Аура Междометий, глава 11

Безумная усталость, даже ходить тяжело. Постоянно хочется спать. Подкашиваются ноги. Нет сил о чём-то думать, но не думать не могу. На каких условиях я тут проживаю? Блин, мы даже по-человечески ничего с Таней не оговорили! Ну, ясно, что я ухаживаю за щенками, и за это буду получать какие-то проценты от их продаж и выручек с выставок, но какие? Может быть, попробовать договориться с Таней, чтобы она мне отдала хотя бы парочку щенков со следующего помёта? Нет, не надо пока заводить об этом разговор, Феликс: твой вклад в общее дело на данный момент минимален, и на месте Тани, говоря честно, я бы вообще тебя выгнал за разгильдяйство. Но Таня добрая! И ты этим пользуешься! Но я не виноват в том, что у меня поехала крыша! Но ты спекулируешь на собственной усталости. Я не спекулирую, мне правда плохо. А как проходит твой день? Мой день… Как мой день проходит? Проснулся. Позавтракал, от чего ужасно устал. Прилёг, отдохнул. Помылся, и от этого устал не меньше, чем от завтрака. Опять полежал, отдохнул. Трудно дойти от комнаты до туалета. Чувствую себя старым дедом. Надо кормить собак. Сегодня тренер не придёт — это очень хорошо. Таня простудилась, а значит, не будет меня беспокоить. А значит… А значит, надо, наконец, пригласить сюда Егора. Будем пить пиво на крылечке и играть со щенками. Почему каждый раз, встречаясь с Егором, мы пьём пиво? Зачем и почему мы постоянно пьём, ведь даже не пьянеем в последнее время? Что изменится, если вместо пива мы будем пить минералку? Да ничего, просто, когда часть ритуала нарушается — чувствуется дисбаланс в целом, хотя мы так же, как и раньше будем говорить ни о чём, и так же быстро, бесцельно и бессмысленно будут бежать минуты, всё больше и больше приближая нас к смерти. К смерти… может быть, моё подсознание вытесняет не только воспоминания о пережитых бедах и боязнь людей, но и страх смерти, погружая для этого в состояние прострации?

Ой, Ангел, привет, я и не заметил, как ты прилетел, — настолько увлёкся изучением своих будущих мыслей. Слушай, а у меня радость: мама сегодня меня на улицу вынесет — сама об этом сообщила с утра, правда, здорово? А ты полетишь со мной рядом? Честно? Здорово! Вам так хорошо — вы можете полететь куда захотите, вы можете одновременно два мира видеть — наш грубый и материальный и ваш — сверхтонкий, вам дано постичь Божий промысел и любовь — чистую любовь, не приправленную мирскими страстями. А я… вот Леонида я действительно любил: я нуждался в нём, доверял ему, он был мне близким человеком, а остальные — только собеседниками и любовниками, с которыми я просто проводил время, это относится и к девятнадцатилетнему Егору, своей наивностью полностью соответствующему своему возрасту, и к нытику-Артёму, которого я недавно бросил. Впрочем, целесообразно ли руководствоваться возрастным критерием в оценке личности Егора? Каким я был в его возрасте? Тогда я уже работал на стройке, имея солидный жизненный опыт за спиной, и наивным человеком меня вряд ли можно было бы назвать, напротив, если сравнивать с нынешним состоянием, то я отличался большей глубокомысленностью, серьёзностью, умом, духовной силой, кругозором — словом, я был тогда лучше, и как личность представлял гораздо больший интерес, нежели сейчас. Наверное, ещё немного — и я опущусь в своём развитии до уровня Егора, благо и так я при общении с ним всё меньше и меньше ощущаю контраст между нами. Границы постепенно стираются, разница уменьшается, и вот, пригласив на Танину дачу его и других обитателей сайта знакомств, я почувствую странное и парадоксальное единение с этими недалёкими и примитивными гламурными личностями. Мы будем пить и веселиться — смотреть выступления отвратных попсовых исполнителей по телевизору, устраивать между собой конкурс самых красивых трусов, а потом втроём с Егором и Женей будем стоять на крылечке, курить, и последний начнёт рассказывать нам о своих драках с гомофобами. Увижу, как Егор им восхищается, и почувствую себя полным ничтожеством на его фоне. Для реабилитации имиджа и самооценки расскажу пару историй, но они особого впечатления не произведут, из-за чего почувствую определённый дискомфорт. Неужели я ревную? Ревную?! К кому — к этому дурню, который весь вечер говорил что-то невпопад и отпускал плоские и тупые шутки, причём в мой адрес, над которыми, к счастью, только он и смеялся, чем не забуду его попрекнуть наутро, когда все разъедутся? А придурок этот, разозлившись, начнёт на меня орать: «За лоха меня cчитаешь? Тогда зачем ты со мной спутался?!» Идиот, какой же идиот!

Впрочем, людям свойственно играть в игры, так же поступали и мы с Егором: я играл роль учителя, он — ученика, глупого ученика. Мне нравилось общаться с ним в снисходительной манере, ему — под меня подстраиваться. А тут он, видите ли, решил проявить свою взрослость, попытался при всех вести себя как состоявшаяся личность, и, вместо того, чтобы как раньше соплями передо мной мазаться, начал предпринимать попытки самоутвердиться за мой счёт: попытался меня высмеять, раскритиковать, похвастаться большим сексуальным опытом! Нет, я не готов воспринимать его даже как равного, не говоря уже о перспективе признания его преимущества в чём-либо — он всегда был собакой у моих ног. И этот подростковый бунт, попытка перевоплотиться в Шарикова меня вовсе не радуют. Ой, кстати, надо же убрать всё на даче, а то после обеда должны приехать Таня с дрессировщиком!

