эпилог окончание клипомифа

Внутри меня всё затрепетало. Как глупы Зевс и Аид, Илу – первый глупец, доверивший Йахве подземное царство Муту. Не станет на земле величественных храмов Амону, Зевсу, Афродите, Мелькарту, города обезличатся однообразными куполами в честь Йахве. Наступление куполов вызовет сопротивление колонных нефов, зикуратов и акрополей. Жрецы древних богов изменят своим покровителям. Так уже было и не среди «диких» азиатов, на которых повёл воинство Йахве Иисус Навин, а в стране самой разветвлённой религии – Египте. Об Эхнатоне уже писала. И что же? Его Единый прожил не дольше реформатора. Возможно потому, что фараон не умел вложить правильно настроенное ка даже своему сыну, а регентами при малолетнем фараоне были люди со старорежимным ка. Как сообщить о моей догадке беспечному Аиду?

Ослик мой заупрямился и стал поперек дороги, затем повернулся к востоку.

– Может быть, ещё заговоришь?

Он заговорил, только на ослином языке.

– Покажи, госпожа, ему воду,– сказал кто-то из слуг.

Попив, ослик понёс меня дальше. Было бы у меня летающее блюдце, размечталась, навестила бы Полифема и попросила бы передать Аиду, чтобы отправил начальника режима в царство Муту. А что из этого? То же самое он проделает с тенями семитов. Так хоть золотом загрузилась бы. Как вспомню о золотых ядрах, что там вспомню, они постоянно перед глазами, так чуть с ума не схожу. Разве стоило так торопиться, что дар Полифема не захватили. Никто же в шею не гнал с Земли богов. Эта стерва виновата, готовая лоб расшибить, а приказ: доставить смертных в Мадиан к завтраку,– выполнить. А попали к обеду. Ничего бы не случилось, если бы задержались до ужина. Если бы эта груда золота сейчас находилась у меня (о, тридцать ослов не хватит, чтобы перевезти), я наняла бы… наняла бы.  Раскинув умом, не соображу, где можно нанять наёмников. Племена Плодородного полумесяца 1 обескровлены мечами, на новые походы не поднимутся.

«Ты золото покажи, откуда возьмутся силы»,– изрёк мой нутровик.
«Земли богов уж не достигнуть,–  ответила ему.– Как города приморские объединить?»
«Духовно»,– был ответ, но не внутренним слухом услыхала, а ушами.

– Радужно-престольная! – Воскликнула от счастья.– Ты не оставила меня! Ты здесь?
«Голос мой по всей Земле звучит. Чужое золото не делает чести. Объединяй верой, а не лоном. Невесте народа2 удалось сплотить вокруг себя мужей Берита, но молодости не хватит собрать нижним местом всю Финикию. Итак, Глас и Вера».

– В Йахве?

«В Любовь. Если наполнена ею».
– Знала бы ты, сколько стоит любовь в Элафе.
«Она свободна и ничего не должна стоить. Продаётся тело. С возлюбленного ты не берёшь ничего. Кстати, почему с ним не отправилась? Дважды достойного с собой не заманишь. Да, хорош подарок. Как возмужает, выйду за него».

– Замуж? Где плоть возьмёшь? В меня вселишься, как воплотилась в Мирру? Заставишь вступить с сыном в преступную связь. Заранее проклинаю!

«Рехнулась, не иначе. Проклясть богиню? Тотчас всё твоё засохнет».

– Атланты вы, спасённые Ноем, никакие не боги.

Ответа не последовало. По египетскому календарю стоял месяц фаменот, близилось зимнее солнцестояние, самый короткий день в году, и Атум, бог вечернего солнца, уже на барке своей причалил к горизонту. Небольшой наш караван остановился. Он состоял из мадианских купцов и слуг, кто в Эфиопию собрался, кто в Сабу, были и такие, которые нацелились в далёкий Пунт. Оказалось, и как удивительно оказалось – пустынный Мадиан имеет торговый флот, он купец в Чёрмном море, а я, что ещё удивительнее, мать мадианского царя, царица-мать. Правда, Приап царь до тех пор, пока здесь находятся египтяне. Так вот она, причина, почему должна колотиться за Египет, а я взяла, да предупредила Иофора. Надо, надо сформировать мадианскую орду. Ведь еврейским коленам, после захвата Ханаана, будет нужен выход к Чёрмному морю, а ближайший порт Элаф. Что же раньше не сообразила? А дети Моисея, внуки Иофора, они же прямые претенденты на  Мадиан. Они-то наследники, спору нет, а Приап с какого боку припёка? "Приап, сын Йахве" вспомнила с какой гордостью воскликнул сын в Земле богов. Что бы там ни было, а Приап царь де-факто, и отсюда следует плясать.
Я лежала на кошме, укрывшись шерстяным одеялом, бывшими при ослике. В это время тепла не было, а при северном ветре можно и замёрзнуть. На небе различила движущуюся звезду. На падучую не похожа, скорость не та. Звёздочка летела прямо на нас, и как бы падала. Упала недалеко. Я даже встала, будто что-то могла увидеть.

«Астарта, приблизься»,– услышала внутренний голос.

Явилась незваная, сушить, что ли прилетела, сухотка, и мистический страх овладел мной. Ноги так и приросли, куда дерзость делась. «Радужно-престольная Киприда,– возникла мелодия гимна,– сжалься надо мною, кознодейка». Пусть даже не богиня, но мощь откуда-то берёт.

– Я не звала тебя,– прошептала.

«Иди, не бойся».

На абстрактных ногах направилась к месту падения звезды, кусты держи-дерева цепляли платье, и я рвала его с невидимых колючек. «Возместишь мне, возместишь! – этим требованием набиралась решимости для разговора с богиней. Кончились заросли, каменистая вадь поднималась в горы. Носитель стоял на трёх ногах, чуть погрузив одну в каменную россыпь. Киприда в скафандре ожидала, сидя на валуне. Увидев меня, поднялась.

– В аиде тебе, вероятно, приспичило, и по запашку  нашла сортир. И подумала: какие же они боги, если из них лезет дерьмо. Так?

– Нет,– неожиданно твёрдым голосом,– правду рассказала Галатея.

– Вот мерзавка. Напишешь о нас? Аид даже предисловие даст. Но не поверят тебе, еще изгонят за безбожие.

– Я без изгнания изгнанница.

– То будет под надзором. Да ладно, твоя книга нам не страшна. Мыслишь ты верно, Йахве действительно угрожает нашим храмам. Поэтому вернёшь Иофора и с его помощью орду соберёшь. Обучит Ашахебусед.

– Что вам-то оттого, что мелюзга воюет?

– Победным восторгом питаются атланты, те, что на земле, и агонией умирающих, те, что под землёй. Физику явлений ты не поймёшь, пояснять не буду. Задачу тебе могла бы передать эфиром, но перенесла то, что само не летает. Иди сюда.

Киприда подвела меня к самому носителю. Под ним было выгружено золото Полифема.

– Этим металлом рассчитаешься с ордой.

Носитель снялся и превратился в звезду. Я же до утра обкладывала груду золота камнями.
Египетская барка причалила неделю спустя. Вся извелась от страха, не обнаружено ли кем-либо сокровище. За это время попутным судном послала остраку1 главному жрецу храма в Элафе, в которой просила его передать Эшмуну, когда тот прибудет в город, чтобы ждал меня. И чтобы прислал мне слово, с чем он прибыл. Вернулась к заветной горке и поставила на неё знак джед1. Дневала и ночевала возле неё, чем попала под подозрение смотрителя. Пришлось признаться. Смотритель выставил караул. Сам на паруснике отбыл в лагерь разбойных хапиру, чтобы встретиться с Иофором и передать ему волю богов.

Приап с места в карьер: – Ждёшь? Тебе слово от царя.

На нём было оплечье из бисера и опоясание до колен, на запястьях золотые браслеты со скарабеями на пряжках. Но сын не важничал, придуманную ему белую корону, цвет Верхнего Египта, с головой ястреба на лбу, носил небрежно, рассеяно оглядел собравшихся купцов, не имевших понятия кто он, и сказал: – Я – рука царя египетского, она везде достанет того, кто вас обидит. Ходите по землям без страха.

Я умилилась от его слов.

Сотня прибывших с гонцом телохранителей предназначалась для охраны моей особы. В письме на серебряной табличке Рамсес подтверждал мои полномочия.

В оазисе Ашахебусед сидел нахохлившимся на пепелище вороном.
– Кто-то предупредил Иофора  о мобилизации.
– Кто же, как не она,– сказала эта стерва, мой сын.
– К сожалению, я подчинённый этой стервы. Но обстоятельства изменились. Царь, да будет он жив, здрав и невредим, писал письмо в Абидосе, и знать не мог про Амалика. Я оставляю за собой право распоряжаться корпусом. А ты,– сказал мне,– занимайся ордой. Колесницы уже нагнали мадианян. Я не сдвинусь с места две недели, пока не прибудет от царя следующий гонец.

