Рождество

Лепестки-снежинки крупицами манки шебуршат по лицам, забиваются в глаза, налипают на очки, покрывают пальто и шапки.
"Поскорее в дом, в квартиру!" - думают люди, катясь ногами неподкованными по ледяному катку улиц. В квартире нет льда, в квартире теплый ламповый свет, вкусная еда, приготовленная заботливыми руками матери или жены.
Медленными шажками ползет дедушка по улице, на палку опираясь, каким-то чудом еще умудряясь тащить пакет с молоком и яйцами, как бы не побить их, как бы не побить. Старенькие ботинки служат уже много лет, он не понимает, как можно каждый год покупать по новой паре обуви и пару новых шапок, все это издержки молодости, у него дома всего лишь одна пара тапок в клеточку с наклейкой "Москва", да ботинки одни; выходить часто на улицу - не его жизнь.
Лифт стрекочущий плавленными зажигалкой кнопками, уютно горящими красным, жужжание сердца машины, отвез на этаж.
Ключ штурмовал подслеповатый замок, очень вкусно входил ключ туда каждый раз - отмечает дедушка, щелк механизма, деревянная дверь открылась, все, в тепле квартиры.
Ноги в тапки - и вперед, на кухню, где картошка с маслом ждет, сыто и задорно глядя, томится в кастрюле под одеялом - вроде праздник же, надо иногда себя порадовать картофельным пюре, не вечно же каши манные есть.
Кошка замяучет, пакет усатой головой боднет.
Старый шифоньер устало скрипнет, ему вторят половицы, света пыльного спицы пронзают иконы запыленные.
Телевизор мигнул лампадкой-лампочкой, синий свет привычный и звон невидимых колокольчиков в ушах сопровождает действо на экране: ругаются яростно, слюнно и потно два бизнесмена-политика, орут друг на друга, чуть в драку не лезут, а зал выжидающе смотрит и аплодирует иногда, разряжая обстановку на секунду. Устал, надоело.
Тихо-дивно в комнате. Свет серебряный идет откуда-то, дедушка коленочками подзатряс маленечко, выдохнул и виски потер отяжелевшие.
Шифоньер - скрип! - дверцу распахнул. "Может, от ветра, или рассохся от воды?" - думает дедушка, слушая сердце, которое словно вбивает каждый удар в клетку грудную.
А из глубины шкафиной крик совиный, снег и яркость фонаря. Лай собачий за рекой, огоньки домов горят у реки замерзшей, ива, вся во льду, согнулась вдалеке.
Что-то манит внутрь шкафа.
Неожиданно легко стало дедушке, встал - как мальчик семилетний, шаг - удивительный.
Легкость мысленная. Тела легкость.
Улыбнулся дедушка бородой беззубой, оперся о край шкафа и шагнул вовнутрь. Заскрипел по снегу - не холодному совсем - тапочками в клетку.
Кошка посмотрела вслед деду уходящему, оглянулась на квартиру, зажержала взгляд на экране телевизора, что мигал уже другим, и за дедушкой ушла. Дверцу лапой затворила.
И пропали в снежном мире кошка и старик.