Слушай, Ангел, а Таня очень мудро рассудит — она купит подержанную отечественную машину и отправит меня на курсы вождения в автошколу. В конце концов, это избавит её от необходимости лично доставлять животных на тренировки, дрессировки, выставки, вязки, стрижки и медицинские обследования, а тренерам и дрессировщикам не придётся оплачивать вызов на дом, да и я, наконец, смогу нормально выбираться на волю, у меня появятся новые знакомые в нашей среде собаководов, а жизнь станет интересней и динамичней, пропадут тоска, усталость и апатия. Ангел, признавайся честно, это ты её на такую мысль подтолкнёшь? А, да, прости, запамятовал о том, что Ангелы могут вдохновлять только собственных подопечных. Ну, спасибо тебе за то, что хоть после удачной стрижки наших сеттеров я, проезжая мимо кладбища нашего района, вспомню о мамочке. Припаркуюсь у кладбищенских ворот, оставлю любимцев своих в машине и войду на территорию смерти, объятый священным трепетом. Есть в этом месте что-то величественное и одновременно зловещее, ужас и восхищение одновременно внушают памятники и обелиски, готические фигуры с потёртыми от времени надписями и наваленные вокруг них разноцветные осенние листья. Это не описать словами: кладбище кажется огромным, мрачных изваяний, освещённых сереющим небом, — бесчисленное множество, а мимо них снуют немногочисленные безликие родственники покоящихся тут да весёлые работники кладбища, собирающие листья под пение какой-то современной попсятины — наверное, когда так часто соприкасаешься со смертью, начинаешь воспринимать её как должное, мне же чудно осознавать, что это не просто участки земли, а постели тех, кто некогда был человеком. Как же много людей умерло! Весь мир — кладбище! И я — вот так… Феликс, тебе лежать и лежать в земле… Зачем я, дурак, попёрся на кладбище — чтобы увидеть могилу мамочки и убедиться в том, что она умерла? Или чтобы понять, что такое смерть, узнать, как она выглядит? Страшно ходить по безлюдным рядам — кажется, будто мертвецы наблюдают за тобой и ждут, пока ты расслабишься, чтобы затащить тебя в своё пространство. Дойду до могилы мамочки — до поросшего бурьяном надгробия, припаду губами к покосившемуся железному кресту и расплачусь. Мамочка, любимая моя мамочка, зачем ты меня покинула? Мамочка, родная моя, как мне тебя не хватает! Мамочка, прости меня за то, что не поддерживал тебя в трудные минуты, прости за то, что был таким оболтусом, мама! Мама, прости меня, моя прекрасная мама! Никого и никогда не было у меня роднее, чем ты! Мама, ты — самая прекрасная женщина в мире! Мама!!!

Ой, мамуля, это я так в роль вжился, что начал орать и звать тебя в реальной жизни? У меня всё хорошо, но, впрочем, я всё равно рад твоему визиту и искренне жалею, что не могу выразить своё чувство доступными для тебя словами. Да сухие у меня пелёнки, сухие! Ой, не уходи — хочу насладиться твоим обществом, пока ты жива! Мама, вернись! Мама, я сейчас буду орать, если не останешься! ААААААААААААА! Вот только такой язык ты понимаешь! Вот-вот, возьми меня на ручки, покачай, спой песенку — дай мне понять и почувствовать, что ты ещё жива! Какая-то фантастика — жить, любить, радоваться, бояться, горевать, а потом опускаться под землю, разделяться на кости и мясо, пожираться червями и омываться дождём. Зачем мы живём, мамочка — ты думала об этом? Наверняка ведь думала, но не находила ответа на все возникающие вопросы. Мамуль, а знаешь, парадокс в том, что ты знала о причине, смысле и цели жизни всё, когда только родилась, как знаю это я, а как у тебя прорезались зубки — обо всём забыла, но при этом искренне полагаешь, будто бы ныне знаешь о жизни больше моего. Ха! Смешно, да? Мам, да я не плачу — я смеюсь! Ах, ну да, для тебя сейчас всё едино… Мам, а вообще, удивительно, как много видов смеха существует — саркастический смех, смех сквозь слёзы, угрожающий смех, растерянный смех, иронический смех… Иронический смех — один из самых действенных способов нажить себе врага.