Ашахебусед засадил писца за составление подробного отчета его величеству.
– Где моя колесница? – Тормошил вельможу Приап.
– Пошёл вон!
– Как с царём…
– А где твои подданные? Изменники! Всех приведу к присяге на верность империи. Там,– показал на Хорив,– поставлю идола, и от малого до старого поклянутся служить Египту, ибо нет ничего дороже его. 

И снова напал на меня: – Ты здесь никто. Твои полки там,– показал рукой на север,– забирай свою гвардию и догоняй Иисуса. И Мойши нет, два миллиона евреев будто растворились.

Дала Ашахебуседу время остыть и зашла в шатёр снова.
– О, знающий движение народов, как звездочёт звёзд, дозволь сказать слово.
Ашахебусед, диктовавший писцу отчёт и прерванный, повернулся ко мне, лицо его выражало недовольство.
– Говори, что имеешь, и не паясничай.
– Изложу, как понимаю, приказ его величества, да будет он жив, невредим и здоров. Завоевание Ханаана закончится основанием на его месте сильного царства, которое преградит дорогу «народам моря». Вот как далеко смотрит его величество, да будет он жив, здрав и невредим. Да не станешь ты, господин Аша, палкой в колеснице царя.
– Не кажись умнее осла. Об этом думал, когда формировал еврейские полки. А сейчас пошла вон!

Значит, рано зашла в шатёр. Ни одного мадианина вокруг. Иофоров дом на этот раз  был свободен, его заняли мы с Приапом. Двор с размахом обнесён каменной стеной, которая, поднимаясь ступенчато, служила с трёх сторон стенами дома на двух уровнях. На крыше сделан навес из шкур. Стены поднимались выше крыши, огораживая её. Во дворе было семейное святилище, колодец, хлев, стойла, зернохранилище в виде башни о трёх уровнях. Зерно засыпалось через потолок, и наверх вокруг башни вела винтовая лестница. Дом для челяди стоял отдельно. В нём и на нём разместилась моя гвардия. Была в углу двора вместительная кухня. Нет, совсем не диким способом жила семья шейха Мадиана. Дом от двора отгорожен поперечной стеной. Святилище, бассейн и колодец располагались на жилой половине двора.

Сегодня решила не беспокоить больше военачальника. А вечером вернулись колесницы посланные вдогонку за мадианянами. Их было треть от ожидаемых. Хапиру, хапиру, поползло неизвестное слово по египетскому лагерю и добралось до нас. Колесницы попали в круговую засаду, и экипажи погибли от стрел. Что натворил союзник? О, Мелькарт! Что я натворила? Вот что следует спросить себя. Как при такой беде говорить с командующим о строительстве армии Мадиана, Мадиан следует усмирить.

–Взнуздаю азиатов, будь даже трижды сам азиат! Где этот щенок?! – Бушевал вельможа в укреплённом лагере, имея в виду Приапа.

К дому Иофора прибыл вестовой и передал для Приапа слово. Ашахебусед отправляет его к Иофору с требованием: вернуть трупы колесничих. Что ж, Приап там будет в безопасности, решила.

Ещё через день связной от Навина.
«Побили нас ханаанеи в пустыне Фаран близ колодца Исаакова и гнали до Хормы. Случилось недоброе, потому что не было среди нас Господа. Он остался с народом. Прошу твоё превосходительство отпустить наш народ от горы Хорив. Без Господа не выполню свою миссию».

Ещё через три слово от Эшмуна.
«Сто колесниц филистимлянских, нанятых твоим отцом, ждут тебя в Элафе. Возвращайся в Тир и наследуешь состояние и дело».

Эшмун что, на носителе слетал в Тир и обратно в Газу? И чрезвычайность отцовских мер меня ошеломила. Что же я – наследница дома Иттобалов? Чем же мне заниматься: служить богине, писательством, войной или торговлей?

«Всем разом.– Был совет Киприды.–"Кто не принял дара, придёт с дарами"».

Ашахебусед должен принести дары, решила, а до того в его лагере не появлюсь.
Шлю Эшмуну приказ: следовать в Мадиан, а отцу – наказ: прислать толковых бухгалтера, управляющего, писцов и агентов. Открыла банк с уставным капиталом тридцать талантов.

Пришёл ответ от Иофора: "Оазис никогда не видел солдат, он осквернён. Буду с тобой разговаривать, когда ты уберёшься и ритуально очищу место".

Понятно, такое слово вызвало фанфаронские эмоции у воеводы. Он отрядил на юг пять полков, которые вернулись через время, умирающие от жажды, никого не найдя в лагере хапиру. Между тем перевелась всякая бегающая, летающая и ползающая живность в окрестностях, быков, овец и коз угнало племя. Нависла угроза голода, а это тот главарь, который возглавляет мятеж. Моя охрана, по численности своей, Иофоровым запасам в кладовых и снабжению от портового смотрителя, в продуктах не нуждалась. Ашахебусед на переплавленное еврейское золото тоже наладил канал оазис-море, но прокормить десять тысяч ртов ворота Мадиана не могли. Тогда солдаты сами стали рыбаками в Акабском заливе. Другие превратились в охотников на перепелов и антилоп, которых подстерегали на водопоях. Когда же перешли на саранчу ("от тоски по хлебу его печень горела, от тоски по мясу и доброму пиву лицо подурнело1"), пришло слово от фараона.

«Двойник великий Ра-Горахти, да будет он жив, невредим, здрав, не издаёт указы в Пер-Рамсесе. Сердце его омыто печалью, он сложил с головы красную корону, и речь дворца не слышна в Дельте. Жители пустыни стали египтянами. Страна напрягает последние силы. Опоясались знатные, медники и плотники, писцы взяли в руки лучшую тростниковую палочку – копьё, резчик по камню, цирюльник и гончар отложили резец, бритву, глину; ткач, красильщик и сандальщик взяли в руки мечи; птицелов, рыболов больше не видят птиц и рыбы, они целят из луков. И начальники быков, и начальники собак, и всякие пастухи стали в строй. Амон приказывает его другу единственному1 арендовать в Эфиопии флот и следовать путём Мемнона, в Мемфис, если Амон-Ра сохранит его к тому времени в руках его величества, да будет он жив, невредим и здоров».

Умылось слезой сердце вельможи, неужели не есть ему пирожков с гусиной печёнкой из корзины его величества, неужели не пить больше красного пива в широких палатах, неужели его гробница останется недостроенной. И зовёт он писца с приборами и с книгой Кемти, чтобы выбрать из неё подобающее обращение к царице, и на особенном папирусе, особо каллиграфическим письмом писать: «Повелительнице во дворце в Напате, доброй ликом, прекрасной в головном уборе из двух перьев, сладостной любовью, возлюбленной Амона Напатского, который дал ей правду и жизнь навеки. Вот я, носитель сандалив и друг единственный его величества, да будет он жив, здоров и невредим вечно, вековечно, прошу тебя, возвысившей корону на Голубом и Белом Ниле, послать в Мадиан сто кораблей для переброски корпуса его величества, да живёт он миллион лет, герой Кадеша, победитель Сета, сирийцев и народов моря, которых он побил ещё в утробах матерей их. Залогом аренды судов служат тысячи талантов золотого запаса Египта, хранящиеся в Фивах».

И вот однажды я проснулась в большом доме Иофора, будто перенесённом атлантами из резиденции его величества в нищую Аравию, и мир закружился вокруг меня. Из Элафа прибыла сотня, на лошадях полосатые попоны, султаны, щиколотки обмотаны пурпурными пелёнами, филистимляне на колесницах слепят ламелярными доспехами. Жеребцы ржут, косясь каштановыми глазами на египетских кобылиц, воины поглядывают свысока на заброшенных в пустыне солдат.
Эшмун захлёбываясь словами, торопится рассказать, какой добрый мой старик, как близко к сердцу воспринял мою участь, и в тот же день снарядил корабль в Газу, и написал дощечки царю Филистеи и своим торговым агентам. Филистимляне были союзниками под Кадешем, так как захватили Пятиградие в зоне египетского влияния, но кто знает насколько продлится союзническая их преданность.

С юга вернулся Приап с несколькими сотнями хапиру, истинными головорезами. Он пригнал наследные стада Йахве и поделился с египтянами говядиной, навестил меня и сказал, что хапиру – первая военная часть, любящая золото и готовая пролить за него кровь, конечно же, чужую. В глубине пустыни хапиру формируют орду, чтобы с Мадианом считались соседи.
Неслыханную с древнейших времён весть принёс связной от Навина: обрушились мощнейшие стены Иерихона, евреи истребили всех жителей, кроме семьи блудницы, предавшей город; сожжен Гай и убито 12 тысяч жителей, разбиты войска царей Васанских и Есевонских, а евеи обращены в черпальщиков воды и дроворубов для всего израильского общества. Сработала на Иордане плотина Йахве, и Навин переправил полки и колесницы через обнажившую дно реку!
Прибыли бухгалтерия и торговые агенты из Тира. Разгребли мы камни на середине пути от оазиса до морских ворот Мадиана, и взвесили золото Полифема, всего было тридцать три таланта, сорок мин и десять шекелей.

