Английская Роза

Толстая тетрадь-книжка в кожаном переплете лежала чуть-чуть запыленная на кофейном столике. В центре было изображено дерево, когда-то цветущее, но из-за времени краска осыпалась и теперь кажется, будто дерево ссохлось и стоит голое, без листьев, в пустыне.
Я аккуратно беру тетрадь в руки. Замочек уже давно сломан и тихохонько догнивает на петельке обложки. С благоговейным трепетом я открываю и не удивляюсь прочитав на первой странице надпись каллиграфическим почерком с завитушками: “Дневник Розы Браун. Ведется с 16 августа 2003 по …” - дальше запись не окончена. Видно старушка не ожидала что умрет и не подготовилась.
Я перелистываю высохший и пожелтевший от времени лист и окунаюсь в жизнь престарелой леди…

16 августа 2003 года. На улице погожий денек.

Сегодня я решила начать вести дневник. Начала я его потому, что бы не чувствовать себя настолько одинокой и в надежде на то что кто-нибудь потом, когда я уйду в мир иной, прочтет его и поймет меня и мою жизнь.
Для начала я представлюсь. Я леди Роза Браун. Родилась я в 1907 году в Англии в местечке неподалеку от Манчестера. Да, я стара. Чрезвычайно. Но речь не только и не столько об этом. Я поведаю вам мою жизнь. Во всех красках и всевозможных подробностях, на которые я буду способна. Надеюсь этот дневник не найдут раньше срока или не выбросят докучливые уборщицы…
В данный момент я нахожусь в одном из самых живописных мест в Англии на окраине Лондона. А именно - в доме престарелых. Нет-нет-нет! Мой рассудок в полном порядке и я способна сама убирать за собой, несмотря на преклонный возраст. По всем параметрам я не должна была сюда попадать. Но… я сама решила так.
Дальше идет неразборчивая мазня несколько раз перечеркнутая и такая волнистая как-будто на нее пролили воду.
Я переворачиваю страницу, заинтересованный этой записью. Я надеюсь на продолжение и нахожу его.

17 августа 2003 года. Моросит дождь, небо затянуто тучками.

Вчера я не смогла написать, почему я попала сюда, так как меня позвали на процедуры. Но сейчас я готова поведать вам эту историю. Я нахожусь в доме престарелых имени Святой Анны, покровительницы бабушек и дедушек. Как уже говорила, я живу здесь по собственному желанию, хотя все, исключая вас, возможные читатели, считают, что я здесь только из-за своего старческого маразма и сердобольной дочери.
Видите ли, я очень люблю свою единственную дочь. Она сама уже не молода. Именно она привезла меня на порог этой богадельни. Но не подумайте о ней плохо! Нет, нет и еще раз нет! Она очень хорошая, но имеет проблемы с деньгами, а в наше время очень трудно жить, растя детей, да еще и ухаживать за старой матерью. Я не виню ее. Я знала, что она рано или поздно приведет меня сюда. Такова уж была моя судьба. Я смирилась. Но я понимала – моя дочка никогда не простит себе, если отдаст еще здоровую и здравомыслящую мать на чужое попечение.
Я ее очень люблю и готова на все ради нее. И поэтому я дала себе клятву – я ни за что не заставлю страдать свою девочку. У нее своя жизнь, я же, свое отжила. Хватит с меня, а ей еще жить и жить. Пусть эта жизнь будет свободна от груза ответственности за меня. Пусть.
Я стала изображать маразм и легкую форму склероза. Я уверена, актриса из меня не ахти, но Диана (так зовут мою дочь) слишком хотела верить в это, что бы заметить фальшь. Я старательно пускала пузыри, ходила в туалет прямо в кровати, лопотала какую-то чушь и не узнавала ни внуков, ни ее мужа, ни ее саму. Моими излюбленными фоазами стали: «Ты кто такая, поганая чертовка?! Что ты делаешь в моем доме?! Прочь отсюда! Я тебе покажу, нахлебница!». Мое сердце обливалось кровью, когда я видела лицо своей маленькой девочки. Но так было лучше для нее. Я доводила всех и вся до исступления. И, наконец, труд моих двухмесячных стараний увенчался успехом. Семья Дианы (у меня не хватает смелости теперь называть их моей семьей) устала от меня и моих выходок.
Диана, моя дочка, которая выросла на моих руках, привезла меня в дом престарелых умирать в одиночестве. Я не виню ее. Я желаю ей только добра. И поэтому никто не узнает раньше срока, что все это было спектаклем сыгранным мной ради одного зрителя – Дианы.
Когда мы ехали сюда, меня успокаивали тем, что мы едем покататься на карусельках. Я же, как прилежная ученица, выучившая урок, выпучивала глаза и пускала слюни в слюнявчик. Боже, как же у меня болело сердце при виде моей доченьки. Ее глаза не высыхали от слез, а руки нервно теребили платочек – она была в нерешительности. Я испугалась. Нет! только не сейчас! Я должна сделать свою дочь счастливой! Я усугубила свое положение – попыталась откусить себе палец, приговаривая: «Какая вкусная сарделька!» - это обязано было сработать. И это сработало. Сарделька стала последней каплей. У Дианы больше не было сомнений, что мне будет лучше в доме Святой Анны. Я буквально чувствовала, как с ее сердца упал огромный камень. С моего упал еще больший.
И вот, я на месте. Дочь пытается поцеловать меня на прощание. Мое сердце болит нестерпимой болью, но я отвечаю лишь криком: «А-а-а! Спасите! Она хочет меня укусить!!!» - после чего бросаюсь за спины санитаров. Я слышу рыдания дочки. Меня уводят. Я слышу рыдания дочки. Меня привели в комнату, где я должна была провести остатки своих дней в одиночестве. Я слышу рыдания дочки.
Я сижу на своей кровати, вперив пустой взор в вазочку с цветами. Из моих стеклянных глаз льются слезы. Впервые за два месяца я позволила себе заплакать.
Это слезы счастья. Моя дочь теперь в безопасности от угрызений совести. А я… я буду счастлива только от того, что где-то там, в Манчестере, моя Диана нянчит своих первых внуков. И не вспоминает о своей матери.
Пусть.