УЖИН

Мороз крепко щипал за уши, жжёг щеки и приходилось постоянно теребить нос, терзаемый бодрящим ветром. Предстоящий январский вечер сулил интересные  мысли и радостное ожидание, предзнаменовавшее  исполнению (наконец-то!) давней  заветной мечты, приводящей к значительному профессиональному и денежному росту.
Он шёл по улице и, несмотря на малопривлекательную зимнюю пустоту на улицах и начинающуюся небольшую вьюгу довольно улыбался как-то по особенному, как человек, знающий большой секрет, который смог сам открыть. В окнах домов горели новогодние гирлянды, светились елки. Где-то гремели петарды, периодически издавался девичий смех, подкрепляемый довольными и одобряющими мужскими голосами. По всему было видно, что народ постепенно оживает к вечеру, чтобы продолжить новогодние гуляния, бесшабашные по своей сути и финансово не оправданные.
«Веселятся и не знают, что мне всё равно веселее - самодовольно подумал вечерний ходок, - а как отмечу успех, так вообще зазнаюсь», - и он еще энергичнее зашагал к своему дому.
Николай, так звали довольного пешехода, был молодым неженатым мужиком тридцати семи лет, довольно успешным в денежных делах и очень перспективным, по мнению всех кто его хоть сколько-нибудь знал. Любовной привязанности у него не было – наличие денег способствовало кратковременным и весьма фееричным отношениям с доступными женщинами. Он был единственным сыном у родителей и на их настойчивые просьбы о внуках отвечал, что это всегда успеется, главное – дело, к тому же еще и не встретилась та единственная. Действительно, дела шли в гору: своя отделанная просторная квартира, счет в банке, рост числа богатых клиентов и собственного рейтинга в глазах партнеров. Семья планировалась, но потом, попозже, когда появится время, дом построится, стабильность роста появиться и… «Тем более, - говорил Николай друзьям и родным, - я еще молод, здоровье позволяет, так что успею породить и вырастить».
Дома его никто не ждал, все праздничные подруги отсыпались по своим домам и встреча с ними ожидалась не раньше, чем дня через два. Готовил еду он сам, по наитию и, говорят, получалось весьма и весьма. Родители, любители домашних солений и кулинарных изысков, всегда при каждом удобном случае всучивали сыну что-нибудь вкусненькое в банках: соленое, маринованное, вареное, но неизменно вкусное. Порой даже его многочисленные подруги на предложения сходить в ресторан отвечали, что мамино лучше, да и чего от спальни уходить.
Николай, наконец, дошел до дома. Где-то за окнами осталась колючая погодная неприятность, когда он с удовольствием снял промороженную дублёнку, разулся  и прошел в комнату. В комнате стоял стойкий запах ели, которой напомнил, как-то ненароком, мимолетно, похороны одной бабули прямо под Новый год несколько дней назад. Ещё целые и незатоптанные хвойные ветки лежали на дороге около дома, излучая свой двоякий аромат: смерти и Нового года. С включенным светом заискрились огнями разноцветные шары. От созерцания подобной красоты радостные мысли вновь закружились парадным роем в голове, картины предстоящих перспектив пьянили не хуже шампанского. Но, однако, пора было поужинать, заодно слегка отметив успех, тем более что разнообразной закуски, выпивки и десертов было в избытке.
      Городить огород не хотелось, было желание простого кухонного мужского застольица, такого душевного и домашнего, какое бывает наверно только у нашего не менее душевного народа. Приняв для настроя известную начальную меру беленькой, Николай приступил к приготовлению своего праздника желудка и души.
