К памятнику Петру от Зураба Церетели

 

Этот памятник, скорее, нашей эпохе - при какой глупости приходилось выживать. Не стоит его трогать – памятник на месте и вовремя.
Помню, когда ходил на занятия по рисунку, то педагог всегда говорил, - “не стирайте ошибочные линии до тех пор, пока рисунок не будет завершён, иначе вы никогда не выберете правильное завершение”, - вот так вот и в жизни – не надо удалять ошибки, пусть напоминают нам – как не надо делать.
Мне, сегодня, возможно сравнивать  достижения российского общества, особенно в творчестве, с советским периодом, который пока ещё в моей памяти и, по оставшимся от него произведениям, но которые хоронят на глазах, как будто ничего и не было. Смотрят мимо пустым взглядом в далёкое прошлое, вырабатывая у русских какую-то гнилую натуру, пренебрегать целой эпохой, которая не была пустым местом, а генерировала культуру.
Российская черта - ненавидеть палку, которой учили, превращается в злобивого пса, который теперь уже не может успокоится, пока не получит новой палкой.
Живая история последовательна, но история в теории напоминает жертвенного зайца. В далёком прошлом вряд ли мы чего потеряли, только вот оторваться от прошлого не можем уже не одно столетие. Было ли оно хорошо – если сегодня плохо? Если проказа не излечивается, значит болезнь историческая и искать надо в зародыше,   прошлое вместе с болезнью постоянно перекочёвывает в новое жилище. Буря уже была, но почему-то надо вернуться к началу, упорно стирая промежуток. Не лучше ли протереть очки, внимательно посмотреть на сегодня, которое пока ещё живое и дышит, но уже тяжело, одышка и сипы появились. Без клизмы тут не обойтись.
Мы уже тридцать лет топчемся на одном месте, улучшая только замес грязи, но за это время не создали ничего выдающегося для современной эпохи, произошёл только приток достижений других стран в виде бирюлек с довеском на извращении.  К нам пришла европеизация без качественных изменений русского, лишь в попытке возврата архаизма. Получилось -  современное богатым, народу прошлое (что-то вроде надежды из прошлого).
Но я, все же, об искусстве. Что прошлое?! оно всегда должно быть хуже своей жизнью, и ничего хорошего не получится от возврата в него, которое видится в разукрашенных картинках, а на самом деле – битые глиняные горшки.
В советское время я принимал активное участие в художественных выставках и вращался среди творческих людей и как раз в той среде, которая, незримо для людей государственных, творила. Огромное количество общественных и личных, я бы сказал квартирных, творческих мастерских. У нас была возможность постоянного мобильного общения. Гонения были, но тех, кто пытался выскочить за пределы общественной жизни, и вы их сегодня видели, но мгновение – они выскочили из страны и помахали ручкой, оставив в стране странные скульптуры – как например Шемякин в Ленинграде.   Такие, может и процвели, но их единицы, но только для себя. А сколько было шума от этого малого, которое кричало за всех. Зато возможность массового творчества испарилась. Я болею за общество, а не за отдельных одиозно талантливых людей. Творчество, оторванное вообще от проблем общественных, мне напоминает фейерверк над Помпеей. Дать возможность в свободном творчестве для отдельных людей не является примером свободы для всех. Сегодня, как никогда, кричат о патриотизме, которое получается только в эмоциональном выражении своих чувств, для меня патриотизм – это деятельность направленная на создание возможностей всех общественных проявлений. Какой же это патриотизм – когда народу предоставляют свободу в виде лопаты – копай, если есть что копать, но не забывай о родине. 
Не много времени прошло и - вернулся подточенный взгляд граждан в прарусло, и в склад давно пустующий, теперь сносят туда всё броское, яркое, фотоподобное. Вкус заполнился мусором завалявшихся гениев. И теперь не стало гонимых, но и не стало искусства, выглядит деловито, но без пота. Даже ещё не донёс ложку до рта, а уже хвалит щи.   
Все вернулось в колею, словно случайный “ветер” прошелестел листвой и – тишина …, только, имя Зураба, разносится по ухающей России, и опять имя зазвучало, но благодаря опальности, но бульварной. Все сосредоточились вокруг памятника на воде. Наверное Зураб с Лужковым смотрели в “воду”, а потому свое детище разместили в труднодоступном месте.
В памятнике ничего необычного нет, но величина потрясает, и возникает догадка, что мания величия присуща не только советскому култьтпросвету, этим страдает Россия и видимо давно, начало – цари колокол и пушка, которые в практике оказались непригодны, но в душе сохранили гордость – вот что мы можем! И традицию эту продолжаем, удивляя мир своей плодовитостью на негодность задуманного.
История явно ускоряется – только создали, как уже разбираем. Вот заботы-то у нас!
Вроде бы ничего памятничек, большой, но вот фигура Петра выглядит нелепо, у нелепо торчащего детского штурвальчика, и ещё чуть-чуть и вышла бы девушка с веслом, что стояли в парках. И такое ощущение – как будто корабль свалился на гамбургер: зрелище не для слабонервных, особенно боязно за гостей из Швеции – увидеть свой флот в виде гамбургера.
Глядя на это творение взрослого ребенка и даже вижу больше – вкусы начальства, которые не считаются со вкусом нуачно-творческой интеллигенции. Вкусы руководителей проявляются через скульптурные оттиски. Чиновнику бы заняться своим делом.
И вообще – чего такой памятник делает в Москве? Наверное, потому, что творец в столице живёт, поближе к себе, что бы постоянно любоваться своим творением.
Ну  – чего ломать то, что уже произошло: пусть останется памятью об этом времени. Но нет – история даже уже засохнуть не успевает, как её разбирают в сыром виде.  Этак у нас и истории не останется – каждый последующий властитель будет сносить предыдущего. Вечное обновление – конец исчезает, начало не проявляется. 
И вообще, не понимаю – вот уже много веков Россия неустанно воздвигает однотипные исторические фигуры, просматривается тенденция – что этак лет через пятьсот, если переместится во времени, россияне по прежнему  лепят фигуру Петра. Огромная фигура Петра обесцвечивает современную историю и даже наперед. Всё как в церковных канонах, которые перешли на жизнь живую. Художникам больше делать нечего. В памяти у всех “фанерная” фигура императора, в том смысле - как исторический  шаблон, которые формуют в металл.
В советское время учиться мог любой имеющий желание, сегодня только тот, кто имеет деньги. Все кто сегодня дорвался до власти забывают о том, что они получили образование тогда, и они забывают как они его получили легко, без натуги, имея общественную поддержку. Умение сохранять лучшие традиции бессовестным образом подменяется традициями эпохальными и архаичными, которые не являются живым материалом и не может быть принято обществом в целом, а только для группы людей, склонных к мистификации. Потому сегодня жизнь становится все более противоречивой и ведет к нарастанию недовольства. Власть решает не общественные проблемы, а решает дела в мутной воде с подкраской. Выбора нет, есть движение на звук. Культура подменяется вкусом элиты.