Анна Каренина размышления по прочтению

Что же это за "зверь" получился? Эссе - не эссе... Беглая зарисовка на тему классики. Возможно, пригодится старшекласснику, когда он забредет сюда "по программе".

Пока я находилась в процессе чтения, я поставила перед собой цель: НЕ ЧИТАТЬ КРИТИКИ.
Конечно, сюжет и финал «Карениной», казалось бы, известен даже детям. Но основное удовольствие от книги, не в сюжете. А в том, чтобы понять, оценить и посмаковать чувства героев. Понять и полюбить каждого из них, прожить его жизнью, встать в условия, когда поступить можешь только так же, как поступил и он. Поэтому, знать сюжет, еще не помеха чтению. Главное, не перенять чужих мыслей и критики, до того, как созреют собственные.

Теперь, дочитав роман, могу сказать, что знание сюжета и вовсе не мешало мне. Потому что до прочтения, я считала, что самоубийство Карениной будет вытекать или из безысходности ее, или из раскаянья, или из того и другого вместе. Но Л. Н. Толстой не был бы настолько большим писателем, если бы не приготовил по сюрпризу каждому читателю. Поэтому мои ожидания не оправдались.

Почему НУЖНО прочитать роман самому, а не надеяться на критику?

1. Потому что роман необыкновенно легок в прочтении и увлекателен.
2. Потому что в нем нет однозначности. Сюжетная линия одна, а трактовок поведения персонажа, намного больше. Поэтому, есть фантастическая возможность, прочитав одно и то же со всеми, увидеть и почувствовать что-то совершенно отдельное от того, что почувствовали другие.
3. Л.Н. Толстой, не только писатель, но и фантастический психолог. Он не просто повествует об образе жизни, мыслей, о любви нескольких людей своего времени, он буквально препарирует их души! Причем очень верно. И не только мужчин, но и женщин.

Из Википедии:
Масштабная картина нравов и быта дворянской среды Петербурга и Москвы второй половины XIX в. сочетающая философские размышления Лёвина с передовыми в русской литературе психологическими зарисовками, а также сценами из жизни крестьян.

Центральные персонажи

Облонский, Степан Аркадьевич (Стива), брат Анны. 1, I
Облонская (Щербацкая), Дарья Александровна (Долли), жена Степана Аркадьевича. 1, IV
Щербацкая Екатерина Александровна (Кити) (сестра Дарьи Александровны) . 1, IX
Лёвин, Константин Дмитриевич. 1, V
Вронский, Алексей Кириллович, граф. 1, XIV
Каренина, Анна Аркадьевна. 1, XVIII
Каренин, Алексей Александрович, муж Анны. 1, XXX


«Кусочки» которые мне очень понравились. («Мои» только подзаголовки)


Стива

- Он был на "ты" со всеми, с кем пил шампанское, а пил он шампанское со всеми.


Вронский, о людях «своего» круга.


В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться.

 
Голенищев о «диких вольнодумцах» нигилистах.


Но он чудак и без всякого образования.  Знаете,  один
из этих диких новых людей, которые теперь часто встречаются; знаете, из  тех
вольнодумцев, которые  воспитаны в  понятиях  неверия,  отрицания  и
материализма. Прежде, бывало вольнодумец был человек, который  воспитался  в  понятиях  религии,  закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до  вольнодумства;  но  теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают  и  не  слыхав даже, что были  законы  нравственности,  религии,  что  были  авторитеты,  а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, то есть дикими.

Левин. Представления о своей жизни, и осознание реального. (Кто не имел подобных заблуждений о своей жизни, своих детях? Конечно, «у меня» все будет иначе!)

Бывало, холостым, глядя на чужую супружескую жизнь, на мелочные заботы,
ссоры, ревность, он только презрительно  улыбался  в  душе.  В  его  будущей
супружеской жизни  не  только  не  могло  быть,  по  его  убеждению,  ничего
подобного, но даже все внешние формы, казалось ему, должны были быть во всем
совершенно не похожи на жизнь других. И вдруг вместо этого жизнь его с женою
не только не сложилась особенно, а, напротив, вся  сложилась  из  тех  самых
ничтожных мелочей, которые он так презирал прежде, но которые теперь  против
его воли получали необыкновенную и неопровержимую  значительность.  И  Левин
видел, что устройство всех этих мелочей совсем не так легко  было,  как  ему
казалось прежде.