Мама, если бы ты могла сейчас, как я, видеть моё будущее, то обратила бы внимание на то, как быстро я взбешусь после неудачной шутки Егора, сопровождающейся ехидным смешком. Наверное, я сам начал подавать невербальные сигналы, провоцирующие Егора на ядовитые шутки в мой адрес. Было время, когда мы по-дружески подтрунивали друг над другом, но постепенно он начал переступать черту, отделяющую дружеское подшучивание от чёрного сарказма. С одной стороны, надо пресекать это непомерное дурачество, с другой — не хочется идти на серьёзный конфликт и терять любовника. Ох уж этот извечный дуализм выбора!.. Конечно же, благодаря моему потворству ситуация усугубится до предела, когда Егор в своей беспардонности и вовсе дойдёт до крайности: увидит бумажку со списком дел на сиденье машины и язвительно изречёт: «Это ты пишешь таким почерком? У тебя, наверное, в школе были проблемы с чистописанием!» У меня не только с чистописанием были проблемы, сопляк! У меня были такие проблемы, которые тебе и не снились, о которых в твоих гламурных журнальчиках не пишут! Ладно, не стоит показывать этому молокососу своё возмущение. «Иногда люди переходят черту, — скажу спокойным тоном, — черта невидима, черта подвижна. Ты решил, что тебе всё дозволено? А ты знаешь, какой я человек? Если пройти как бы сквозь слой ваты и ткнуться в дно моей личности, то меня уже не смягчить. Я могу отвернуться. И мои глаза больше не посмотрят в твою сторону. Вот не стоило так со мной поступать, честное слово». Надо же, какая странная реакция последует на мои слова со стороны Егора — в лице изменится, начнёт оскорблять в ответ, кричать. Я словно столкнусь с совершенно незнакомым мне человеком: злым, грубым, мстительным, вот так в стрессовой ситуации и проявляется истинное лицо индивида! Поразит меня заявление: «Ты со мной обращался по-хамски, ты меня в грош никогда не ставил, теперь я буду с тобой так же». Вот испугал, малолетний придурок! Да ты никак не будешь со мной обращаться, недоумок, пошёл вон из моей машины, обезьяна! Дожили — уже девятнадцатилетние сопляки, о жизни из дурацких телешоу и журналов узнающие, будут меня отчитывать! Мир сошёл с ума!

Ангел,  ты присядь, что ли, в кресло, поближе ко мне — как раз мама ушла. Ага, вот так: с этого ракурса ты очень хорошо мне виден. Ну, что я могу сказать? Да, они с Егором просто играли в несовместимые игры, как я, кстати, сам и подметил недавно. Игру Феликса я охарактеризовал бы так: «Ты — малолетний пацан, а я — твой школьный учитель, и иногда я снисходительно позволяю тебе вести себя со мной, как с равным, но при этом хочу, чтобы ты не забывал, что наше так называемое равноправие — всего лишь игра, созданная для демонстрации моего великодушия, которое, в свою очередь, должно стать предметом твоего восхищения и ещё большего раболепия». Игру Егора можно описать следующей фразой: «Да, я вижу, ты — крутой парень, и мне льстит мысль, что я смог найти с тобой контакт, но для ещё большего самоуважения я должен теперь низвергнуть тебя». Наши игры, повторюсь, несовместимы по своей сути, поэтому ссора в данной ситуации будет неизбежна, равно как и окончательный разрыв. Ага, то, что Феликс оставит последнее слово за собой и втопчет несчастного Егора в грязь, тоже вполне предсказуемо. Как бы я это объяснил? Ну, во-первых, Феликс не захочет, чтобы Егор, которого он искренне считает ничтожеством, запомнил его как человека, которого он победил, — из принципа не захочет. А во-вторых, Феликс опасается приобрести негативный опыт, уверенный в том, что будет помнить его очень долго, а воспоминания эти непременно подорвут его веру в себя, что, в свою очередь, будет препятствовать его дальнейшим победам. Да, Ангел, я согласен: это паранойя. Вот из-за этой паранойи люди и теряют друзей и любимых.

Буду сидеть на даче в пустоте и одиночестве. Всеми забытый и оставленный, начну от скуки смотреть телевизор и постепенно деградировать. Тупо пялясь в ящик, мы не получаем никакой ценной информации — только бессмысленно наблюдаем за действиями несуществующих героев или становимся объектами манипуляции сознанием, о котором довольно интересно написал в своей книге Кара-Мурза. Растворяясь в телеформате, мы теряем собственную личность — ни о чём не думая, проглатываем кем-то разжёванную для нас жвачку и постепенно отучаемся думать самостоятельно. Не занудствуй, Феликс, телек развлекает тебя своей компанией: ты видишь людей, слышишь их голоса, что создаёт иллюзию общения. Да, но только минус в том, что, долго и часто глядя в ящик, ты постепенно теряешь навыки общения с реальными людьми. Хотя какое «разучиваешься» — ты всего два дня сидишь на даче, не выезжая в Москву? Да, и за эти два дня никто тебе не позвонил, даже Таня. Никто, Феликс, — ни знакомые из собачьего клуба, ни друзья с сайта знакомств! Никто! Никто! Никто! Не догадывался, что так одинок… Точнее, не то что не догадывался, а скорее не хотел себе в этом сознаваться. Вечно я себя хочу обмануть! Зачем? Чтобы не так больно жить было. Тебе больно от мысли о том, что ты одинок? Так, не надо об этом. Нет, стой! Ты готов признать, что ты одинок? Да, это правда. Я не нуждаюсь ни в ком из нынешних знакомых, равно как и они во мне. Тоскливо от этого, грустно, одиноко, безысходно. Ладно тебе, Феликс, не хандри, позвони кому-нибудь сам. Позвонить? Нет, стоп, зачем — чтобы не чувствовать себя одиноким на какое-то время? Блин, но это всё равно, что снять проститутку, и в то время, что её трахаешь, говорить себе, что ты настолько привлекателен, что тебе дают незнакомые тёлки. Тьфу, бля, даже представлять это противно — голая бабёнка, раздвигающая свои жирные целлюлитные ляжки! Ладно, не надо думать о всяких мерзостях: отвлекаться на них от мыслей об одиночестве — пошлая идея. Вот интересно, Артёму совсем хреново, раз он мне уже третий раз звонит и пишет смс с предложением наладить отношения? Нет, не буду отвечать: пусть сам поймёт, что разбитая, а потом склеенная чашка уже непригодна для использования. Неужели он сможет доверять человеку, который однажды его бросил? Я же ведь ясно дал ему понять, что он мне не нужен — зачем же тогда набиваться мне в любовники?

