Я спросил у ЯСЯня

               
   Взрослым вы стали в тот день, когда впервые по-настоящему посмеялись – над самим собой.
Барримор Этель (американская актриса).

1.

   Не скажешь, что я был рад. Такое случается: увидишь вдруг знакомое лицо и, нет бы, крикнуть: «Ба, дружище!», а нет - воротишь рожу и пытаешься позорно улизнуть. Причин-то много наберется: и времени в обрез, и настроение не очень, и ворошить прожитое без радости, да результат один – бежишь позорно. Позорно для себя: за то, что струсил, за то, что вдруг узнают и поймут – сбежал, а друг еще…
   Ну, словом, так или иначе - от Яся убежать не вышло. «Ага… какие лица! Ну, брат, сто лет не виделись». Куда уж тут сбежишь, когда тебе жмут руку и по затылку треплют. И улыбаешься, а как не улыбаться.
   Да, не закончил объяснять: когда сбежал – оно таки противнее, чем если не успел. Все к лучшему, наверное, ведется.
   Ну, где еще на корешка наткнуться, с которым не встречался лет как двадцать, когда не у палатки с пивом. Местечко бойкое – и город вот он, а вроде на отшибе. Здесь рядом речка, травка - живописно. Ни дать, ни взять – курорт и воды. Кабы еще не наше обормотство. Ведь гадим тупо, под себя - как дети малые или макаки с мозгами в кулачок. Хотя с макаками я перегнул – они пивас баклашками не глушат. Да Бог с ним, я хотел о вечном: о дружбе, о любви. Нас с Ясем эти темы и связали, они и развели. Давно все было жутко, а вроде бы на днях.

2.
 
  Каким он был, таким он и остался. Не рыжий даже – ржавый весь, костлявый, какой-то на шарнирах, нескладной. Ни дать, ни взять – Железный Дровосек. Но в этой конопатой голове всегда сидел пытливый ум и непростой характер, а худоба была поджаростью борзого пса. Бывал он часто резок, словами не перебирал и под горячку или под бутылку мог дров вломить конкретных, но быстро отходил, зла не держал, не жался никогда, а главное - был добрым по натуре человечком, за что ему прощалось многое и многими.
   А с именем такой вот вышел фокус. Любил дружок дразниться, перенимать прикольные словечки, и подцепил у школьного завхоза (контуженого ветерана) манеру переспрашивать и гаркать: «АСЬ!». А в мультике «Ну, погоди!», который,  дело ясно, видел каждый, под свист косы задорно так звучало: «Косив Я-ась конюшину, косив Я-ась конюшину». Ну, слово по слову, Ась-Ясь – и так стал Ясем крепко и надолго. Про то, что дома он был Саша, через неделю во дворе никто не помнил.
   Забавно, мы учились в школе в «параллельных» и жили рядом – через дом, а подружились как-то поздно, поближе к старшим классам. Когда и как - теперь уже не вспомнишь: не то пуляли в тире рядом, не то на карусели сели вместе, примерно так.
   Дружили тоже, долго чтоб не скажешь – от силы года три. Все как тогда со всеми было: на пару бегали с уроков - то в кино, то в местное кафе, попеременно друг у друга по домам опустошали сковородки и кастрюли, тынялись днями по району с местными, стреляли сигареты у прохожих, со временем пошло и пиво – дышали в общем полной молодецкой грудью. А Ясь везде держался молодцом. И в драках без него не обходилось, и влить с горла моментом пиво, и (пардон) нагадить непосредственно на коврик у дверей противной тетки – все выполнялось по-гусарски лихо, с завидным артистизмом. Я проходил по ходу бледной тенью нашего героя. Но вместе нас держал один забавнейший момент – любовь к литературе.


3.