Левин, о первой ссоре с женой. Мне показалось уникальным. Объяснение того, почему нельзя, невозможно обидеть любимую.

Естественное  чувство  требовало  от
него оправдаться, доказать ей вину ее; но доказать ей вину значило еще более
раздражать ее и сделать больше тот разрыв, который был причиною всего  горя.
Одно привычное чувство влекло его к тому,  чтобы  снять  с  себя  и  на  нее
перенести вину; другое чувство, более сильное, влекло к тому, чтобы  скорее,
как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить  его.
Оставаться  с  таким  несправедливым   обвинением   было   мучительно,   но,
оправдавшись, сделать ей больно  было  еще  хуже.  Как  человек,  в  полусне
томящийся болью, он хотел оторвать,  отбросить  от  себя  больное  место  и,
опомнившись, чувствовал, что больное место - он  сам.  Надо  было  стараться
только помочь больному месту перетерпеть, и он постарался это сделать.

Мужчина и женщина, перед постелью умирающего.

     Левин не мог спокойно смотреть на брата, не мог быть  сам  естествен  и
спокоен в его присутствии. Когда он входил к больному, глаза и внимание  его
бессознательно застилались,  и  он  не  видел  и  не  различал  подробностей
положения  брата.  Он  слышал  ужасный  запах,  видел  грязь,  беспорядок  и
мучительное положение и стоны и чувствовал, что помочь этому нельзя. Ему и в
голову не приходило подумать,  чтобы  разобрать  все  подробности  состояния
больного, подумать о том, как  лежало  там,  под  одеялом,  это  тело,  как,
сгибаясь, уложены были эти исхудалые голени, кострецы,  спина  и  нельзя  ли
как-нибудь лучше уложить их, сделать что-нибудь, чтобы было хоть  не  лучше,
но менее дурно. Его мороз пробирал по спине, когда он начинал думать о  всех
этих подробностях. Он был убежден несомненно, что ничего сделать  нельзя  ни
для продления жизни, ни для облегчения страданий. Но сознание того,  что  он
признает всякую помощь невозможною, чувствовалось больным и раздражало  его.
И потому Левину было еще тяжелее. Быть в  комнате  больного  было  для  него
мучительно, не быть еще хуже.  И  он  беспрестанно  под  разными  предлогами
выходил и опять входил, не в силах будучи оставаться одним.

Но Кити думала, чувствовала и  действовала  совсем  не  так.  При  виде
больного ей стало жалко его. И жалость в ее женской душе произвела совсем не
то  чувство  ужаса  и  гадливости,  которое  она  произвела  в  ее  муже,  а
потребность действовать, узнать все подробности его состояния и помочь им. И
так как в ней не было ни малейшего сомнения, что она должна помочь ему,  она
не сомневалась и в том, что это можно, и тотчас же  принялась  за  дело.  Те
самые подробности, одна мысль о которых приводила ее мужа в ужас, тотчас  же
обратили ее внимание. Она послала за доктором, послала в  аптеку,  заставила
приехавшую с ней девушку и  Марью  Николаевну  месть,  стирать  пыль,  мыть,
что-то сама обмывала, промывала, что-то подкладывала под одеяло.  Что-то  по
ее распоряжению вносили и уносили из комнаты больного.

Никто не расслышал того, что он сказал, одна Кити поняла. Она понимала,
потому что не переставая следила мыслью за тем, что ему нужно было.