Внутри меня всё затрепетало. Как глупы Зевс и Аид, Илу – первый глупец, доверивший Йахве подземное царство Муту. Не станет на земле величественных храмов Амону, Зевсу, Афродите, Мелькарту, города обезличатся однообразными куполами в честь Йахве. Наступление куполов вызовет сопротивление колонных нефов, зикуратов и акрополей. Жрецы древних богов изменят своим покровителям. Так уже было и не среди «диких» азиатов, на которых повёл воинство Йахве Иисус Навин, а в стране самой разветвлённой религии – Египте. Об Эхнатоне уже писала. И что же? Его Единый прожил не дольше реформатора. Возможно потому, что фараон не умел вложить правильно настроенное ка даже своему сыну, а регентами при малолетнем фараоне были люди со старорежимным ка. Как сообщить о моей догадке беспечному Аиду?
Ослик мой заупрямился и стал поперек дороги, затем повернулся к востоку.
– Может быть, ещё заговоришь?
Он заговорил, только на ослином языке.
– Покажи, госпожа, ему воду,– сказал кто-то из слуг.
Попив, ослик понёс меня дальше. Было бы у меня летающее блюдце, размечталась, навестила бы Полифема и попросила бы передать Аиду, чтобы отправил начальника режима в царство Муту. А что из этого? То же самое он проделает с тенями семитов. Так хоть золотом загрузилась бы. Как вспомню о золотых ядрах, что там вспомню, они постоянно перед глазами, так чуть с ума не схожу. Разве стоило так торопиться, что дар Полифема не захватили. Никто же в шею не гнал с Земли богов. Эта стерва виновата, готовая лоб расшибить, а приказ: доставить смертных в Мадиан к завтраку,– выполнить. А попали к обеду. Ничего бы не случилось, если бы задержались до ужина. Если бы эта груда золота сейчас находилась у меня (о, тридцать ослов не хватит, чтобы перевезти), я наняла бы… наняла бы.  Раскинув умом, не соображу, где можно нанять наёмников. Племена Плодородного полумесяца1 обескровлены мечами, на новые походы не поднимутся.
«Ты золото покажи, откуда возьмутся силы»,– изрёк мой нутровик.
«Земли богов уж не достигнуть,–  ответила ему.– Как города приморские объединить?»
«Духовно»,– был ответ, но не внутренним слухом услыхала, а ушами.
– Радужно-престольная! – Воскликнула от счастья.– Ты не оставила меня! Ты здесь?
«Голос мой по всей Земле звучит. Чужое золото не сделает чести. Объединяй верой, а не лоном. Невестке народа2 удалось сплотить вокруг себя мужей Берита, но молодости не хватит собрать нижним местом всю Финикию. Итак, Глас и Вера».
– В Йахве?
«В Любовь. Если наполнена ею».
– Знала бы ты, сколько стоит любовь в Элафе.
«Она свободна и ничего не должна стоить. Продаётся тело. С возлюбленного ты не берёшь ничего. Кстати, почему с ним не отправилась? Дважды достойного с собой не заманишь. Да, хорош подарок. Как возмужает, выйду за него».
– Замуж? Где плоть возьмёшь? В меня вселишься, как воплотилась в Мирру? Заставишь вступить с сыном в преступную связь. Заранее проклинаю!
«Рехнулась, не иначе. Проклясть богиню? Тотчас всё твоё засохнет».
– Атланты вы, спасённые Ноем, никакие не боги.
Ответа не последовало. По египетскому календарю стоял месяц фаменот, близилось зимнее солнцестояние, самый короткий день в году, и Атум, бог вечернего солнца, уже на барке своей причалил к горизонту. Небольшой наш караван остановился. Он состоял из мадианских купцов и слуг, кто в Эфиопию собрался, кто в Сабу, были и такие, которые нацелились в далёкий Пунт. Оказалось, и как удивительно оказалось – пустынный Мадиан имеет торговый флот, он равноправный участник торговых операций в Чёрмном море, а я, что ещё удивительнее, мать мадианского царя, царица-мать. Правда, Приап царь до тех пор, пока здесь находятся египтяне. Так вот она, причина, почему должна колотиться за Египет, а я взяла, да предупредила Иофора. Надо, надо сформировать мадианскую орду. Ведь еврейским коленам, после захвата Ханаана, будет нужен выход к Чёрмному морю, а ближайший порт Элаф. Что же раньше не сообразила? А дети Моисея, внуки Иофора, они же прямые претенденты на  Мадиан. Они-то наследники, спору нет, а Приап с какого боку припёка? "Приап, сын Йахве" вспомнила с какой гордостью воскликнул сын в Земле богов. Что бы там ни было, а Приап царь де-факто, и отсюда следует плясать.
Я лежала на кошме, укрывшись шерстяным одеялом, бывшими при ослике. В это время тепла не было, а при северном ветре можно и замёрзнуть. На небе различила движущуюся звезду. На падучую не похожа, скорость не та. Звёздочка летела прямо на нас, и как бы падала. Упала недалеко. Я даже встала, будто что-то могла увидеть.
«Астарта, приблизься»,– услышала внутренний голос.
Явилась незваная, сушить, что ли прилетела, сухотка, и мистический страх овладел мной. Ноги так и приросли, куда дерзость делась. «Радужно-престольная Киприда,– возникла мелодия гимна,– сжалься надо мною, кознодейка». Пусть даже не богиня, но мощь откуда-то берёт.
– Я не звала тебя,– прошептала.
«Иди, не бойся».
На абстрактных ногах направилась к месту падения звезды, кусты держи-дерева цепляли платье, и я рвала его с невидимых колючек. «Возместишь мне, возместишь! – этим требованием набиралась решимости для разговора с богиней. Кончились заросли, каменистая вадь поднималась в горы. Носитель стоял на трёх ногах, чуть погрузив одну в каменную россыпь. Киприда в скафандре ожидала, сидя на валуне. Увидев меня, поднялась.
– В аиде тебе, вероятно, приспичило, и по запашку  нашла сортир. И подумала: какие же они боги, если из них лезет дерьмо. Так?
– Нет,– неожиданно твёрдым голосом,– правду рассказала Галатея.
– Вот мерзавка. Напишешь о нас? Аид даже предисловие даст. Но не поверят тебе, еще изгонят за безбожие.
– Я без изгнания изгнанница.
– То будет под надзором. Да ладно, твоя книга нам не страшна. Мыслишь ты верно, Йахве действительно угрожает нашим храмам. Поэтому вернёшь Иофора и с его помощью орду соберёшь. Обучит Ашахебусед.
– Что вам-то оттого, что мелюзга воюет?
– Победным восторгом питаются атланты, те, что на земле, и агонией умирающих, те, что под землёй. Физику явлений ты не поймёшь, пояснять не буду. Задачу тебе могла бы передать эфиром, но перенесла то, что само не летает. Иди сюда.
Киприда подвела меня к самому носителю. Под ним было выгружено золото Полифема.
– Этим металлом рассчитаешься с ордой.
Носитель снялся и превратился в звезду. Я же до утра обкладывала груду золота камнями.
Египетская барка причалила неделю спустя. Вся извелась от страха, не обнаружено ли кем-либо сокровище. За это время попутным судном послала остраку1 главному жрецу храма в Элафе, в которой просила его передать Эшмуну, когда тот прибудет в город, чтобы ждал меня. И чтобы прислал мне слово, с чем он прибыл. Вернулась к заветной горке и поставила на неё знак джед1. Дневала и ночевала возле неё, чем попала под подозрение смотрителя. Пришлось признаться. Смотритель поставил караул. Сам на паруснике отбыл в лагерь разбойных хапиру, чтобы встретиться с Иофором и передать ему волю богов.
Приап с места в карьер: – Ждёшь? Тебе слово от царя.
На нём было оплечье из бисера и опоясание до колен, на запястьях золотые браслеты со скарабеями на пряжках. Но сын не важничал, придуманную ему белую корону, цвет Верхнего Египта, с головой ястреба на лбу, носил небрежно, рассеяно оглядел собравшихся купцов, не имевших понятия кто он, и сказал: – Я – рука царя египетского, она везде достанет того, кто вас обидит. Ходите по землям без страха.
Я умилилась от его слов.
Сотня прибывших с гонцом телохранителей предназначалась для охраны моей особы. В письме на серебряной табличке Рамсес подтверждал мои полномочия.
В оазисе Ашахебусед сидел нахохлившимся на пепелище вороном.
– Кто-то предупредил Иофора  о мобилизации.
– Кто же, как не она,– сказала эта стерва, мой сын.
– К сожалению, я подчинённый этой стервы. Но обстоятельства изменились. Царь, да будет он жив, здрав и невредим, писал письмо в Абидосе, и знать не мог про Амалика. Я оставляю за собой право распоряжаться корпусом. А ты,– сказал мне,– занимайся ордой. Колесницы уже нагнали мадианян. Я не сдвинусь с места две недели, пока не прибудет от царя следующий гонец.
Ашахебусед засадил писца за составление подробного отчета его величеству.
– Где моя колесница? – Тормошил вельможу Приап.
– Пошёл вон!
– Как с царём…
– А где твои подданные? Изменники! Всех приведу к присяге на верность империи. Там,– показал на Хорив,– поставлю идола, и от малого до старого поклянутся служить Египту, ибо нет ничего дороже его. 
И снова напал на меня: – Ты здесь никто. Твои полки там,– показал рукой на север,– забирай свою гвардию и догоняй Иисуса. И Мойши нет, два миллиона евреев будто растворились.
Дала Ашахебуседу время остыть и зашла в шатёр снова.
– О, знающий движение народов, как звездочёт звёзд, дозволь сказать слово.
Ашахебусед, диктовавший писцу отчёт и прерванный, повернулся ко мне, лицо его выражало недовольство.
– Говори, что имеешь, и не паясничай.
– Изложу, как понимаю, приказ его величества, да будет он жив, невредим и здоров. Завоевание Ханаана закончится основанием на его месте сильного царства, которое преградит дорогу «народам моря». Вот как далеко смотрит его величество, да будет он жив, здрав и невредим. Да не станешь ты, господин Аша, палкой в колеснице царя.
– Не кажись умнее осла. Об этом думал, когда формировал еврейские полки. А сейчас пошла вон!
Значит, рано зашла в шатёр. Ни одного мадианина вокруг. Иофоров дом на этот раз  был свободен, его заняли мы с Приапом. Двор с размахом обнесён каменной стеной, которая, поднимаясь ступенчато, служила с трёх сторон стенами дома на двух уровнях. На крыше сделан навес из шкур. Стены поднимались выше крыши, огораживая её. Во дворе было семейное святилище, колодец, хлев, стойла, зернохранилище в виде башни о трёх уровнях. Зерно засыпалось через потолок, и наверх вокруг башни вела винтовая лестница. Дом для челяди стоял отдельно. В нём и на нём разместилась моя гвардия. Была в углу двора вместительная кухня. Нет, совсем не диким способом жила семья шейха Мадиана. Дом от двора отгорожен поперечной стеной. Святилище, бассейн и колодец располагались на жилой половине двора.
Сегодня решила не беспокоить больше военачальника. А вечером вернулись колесницы посланные вдогонку за мадианянами. Их было треть от ожидаемых. Хапиру, хапиру, поползло неизвестное слово по египетскому лагерю и добралось до нас. Колесницы попали в круговую засаду, и экипажи погибли от стрел. Что натворил союзник? О, Мелькарт! Что я натворила? Вот что следует спросить себя. Как при такой беде говорить с командующим о строительстве армии Мадиана, Мадиан следует усмирить.
–Взнуздаю азиатов, будь даже трижды сам азиат! Где этот щенок?! – Бушевал вельможа в укреплённом лагере, имея в виду Приапа.
