэтому вы такие агрессивные и так легко забываете про уколы совести. Мы же за это время достигли таких высот в области самоконтроля за своими словом и делом, что покрасневший взрослый у нас сейчас – целая сенсация и повод к возбуждению специального расследования. К сожалению, повальная добропорядочность наших граждан далась им дорогой ценой. Мы слишком замкнуты, заторможены, пассивны, малообщительны, нелюбопытны и осторожны. Ясно ведь, что чем меньше говоришь и делаешь, тем меньше шансов сказать или сделать что-нибудь не то. Наши люди неохотно идут на ответственные посты, причём, чем выше должность, тем меньше на неё желающих. Поэтому новую смену руководства мы начинаем готовить с самого раннего детства или ещё раньше, так, чтобы в зрелом возрасте человеку уже невозможно было бы отказаться от своей миссии, примерно как Христу - от креста. Впрочем, думаю, я рассказал вам вполне достаточно для общего знакомства, и у вас уже сложилась какая-то картинка?
-В общем, да. – непонятно почему, но рассказ этого человека меня до крайности заинтриговал. –Мне только одно остаётся неясным. Предположим, я выполню заказ, но разве это освободит вас от личной ответственности за последствия моей работы?
 Он рассмеялся:
-Мы в вас не ошиблись. Вы смотрите в самый корень проблемы. Разумеется, если я буду знать, что причиной э-э... несчастного случая является мой заказ, я немедленно стану пунцовым на всю оставшуюся жизнь, которую мне придётся завершать в сей юдоли трудов и печали, коей является ваш мир, чего бы мне очень не хотелось.
-Значит, весь фокус в том, что вы никогда не узнаете об исполнении? – предположил я.
-К сожалению, мой юный догадливый друг, это совершенно невозможно. – улыбнулся он. -Инфраструктура нашего общества такова, что смерть одного из его членов никак не пройдёт мимо остальных. К тому же, ни о какой вашей работе в нашем мире не может быть и речи с чисто технологической точки зрения – без поводыря вы там и шагу не ступите. Наши цивилизации находятся на разных уровнях развития.
-Тогда я не понимаю, – в недоумении воззрился на него я, –Или смерть аборигена вас в краску не вгоняет? В этом всё дело?
-Говоря о разных уровнях, я вовсе не имел в виду, что мы выше или ниже, просто разные. Если в моём тоне вам послышалось высокомерие, я приношу вам свои извинения, но случиться это могло лишь из-за позиции стороннего наблюдателя, в которой я нахожусь по отношению к вам. При взгляде извне всегда видишь больше – весь процесс от его истоков и до отдалённых последствий, нежели когда сам являешься его участником. "Аннушка уже разлила своё масло," – говорит Воланд, имея ввиду всю цепь событий, которые должны за этим последовать. Тогда как для Берлиоза, которому вскорости предстоит на этом самом масле поскользнуться, всё это кажется бессмысленной тарабарщиной.
-Ага! – подхватил я язвительно. – Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; а потому лишь, что эти вещи не входят в круг наших понятий. Так кажется у Козьмы Пруткова? Но вы уж простите мне мою серость, объясните внятно, можно даже по буквам, чего вы от меня в конце концов добиваетесь?
-Ничего. – ответил мой собеседник.
-Так, – секунд пять я сидел в полной прострации, а в голове у меня в это время сталкивались друг об друга и разлетались мелкими брызгами тысячи предположений, и их блики видимо отражались в моих глазах, – Тогда, зачем вы всё это мне сейчас рассказали?
-Вы же просили разъяснений, разве нет? – в свою очередь удивился он.
-А-а, – протянул я в задумчивости, –Тогда начнём всё сначала. Во-первых, что вы сделали с Кристиной? Во-вторых, за что вы хотите мне заплатить?
 Гость из соседнего мира вышел из-за стола и добродушно рассмеялся:
-Кристина – моя дочь, молодой человек. Поэтому, всякое ваше беспокойство о ней совершенно излишне.
-Уф-ф. – выдохнул я потрясённо. –То-то мне ваше личико показалось знакомым... И вы пришли вместо неё, чтобы убедиться в том, что я киллер, и сказать мне, что я её по этой причине больше не увижу? Каково! Я вас правильно понял?
-Отнюдь. – ответил он по-прежнему благодушно и даже как бы с некоторым сожалением. –Кристина действительно не придёт, но это её собственное решение, ибо всё, что она могла и хотела от вас получить, она уже получила. А что касается вашей профессии, то только благодаря ей вы нам и были интересны. На семейном совете было решено, что иметь в семье ребёнка с крепкой нервной системой будет нелишне, особенно когда он подрастёт и получит соответствующее воспитание. Ну, а про деньги – вы наверное уже и сами поняли, как я и говорил, это ваша обычная такса, ведь цена у жизни одна, независимо от того забираешь ты её или даёшь, не так ли? На этом разрешите откланяться.
-Ну, а совесть мучить не будет за то, что лишили отца права даже взглянуть на будущего ребёнка? – бросил я ему вслед в надежде смутить или, чем чёрт не шутит, вогнать в краску.
-Вы были бы правы, молодой человек, – улыбнулся мой несостоявшийся тесть напоследок, -Если бы речь шла об обычном нашем гражданине. Но открою вам страшную тайну – у меня ведь тоже папа был ... Ха-ха!
 И он ушёл. А я остался сидеть, тупо глядя на белый конверт, и не знал – плакать мне или смеяться? В мозгу же отчего-то, будто засевшая туда заноза, всё вертелась дурацкая фраза: "Аннушка уже разлила своё масло". Что, чёрт меня побери, он хотел этим сказать, а? Внутренний сторож изо всей силы царапал своей когтистой лапой за левое плечо, но откуда ждать надвигающуюся опасность подсказать не мог.