Ну что, Ангел, я так и буду сидеть сутками в темноте перед телевизором? От переизбытка ненужной информации, поданной довольно агрессивным способом, мозг буквально закипает. Хорошо, что хоть начнётся крупная собачья выставка, которая завладеет всем моим временем и подчинит себе мысли. Стрижки, тренировки, линзы для собак, отбеливатели для зубов, инъекции витаминов, массажи… ой, столько дел! За день даже не успеваю переварить весь этот огромный поток информации, действуя и произнося фразы на автомате. Мой мозг постепенно её сортирует, и только под вечер, с запозданием, даёт мне возможность понять происходившее в течение дня, а перед сном неожиданно напоминает о мельчайших подробностях малозначительных событий. Страшно: как же мы в субботу будем представлять наш питомник? Мы совершенно не готовы! И я не готов! Надо же, я — бывший бомж, бывший работник стройки, бывший инвалид, бывший помощник ветеринара — я буду представлять знаменитый питомник Сергеевых! И все станут смотреть на меня как на достойного человека, пожимать мне руку, а кто-то — даже восхищаться моей работой с собаками! Люди, собравшиеся на выставке, отнесутся ко мне с уважением — смешно, да? Смешно: лет пять назад они не подали бы мне ни копейки в переходе, а на выставке скажут: «Какой же Вы молодец!» Молодец! Что бы вы сказали этому молодцу несколько лет назад? Вы бы плюнули в мою сторону. А знаете — я ведь такой же, как и был, — такой же дерзкий, такой же категоричный, принципиальный… ничего не изменилось, кроме социального положения. Оно так важно для вас, чинопоклонники, привыкшие пресмыкаться перед социально успешными людьми и презирать неудачников! Абсурдно уважать человека за наличие денег и машины и презирать за их отсутствие. Нет, я понимаю людей, готовых лебезить перед власть имущими, — ведь от этого может зависеть их уровень жизни, но удивительно, когда подобные люди не только в поведении придерживаются принципа пресмыкательства перед богатыми и знаменитыми, но и в личностном — внутреннем — отношении к человеку. Но как пресмыкательство переходит на личностный уровень? Как на личное отношение может повлиять социальный статус и благосостояние индивида?! Как изменилось бы отношение всех этих собаководов ко мне, узнай они о моём опыте бомжевания? Да они бы, наверное, сочли кощунственной саму мысль о том, что человек, представляющий известный питомник, был бомжем. Как можно ставить одного человека выше другого только из-за его положения в обществе — разве оно определяет достоинства личности? Нет, это невозможно объяснить никому из собравшихся — ни заносчивому владельцу питомника пуделей Тердипубкину, ни заводчице чёрных терьеров Максимовой, ни даже дежурному ветеринару Богдану, который узнал меня, но из принципа отвернулся и не поздоровался. Блин, ну как вот после этого можно рассуждать о любви к людям, что делают авторы всяких дурацких книжек по психологии? Да я их ненавижу! Почему вы так стремитесь друг друга растоптать? Придурки, каждый из вас мечтает о понимании, заботе, сочувствии, но при этом сам пинает других людей.

Ну вот, опять началось! Вместо того чтобы беситься, радовался бы полученным призам и присвоенным с лёгкостью званиям. Даже не верится, что победа достанется нашему питомнику. Как-то всё быстро и скомкано произойдёт, не будет ощущения победы, даже когда под громкие аплодисменты я повяжу медали на шеи моим любимым Анжору и Филу. Нет радости, торжественности — всё как-то просто и буднично, в душе поселится лишь смутное осознание того, что теперь целый месяц не надо будет возить собак на стрижки и процедуры. Посажу собак на заднее сиденье автомобиля, положу медали и бронзовые статуэтки собак в багажник, заведу мотор и… увижу Артёма! Ёлки-палки, он ведь, зная, что я стал собаководом, наверняка читал в Интернете обо всех новостях собачьего мира, узнал о сегодняшней выставке, нашёл мою фамилию в списке участников… Блин, как бы выехать незамеченным?!

Некрасиво я поступлю с ним, Ангел мой. Нет, ты сейчас абстрагируйся от мысли, что Артём — бывший любовник Феликса, рассмотри ситуацию с точки зрения общечеловеческих моральных принципов. Артём ведь просто захочет пообщаться с Феликсом, разделить его радость, а Феликс сухо буркнет «спасибо» и попросит не загораживать проезжую часть. Упрекнёт меня Артём тем, что я даже не снизойду до диалога с ним — упрекнёт не со злости, а от обиды и горечи: он почувствует себя брошенным, как будто перед ним закроют дверь, в которую он хочет войти с подарком. Спросит меня, позвоню ли я ему когда-нибудь — отвечу зло, что совершенно не собираюсь этого делать. Да, это жестоко, но что остаётся? Как не проявить жестокость после того, как он дрожащим голосом спросит: «А если я умру — тебе всё равно будет?» Вот это подло — опускаться до эмоционального шантажа подобного рода! «Артём, если ты умрёшь, то тебе самому уже будет безразлично, как я отреагирую на известие о твоей кончине», — отвечу я. Я не позволю собой манипулировать! Я проживаю свою собственную жизнь так, как сам того хочу! Я имею право выбирать, с кем встречаться! Я имею право выбирать, кем работать! Я имею право выбирать, как мыслить! Я сам за всё буду отвечать перед Богом, а не кто-то другой за меня, и расплата постигнет меня, и тогда не спросится, кто и что мне насоветовал, тогда важен будет лишь конечный результат являющийся следствием моих собственных действий. Поучать, просить, указывать — все горазды, а вот когда приходит час возмездия — все в кусты!

