Счастье в ладошке...

      
                ГОРИН! О, ГОРИН!               

       День и хлопотливая работа отодвинули  из жизни утро, а вечером, когда Клавдия Петровна спросила, пойдет ли она на встречу с Вадимом Гориным, снова почувствовала себя униженной: к её Горину другая женщина зовет за компанию. Всё же решила: отказываться не будет...
        Ей очень был нужен Горин  именно сегодня!.. Она расскажет ему, сколько ночей не спала, путешествуя за  ним по Москве, сколько глаз проглядела на его фотографию; она расскажет, как по нем соскучилась и что готова отдать за одну встречу  с ним полжизни, а еще полжизни – за другую встречу.
       Увидев Наташу, Горин подошел к ней, сухо и спокойно поздоровался, словно они виделись лишь вчера. Клавдия Петровна шумно выразила радость, поздравляя Горина с днем рождения.
      Наталья, видя всё это, словно окаменела: она лишилась возможности  как-то здраво рассуждать. Что с Гориным?! Почему таким холодом от него тянет? Как это  сопоставить с тем, что было раньше, было годами?..  Еще несколько лет назад? Чем она перед ним провинилась? Чем и когда?..
      Горин обратился к Клавдии Петровне:
     - Ну, что там?  Подарки, подарки!.. – в его голосе была усталость. – Знаю,  что  они от мамы...
     - Давай отойдем в сторонку, и я в  твой саквояж выложу передачу.
     Завернули за куст  - и началась перегрузка свёртков. Наталье в эти минуты Вадим почему-то стал неприятен: в такой момент с кульками возиться?!. Она этого никак не могла понять и доказать себе, что Горин сейчас прав. Как же так можно?!
        А когда зашли в кафе и снова завертелся разговор вокруг незнакомых Наталье соседей Горина и его родственников, она почувствовала себя лишней. На душе было скверно, внутри всё бурлило, поднимая мятеж:
         «Отчего Горин стал другим? Что с ним случилось? Он же ждал меня... Ждал меня одну и считал эту встречу своим завоеванием  и длительной разлукой...»
         Наталья понимала, что и ей надо словцо вставить, а ломать комедию на долгожданной и не удавшейся встрече не могла да и не хотела, видя ту явную нарочитость, с которой соседка, взахлёб расписывая домашние дела Горину, не замечала её состояния.
        Наталья сидела, тыкая вилкой в полупустую тарелку и время от времени исподлобья посматривала на Горина.
       «Что, неловко тебе? – мысленно  отвечала на его сверкающий взгляд, требующий бросить молчанку. – А мне?.. Что делать сейчас мне?.. Ну, понимаю, - смягчилась она тут же, - не хочешь перебивать эту кудахтавшую без остановки женщину. Ты у нас вежлив... Но взгляни же на меня! Взгляни не зло, не сердито!.. Один раз всего, но так, как смотрел раньше! Посмотри  так,  как всегда смотрел  жадными глазами  при любой встрече,  как  поедал меня, как раздевал меня  этими  глазами  до последней нитки и  внутри себя  извергал громы и молнии, ибо трудно  справлялся со своими чувствами, которые взрывали  твою душу и тело... Я это видела... Я это знала,  ибо сама чувствовала то же самое...»
     Наконец, Горин будто услышал её и поднял голову.
     Может, потому, что вся изболелась, может, потому, что ждала молний, а открылось море, влекущее теплом солнечных бликов,  её пронзила такая внезапная радость, что она чуть не вскрикнула, сжав губы. Сердце  превратилось в звонницу, которая отбивала в груди болезненные удары. И снова на свой  восторг увидела его пытливый и  заботливый взгляд.  Взгляд его, Горина, необыкновенный, влекущий, бушующий, ведущий на эшафот...
     То было выше её сил! Мысленно умоляла отвернуться и прекратить пытку, чувствовала, как она вся тянется навстречу этому взгляду, как поднимаются руки, наполненные нежностью и жаждой ласки.
     Чтобы удержаться от порыва обнять Горина и припасть к его  гордой  и мужественной груди, закрыла глаза.    
     Придя в себя, увидела потухшего Горина и соседку, рассказывающую ему взахлёб о  московской родне.
     А еще через несколько минут услышала:
     - Наташка! Чего сидишь, как в рот воды набрала? – Вадим стиснул зубы так, что заходили желваки. Он принимал Клавдию Петровну, как стихийное бедствие, и злился на свою беспомощность и на Наталью, не желающую ничего понимать.
      - А как? Я ведь ваших собачек, котов и племянников не знаю.
      - Ну и ну! - злился уже Горин. Он понимал: надо как-то смягчить обстановку и спросил, взглянув в глаза Наташи: - Как твой сын?
      - Спасибо. Велел кланяться.
      - Слушай! А где твой Берестов?
      « Хм... Мой Берестов... – кольнуло под сердцем. -  Ты меня уже Берестову   приписал... Ревность, значит...»
      У Наташи коченели руки, наливались тяжестью глаза.
      - Слышь, Горин! Мой Берестов на работе.
      - Как он там? Объясняется тебе в любви?   
      - Нет! Он учится. Всем он доволен. Вчера мне показывал Москву.
      - А почему ты его не пригласила?
       - Куда? На твой день рождения?
       - Наташка! Что сегодня с тобой?
       Горина снова отвлекла соседка, показывая ему какие-то документы.
       Наталья сидела, словно на раскаленных углях, спешно придумывала причину, сославшись на которую  можно было бы встать и уйти.. И тут отозвался Горин.
     - Позвони Николаю Берестову, чтобы приехал сюда.
      - Звони сам! Это же твой праздник, а не мой.
     - Я прошу тебя, Наташенька! Сделай хоть такую малость для меня!
     «Сделаю... Что сидеть так? Еще не выдержу и хлопну дверью и уйду навсегда» - и она не стала больше упираться, а вышла на улицу в поиске телефона-автомата. К счастью,  он оказался рядышком.
      На звонок тут же ответил Берестов.
     - Коля!  Горин приглашает тебя на свой праздник. Приезжай! – и тут же назвала адрес и кафе. – У него сегодня день рождения.
     - Извините, Наталья Николаевна, - ответил  Берестов. - Я не смогу  сегодня быть с вами. Дела у меня.
       Наталья поняла: на свой день рождения приглашает не  сам хозяин торжества, а посторонний человек. Но она настаивала:
     - Николай, пожалуйста! Мне очень нужно...
     - Вам нужно? – Берестов сделал ударение на слове «вам».
     - Да... – едва слышно выдохнула она в трубку.
     - Скоро буду! – последовал короткий и бодрый ответ.