К дому Иофора прибыл вестовой и передал для Приапа слово. Ашахебусед отправляет его к Иофору с требованием: вернуть трупы колесничих. Что ж, Приап там будет в безопасности, решила.
Ещё через день связной от Навина.
«Побили нас ханаанеи в пустыне Фаран близ колодца Исаакова и гнали до Хормы. Случилось недоброе, потому что не было среди нас Господа. Он остался с народом. Прошу твоё превосходительство отпустить наш народ от горы Хорив. Без Господа не выполню свою миссию».
Ещё через три слово от Эшмуна.
«Сто колесниц филистимлянских, нанятых твоим отцом, ждут тебя в Элафе. Возвращайся в Тир и наследуешь состояние и дело».
Эшмун что, на носителе слетал в Тир и обратно в Газу? И чрезвычайность отцовских мер меня ошеломила. Что же я – наследница дома Иттобалов? Чем же мне заниматься: служить богине, писательством, войной или торговлей?
«Всем разом.– Был совет Киприды.–"Кто не принял дара, придёт с дарами"».
Ашахебусед должен принести дары, решила, а до того в его лагере не появлюсь.
Шлю Эшмуну приказ: следовать в Мадиан, а отцу – наказ: прислать толковых бухгалтера, управляющего, писцов и агентов. Открыла банк с уставным капиталом тридцать талантов.
Пришёл ответ от Иофора: "Оазис никогда не видел солдат, он осквернён. Буду с тобой разговаривать, когда ты уберёшься и ритуально очищу место".
Понятно, такое слово вызвало фанфаронские эмоции у воеводы. Он отрядил на юг пять полков, которые вернулись через время, умирающие от жажды, никого не найдя в лагере хапиру. Между тем перевелась всякая бегающая, летающая и ползающая живность в окрестностях, быков, овец и коз угнало племя. Нависла угроза голода, а это тот главарь, который возглавляет мятеж. Моя охрана, по численности своей, Иофоровым запасам в кладовых и снабжению от портового смотрителя, в продуктах не нуждалась. Ашахебусед на переплавленное еврейское золото тоже наладил канал оазис-море, но прокормить десять тысяч ртов ворота Мадиана не могли. Тогда солдаты сами стали рыбаками в Акабском заливе. Другие превратились в охотников на перепелов и антилоп, которых подстерегали на водопоях. Когда же перешли на саранчу ("от тоски по хлебу его печень горела, от тоски по мясу и доброму пиву лицо подурнело1"), пришло слово от фараона.
«Двойник великий Ра-Горахти, да будет он жив, невредим, здрав, не издаёт указы в Пер-Рамсесе. Сердце его омыто печалью, он сложил с головы красную корону, и речь дворца не слышна в Дельте. Жители пустыни стали египтянами. Страна напрягает последние силы. Опоясались знатные, медники и плотники, писцы взяли в руки лучшую тростниковую палочку – копьё, резчик по камню, цирюльник и гончар отложили резец, бритву, глину; ткач, красильщик и сандальщик взяли в руки мечи; птицелов, рыболов больше не видят птиц и рыбы, они целят из луков. И начальники быков, и начальники собак, и всякие пастухи стали в строй. Амон приказывает его другу единственному1 арендовать в Эфиопии флот и следовать путём Мемнона, в Мемфис, если Амон-Ра сохранит его к тому времени в руках его величества, да будет он жив, невредим и здоров».
Умылось слезой сердце вельможи, неужели не есть ему пирожков с гусиной печёнкой из корзины его величества, неужели не пить больше красного пива в широких палатах, неужели его гробница останется недостроенной. И зовёт он писца с приборами и с книгой Кемти, чтобы выбрать из неё подобающее обращение к царице, и на особенном папирусе, особо каллиграфическим письмом писать: «Повелительнице во дворце в Напате, доброй ликом, прекрасной в головном уборе из двух перьев, сладостной любовью, возлюбленной Амона Напатского, который дал ей правду и жизнь навеки. Вот я, носитель сандалив и друг единственный его величества, да будет он жив, здоров и невредим вечно, вековечно, прошу тебя, возвысившей корону на Голубом и Белом Ниле, послать в Мадиан сто кораблей для переброски корпуса его величества, да живёт он миллион лет, герой Кадеша, победитель Сета, сирийцев и народов моря, которых он побил ещё в утробах матерей их. Залогом аренды судов служат тысячи талантов золотого запаса Египта, хранящиеся в Фивах».
И вот однажды я проснулась в большом доме Иофора, будто перенесённом атлантами из резиденции его величества в нищую Аравию, и мир закружился вокруг меня. Из Элафа прибыла сотня, на лошадях полосатые попоны, султаны, щиколотки обмотаны пурпурными пелёнами, филистимляне на колесницах слепят ламелярными доспехами. Жеребцы ржут, косясь каштановыми глазами на египетских кобылиц, воины поглядывают свысока на заброшенных в пустыне солдат.
 Эшмун захлёбываясь словами, торопится рассказать, какой добрый мой старик, как близко к сердцу воспринял мою участь, и в тот же день снарядил корабль в Газу, и написал дощечки царю Филистеи и своим торговым агентам. Филистимляне были союзниками под Кадешем, так как захватили Пятиградие в зоне египетского влияния, но кто знает насколько продлится союзническая их преданность.
С юга вернулся Приап с несколькими сотнями хапиру, истинными головорезами. Он пригнал наследные стада Йахве и поделился с египтянами говядиной, навестил меня и сказал, что хапиру – первая военная часть, любящая золото и готовая пролить за него кровь, конечно же, чужую. В глубине пустыни хапиру формируют орду, чтобы с Мадианом считались соседи.
Неслыханную с древнейших времён весть принёс связной от Навина: обрушились мощнейшие стены Иерихона, евреи истребили всех жителей, кроме семьи блудницы, предавшей город; сожжен Гай и убито 12 тысяч жителей, разбиты войска царей Васанских и Есевонских, а евеи обращены в черпальщиков воды и дроворубов для всего израильского общества. Сработала на Иордане плотина Йахве, и Навин переправил полки и колесницы через обнажившую дно реку!
Прибыли бухгалтерия и торговые агенты из Тира. Разгребли мы камни на середине пути от оазиса до морских ворот Мадиана, и взвесили золото Полифема, всего было тридцать три таланта, сорок мин и десять шекелей.
И вернулся гонец из Эфиопии. Как аукнется, так и откликнется, писала Кассиопея. Египет не дал флота моему мужу, повелителю Правобережной и Левобережной страны, так и я не дам притеснителю нашему. Купи, воевода, сто кораблей и веди их на гибель, был её ответ. Но переплавленных безделушек для такой сделки у воеводы не хватало.
И узнал о моём банке Ашахебусед и пришёл с дарами. Не золото, виссон и смирну принёс вельможа, а козлёнка, сваренного в молоке матери его. Отроду не ела варенного в молоке мяса. Откуда у воеводы такой рецепт или кто ему это посоветовал, и что это могло значить? Ведь даже молоко скотоводы никогда не кипятят. Смотрители колодцев, которые тоже жили в доме Иофора, сказали мне, что это диверсия против египетского корпуса. Если солдатские кухни станут кипятить молоко, то скот перестанет доиться и заболеет. Ашахебусед по неразумению своему принёс мне изысканное яство, и если пример распространится, то случится беда. Египтян выживают из оазиса. Не Иофор ли? Только он мог знать магическую связь между молоком, козой и огнём. Опасность крылась не в кипячении молока, а в пролитии на огонь. Коза ли, корова каким-то образом чувствуют, что их молоко сгорело, и молочные железы закрывают.
Нужно помочь египтянам вернуться. Я подумала, что государству Мадиан будет нужен флот, и почему бы мне ни подарить его сыну. Но флот, который можно использовать не только в военных целях, но и торговых. То есть условия службы на нём должны быть мягче, а мореходные качества выше, чем у боевых кораблей. Таких кораблей нет, их могут построить финикийцы. Но как его провести в Чёрмное море, если рукава Нила заняты амаликитянами? И я решилась на грандиозный проект. Заказала отцу сто комплектов деталей на корабли среднего класса с доставкой их вьючным способом через Газу в Элаф. Перед элафскими ремесленниками поставила задачу подготовить новые верфи к сборке судов и открыть мореходную школу. Уф! Замысел головокружительный, но какой из меня адмирал. Следует нанять действительного флотоводца и боевых капитанов. А кто разбил Армаду? Пираты. Так вот, пусть послужат Мадиану, за большую плату, разумеется. И тоже поручила отцу разнюхать настроение кикладских разбойников.
Рамсесу не позавидуешь, пока будут строить корабли, Амалик разместится в финикийском квартале Мемфиса, нужно спасать земляков. Где же знаменитые двухмачтовые барки, которые сожгли ахейские корабли? Дрейфуют вдоль побережья? Не догадаются прорваться через рукава к Суэцкому каналу и выйти в залив и в Чермное море?
Ожидание воплощения моего проекта Ашахебуседу не нравилось, он направил гонца в Филистею с предложением совместно ударить амаликитянам в тыл. Цари филистимлянские рады оказать помощь великой державе, да евреи на границе ведут себя дерзко, и Филистее приходится держать там превосходящие силы. Всё же пять полков с колесницами Пятиградие отрядило в помощь египтянам, как дань хорошему поведению Египта в то время, когда филистимляне вцепились зубами за побережье и обрели на восточном берегу моря Заката новую родину и нуждались в поддержке. Гарнизон элафского форта, жалкая сотня деморализованных полицейских, волею командующего примкнула к армии. Разумеется, и хапиру увязались за египетским корпусом в надежде захватить пленников в женском платье.
Оазис очистился от военных, и от Иофора прибыли священники, чтобы обойти с молитвами и курением места, где топтались чужеземцы.
От Навина связные принесли новую победную реляцию: евреи разбили коалицию тридцать одного царя. Конец тайным надеждам, что их кто-то остановит. Казалось бы, должна радоваться успеху ратных людей, которых возглавляла в самом начале похода, но многое в триумфальном марше евреев по Ханаану не нравилось. Так и финикийские города поглотят, нужны же им будут порты. А из заявления их предводителя выходит, что земля, на которой они сидели и какали, принадлежит уже им, так что обсиженная гора Хорив тоже еврейская. Стратегом большим не нужно быть, чтобы догадаться, что Элаф будет израильским. Отсюда вывод: орда должна быть армией современной, и вряд ли тесть Моисея та фигура, которая потребует от воинов спартанской дисциплины.
Терзаясь этим сомнением, отправилась на поиски исчезнувшего племени. Меня сопровождали десяток колесниц и полусотня хапиру с Приапом. Через неделю вошли в гнездо разбойников. Жили они в шатрах за крепостными стенами вполне оседло. Что-то садили, чем-то засевали землю, потому что была вода, зрели здесь виноград, инжир, финики, оливки. Мясом и молоком их снабжали мадиане, хлеб свой, и резвые арабские скакуны, на которых хапиру гонялись за торговыми караванами. Представила себя на месте атамана. Нужна ли мне чужая вооружённая сила под боком? Нет, потому что не будет уже мяса и молока, союз меча и бича распадётся.