Ангел мой, что я слышу! Неужели я вспомню о Боге? Да ты что — даже в церковь схожу?! Ангел, спасибо тебе огромное за то, что подошлёшь ко мне на рынке бабку какую-то, которая неожиданно сообщит мне: «Милок, сегодня праздник большой, сходил бы в церковь». А что, и правда сходить, что ли? Интересно, а почему именно мне она посоветовала — неужели на лбу у меня клеймо поставлено «грешник»? Ладно, не важно. Спасибо, бабуль, схожу. Дойду до храма, но внутрь не попаду: он будет переполнен. Постою на улице у храма… как же поют певчие — нигде ещё не слышал таких чистых голосов! Какие же люди, стоящие в толпе, доброжелательные! Вера облагораживает, да… Надо бы заехать к отцу Гавриилу, кстати.

Заедет? Нет?! Почему? А, вижу: начались проблемы с питомником и людьми его обслуживающими. Ну, конечно, раз мы чемпионы, то нам надо расценки поднять, ага! Хорошо, мы с Таней не против повышения заработной платы Борису — дрессировщику наших новых щенков, но за ту заработную плату, на которую он претендует, мы хотели бы видеть хорошую работу, а то… только начнёт учить Захрама лапу подавать, как ему баба звонит на сотовый, и он, естественно, отвлекается от своих непосредственных обязанностей и начинает трепаться. «Да, дорогая, и я тебя поздравляю с первым снегом… Чем занимаешься?.. Когда встретимся?..» Блин, у этого идиота телефон звонит каждые десять минут, и каждый разговор длится минут пять — что это за отношение к работе?! Тут уже даже ангельское терпение Тани иссякнет, и она сделает замечание этому остолопу, повелев прекратить личные беседы во время дрессировок и пригрозив отказаться от его услуг, что выльется в грандиозный скандал. Оклевещет меня Борис перед Таней, причём в моём присутствии: заявит, дескать, я подсидеть её хочу и его якобы в этом деле подговаривал. Идиот — хотя бы версию правдоподобную придумал! Вот уж поистине, некоторым людям наглость заменяет разум! Придурок, он же не знал, что питомник полностью на Таню зарегистрирован, и даже при всём желании я не смог бы её подсидеть! Ну, за такую наглость он не получит ни копейки! Урод! Гад! Сволочь! Блин, даже думать о произошедшем инциденте противно, а мысли, как назло, лезут. Я так и не смог его перебрехать — наша схватка окончилась ничьей: у него, как ни странно, неплохо подвешен язык, он умеет язвить, эффектно оскорблять, ударяя по болевым точкам и мгновенно находить ответ на каждую реплику оппонента. Ничья! Ничья, ё-моё! Я, человек в меру эрудированный, умный, давно отрастивший вербальные клыки, оказался на одной ступеньке с примитивным одноклеточным существом, который стремится только к тривиальным и мимолётным удовольствиям, таким как распитие дешёвого пива в больших количествах и съём малолетних нимфоманок на одну ночь. За семь лет я проделал путь от бомжа до именитого собаковода, а этот идиот, мой ровесник, получивший неплохое образование, имеющий родственников и жильё, так и не поднялся выше уровня одного из самых низкооплачиваемых дрессировщиков в Москве. Да, обидно оказаться на равных с этим. Впрочем, Таня права: мы сами виноваты, что он так себя повёл. Мы, будучи малоопытными собаководами, не рискнули нанять квалифицированного дрессировщика из опасения, что его услуги не окупятся. Мы даже боялись потерять этого бездаря, а потому позволяли ему слишком многое. Идиоты — мы угощали его чаем и старались наладить с ним личный контакт. Нет, мы решительно не правы. В работе субординация должна быть в приоритете над простыми человеческими отношениями. Если ты нанимаешь работников и не позиционируешь себя как руководитель — тебя не станут уважать, если ты хочешь утвердиться в сознании подчинённого как начальник — забудь о горизонтали отношений: она недопустима, иначе ты не сможешь заставить его выполнять твои распоряжения, не сможешь без скандала выгнать. Люди не понимают доброту и имеют обыкновение садиться на шею тому, кто её проявляет.

Ну, конечно, скандал с Борисом будет иметь последствия, конечно, он начнёт угрожать нам убийством наших собачек, конечно, я запишу на диктофон его слова, а Таня, как хозяйка питомника, напишет заявление в милицию. Конечно, там его не примут, мотивировав это тем, что запись, сделанная без санкции соответствующих служб, не является уликой. А Борис начнёт нам угрожать судом за то, что мы с ним не расплатились. Заплатить ему после всего этого хамства?! Ну, нет, Таня, ни за что! Неужели ты правда боишься тех уродов, что сейчас стоят у нашей калитки? Ну, право, не стоит! Я сейчас пойду и пообщаюсь с ними, а пока я заговариваю зубы — звони в милицию: вот тебе и улика! Приедет воронок, заберут всех этих хулиганов, а потом я, пьяный, злой и довольный победой, буду убирать снег на нашем участке и петь старые советские песни. Что, Тань, ещё выпить предлагаешь? Иду-иду. Давай уж тогда сразу и за наступающий новый год, и за уходящий старый — скольких стрессов он нам с тобой, Таня, стоил!.. Собаководство — такой геморрой, и почему только к нему стремятся? Да, статус собаковода повышает самооценку, но прибавляет столько проблем! Столько вопросов приходится решать, столько конфликтов улаживать, столько ответственности брать на себя…

Ах, Ангел, если бы я мог предупредить себя же о том, что не стоит скандалить с Борисом!.. Ну, сам посмотри: нас теперь считают непорядочными собаководами, о нас идёт дурная слава среди клиентов: парикмахеры, визажисты и ветеринары, которые всегда поддерживают неплохие отношения с тренерами и дрессировщиками, стали распускать слухи среди клиентов об ухищрениях, к которым мы, как и большинство собаководов, прибегаем перед выставками, конкурсами и продажами. Да, правильная стрижка может скрыть искривление осанки собаки, да, закапанные в глаза капли придают им блеск, но что — мы одни, что ли, так поступаем?! Так делают все! Все!