   Да, да и так бывает. При всех «великих» подвигах в народе мой друг, для тех времен, владел шикарною библиотекой. Не сам, конечно, – папа с мамой имели отношение к торговле; в каких кругах вращались - не скажу, но в качестве престижной «фичи» где-то, чтоб стать на пыльной полке, добывались неслабые по популярности тома. И этот дворовой «идальго», в какое время - непонятно, шерстил маститых классиков без всякого разбора по жанрам и эпохам. А я не мог сравниться с ним и здесь. Достаточно сказать - пока я вдумчиво вгрызался в какой-нибудь роман, он успевал обрить весь многотомник и заявить, что «в общем-то не очень» или «зазря глаза корячишь». Понятно, после эдаких рецензий я многое бросал на полпути.
   И, как бывает, «подкралася ко мне сапою тихою зелена жаба». Случалось, глянешь в зеркало, что за напасть: волосья жидкие, глаза какие-то под цвет болотной тины, в плечах покат, собой сутул, ф-фу. Какая тут харизма – смех один. Эх… я. А тут еще Джек Лондон, Стивенсон, про Купера вообще молчу. Все, блин, геройские герои под мой портрет не подходили, а, может, я под ихние. Короче, мрак и безнадега – вся жизнь коту под хвост. И все мои терзанья, весь яд души, сто крат усугублялись на фоне яркой Яськиной натуры. Эт я потом уже добрал в размерах и стал мириться с головой, когда постарше стал, а молодость – она ж нетерпелива.

4.

   И вот, на фоне эдакой вялоструящейся шизофрении и грянул гром с небес. Накинулась на нас с дружком любовь. Как грозный «ВасьВалерич» - участковый, любивший за котельной возле школы устроить злостный шухер для курцов. Кого успел словить – хватал за шею и, зажав коленями (чтоб не мешала) папку, «шатырил» кулаком могучим по лбу, как теркой и честил: «Ну как, ума набрался, недомерок, хватит?», а ты в ответ: «Да я не буду больше, отпустите!» и в школу чешешь с «фонарем» на лбу.
   Любовь или влюбленность, а может просто - подростковая болезнь сужения мечтаний, паралич несозревших чувств, отягощенный отниманьем речи и бледной немочью. Короче говоря: «Ах, рыцарь – то была Наина». В миру Наина называлась Светой. Отец ее служил военным, семейство прибыло к нам жить и Свету «влили» в наш 8-В класс, причем конкретно мне за парту. Да… красота – разбойник беспощадный. И это был конец, точней - его начало.
   Конечно же, как настоящий обалдевший «кабальеро», которому без малого пятнадцать лет, я тут же преподнес ей шикарную, в полоску, ручку. Которую неблизкий родственник привез из ГДР, и за которую любой ровесник прозаложил бы год из жизни (естественно, еще не прожитой). И, как достойный представитель рода Евы, а может, чтобы не терзать меня отказом, немного холодно, но благодушно, подарок Света приняла. Таким, наверно, и бывает огромное ребячье счастье. За шариковой ручкой потянулись: пенал почти что новый (взамен разбитого), билеты в кинотеатр, цветы ко дню рождения, кафе-мороженое и т.д. По счастию, с подарками в те времена все было по-советски проще. 

5.

    Хотелось бы затронуть поподробней то самое: «немного холодно, но благодушно». Уж если в двух словах оформить Светкины манеры, то «холодно, но благодушно» и будет, собственно, в десятку. Лицо ее немного бледное, напоминало королеву на сносях, не то миледи в ожидании, не то печальную невинность, не то еще черт знает что. Ее всегда хотелось защитить, развлечь, утешить; хотелось что-нибудь дарить, куда-нибудь вести и уж всегда – служить ей преданно. Одна беда - день шел за днем, но, чтобы я не делал, печальная принцесса «немного холодно, но благодушно» чего-то продолжала ожидать. И мой рассудок, не находя иных причин, виновником ее печали неотвратимо выбирал себя. А ведь виновных, в самом деле, не было! – никто не виноват, что человек родился с тоскливым взглядом спаниеля! Две плошки вместо глаз, наполненные стылым чаем; холодный, неживой фарфор и в нем забытый кем-то навсегда напиток. И мне бы вовремя понять, что я не «тот», кому он назначался, но все тогда казалось по-другому, а может, было по-другому, теперь и сам не знаешь.
   Так наши со Светланой отношения, как обреченный на заклание Титаник, упорно двигались во тьме непонимания, навстречу беспощадному обломку ледника. (Вот это заломил - сейчас помру из жалости к себе… со смеху).
   Бесхитростный по-детски, я радостью своей готов был поделиться с первым встречным, а с другом и подавно. И так, видать, красноречиво пускался в треп о чувствах и общении, что друг мой ситный как-то загрустил.

6.