Первым делом в морозильник отправилась бутылка водки. Следом за этим, несомненно, важнейшим делом, встала на огонь вариться картошка «в мундире». Именно «в мундире», без всяких там женских воплей о том, что «надо почистить и порезать, а не как в деревне – в кожуре». В этот вечер особенно грела мысль, что нет никаких женщин, и никто не испортит своими капризами этот вечерний праздник. Следом за картошкой на огонь отправились несколько яиц. Следующим этапом Николай помыл свежие овощи и зелень. Помидорки были хороши – румяные упругие бока, удобный для еды размер, чуть больше куриного яйца, капли воды на них сверкали новогодними огоньками.  Перцы, достаточно большие, напоминали елочные украшения – сосульки, только зеленые и красные. Листья салата придавали весенней свежести, а укроп и петрушка казались маленькими японскими кустиками-икебаной. Николай положил листья салата на дно тарелки, сверху на одной половине горкой легли огурцы, на другой помидоры, между ними живой изгородью воткнул зелень. Затем из недр холодильника были извлечены палка копченой колбасы, сервелат и сыр. Всё это было тонко порезано, как говорится «на один укус» и разложено маленькими гирляндами на тарелке. Сверху также было положено немного зелени, а по кругу тарелок насыпан зеленый горошек.
Очередным пунктом стояло приготовление к употреблению соленостей. Одна за другой на стол были поставлены банки с домашними разносолами. Первым номером на свет появились соленые огурчики. Вместимое банки  напоминало маленький пруд: на дне лежали листья хрена и головки чеснока, напоминающие корни кувшинок, стебли укропа, словно водоросли, поднимались кверху, перец-горошек жуками-плавунцами плавал вверх-вниз и сверху всего этого, в слегка зеленоватой воде маленькими пупырчатыми полешками лежали огурцы. А как всё это пахло… Просто достать огурцы и закрыть банку? Нет, категорически невозможно было устоять, чтобы не отпить несколько глотков этой живительной для любого праздника (а особенно после праздника!) жидкости, что и было сделано. Рассол оказался приятно ядреным, слегка газированным и бодрящим. Николай довольно крякнул, про себя отметив: «Да-а, хороша жизнь!». Огурцы, с прилипшими к ним веточками укропа легли в глубокую глиняную миску, и встала очередь за помидорами. Было приятно полюбоваться на их крутые бока, со слегка рассеченной красной шкуркой, сквозь которую проглядывала нежная мякоть. Удовлетворившись увиденным, Николай стал осторожно доставать помидоры из банки. Одна из них пройдя горлышко емкости, неожиданно лопнула в руке и внутренности томата оказались на ладони. «А вот меня так не раздавишь,- с радостной иронией подумал он, - я еще жить начинаю, а тебе, вот, все, кердык!» И то, чему был кердык, тут же было отправлено в рот. Как и у огурцов, вкус томатов также оказался на высоте. «Умеет все-таки мама делать», - промелькнуло в голове. Помидоры заняли место рядом с огурцами в миске.
- А вот теперь и самое вкусное,- с выражением явного удовольствия сказал домашний дегустатор.
На столе появились грузди. Грузди – это…  Да разве тот, кто никогда не пробовал домашних соленых груздей под ароматным подсолнечным маслом и резанным колечками репчатым луком с жареной картошкой, да под холодную водочку, да со свежим пахучим ржаным хлебом, в дружеской компании, поймет что значит «душевно посидели»? Нет, не поймет. А кто понимает, о чём идёт речь, наверняка вспомнил, как сам принимал участие в таком деле и что при этом чувствовал.
Грибы из банки вместе с вездесущим горошком черного перца перекочевали в небольшую салатницу и полились маслом. Стал нарезаться кольцами лук, который то ли от злости, что его режут, то ли из-за альтруистского желания сделать напоследок мир чище от вредных микробов так брызгался под ножом фитонцидами, что слезы заполоняли глаза за мгновения и пришлось умываться холодной водой.   
- Злой, зараза. Ну да ничего, я тебя сделаю, не все мне рыдать.
Закипела вода в кастрюле с картофелем. Рядом в ковше, стуча об его стенки и друг об друга, в клокочущей воде  доваривались яйца. Ещё через несколько минут они отправились охлаждаться под воду. Праздничный стол постепенно приобретал приятные глазу очертания. Николай порезал ещё теплый ржаной хлеб, купленный по дороге домой. «Да, у людей праздники, а хлебопёки, хочешь, не хочешь, работают. Не позавидуешь!» - подумал он про себя, - «С другой стороны – всегда прибыль».