Ангел, а может быть, не всё так страшно? Что — даже страшнее, чем я буду думать?! Мрак… из-за маленького скандала с абсолютно незначительным человечком над питомником нависнет угроза ликвидации. Шансов избежать этого практически нет: всех щенков-чемпионов мы продали, новых вязок не предлагают, тренера подняли цены почти втрое, и даже возможные победы в конкурсах не смогут окупить их услуги. Перспективы никакой. Третий день пьём с Таней на даче. Как грустно! Таня, могла ли ты месяца три назад предположить, что нас постигнет такой крах? И ради чего мы так старались, тратили время и нервы — ради того, чтобы понять, что всё было впустую? Танечка, сколько было вложено в эту работу!.. Всё ушло в чёрную дыру небытия, всё, Таня! Теперь можно окончательно проститься с нашими мечтами и распродавать собак. Наши имена — как чёрная метка — никто не станет с нами связываться. Грустно, Таня, грустно! Ещё налить? Ой, Танечка, ты только не заражайся моим пессимизмом! Ну, погоди ты отчаиваться, может быть, не всё ещё потеряно! Давай, ещё налью. Слушай, я, вот, тебе никогда не рассказывал… Таня, да не плачь ты, родная! Таня, вот меня жизнь научила тому, что из любой задницы вылезти можно, знаешь, я когда бомжем был, тоже думал, что обречён до конца жизни на вокзале прозябать, а ничего — выкарабкался. Да, я был бомжем. И инвалидом я тоже был. Ну, сейчас нормально всё: двигаюсь, хожу, а раньше на инвалидной коляске перемещался. Ну, видишь, а ты нос повесила. Что сейчас делать, спрашиваешь? Ну, погоди, подумаем. Ну, нет, продавать питомник — не вариант. Да, сам говорил, что придётся, но… послушай, Таня, ну давай пока не будем! Ну, хорошо, и что ты будешь делать после продажи питомника? А, снова попробуешь парикмахерскую для собак открыть… да, теперь у тебя время на это появится… семейную жизнь будешь налаживать, а то сейчас дети тебя почти не видят, с отцом только время проводят… ну, не знаю даже, что тебе сказать… Ты точно решила? Ой, слушай, а переоформи питомник на меня, а я тебе потом деньги верну! Да, идея появилась! Да, давай официально оформим всё: буду с тобой в рассрочку расплачиваться! Что придумал? Ну, меня осенило, что вязаться мы можем с иногородними. Да, дороже выйдет, а что делать? Денег нет — так будут! Нет, кредит я брать не собираюсь, у меня есть идея получше, но тебе она вряд ли по душе придётся. Найдём деньги для разовой вязки с питерцами, а щенков продадим людям, совершенно не связанным с собачьим миром — им на наш с тобой имидж насрать. Как — что потом? Потом у нас будут деньги, и мы начнём вязаться с питерцами регулярно. Да продадим мы этих щенков! Ну, я думаю, что нам банально нужна реклама. Да, знаю, что оплата рекламных услуг газетам и журналам нам не по карману, но я придумал способ привлечения внимания к нашим собакам при минимальных финансовых затратах. Говорю же, тебе не понравится этот способ. Ладно, только не пугайся. Давай ещё подолью. Так вот, я знаю, что делать, — надо написать книгу. Как — про что? Про собак, конечно! Нет-нет, то, что каждый второй собаковод публикует пособия по уходу за питомцами, я и сам знаю, и то, что обычная книга привлечёт мало внимания, я догадываюсь. Ну, Таня… Я напишу скандальную книгу, которая вызовет небывалый резонанс!