Без обиняков заявила атаману.
– Через полгода тебе придётся искать убежище подальше. Так что выбирай, господин атаман: служба Мадиану или разбой.
– Он и так мне служит,– возник Приап.
– Так, как служит, Мадиан не потерпит. Поклянётся табличкой, что безобразничать на торговых путях прекратит.
– Когда время поставит выбор, банкирша, тогда откуплюсь, и закроешь ты красивые глазки на мои проказки.
Верхушка окружала атамана по иерархическому положению в банде: мелюзга подальше, крупняк рядом, а неразличимая "перхоть" просто валялась на застеленном шкурами полу. "Перхоть" и вспылила: – А давай, атаман, побалуемся бабой, и царька её насадим на шашлык.
Приап неожиданно с размаха загнал сандалий дерзившему в рот, что развеселило вожаков.
Атаман поднялся и сказал веское слово: – Астарта спросила дозволения нас навестить. И я не какой-то деспот восточный, чтобы недостойно с ней поступить. Прошу гостей перейти в смежный шатёр.
Ну и ну! Атаман шаркнул недюжинным воображением. Мало того, что рисунок великолепного ковра не просматривался из-за посуды, вокруг ковра стояли обнажённые арапы, похожие на статуи из эбенового дерева. Их мощные достоинства пребывали во взведённом состоянии. Ясно, атаман предложил мне выбрать то, чего я не ощущала с тех пор, как покинула Землю богов. Эшмуна я оставила в оазисе при золоте, поэтому пребывала в незамужнем положении. Глаза такие паразиты, они против воли косят на фиолетовы бананы арапов.
– Слышно, что Египет присел, а Мадиан привстаёт. Флот разводишь, кикладских диархов пригласила в Элаф. Придётся и мне завести эскадрочку, пусть стоит себе в тумане. Торговля в обход пустыни пойдёт, вот и станем перехватывать купчиков. Твоих не тронем за определённый поборчик. А купец накинет на товар и в накладе не останется.
Арапские бананы по одному принимали висячее положение.
– По наречию твоему, атаман, предположительно ты хуррит. Если ошиблась, то скажи где твоя земля.
– Ты угадала. А вот земли, где свободно себя чувствует хуррит, совсем не осталось. А ты, госпожа, готова согнать меня с насиженного места.
Скосила глаза на "бананы", честь отдавал только один арап. Его я пригласила сесть рядом, а остальных попросила выйти. Чувствовала себя сломленной, никакая дипломатия в голове не держалась. Бог нижнего места одолел моё locus infernos.
– Шёл бы ты, атаман, куда подальше. Никто тебя ещё не гонит? – Сказала вяло.
– Эшмун точно обрежет яйца,– сказал Приап, выходя вслед за атаманом.
Господи, какой сладкий арап, во сне не предвидела, что Йахве так подло подшутит надо мной. Желание выше наших слабых сил. Пропади Мадиан, чего я за него колочусь, лишь бы работала беспрерывно колотушка арапа; сгинь Египет, пет, пет… а ты могучий, вонючий, колючий, ты восстань, восстань… Что за арап, откуда такой, в свиту зачислить, лить, лить. Не отпущу, как прекрасно, какой старательный арап! Арап тянется рукой к кубку, проливает вино от толчков мне на лицо, грудь, пьёт, не переставая толкать. Не может достать следующий кубок и волочет меня, как судно, своим якорем по ковру, и головой я раздвигаю миски с бараниной и вазы с виноградом, виноградины попадают под спину, и я утюжу их, арап дотянулся другой чаши с вином, хлебает, вниз на меня не смотрит, о, арап, я так не люблю. Арап облил всю, скользкий живот, а он, животное, достал баранью ногу и грызёт её и грызёт и запивает и льёт вино мне на лицо. Наконец улыбнулся, зажал мой нос и вылил вино в рот и суёт мне баранью ногу, и вспоминает об основной обязанности и с удвоенной силой стучит, стучит крупом об мой таз. И проснулась во мне сила атлантов, перевернула арапа на спину и оседлала и пила вино и лила на него, и под конец разбила пустую амфору об голову арапа и встала. Не нужна мне  такая скотинка, но возьму, возьму, нападёт тоска, скотина пригодится, а не скотов в общине хапиру нет.
Явились служанки с водой в кувшине и медным тазом. Облили и вытерли, переодели. Вошёл атаман с сырыми табличками.
– Приложи, госпожа, свой перстень.
Читаю неогласованное письмо: "Договор между царицей-матерью Мадиана Астартой, прекрасной среди матерей и женщин, да живет она вечно, вековечно, жрица любви, невеста фараона, вдова адмирала его величества, да будет он жив, невредим, здоров, дочь отца своего из царского рода Иттобалов, что в Тире финикийском, руководитель банка "Полифем" с одной стороны, и атаманом благородного и независимого общества хапиру Тишари из Уркиша, подобного Аль-Эльону в колеснице его, с другой стороны, заключили…" и так далее. Требует независимости его оазиса и прилегающих к нему камней.
– Независимость твоей банде я гарантирую, а земля принадлежит мадианянам, и принадлежала ещё тогда, когда Тишари был в яйцах отца своего.– Смяла табличку и отдала ком глины со словом: – Перепиши!
– Ты со мной! – Крикнула арапу, совершенно охмелевшая. Отмахнула рукой атамана и вошла в первый шатёр.– Приап! Ко мне!
Но в шатре его не было. Выскочила из бандитского бунгало и снова позвала сына. Он появился из женского шатра, где же ещё его искать.
– Не увлекаться! По колесницам!
Арап знал место формирования орды, отряд прибыл к Иофору на следующий день. Шейху сказала прямо: – Ты уже стар. Подготовь преемника.
Шейх молчал, тогда стала его вразумлять: – Мадиан станет государством, и священники больше не могут им управлять из-за своей малограмотности. Мы с тобой пошлём молодых людей учиться в Вавилон, Мемфис, Фивы. Вернутся они управляющими хозяйством, торговлей, армией, строительными работами. Будут среди них врачи, жрецы, писцы. Догадываюсь, что ты этого не желаешь, достаточно тебе, что пряжу прядут, ковры ткут и обеды варят. Поэтому и отстали от соседей. Вернутся евреи, зять-то уже богу душу отдал, и приберут наш скот и молодух, и орда не поможет, собьётся в гурт, как овцы. Я заказала в Тире сто кораблей, будем торговать, ловить рыбу, красить шерсть. Возведём города с храмами Аль-Эльона и Иофора, да, ты станешь богом. Ну, что, согласен с таким будущим?
Иофор пожал плечами.
– Договорились. Прекращай бесполезные тренировки, и возвращаемся в оазис. Он готов к приёму своего первосвященника.
Эшмун заметил во мне перемену и углядел арапа на коротком поводке, который, как кобель за сучкой во время течки, не отставал от меня. Никто не видел, в каком направлении Эшмун ушёл из оазиса. Приап посадил орду на верблюдов и приказал просеять песок до морей, а полуотца его найти.
– А ты, коза дрёбанная, куда хочешь девай своего козла. По нашему возвращению, чтобы он тут не вонял,– сделал мне комплимент мой сын.
Эшмун выбрал кратчайший путь на родину: тот самый каким он добрался до Тира гонцом от меня. Приап нашёл его  в морских воротах Мадиана, поджидавшего попутный борт на Элаф. Вернуться он отказался, сказав Приапу, если он нужен маме, то она найдёт его в Тире. Приап приставил к нему свиту, как то положено иметь знатному человеку.
Решила, что в современной обстановке аннексия Элафа не вызовет осложнений ни с какой державой, и присоединила его к Мадиану. Чего он, как сирота, одиноким вольным портом торчит в Акабском заливе? Пока привезём тёсанные мраморные плиты и колоны и возведём в оазисах дворцы и храмы, Элаф выполнит роль политического центра. Перевела туда Приапа, который и так меня сторонился, и первосвященника, заложила храм Иофора. Египетский форт был исключительным местом для хранения золотых талантов. Сотня телохранителей составила гарнизон.
И пришла весть, что Иисус Навин прилепился к народу своему, и душа его встретилась с Йахве. И соболезновала Израилю на похоронах Иисуса в пределе земли его на горе Ефремовой.
– Сыны Иосифовы, от Хорива до Ефрема Иисус и старейшины его провели отцов ваших и поселили на земле, где мёд и молоко. И я привезла вам мадианский мёд, а молоко так долго не хранится. Так причастимся же этим мёдом, чтобы сладкой была загробная жизнь верного ученика и преемника Моисея. – Я поддела оструганной лопаточкой дикий мёд, старейшины и все собравшиеся сделали то же самое.– Расставаясь с нами, Иисус сказал, что отблагодарит египтян за железные полки, которые подготовили египетские инструкторы. Но вот не успел. Не забывайте временного приюта на нашей земле и вашего долга. А долг ваш заключается в том, чтобы не пропустить через себя "гогов и магогов", которые неизбежно хлынут с севера.
Не успела вернуться в Элаф, как пришла весть, что Иуда взял Газу и ещё два города в Филистеи. Газу! – главный перевалочный порт между Тиром и Элафом. Мадианские князья зароптали: тот ли это народ, который пришёл голый под Хорив? Орив и Зив, молодые и горячие, разбогатевшие посредничеством между Газой и Элафом, жаждали освободить Газу. Увещеваю их, говоря: купцы не воюют, меняются цари и династии, а торговые дома продолжают неизменно дело своё, они могут сменить подданство, но золотого тельца на каменного не поменяют.
Начался отток амаликитян из Египта, и князья мадианские воспользовались попутным течением. Надели золотые цепи на шеи бесчисленных верблюдов и золотыми пряжками застегнули сбрую их, а в уши воинов вдели золотые серьги и пошли, и ходили по посевам израильским, и вытоптали "произведения земли до самой Газы, и не оставили для пропитания Израилю ни овцы, ни вола, ни осла".
И возопили израильтяне к Йахве и принесли ему похлёбку из козлёнка и опресноков из ефы муки. Вышел огонь из камня, на котором лежали мясо и лепёшки, облитые похлёбкой, и пожрал подношение. Тогда внуки зятя Иофорова опоясались мечами и побили орду князей мадианских, а Ориву и Зиву отрубили большие пальцы на ногах и руках. Внуки сынов Моисеевых и Сепфоры, дочери Иофора, не помнящие родства, всего триста человек, изрубили 120000 правнуков Иофора, а князей и старейшин измочалили молотильными зубчатыми досками. Вот как нужно любить врагов своих!
Я же в то время дописывала в Угарите книгу "Бог нижнего места". В мастерской Илимильку из гипса делались цилиндры с выпуклым текстом, которые облеплялись глиной и обжигались. Затем обожжённая глина разрезалась на половинки и отделялась от гипса. На глиняных полуцилиндрах сохранялись значки, но уже вдавленные. Половинки соединялись, и внутрь вставлялся гладкий цилиндр из  обоженной глины с минимальным зазором. Этот-то зазор заливался расплавленной бронзой, и получался печатный каток с выпуклыми значками, которым прокатывали по сырой табличке и получали отпечаток, который могли прочесть и слепые. Глава за главой вырезалась на доске, с доски переносилась на гипс, с гипса на глину, с глины на бронзу, а с бронзы снова на плитку глины, или, окрасив значки, на папирус.