Картошка была уже на подходе и, не смотря на прикрытую крышку, распространяла по кухне весть о себе. «Сейчас вот отмечу по-людски и продолжение Нового года, и сбывшуюся мечту. Просто посижу спокойно без девок, без халявщиков всяких.  Да просто в тишине! Когда-то ведь надо и так», - думал по себя Николай,- «а то все гонишь, гонишь куда-то. Договора, деловые встречи, налоги, то да сё – устаёшь, надо хоть раз в год от всех и всего отдыхать. А, кстати, картошка вроде бы как сварилась, надо сливать».
Пар как безумный джин, которого наконец-то освободили, рвался кверху, обжигая руки, пока из кастрюли сливалась вода в раковину. Картошка осталась там же где и была, чтобы немного остыть. Кстати вспомнилось про квашеную капусту: хрустящая, сочная, с клюквой, порезанная и целыми листьями, просто обязана была оказаться на столе. Она также как и грузди удостоилась порции масла и злобных колец лука.   
Приготовления подходили к концу. Оставалось почистить картошку, всё расставить в удобной близости от рук и заглянуть в морозилку. Началось с чистки. Горячий овощ обжигал пальцы, как не дул на них Николай. Но это действо нисколько не омрачало предстоящее вкушение. Как бы там не было, победа досталась человеку. Желтые парящие кругляши в глиняной (именно в глиняной – так вкуснее, как всегда говорила мама) глубокой миске возвышались над всем, как командный пункт. Остальная закуска заняла оборону полукругом вокруг картошки так, чтобы командующий застольем мог, не напрягаясь связаться с каждым подразделением кулинарного городка. С довольным выражением лица хозяин квартиры окинул взглядом свое творение.
- Ну, осталось главное, - сказал он и достал из морозилки бутылку водки.
Поставив на стол напиток, Николай неосознанно залюбовался увиденным. Холодная бутылка, оказавшись на столе в теплой кухне, покрылась «потом». «Пот» стекал по стеклу весенними каплями, оставляя после себя прозрачные дорожки. Капли, успевая сверкнуть алмазным блеском, пока катились по бутылке, пропадали бесследно достигнув стола. «Как слезы», - подумалось наблюдающему за этим процессом. Сразу вспомнились недавние похороны соседской бабки. «Не повезло бабуле – умереть под Новый год. А внучка то, как рыдала, как рыдала, любила, небось, старуху. Слёзы, слёзы…» - словно загипнотизированный текущими каплями размышлял Николай, - «Теперь будут у родственников непонятки – то ли Новый год, то ли годины. И разберись – пока все забудется да наладится. У старших – годины, у внучки – наверно, Новый год, а может пополам. А там, со временем, всё забудется и останется Новый год. Слава Богу, у меня всё хорошо – и все живы и мне ещё до встречи с ангелами можно не задумываться. А, впрочем, чего это я о смерти в праздник – то. Да и вообще гулять пора!». Осталось поставить стопку и налить что-нибудь запить, так, на всякий случай.   
Он достал из холодильника банку с компотом и налил полный бокал. Ещё раз, самодовольно оглянув получившийся праздничный стол, потянулся к верхнему шкафу за стопкой. Когда она была уже зажатой пальцами и готовилась опуститься вниз, острая сводящая боль внезапно прошила тело. Стало невозможно вздохнуть, судорога скручивала мышцы и сознание. Николай мгновенно побледнел и стал медленно оседать на пол. Смесь мучения и непонимания происходившего отражалась на его лице. Стопка, выскользнув из руки, упала на пол, разлетевшись горстью искрящихся новогодних осколков. Мгновенно выступивший крупный пот крупными каплями стекал по лбу и слепил глаза, но силы и самое главное - воля как будто оставили страдающего…
Минуты через две всё было кончено. Николай, больше похожий на бледную восковую фигуру, лежал на полу в такой позе, будто его сначала связали, а после аккуратно удалили верёвки. Выражение лица дополняло картину – оно было как-то по-странному удивленным и неестественным. Осколки водочного фужера сверкающими льдинками обрамляли голову. И в ночной тишине тёмной квартиры стоял стойкий еловый запах.