Что известно женщинам о смерти? (Левин)

"Скрыл от премудрых и открыл детям и неразумным". - Так думал Левин про
свою жену, разговаривая с ней в этот вечер.
     Левин думал о евангельском изречении не потому,  чтоб  он  считал  себя
премудрым. Он не считал себя премудрым, но не мог не знать, что он был умнее
жены и Агафьи Михайловны, и не мог не знать того,  что,  когда  он  думал  о
смерти, он думал всеми силами души. Он знал тоже, что многие мужские большие
умы, мысли которых об этом он читал, думали об этом и не знали  одной  сотой
того, что знала об этом его жена и Агафья Михайловна. Как ни  различны  были
эти две женщины, Агафья Михайловна и Катя, как ее называл брат Николай и как
теперь Левину было особенно приятно называть ее, они в этом были  совершенно
похожи. Обе несомненно знали, что такое была жизнь и что такое была  смерть,
и хотя никак не могли ответить и не поняли бы  даже  тех  вопросов,  которые
представлялись Левину,  обе  не  сомневались  в  значении  этого  явления  и
совершенно одинаково, не только между  собой,  но  разделяя  этот  взгляд  с
миллионами людей, смотрели  на  это.  Доказательство  того,  что  они  знали
твердо, что такое была смерть, состояло  в  том,  что  они,  ни  секунды  не
сомневаясь, знали, как надо действовать с умирающими, и не боялись их. Левин
же и другие, хотя и многое могли сказать о смерти, очевидно не знали, потому
что боялись смерти и решительно  не  знали,  что  надо  делать,  когда  люди
умирают. Если бы Левин был теперь один с братом Николаем,  он  бы  с  ужасом
смотрел на него и еще с большим ужасом ждал, и больше  ничего  бы  не  умел
сделать.
     Мало того, он не знал, что говорить, как смотреть, как ходить. Говорить
о постороннем ему казалось оскорбительным,  нельзя;  говорить  о  смерти,  о
мрачном - тоже нельзя. Молчать - тоже нельзя. "Смотреть - он подумает, что я
изучаю его, боюсь; не смотреть - он подумает, что я о другом  думаю.  Ходить
на цыпочках - он  будет  недоволен;  на  всю  ногу  -  совестно".  Кити  же,
очевидно, не думала и не имела времени думать о  себе;  она  думала  о  нем,
потому что знала что-то, и все выходило хорошо. Она и про себя  рассказывала
и про свою свадьбу, и улыбалась, и жалела,  и  ласкала  его,  и  говорила  о
случаях выздоровления,  и  все  выходило  хорошо;  стало  быть,  она  знала.

Левин о религии.

Организм,  разрушение  его,  неистребимость  материи,
закон сохранения силы, развитие  -  были  те  слова,  которые  заменили  ему
прежнюю веру. Слова эти и связанные с ними понятия  были  очень  хороши  для
умственных целей;  но  для  жизни  они  ничего  не  давали,  и  Левин  вдруг
почувствовал себя в положении человека, который променял бы теплую  шубу  на
кисейную  одежду  и  который  в  первый  раз  на   морозе   несомненно,   не
рассуждениями, а всем существом своим убедился бы,  что  он  все  равно  что
голый и что он неминуемо должен мучительно погибнуть.

Толстой об отношениях в семье. О семьях, которые закисают как в болоте.

Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни, необходимы  или
совершенный  раздор  между  супругами,  или  любовное  согласие.  Когда   же
отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое дело  не
может быть предпринято.
Многие семьи  по  годам  остаются  на  старых  местах,  постылых  обоим
супругам, только потому, что нет ни полного раздора, ни согласия.

Долли: мысли многодетной матери в минуту слабости. (Сомнения свойственные всем женщинам до единой.)

И все это зачем? Что ж будет из всего этого? То, что  я,  не  имея  ни
минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно  сердитая,  ворчливая,  сама
измученная и других мучающая, противная мужу, проживу свою жизнь, и вырастут
несчастные, дурно воспитанные и нищие дети. И теперь,  если  бы  не  лето  у
Левиных, я не знаю,  как  бы  мы  прожили.  Разумеется,  Костя  и  Кити  так
деликатны, что нам незаметно; но это не может  продолжаться.  Пойдут  у  них
дети, им нельзя будет помогать нам; они и  теперь  стеснены.  Что  ж,  папа,
который себе почти ничего не оставил, будет  помогать?  Так  что  и  вывести
детей я не могу сама, а разве с помощью других, с  унижением.  Ну,  да  если
предположим самое счастливое: дети не будут  больше  умирать,  и  я  кое-как
воспитаю их. В самом лучшем случае они только не  будут  негодяи.  Вот  все,
чего я могу желать. Из-за всего этого сколько мучений,  трудов...  Загублена
вся жизнь!"