Папирус стоил дорого и был недолговечен, глиняные плитки дешёвые, но в целом книга на папирусе оказывалась выгодной, так как, чтобы перевезти всё содержание на глиняных табличках, нужно не меньше пяти ослов. Папирусные свитки писали в храмовой библиотеке десятки каллиграфов. Дорогое занятие издательство.

Рамсес пригласил меня в столицу на праздник Сед. Второй на его веку. Тридцатилетие царствования означал. Единицы царей сумели его отметить, а Рамсесу боги позволили  встретить его дважды. Трудно представить торжества в столице. До всех уголков Ойкумены, до каждого маломальского дворца должно докатиться его эхо. Как и моя книга, и в этом я равна фараону. Да что царь, лишь звено в исторической цепи, с бессмертными Санкликиуннинни, Гомером и Санхуниатоном сравняюсь! Как писатель Санхуниатон одобрил книгу, но возражал против Святого младенца и против беременности жриц вообще. Не время менять традиции, а если подобное с кем-то произошло, то держать прецедент в тайне или нагло его отрицать.

Писала, стоя за наклонным столом, справа налево первая строчка, и слева направо вторая, чтобы у читателя глаза не бегали. Вдруг стол отодвинулся от меня, хотела поймать его, но удар в пятки был такой силы, что я упала. Храм поехал в сторону дворца Карату и стал разваливаться. Мраморная потолочная плита рушилась на меня. Проклятые атланты! Их проделка. Они хоронят рукопись, чтобы мир ничего о них не узнал.
 