   Нет, нет, с девчонками у Яся был порядок – и по количеству, и по ассортименту. Но как-то все это смотрелось несерьезно. Со стороны казалось, будто он резвится. Как сытый кот – повозится и бросит. Девчонки все всерьез не принимали, им было весело (с таким-то кавалером), и, слава Богу, все окей. Но, видно, постепенно такая постановка отношений «гусара» стала тяготить… а может вышел срок. Он, видишь ли, хотел глубоких отношений, искал достойную, себе под стать. Так я, не понимая сам, к чему веду дела, все сделал, чтобы в кастинге «достойных», с отрывом по очкам, прошла моя Светлана.
«Моя» - как мне тогда казалось.
   И Ясь расчетливо, по плавной, так сказать, дуге как настоящий хищник жертву, или подлодка безмятежный лайнер, нацеливал мою зазнобу под себя. И свел-таки мерзавец - как сводит цыган лучшего коня, пардон, кобылу. Тьфу!, бог с ней, с зоологией – я ведь о чувствах, черт бы их побрал!
   Мы часто дружной троицей наведывались в кинотеатр, просиживали по пол дня в кафе, трепались, уцепившись за буйки на пляже, и, в общем, славно проводили время. Но дело было в том, что «мило» проводила время Света. А я? А что я… под счастливым выражением лица, терзался смутными сомненьями о правильности наших отношений, не замечая, как мой лучший друг то рыцарем, а то павлином обхаживал «печальную принцессу». И вот: авторитетной миной, занятными рассказами о подвигах своих и рассуждениями зрелого мужчины довел ее до состоянья легкой обалделости, да так, что Светка на него иначе, как открывши рот, и не смотрела.
   Чем все закончилось гадать без смысла. Нюансы были в технике и сроках, а в остальном – обычная история. Вот так.

7.

   И разошлись пути дороги. Нет, драки не было; мужских серьезных разговоров не было, когда глаза в упор и ходят желваки; не видел я девичьих слез, не слышал оправданий; не резал вены, не стоял до ночи под окном. А просто кончился 8-В класс, жизнь вынесла к развилке, и отношения так вяло рассосались, что не припомнятся ни речи, ни события.
   Живя под боком друг у друга, мы с Ясем как-то ухитрялись расходиться. Затем, довольно скоро, он переехал в частный дом (не зря родители торговлей занимались), а вот куда конкретно – меня особенно не занимало.
   Светлана проживала в центре, от нас не близко, знакомых общих толком не было, и я ее из виду потерял.
   Вот что запомнилось тогда: колбасило меня жестоко, не по-детски. Пока экзамены, да поступление – все время не давало, а уж потом хлестали крепко мысли по щекам. И ничего, пережилось – недаром говорят, что время лечит. Сошла влюбленность будто наваждение, истлела ненависть, помалу отпустила и досада, а после стало – вроде не со мной.
   Как ляпнул всем известный персонаж: «Дальнейшее молчание»… и помер. Ну да мы хоть живы, а кто живой – тому все хорошо. Наладилось: работа – дом, семья – заботы.

8.

- Ну так по пиву!? – оскалился прокуренной улыбкой Ясь-Александр.
- Нет, минералку будем пить, цветочки нюхать, - с улыбкой огрызнулся я.
- О! Молодцом! На человека стал похож, а я засомневался было – лицо твое, почти не изменился, а с виду вроде мельче был, - прикрыл рукою солнце и оценил, сощурившись, не торопясь, всего как есть - от головы до ног.
   Меня же поразило то, что я совсем не растерялся. Не виделись ведь прорву лет! Расстались, в общем, гадко – почти врагами. А вот смотрю на это ржавое лицо, он на меня - и рады, словно два барбоса, которых жизнь цепная разлучила до поры.
- Как жизнь? Чем подгребаешь под себя рубли? – вопросы как обычно в лоб, ничто не изменилось.
- Да как придется, сейчас электриком официально, но больше по халтурам. Поесть хватает. А ты чем дышишь? – пошла как в спорте распасовка, на словах.
- Э брат, да кем я только не был!
   Присели на какой-то кочке на газетах, тянули понемногу пиво, успели закурить. По качеству рубахи, покрою джинсов, сигаретам я так прикинул – Ясь не бедствует. По ходу и авто имеется, наверно. «Да кем я только не был»!
   И тут припомнилась его матерая черта - о чем бы, где не говорили, у Яся был козырный аргумент: «Со мной бывало и такое»! Немного, правда, в разных вариантах: «И я такое тоже видел», «И я когда-то делал тоже», «И там я был, и сям попал». Казалось, не было природного явления, события в быту, технических нюансов, которые минули Яся в жизни стороной. С ним было все: его кусали, пинали, резали, лягали, в него стреляли, он сам стрелял, ловил, держал, сидел, стоял, видал, глотал, купил, продал, был бит, дал в морду, голодал, тонул, пилил, курил, творил, рыгал, чинил, рулил, вопил… пришел, увидел, победил. Отправь тогда он резюме американцам в НАСА, агентство разорилось бы на лекциях бесценнейшего знатока возможных экстремальных ситуаций.