Левин о Боге и смысле жизни:

В первый раз тогда поняв ясно, что для  всякого  человека  и  для  него
впереди ничего не было, кроме  страдания,  смерти  и  вечного  забвения,  он
решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она
не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.
     Но он не сделал ни того,  ни  другого,  а  продолжал  жить,  мыслить  и
чувствовать и даже в это самое время женился и испытал много радостей и  был
счастлив, когда не думал о значении своей жизни.
     Что ж это значило? Это значило, что он жил хорошо, но думал дурно.
     Он жил (не сознавая этого) теми духовными истинами, которые он всосал с
молоком, а думал не только не признавая этих истин,  но  старательно  обходя
их.

Позиция Левина на тему «зачем жить»: не надо жить для того, что мы понимаем,  к  чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для души и для бога.




Собственно, только с этого места и начинаются мои мысли. В количестве нескольких штук.

Роман очень понравился. Сначала пьянящее чувство легкости… Думаешь, надо же как легко и непринужденно написано, несмотря на то, что так подробно. Оторваться невозможно. Несколько характеров, несколько судеб и мировоззрений непринужденно пересекаются, вызывая симпатию то к одному человеку, то к другому.
Прочитав 1/6 и увидев, что главная интрига уже развернулась, я была крайне удивлена, о чем же можно писать дальше? Но Лев Николаевич, конечно же, оказался выше моих простеньких заключений. И дальше все читалось так же легко, интересно и много…
Отрываться от книги не хочется.  Но при этом, нет такого надрыва, что страшно оставлять героев «без присмотра». Нет постоянного напряжения, угрозы их жизни, я всего этого не люблю (это часто встречается в американской современной прозе). Каждый раз, нехотя откладывая книгу в половине первого ночи, я с удовольствием бралась за нее на следующий день.
Особо хочется сказать об «отступлениях». Т.е. о всяческих мыслях и идеях каждого персонажа, которые не имеют прямого отношения к сюжету, и в подростковом возрасте, были бы мною пролистаны. В свои 30 я ими наслаждалась. Мне было очень интересно почитать о ежедневных заботах каждого из представителей дворянства, почувствовать, как они различны, и увидеть, за счет чего связаны между собою. Потрясающе. Особый отклик нашли в душе размышления Левина. Его желание постичь загадочную душу крестьянина. Ловкие наблюдения, что мужику сколько не объясняй его выгоду, он уверен, что его хотят обобрать. И чем умнее мужик, тем сильнее у него эти подозрения. Хотелось спорить с Левиным о школах, ведь он решительно не понимал зачем народу нужно образование, если тот живет бедно, нужно же сначала сделать народ богаче. И т.д. Пересказать вместо автора, подобное произведение просто нельзя.  Чего стоит Вронский… Которого, сначала любишь, вместе с Анной, а потом узнаешь его ближе, чем она (так как ей он не все может сказать) и видишь его «кодекс чести» в котором шулеру нужно заплатить, а портному вовсе не обязательно.
   
Отдельно удивило отношение к беременностям героинь(что потрясло меня в середине, и стало понято в конце). О них упоминают мимоходом. Как будто бы эти события совершенно не влияют на поведение героинь, и не относятся к сюжету. Так… Секундная зарисовка… Очень странно.  Долли,  появляется в романе, узнав об измене мужа, отце ее пятерых детей. Дальше они долго и мучительно мирятся, где приводится море доводов с обеих сторон, а потом мимоходом читатель узнает, что Долли «родила шестого». Но в ее терзаниях, почему она не может развестись, текущая беременность не занимала никакого места.

 С Карениной, еще более странно. Она изменяет мужу… Казалось бы, беременность в ее положении это чудовищное по последствиям событие. Одно наследство чего стоит, ведь ребенок рожден в браке, а отец не крестьянин, мягко говоря. Но она лишь вскользь говорит о факте беременности. Проходит девять месяцев полного безмолвия, во время которого автор решительно не замечает положения своей героини (она ходит на балы, встречается с любовником, посещает скачки, рискованно объясняется с мужем, предлагая оставить ей сына). Затем беглая зарисовка, любовник застает ее дома за вязанием, и она вяжет «рукавчик» (из чего можно сделать  вывод, что вязание детское).