И что, Ангел, Таня настолько глупа, что продаст мне в рассрочку питомник? Ну, а как мы поступим в таком случае? Гениально! Слушай, гениально: я уйду в тень, взяв на себя всю вину за конфликт с тем подлецом, — прости, Ангел, за эпитет, но он его заслуживает, — и займусь написанием книги. Таня же публично от меня отречётся и займётся восстановлением питомника, половину которого перепишет на меня, о чём уведомим широкую общественность исключительно после публикации книги. Ангел, странно, да, что я, человек, боящийся осуждения, начну писать книгу, которая априори должна вызвать волну негодования? Да-да, я понимаю, необходимость, но стать посмешищем, добровольно публично опозориться… Да, понимаю, что позор, в сущности — не такое уж и страшное явление, ведь объективно в мире ничего не изменится от того, что несколько человек, объединившись, станут посмеиваться над одним — просто тот самый «один» будет испытывать боль. Впрочем, я знаю, на что иду, знаю это изначально, знаю о том, что не впишусь в стереотипы общества своей книгой и стилем жизни. Но только таким образом можно привлечь к себе внимание, оборотной стороной которого станет порицание со стороны консерваторов, которым плевать на степень твоей талантливости, на твои личные достижения и качества, которым от тебя нужна только похожесть на них самих как подтверждение правильности образа их мыслей и жизни, хотя какие там могут быть мысли — за них всё давно придумали и решили, им, как детям в школе, объяснили, «что такое хорошо и что такое плохо», а они не пожелали даже задаться целью исследовать принципы, на основании которых производилась данная классификация. Нет, вы не дождётесь от меня потакания вашему нежеланию мыслить самостоятельно, дешёвые марионетки! Я затачиваю ножи для того, чтобы втыкать их в ваши жирные спины. Да, ненавидьте меня, тупицы со жвачкой вместо мозгов! Вы всегда ненавидите тех, кто мыслит альтернативно, вы готовы их сжигать на костре за попытки расшатать картонные домики ваших убеждений! Да, я напишу книгу, которая взорвёт ваш уютный собаководческий мирок, мне хватит для этого ненависти, смелости и таланта! Слушай, Ангел, а ведь он и правда талантлив! Да, признаться, я в шоке. Ну, мне пока трудно осознать это и признать — наверное, подобные же чувства испытывает человек, который внезапно узнаёт, что выиграл миллион. Первое время ему не верится, и он постоянно спрашивает самого себя: «Неужели это не сон?!» Ну, знаешь, Ангел, я не думал, что смогу написать вообще больше абзаца, а тут… Дико это осознавать, но я уже на протяжении нескольких дней пишу книгу. В целом, процесс так захватывает, что я дохожу, как водится, до полнейшего фанатизма и одержимости процессом, забывая уже о том, что я в первую очередь человек, а потом уже собаковод и писатель. Теперь фантазия — моя единственная стихия. А так ведь и до умопомрачения недалеко. Я уже мыслю себя как великого писателя, с такой периодичностью прокручиваю в голове картинки своего триумфа, что, кажется, ещё чуть-чуть, и я поверю в то, что уже получил Нобелевскую премию за вклад в литературу. Так, надо от этого отключаться, пока ещё рассудок цел.

Писатель, блин! Строчит какой-то бред про эротические сны собак, про БДСМ-наклонности, присущие определённым породам, и прочую ерунду, порождаемую неуёмной фантазией, вином и тщеславием. Ангел, ты гляди, он почти забыл о том, что пишет книгу исключительно ради денег, о том, что вызывает огонь критики на себя, пытаясь путём эпатажа привлечь внимание к питомнику! Ну, Ангел, ведь он погрузился в написание своей идиотской книги до полнейшего эскапизма, уже начал жить ею, переместив сознание в параллельную вселенную, в которой собаки-извращенцы станут реальней, чем обитатели сайта знакомств и малочисленные приятели из собаководческого мира, с которыми временами приходится встречаться, чтобы хоть как-то отвлекаться от мира фантазий. Да, помешался я на книге окончательно, уже реально начал себя ощущать состоявшимся писателем, и, честное слово, не удивился бы, если бы кто подошёл и попросил автограф. Это же надо так вжиться в роль беллетриста, что перестать отличать действительность от вымысла! Полные кранты. Правильно меня Танька предостерегает: «Ты в своих мечтах, Феликс, высоко-то не воспаряй, а то если упадёшь, то сломаешься, как сломался Тердипубкин, чьё пособие по воспитанию пуделей подвергли критике и сочли бессодержательным и нудным». Впрочем, иначе охарактеризовать компиляцию самоочевидных фактов, упоминающихся во всех ветеринарных книгах, попросту невозможно. Тердипубкин, этот мудак или шизофреник, или и то и другое одновременно, а заодно и редкостный тупица, конечно, не смог бы придумать ничего своего. Конечно же, он проявил себя полным лохом, взявшись за написание книги, не имея на то ни малейшего таланта. Конечно же, его обосрали заслуженно. А сколько гонору было!.. Каким гениальным собаководом он себя позиционировал!.. Чем больше кичишься — тем меньше из себя что-то представляешь в реальности. Я бы даже сказал, что он пытался компенсировать бесталанность своим просто-таки непревзойдённым хамством, уникальным по своей сути, граничащим с гротеском. Это справедливо, что он получил по шапке, это был сигнальчик: не задавайся. Хотя… тут дело даже не в том, что он задавался, это-то как раз делать можно. Проблема в том, что он  много боли и морального вреда людям причинил и явно торжествовал при этом. Пользовался своим положением, статусом опытного и прославленного собаковода, а новичков-конкурентов, на которых «отрывался», за дерьмо считал. Если честно, то я доволен. И это не злорадство по поводу чужого провала — вовсе нет. Это сродни чувству, которое добропорядочный гражданин испытывает, узнав, что милиция поймала вора. Может быть, это послужит ему уроком, если додумается сопоставить причинённое людям зло и собственную неудачу. Может быть, ему понадобится простое человеческое сочувствие, но тут-то он и поймёт, что никто не станет ему сочувствовать сейчас, когда от него не зависит их финансовое состояние. Может быть, это побудит его задуматься о том, что он неправильно отношения с людьми выстраивал, что они живые, а не бездушные оловянные солдатики, созданные для того, чтобы отдавать ему честь. Впрочем, то, что они живые, он поймёт, когда возникнет нужда в сочувствии, ведь только люди — а не газеты, не животные, не алкоголь — могут его дать. Но он же отталкивал их! Он стольких оттолкнул своим поведением! Хотя я, конечно, драматизирую ситуацию, в сущности, от нескольких критических отзывов авторитет Тердипубкина не сильно пострадает, а самооценку он быстренько восстановит привычным и излюбленным способом, обгадив кого-нибудь из конкурентов, причём, вероятнее всего, именно меня, если никто раньше не умудрится шокировать достопочтенную публику. Да, он не упустит возможности смешать меня с говном, а все те, кто лижет ему задницу и трусливо отмалчивается сейчас, после разгромной рецензии двух самых влиятельных собаководов на опус Тердипубкина смогут после выхода моей книги снова заверить его в своей преданности подобострастным поддакиванием. Уж они-то постараются меня обосрать. А дальше — стадное чувство. Одна собака залаяла — все подхватили. Вот так вот. Ну, пусть-пусть, я пощекочу вам всем нервы.