И вернулся гонец из Эфиопии. Как аукнется, так и откликнется, писала Кассиопея. Египет не дал флота моему мужу, повелителю Правобережной и Левобережной страны, так и я не дам притеснителю нашему. Купи, воевода, сто кораблей и веди их на гибель, был её ответ. Но переплавленных безделушек для такой сделки у воеводы не хватало.

И узнал о моём банке Ашахебусед и пришёл с дарами. Не золото, виссон и смирну принёс вельможа, а козлёнка, сваренного в молоке матери его. Отроду не ела варенного в молоке мяса. Откуда у воеводы такой рецепт или кто ему это посоветовал, и что это могло значить? Ведь даже молоко скотоводы никогда не кипятят. Смотрители колодцев, которые тоже жили в доме Иофора, сказали мне, что это диверсия против египетского корпуса. Если солдатские кухни станут кипятить молоко, то скот перестанет доиться и заболеет. Ашахебусед по неразумению своему принёс мне изысканное яство, и если пример распространится, то случится беда. Египтян выживают из оазиса. Не Иофор ли? Только он мог знать магическую связь между молоком, козой и огнём. Опасность крылась не в кипячении молока, а в пролитии на огонь. Коза ли, корова каким-то образом чувствуют, что их молоко сгорело, и молочные железы закрывают.

Нужно помочь египтянам вернуться. Я подумала, что государству Мадиан будет нужен флот, и почему бы мне ни подарить его сыну. Но флот, который можно использовать не только в военных целях, но и торговых. То есть условия службы на нём должны быть мягче, а мореходные качества выше, чем у боевых кораблей. Таких кораблей нет, их могут построить финикийцы. Но как его провести в Чёрмное море, если рукава Нила заняты амаликитянами? И я решилась на грандиозный проект. Заказала отцу сто комплектов деталей на корабли среднего класса с доставкой их вьючным способом через Газу в Элаф. Перед элафскими ремесленниками поставила задачу подготовить новые верфи к сборке судов и открыть мореходную школу. Уф! Замысел головокружительный, но какой из меня адмирал. Следует нанять действительного флотоводца и боевых капитанов. А кто разбил Армаду? Пираты. Так вот, пусть послужат Мадиану, за большую плату, разумеется. И тоже поручила отцу разнюхать настроение кикладских разбойников.

Рамсесу не позавидуешь, пока будут строить корабли, Амалик разместится в финикийском квартале Мемфиса, нужно спасать земляков. Где же знаменитые двухмачтовые барки, которые сожгли ахейские корабли? Дрейфуют вдоль побережья? Не догадаются прорваться через рукава к Суэцкому каналу и выйти в залив и в Чермное море?

Ожидание воплощения моего проекта Ашахебуседу не нравилось, он направил гонца в Филистею с предложением совместно ударить амаликитянам в тыл. Цари филистимлянские рады оказать помощь великой державе, да евреи на границе ведут себя дерзко, и Филистее приходится держать там превосходящие силы. Всё же пять полков с колесницами Пятиградие отрядило в помощь египтянам, как дань хорошему поведению Египта в то время, когда филистимляне вцепились зубами за побережье и обрели на восточном берегу моря Заката новую родину и нуждались в поддержке. Гарнизон элафского форта, жалкая сотня деморализованных полицейских, волею командующего примкнула к армии. Разумеется, и хапиру увязались за египетским корпусом в надежде захватить пленников в женском платье.
Оазис очистился от военных, и от Иофора прибыли священники, чтобы обойти с молитвами и курением места, где топтались чужеземцы.

От Навина связные принесли новую победную реляцию: евреи разбили коалицию тридцать одного царя. Конец тайным надеждам, что их кто-то остановит. Казалось бы, должна радоваться успеху ратных людей, которых возглавляла в самом начале похода, но многое в триумфальном марше евреев по Ханаану не нравилось. Так и финикийские города поглотят, нужны же им будут порты. А из заявления их предводителя выходит, что земля, на которой они сидели и какали, принадлежит уже им, так что обсиженная гора Хорив тоже еврейская. Стратегом большим не нужно быть, чтобы догадаться, что Элаф будет израильским. Отсюда вывод: орда должна быть армией современной, и вряд ли тесть Моисея та фигура, которая потребует от воинов спартанской дисциплины.

Терзаясь этим сомнением, отправилась на поиски исчезнувшего племени. Меня сопровождали десяток колесниц и полусотня хапиру с Приапом. Через неделю вошли в гнездо разбойников. Жили они в шатрах за крепостными стенами вполне оседло. Что-то садили, чем-то засевали землю, потому что была вода, зрели здесь виноград, инжир, финики, оливки. Мясом и молоком их снабжали мадиане, хлеб свой, и резвые арабские скакуны, на которых хапиру гонялись за торговыми караванами. Представила себя на месте атамана. Нужна ли мне чужая вооружённая сила под боком? Нет, потому что не будет уже мяса и молока, союз меча и бича распадётся.

Без обиняков заявила атаману.
– Через полгода тебе придётся искать убежище подальше. Так что выбирай, господин атаман: служба Мадиану или разбой.
– Он и так мне служит,– возник Приап.
– Так, как служит, Мадиан не потерпит. Поклянётся табличкой, что безобразничать на торговых путях прекратит.
– Когда время поставит выбор, банкирша, тогда откуплюсь, и закроешь ты красивые глазки на мои проказки.

Верхушка окружала атамана по иерархическому положению в банде: мелюзга подальше, крупняк рядом, а неразличимая "перхоть" просто валялась на застеленном шкурами полу. "Перхоть" и вспылила: – А давай, атаман, побалуемся бабой, и царька её насадим на шашлык.
Приап неожиданно с размаха загнал сандалий дерзившему в рот, что развеселило вожаков.
Атаман поднялся и сказал веское слово: – Астарта спросила дозволения нас навестить. И я не какой-то деспот восточный, чтобы недостойно с ней поступить. Прошу гостей перейти в смежный шатёр.

Ну и ну! Атаман шаркнул недюжинным воображением. Мало того, что рисунок великолепного ковра не просматривался из-за посуды, вокруг ковра стояли обнажённые арапы, похожие на статуи из эбенового дерева. Их мощные достоинства пребывали во взведённом состоянии. Ясно, атаман предложил мне выбрать то, чего я не ощущала с тех пор, как покинула Землю богов. Эшмуна я оставила в оазисе при золоте, поэтому пребывала в незамужнем положении. Глаза такие паразиты, они против воли косят на фиолетовые бананы арапов.

– Слышно, что Египет присел, а Мадиан привстаёт. Флот разводишь, кикладских диархов пригласила в Элаф. Придётся и мне завести эскадрочку, пусть стоит себе в тумане. Торговля в обход пустыни пойдёт, вот и станем перехватывать купчиков. Твоих не тронем за определённый поборчик. А купец накинет на товар и в накладе не останется.

Арапские бананы по одному принимали висячее положение.
– По наречию твоему, атаман, предположительно ты хуррит. Если ошиблась, то скажи где твоя земля.
– Ты угадала. А вот земли, где свободно себя чувствует хуррит, совсем не осталось. А ты, госпожа, готова согнать меня с насиженного места.
Скосила глаза на "бананы", честь отдавал только один арап. Его я пригласила сесть рядом, а остальных попросила выйти. Чувствовала себя сломленной, никакая дипломатия в голове не держалась. Бог нижнего места одолел моё locus infernos.
– Шёл бы ты, атаман, куда подальше. Никто тебя ещё не гонит? – Сказала вяло.
– Эшмун точно обрежет яйца,– сказал Приап, выходя вслед за атаманом.

Господи, какой сладкий арап, во сне не предвидела, что Йахве так подло подшутит надо мной. Желание выше наших слабых сил. Пропади Мадиан, чего я за него колочусь, лишь бы работала беспрерывно колотушка арапа; сгинь Египет, пет, пет… а ты могучий, вонючий, колючий, ты восстань, восстань… Что за арап, откуда такой, в свиту зачислить, лить, лить. Не отпущу, как прекрасно, какой старательный арап! Арап тянется рукой к кубку, проливает вино от толчков мне на лицо, грудь, пьёт, не переставая толкать. Не может достать следующий кубок и волочет меня, как судно, своим якорем по ковру, и головой я раздвигаю миски с бараниной и вазы с виноградом, виноградины попадают под спину, и я утюжу их, арап дотянулся другой чаши с вином, хлебает, вниз на меня не смотрит, о, арап, я так не люблю. Арап облил всю, скользкий живот, а он, животное, достал баранью ногу и грызёт её и грызёт и запивает и льёт вино мне на лицо. Наконец улыбнулся, зажал мой нос и вылил вино в рот и суёт мне баранью ногу, и вспоминает об основной обязанности и с удвоенной силой стучит, стучит крупом об мой таз. И проснулась во мне сила атлантов, перевернула арапа на спину и оседлала и пила вино и лила на него, и под конец разбила пустую амфору об голову арапа и встала. Не нужна мне  такая скотинка, но возьму, возьму, нападёт тоска, скотина пригодится, а не скотов в общине хапиру нет.