Ладно, допустим, она настолько женщина, что понятия не имеет о бюрократических сложностях взращивания рогоносцем незаконнорожденного ребенка, но муж то! Муж, который считает, что все образуется, все станет как раньше… Ребенка то куда деть, чтобы стало «как раньше»? Во всех разговорах с женой, и даже в собственных мыслях нет ни одного упоминания о ребенке и о том, чей он. При этом, он пеняет ей, что она дома принимает любовника, а то что ходит беременная от него, это совершенно нормально.

К концу романа, я наконец-то поняла, что это невнимание к беременностям, со стороны автора, лишь указывает на отношение к материнству самой Анны. Это в ее жизни, нет места мыслям о детях, а не автор скрывает подобные рассуждения из приличий, или литературных норм. То, что даже Долли на тот момент не рассуждает о своей беременности, говорит лишь о том, что Долли и Анна на тот момент сдружились. А когда автор упоминает мимоходом, что Долли «родила шестого ребенка» он смотрит на мир глазами Анны.

    Толстой выводит два слоя  ее отношения к роли матери, причем оба очень ненавязчиво, оставляя их на восприятие читателя. Первый, это терзания о сыне. Они поверхностные, но трогательные. Она вспоминает его запах, его милые черты, забавляется им, тревожится о нем. На дне этого слоя, лежит отсутствие настоящей заботы, но оно скрыто даже от самой Анны. Она искренне верит, что любит своего первого ребенка. Второй слой: - это полное отсутствие мыслей, планов и забот о детях в ее восприятии. Только факты – беременна, вяжет распашонку, родила, была горячка, оставила сына, хотела увидеть, у дочки нет фамилии… И никаких ее мыслей и тревог за этим. У думающей женщины. Трудно представить.

Поражает основная мысль Анны: Я не хочу никому ничего доказывать, а хочу просто жить, никому не причиняя зла, кроме самой себя. При этом, причинив зло и мужу и сыну. И дочери, собственно, которую родила, и о которой совершенно не заботилась. И о будущем которой, тем более не думала. И даже своему любимому напоследок.
Редко когда, даже умышленно, выходит сделать столько горя разным людям, а уж чтобы не желая этого, -  высший пилотаж.

Еще одна из «основных» мыслей – Я не могу и не буду притворяться, это подло! Она так превозносит свою правдивость… Выказывает ее как подвиг. Но в реальности, она только и делает, что притворяется! Притворяется в том, что любит своих детей (хотя бы старшего). Притворяется, что любит Вронского, что равнодушна к общественному мнению. А сама, лишь жаждет проявлений любви к себе, и от Вронского и от высшего общества. Даже в том, что хочет умереть, она лишь притворяется! А цель этого, вызвать вину и раскаянье Вронского. Хотя, ему и раскаиваться-то не в чем, если честно.

После рассуждений Карениной о подлости «притворства», хочется без конца притворяться, лишь бы не сделать столько гадостей своим близким. За всем этим голый эгоизм, не прикрытый ничем, кроме собственного «хочу».

Если уж, говорить об искренности и «не притворстве», то единственный персонаж в романе, который не притворяется, это Левин. Вот у него любовь, без притворства, со сложностями, с жертвенностью, без вознесения собственного «хочу». Именно он действительно отличается от окружающих его людей,( а не выделяется среди них, как Анна) и отстаивает самого себя в этом отличии. И притягивает этим к себе людей. Его мысли, всегда стараются объять необъятное, затронуть как можно больше людей, принести им пользу, улучшить их жизнь.

 Когда я начинала читать, и моя голова еще чиста была от чужих мыслей на тему этого романа, я определила именно Левина как главного, интересного и положительного героя, и была удивлена, что никак не могу настроиться на Анну, такую шикарную женщину. Когда роман близился к концу, и Анна уже покончила с собой, я с удивлением прочитала о том, как Левин стал задумываться о самоубийстве. В этот момент для меня наконец-то открылось, что они противопоставлялись, друг другу с самого начала романа.