9.

   И я спросил у Яся то, что не давало мне покоя с тех самых давних пор:
- Послушай, только вот не смейся, скажи – ты с унитаза падал?
   Дурацкий вроде бы вопрос. Ведь, правда? Но не все так просто. Когда еще существовала наша тройка в формате «я, она и мой приятель», случилось, не найдя достойной темы, Светлану развлекать рассказами о подвигах великоопытного Яся (с его же, кстати, слов). И вот, удачно вывернув сюжет, как мне казалось, и, решив сострить, я под конец ей выдал, что дружище по жизни попадал в любые передряги, вот, разве, с унитаза не летал. И тут она сказала мне: «Да ну». А я вдруг понял, что в ее глазах весь мой рассказ и шутка эта с унитазом – не более чем пошлая попытка оклеветать большой авторитет. Тогда мне стало стыдно за себя и страшновато в первый раз за наши со Светланой отношенья. Затем пришла тупая мысль: «А вдруг я и шутя не прав, вдруг Ясь-то с унитаза падал, тогда я кто? – брехло!». И я решил такой вопрос принципиальный всенепременно разъяснить. Тут ничего смешного, кстати. Когда у парня кризис отношений, в мозгах бывают тараканы покрупнее. Но не успел – дальнейшее происходило без меня.
- А как же, было! – с ухмылкой выдал Ясь, вернув меня из прошлого обратно, - меня на склад услали, за гвоздями для шифера. А я тогда на стройконторе подъедался. До полки потянулся - не достать. Стремянку через склад тащить облом – тяжелая, зараза. И тут гляжу – а рядом унитазы, в двух шагах. Я подтащил один, ну и вскарабкался. Пока держался за стеллаж – нормально, а как с гвоздями на руках подался вниз – тут и пипец котенку: корыто вдребезги, как сам живой остался - не пойму. А унитаз списали на усушку – совдеповская рухлядь, никто и так не брал.
   Вот тут меня порвало на куски. Мгновением мелькнуло сожаление: «А ведь соврал тогда. Выходит, оговорил дружка». А после уж не мог остановиться – ржал так, что птиц всех распугал, покуда скулы не свело, покуда по спине не стал отхлопывать меня мой старый друг. Он тоже заразился, хохотал. Да только я тогда смеялся над собой.

10.

   На дружный смех к нам подошел мальчонка лет десяти-восьми.
- Вот, Гришка, познакомься, - похлопал Ясь парнишку по спине, - эт мой дружок старинный – дядя Вова.   
   Пацан смотрел мне в подбородок спокойно, без эмоций, неподвижно, молча. Мне и смеяться как-то сразу расхотелось. С молочно-белого лица смотрели, не мигая, два блюдца с бледным чаем, и к этому имелась прямая челка червонно-золотых волос.
- А кто здороваться-то будет, - Ясь заглянул ему в лицо.
   Тот опустил глаза, промямлил: «Здрасьте», крутнулся и не торопясь пошел к воде.
- Смотри не замочи кроссовки, Гришка, - напутствовал его отец и, повернувшись, бросил, - болеет часто, как ни сезон, так пол зарплаты на лекарства отдаю.
   Достали сигареты, закурили.
- Женился, стало быть, на Светке?
- Ну да, - Ясь затянулся, выпустил колечки.
- И как, все слава Богу?
- Ну… не то, чтобы жалел… жить можно, в общем-то.
- Ну да… ну да...


   Стариком становишься только тогда, когда мечты уступают место сожалениям.
Барримор Джон (американский актер, брат Этель Барримор).