Явились служанки с водой в кувшине и медным тазом. Облили и вытерли, переодели. Вошёл атаман с сырыми табличками.
– Приложи, госпожа, свой перстень.

Читаю неогласованное письмо: "Договор между царицей-матерью Мадиана Астартой, прекрасной среди матерей и женщин, да живет она вечно, вековечно, жрица любви, невеста фараона, вдова адмирала его величества, да будет он жив, невредим, здоров, дочь отца своего из царского рода Иттобалов, что в Тире финикийском, руководитель банка "Полифем" с одной стороны, и атаманом благородного и независимого общества хапиру Тишари из Уркиша, подобного Аль-Эльону в колеснице его, с другой стороны, заключили…" и так далее. Требует независимости его оазиса и прилегающих к нему камней.

– Независимость твоей банде я гарантирую, а земля принадлежит мадианянам, и принадлежала ещё тогда, когда Тишари был в яйцах отца своего.– Смяла табличку и отдала ком глины со словом: – Перепиши!

– Ты со мной! – Крикнула арапу, совершенно охмелевшая. Отмахнула рукой атамана и вошла в первый шатёр.– Приап! Ко мне!

Но в шатре его не было. Выскочила из бандитского бунгало и снова позвала сына. Он появился из женского шатра, где же ещё его искать.

– Не увлекаться! По колесницам!

Арап знал место формирования орды, отряд прибыл к Иофору на следующий день. Шейху сказала прямо: – Ты уже стар. Подготовь преемника.

Шейх молчал, тогда стала его вразумлять: – Мадиан станет государством, и священники больше не могут им управлять из-за своей малограмотности. Мы с тобой пошлём молодых людей учиться в Вавилон, Мемфис, Фивы. Вернутся они управляющими хозяйством, торговлей, армией, строительными работами. Будут среди них врачи, жрецы, писцы. Догадываюсь, что ты этого не желаешь, достаточно тебе, что пряжу прядут, ковры ткут и обеды варят. Поэтому и отстали от соседей. Вернутся евреи, зять-то уже богу душу отдал, и приберут наш скот и молодух, и орда не поможет, собьётся в гурт, как овцы. Я заказала в Тире сто кораблей, будем торговать, ловить рыбу, красить шерсть. Возведём города с храмами Аль-Эльона и Иофора, да, ты станешь богом. Ну, что, согласен с таким будущим?
Иофор пожал плечами.
– Договорились. Прекращай бесполезные тренировки, и возвращаемся в оазис. Он готов к приёму своего первосвященника.

Эшмун заметил во мне перемену и углядел арапа на коротком поводке, который, как кобель за сучкой во время течки, не отставал от меня. Никто не видел, в каком направлении Эшмун ушёл из оазиса. Приап посадил орду на верблюдов и приказал просеять песок до морей, а полуотца его найти.

– А ты, коза дрёбанная, куда хочешь девай своего козла. По нашему возвращению, чтобы он тут не вонял,– сделал мне комплимент мой сын.

Эшмун выбрал кратчайший путь на родину: тот самый каким он добрался до Тира гонцом от меня. Приап нашёл его  в морских воротах Мадиана, поджидавшего попутный борт на Элаф. Вернуться он отказался, сказав Приапу, если он нужен маме, то она найдёт его в Тире. Приап приставил к нему свиту, как то положено иметь знатному человеку.

Решила, что в современной обстановке аннексия Элафа не вызовет осложнений ни с какой державой, и присоединила его к Мадиану. Чего он, как сирота, одиноким вольным портом торчит в Акабском заливе? Пока привезём тёсанные мраморные плиты и колоны и возведём в оазисах дворцы и храмы, Элаф выполнит роль политического центра. Перевела туда Приапа, который и так меня сторонился, и первосвященника, заложила храм Иофора. Египетский форт был исключительным местом для хранения золотых талантов. Сотня телохранителей составила гарнизон.

И пришла весть, что Иисус Навин прилепился к народу своему, и душа его встретилась с Йахве. И соболезновала Израилю на похоронах Иисуса в пределе земли его на горе Ефремовой.

– Сыны Иосифовы, от Хорива до Ефрема Иисус и старейшины его провели отцов ваших и поселили на земле, где мёд и молоко. И я привезла вам мадианский мёд, а молоко так долго не хранится. Так причастимся же этим мёдом, чтобы сладкой была загробная жизнь верного ученика и преемника Моисея. – Я поддела оструганной лопаточкой дикий мёд, старейшины и все собравшиеся сделали то же самое.– Расставаясь с нами, Иисус сказал, что отблагодарит египтян за железные полки, которые подготовили египетские инструкторы. Но вот не успел. Не забывайте временного приюта на нашей земле и вашего долга. А долг ваш заключается в том, чтобы не пропустить через себя "гогов и магогов", которые неизбежно хлынут с севера.
Не успела вернуться в Элаф, как пришла весть, что Иуда взял Газу и ещё два города в Филистеи. Газу! – главный перевалочный порт между Тиром и Элафом. Мадианские князья зароптали: тот ли это народ, который пришёл голый под Хорив? Орив и Зив, молодые и горячие, разбогатевшие посредничеством между Газой и Элафом, жаждали освободить Газу. Увещеваю их, говоря: купцы не воюют, меняются цари и династии, а торговые дома продолжают неизменно дело своё, они могут сменить подданство, но золотого тельца на каменного не поменяют.

Начался отток амаликитян из Египта, и князья мадианские воспользовались попутным течением. Надели золотые цепи на шеи бесчисленных верблюдов и золотыми пряжками застегнули сбрую их, а в уши воинов вдели золотые серьги и пошли, и ходили по посевам израильским, и вытоптали "произведения земли до самой Газы, и не оставили для пропитания Израилю ни овцы, ни вола, ни осла".

И возопили израильтяне к Йахве и принесли ему похлёбку из козлёнка и опресноков из ефы муки. Вышел огонь из камня, на котором лежали мясо и лепёшки, облитые похлёбкой, и пожрал подношение. Тогда внуки зятя Иофорова опоясались мечами и побили орду князей мадианских, а Ориву и Зиву отрубили большие пальцы на ногах и руках. Внуки сынов Моисеевых и Сепфоры, дочери Иофора, не помнящие родства, всего триста человек, изрубили 120000 правнуков Иофора, а князей и старейшин измочалили молотильными зубчатыми досками. Вот как нужно любить врагов своих!

Я же в то время дописывала в Угарите книгу "Бог нижнего места". В мастерской Илимильку из гипса делались цилиндры с выпуклым текстом, которые облеплялись глиной и обжигались. Затем обожжённая глина разрезалась на половинки и отделялась от гипса. На глиняных полуцилиндрах сохранялись значки, но уже вдавленные. Половинки соединялись, и внутрь вставлялся гладкий цилиндр из  обоженной глины с минимальным зазором. Этот-то зазор заливался расплавленной бронзой, и получался печатный каток с выпуклыми значками, которым прокатывали по сырой табличке и получали отпечаток, который могли прочесть и слепые. Глава за главой вырезалась на доске, с доски переносилась на гипс, с гипса на глину, с глины на бронзу, а с бронзы снова на плитку глины, или, окрасив значки, на папирус.

Папирус стоил дорого и был недолговечен, глиняные плитки дешёвые, но в целом книга на папирусе оказывалась выгодной, так как, чтобы перевезти всё содержание на глиняных табличках, нужно не меньше пяти ослов. Папирусные свитки писали в храмовой библиотеке десятки каллиграфов. Дорогое занятие издательство.

Рамсес пригласил меня в столицу на праздник Сед. Второй на его веку. Тридцатилетие царствования означал. Единицы царей сумели его отметить, а Рамсесу боги позволили  встретить его дважды. Трудно представить торжества в столице. До всех уголков Ойкумены, до каждого маломальского дворца должно докатиться его эхо. Как и моя книга, и в этом я равна фараону. Да что царь, лишь звено в исторической цепи, с бессмертными Санкликиуннинни, Гомером и Санхуниатоном сравняюсь! Как писатель Санхуниатон одобрил книгу, но возражал против Святого младенца и против беременности жриц вообще. Не время менять традиции, а если подобное с кем-то произошло, то держать прецедент в тайне или нагло его отрицать.

Писала, стоя за наклонным столом, справа налево первая строчка, и слева направо вторая, чтобы у читателя глаза не бегали. Вдруг стол отодвинулся от меня, хотела поймать его, но удар в пятки был такой силы, что я упала. Храм поехал в сторону дворца Карату и стал разваливаться. Мраморная потолочная плита рушилась на меня. Проклятые атланты! Их проделка. Они хоронят рукопись, чтобы мир ничего о них не узнал.