Закончив чтение романа, я позволила себе ознакомиться с критикой. И начала не с мэтров, а с Прозы.ru. (Н. Вронцова – Юрьева).


Мне ее мнение показалось очень близко, хотя, некоторые события романа мы трактуем по-разному. При чтении Л.Н. Толстого, это, наверное, неизбежно. То, в чем мы с ней сошлись, я процитирую дословно. Мысли почти мои. Но именно «почти».

«На протяжении всего романа Анна только и делает, что совершает одну подлость за другой, при этом то и дело оправдывая себя и обвиняя других, как делает всякий негодяй.»

«А между тем истина – простая, холодная, не скрываемая автором истина заключается в том, что Анна не любила никого и никогда. Ни Вронского, ни сына, ни мужа, ни дочь. Она вообще лишена этого чувства – она не умеет любить, и более того: она и не желает любить. А любовь, направленная не на нее, и вовсе раздражает ее, она не может спокойно ее наблюдать, она ее бесит.»

«Собственно, превосходство над всеми и безоговорочная власть над жертвой – это и есть единственная жизненная цель Карениной. Это все, что ее интересует и к чему она стремится по-настоящему.» Для оправдания поступков, ведущих к этой цели, Анна использует жалость к себе.

 «Жалость к себе – единственное искреннее чувство Карениной, все остальные ее переживания фальшивы. Она буквально одержима жалостью к себе – и полным отсутствием жалости к другим.»

«Кроме приманки красота в жизни Карениной исполняет и еще две важные (для любого манипулятора) функции – ее красота вынуждает жертву видеть в каждой примитивной подлости Карениной большой духовный смысл, а при раскрытии этих подлостей снова и снова всё ей прощать.»

«Весьма определенным – и, разумеется, не случайным образом выведены в романе и родственники Анны. Брат, Степан Аркадьич Облонский, такой же никчемный человек, не способный ни к зарабатыванию денег, ни к их удержанию, ни к выгодной сделке. Все, чем он занят, это кутежи и любовницы, на это уходит не только его жалованье, но и приданое Долли. Тетка Анны, княжна Варвара Облонская, имеет в свете весьма дурную репутацию приживалки, которая за деньги готова составить компанию кому угодно, даже тем, кого давно уже не принимают в приличных домах.
Еще одна тетка Анны, вырастившая ее, известна тем, что путем хитроумных комбинаций заставила Алексея Александровича Каренина чуть ли не шантажом жениться на племяннице»

«Таким образом, все представители семейства Облонских, к которому принадлежит и Анна, выставлены Толстым в весьма специфическом свете, не оставляющим ни малейших сомнений на их счет.»

«И так же не случайно все Облонские являются полной противоположностью семейству Щербацких. Некрасивая Долли и пышущая очарованием юности Кити не идут ни в какое сравнение с выхоленной красотой Карениной. Однако что бы она была без своей красоты, что бы она без нее делала, кому была бы нужна?»


А вот с этим, напротив, я не могу согласиться.


«Каренина же очень хочет властвовать. Она хочет, чтобы чужая жизнь зависела исключительно от нее, чтобы только в ее праве было казнить и миловать. Ей доставляет удовольствие видеть, как покой и счастье другого человека уничтожаются одним взмахом ее прелестной руки. Она наслаждается своей безнаказанной способностью отнимать у другого все, что ему дорого, и разрушать все, что приносит другому радость.»


Мне она не показалась категоричной профессиональной интриганкой и манипулятором в том смысле, в котором я это понимаю. Наслаждающейся чужими мучениями, категоричной, без тени раскаянья. Скорее она была мечущейся женщиной. Страдающей от неудовлетворения своих желаний, но считающей их удовлетворение первостепенным, не видящей без этого жизни. В противовес прозрению Левина, что жить нужно не для себя, а для Бога.
Именно поэтому, одинаковые мысли о самоубийстве, приводят Каренину и Левина к разным выводам и поступкам.

Мое мнение ни в коем случае не претендует на объективность или высокую литературную ценность. Это просто свежие (для меня) мысли, возникшие по прочтению, которые хотелось сохранить.