Ну что же, Ангел, меня вовсе не удивляет раздрай, царящий в его душе: с одной стороны, он понимает, что необходимо эпатировать публику, потому как привлечь внимание к питомнику иным способом не получится, с другой стороны, он страшится поругания, но при этом понимает, что оно неизбежно. Более того, только так он сможет обеспечить себе известность, которая необходима ему по экономическим причинам, ну и — самое главное — я вижу зарождение жажды славы — славы любого рода. Почему лукавлю? А, ну да: желание блистать в нём присутствует ещё со времён работы в благотворительном центре — именно на тот период приходится осознание собственной уникальности и желание быть на виду, так впоследствии и не удовлетворённое. Желание противопоставить себя обществу, насквозь пропитанному стереотипами, тоже отчётливо даст о себе знать именно тогда — в период работы в центре, а окончательно проявится в больнице. Но готов ли я на самом деле к известности, особенно к скандальной известности? Меня будут критиковать, будут вызывать на разного рода ток-шоу, представляющие собой по большому счёту публичные конфликты, в которых одновременно задействовано множество лиц, прикладывающих все усилия, чтобы сровнять конкурентов и оппонентов с землёй, и использующих для этого все возможные приёмы, в число которых входят высмеивание, оскорбления, обвинения, перебивание, разоблачение и прочие способы деморализации личности, воспользовавшись которыми можно разворачивать собственную позицию и заниматься саморекламой. А ведь последнее слово должно быть за мной, я не могу позволить кому-либо показаться круче меня. А если появится претендент на мой пьедестал — мне тут же придётся уничтожить его в вербальной схватке. Справлюсь ли я с подобной задачей? Да, у меня немалый жизненный опыт, хорошая закалка, но кто гарантирует, что я не встречу человека, тренировавшегося в вербальных драках дольше и интенсивней? Ладно, Феликс, у тебя всё равно уже нет выбора, бойся, но продолжай идти вперёд. Иди к намеченной цели, иди по верёвочному мостику, натянутому над пропастью, иди, не останавливаясь, потому что в ином случае ты свалишься на дно. Заглушай, Феликс, чувство страха, отвлекаясь на интеллектуальную работу.

Ангел мой, конечно, разница между Феликсом, жившим на вокзале и промышлявшим попрошайничеством, и Феликсом-писателем колоссальна. Конечно, я доволен тем, что смогу выбраться со дна социального колодца, но, признаться, испытать удовлетворение от просмотра данных кадров не получится. Да, вот и я про то же: зародившаяся, было, вера в Бога, снова погаснет, и я перестану испытывать в Нём потребность, я окончательно перестану размышлять на религиозные темы, у меня пропадёт в этом потребность, и я ограничусь материальными интересами и стремлением к потворству собственной гордыне, постепенно превращаясь в психологического гедониста. Вот, например, общение с новым знакомым Михаилом тоже неслабо потешит моё самолюбие, в частности, во время второй встречи, когда он признает, что я — очень умный человек. А много ли в моём окружении людей, способных это оценить? Да, я блистал своей яркостью на вокзале, в Центре и даже в больнице, а сейчас?.. Нет, сейчас я практически не выделяюсь из той группы населения, частью которой стал. Феликс, значит, ты всё-таки хочешь славы. Может быть, ты нуждаешься в пресловутом реванше за годы унижений и лишений? А почему бы и нет, ведь окончанию того жуткого периода ты обязан исключительно себе и своей силе воли! Так, погоди, почему ты не учитываешь факт помощи тебе со стороны добрых людей? Потому что ей я тоже обязан исключительно собственному обаянию, позволившему выделить тебя из множества таких же нуждающихся. Да, Феликс, тебе есть, чем гордиться: ты прошёл путь от гопника и бомжа до собаковода и писателя.

К слову, о писательстве, надо бы мне поторопиться с дописыванием книги, чтобы, наконец, окупить своё нынешнее проживание за Танин счёт. Я же, как червь, обретаюсь, пожирая Танины силы и продукты, это ведь несправедливо, что она тратит собственные деньги, обеспечивая собакам и мне сытое существование. Чувствую себя иждивенцем… О, идея! Феликс, ты гениален! Так, надо накатать главу по поводу комплекса вины у собак… написать… написать… написать о том, как им стыдно паразитировать на собственных хозяевах и как унизительно от них материально зависеть. Ну, кстати, и хозяев тоже не мешало бы задеть. Можно, например, попытаться выявить взаимосвязь между породой приобретённой собаки и личными наклонностями заводчика — скажем, владельцы пуделей у нас будут… будут… латентными гомосексуалистами! Точно! Так, а что с ротвейлерами? Ну, припишем их хозяевам склонность к эксгибиционизму. Отлично! Кто там у нас ещё на очереди — колли? Сейчас и с ними что-нибудь придумаем…