               
                ПОЗОВИ!               

         Николай Берестов с большим пакетом ворвался в кафе с шумом , как он умел, и поздравлениями.
        «Ветер!.. Ну, ветер! – думала Наталья, глядя на молодого, ухоженного и очень веселого человека. – Ворвался – и сразу стало светло и свежо.»
       Разве только на минутку им овладело смятение, но тут же понял, для чего он нужен Наталье Николаевне: разрядить  натянутую обстановку.
      Нашлась тема, интересная для всех. Посыпались шутки-прибаутки, засияли улыбки – стало всем легко и весело, как и должно быть на дне рождения.
      Наталья ожила.
      «Вот кого ей не хватало», - думал Горин, глядя на сидящих рядом Наталью и Николая: молодые, красивые, они вызывали в нём щемящее чувство зависти.
       А Николай, зная о влюбленности Горина и Натальи Николаевны, всячески пытался оторвать от Горина Клавдию Петровну, но ему это не удавалось: женщина словно приклеилась к Вадиму Сергеевичу.
       И всё-таки в какой-то момент Горин успел шепнуть Наталье:
       «Хочу видеть тебя... Завтра в пять! Сквер напротив Большого.»
       Наталья, услышав эти слова, согрелась от них, как от жаркого огня.
      На следующий день она  работала, как одержимая, стараясь побольше успеть и пораньше уйти с работы.
      - Да, что ты очумела, Наталья? Почему без обеда?
      - Раньше уйдём. Так надо, Клавдия Петровна!
      А когда работа была завершена и отмечены командировки, она, мысленно подгоняя транспорт, устремилась к месту встречи, боясь опозданием лишить себя драгоценных минут, на которые так поскупилась судьба.
      Ещё издали, подходя к скверу, уже искала Горина. А потом два часа вдоль и поперек топтала дорожки. Сосчитала все струи, кружа вокруг фонтана по часовой стрелке и против неё, изучила до тонкости лошадей на фасаде театра. Шла в одном направлении и круто поворачивала назад: входов и выходов было много, на котором мог появиться Горин. Даже один раз ушла, но вернулась с полдороги.
      От напряжения рябило в глазах, а в голове  мутилось от тяжелых мыслей.
      Потеряв всякую надежду на встречу, вернулась в гостиницу и, прогоняя дурман отчаяния, стала под колючие струи холодной воды...
      Сначала взбудоражилась, а потом по всему телу пошло тупое безразличие. И она была уже не в силах ни обвинять, ни искать оправданий Горину, лишь отчётливо, с отчаянной замораживающей ясностью понимала: если не пришёл – нашлись дела поважнее. Значит, не я... Не я! – дрожала она под струёй холодной воды. – Не я! – кричало её  уставшее сердце. Не я... Не я... Не я... – бороздили  струи горячих слёз её побледневшие щеки.
     А у неё – ничего важнее быть не могло, кроме Горина.  Появись  он – перепрыгнула  б через  моря и океаны, перегрызла б железные замки и заборы, побежала бы по туману, по кочкам, по битым кирпичам и стеклу... Побежала бы слепой, нагой, но побежала  бы...
     И тут же  вспомнились ей строчки недавно написанного  ею стихотворения:

                Позови!..
                Я среди ночи встану
                И в одной сорочке до зари
                Побегу по белому туману,
                По реке, по звездам, по обману,
                Только ты однажды позови!

                Позови!
                И если меня свяжут
                И посадят дома на засов, -
                Обойду я стражу и заборы
                Обману весь белый свет
                И всё ж
                Убегу к тебе я через горы,
                Сквозь молву, людские разговоры,
                Если ты однажды позовешь...

        Наталья еще долго стояла в холодной ванне и в таком же оцепенении. Она ждала  голоса Горина, его зова, но шли дни, месяцы, а Горин молчал...


               


Рецензии