Шутка

[писано в 2006 году.]

"Бабушка умирает. Приезжай срочно".

    Миша уже натягивал джинсы, когда вдогонку пришло и второе смс: "Вино захвати". У Миши почему-то повторно сжалось сердце, хотя откровенно говоря ничем, кроме как пошлостью, это второе сообщение не выделялось. Тем не менее он распахнул шкафчик над сервизами в родительской комнате и, не думая, взял первую попавшуюся бутылку. Уже в лифте прочитал, что это красное полусладкое, вроде бы французское.

    Бежал до остановки быстро, в автобус влетел за секунду до закрытия дверей. Хотя большинство людей, успевающих в последний момент, делаются от этой маленькой победы очень счастливыми и бодрыми, по Мишиному лицу ничего такого заметно не было. Сжимая в руке пакет с бутылкой и зачем-то захваченной книжкой, он был мрачен, как туча. С ненавистью осмотрев ни в чём не виноватых пассажиров, сел у окна.   

    Всю дорогу руки так и чесались перезвонить сестре и спросить, что конкретно происходит. Но по собственным догадкам, денег на счёте оставалось не больше, чем на один звонок. Тратить его на сестру, даже если прямо сейчас она была при умирающей бабушке, он не хотел. Поэтому просто ехал. К счастью, было раннее воскресное утро, и автобус нигде не попадал в пробки.

    Мишина бабушка умирала уже месяца три. При этом она продолжала названивать внукам, в основном самому Мише, и разговаривать часами по телефону. Её голос при этом всегда напоминал гудение дрели где-нибудь этажом выше - занудный, монотонный и не несущий почти никакой смысловой нагрузки. Нет, Миша любил бабушку, но назвать её интересным собеседником не мог. Её истории были интересны и свежы, когда ему было лет шесть. А сейчас это были бесчисленные повторение и ремиксы. Но вот именно этим утром он точно был уверен: раз сестра написала, значит помирает… И сны ещё такие снились. Про болото и чернику. Наверняка, к смерти. Поэтому он грустил и волновался, а ещё заранее начинал скучать по ней.

    Автобус лениво подъехал к метро, последние несколько метров протащившись издевательски медленно. Миша выскочил и побежал к переходу. К счастью, билет покупать не пришлось, а то бы простоять в очереди пришлось минут двадцать - несмотря на выходной день, в первое число месяца у кассы традиционно столпилась куча народа. На платформе ему вновь посчастливилось запрыгнуть в уже захлопывающиеся двери. Смахивая со лба пот, он опустился на сидение и думал задремать.

    Бабушку Миши звали Василиса Тихоновна. Стоило ему прикрыть глаза, как он увидел её и расстроился. Это была его последняя бабушка. И хотя вторую, Евгению Эдуардовну, он любил больше, она умерла куда раньше, и теперь грустно было сознавать, что ещё один, может, последний искренне, по-детски любимый человек канет в небытие. Но до сих пор не проснувшийся Миша, пожалуй, не в силах быть полностью осознать трагизм ситуации. Ему оказалось на удивление просто отогнать от себя дурные мысли. В конце концов он вспомнил, что называет себя "фаталистом", и поэтому, по собственной же логике, не должен печалиться из-за смерти даже того, кого любит. "Так надо", - с заметным равнодушием прошептал он как раз тогда, когда визг тормозов стих, и поезд, чуть погромыхивая, добрался до следующей станции. Миша сам не поверил своим словам. Так не надо было… Как вообще возможно?!..
-Вы что-то сказали? – сказал кто-то справа от него. Он вздрогнул. Это был довольно мелодичный, хотя и малость простуженный девичий голос.

    Повернув голову, Миша увидел девушку лет семнадцати, высокую худую брюнетку, под цвет волос одевшуюся совершенно во всё чёрное. Красивое ожерелье с железным дракончиком немного выделялось на фоне этой давящей черноты. Да ещё пара пронзительных зеленоватых глаз. Рыжей, подумал Миша почти машинально, ей было бы куда лучше… У девушки был малоосмысленный бегающий взгляд, бледное лицо, почему-то искусанные губы, пальцы, сложенные на тетради, иногда подрагивали. Это было довольно необычно: почти все люди в метро читают, но вот чтобы писали – это довольно редко. А она писала. Миша не рассмотрел что, но в левой руке она крепко сжимала карандаш. 
-Я не вам, - сухо сказал он, обежав её всю глазами.

    Под рёв разгоняющегося поезда её улыбка, вдруг появившаяся на лице, показалась ему необыкновенно милой. Он невольно улыбнулся в ответ. У него вышла учтивая формальная улыбка, но на самом деле он делал это искренне. По этой причине и задержал на ней взгляд на секунду дольше. Какая-то невысказанная грусть появилась в её глазах, мольба. Миша отвернулся и был готов её забыть. В этот момент поезд резко остановился посреди тоннеля. Мигнул свет и тут же воцарилась тишина, разбавляемая несколькими тихими диалогами, раздающимися из разных углов вагона. Во время внезапной остановки девушка качнулась и, не удержав равновесия, прижалась на секунду к Мише.
-Простите, - промямлила она, возвращая равновесие.
-Ничего… что это случилось?..
-Может, опять сломалось чего-нибудь, - задумчиво сказала она, глядя себе под ноги. Он зачем-то тоже посмотрел. На ней были новые туфельки, совсем не по погоде, воцарившейся там, наверху.
-Я вот ехал недавно на курсы, - зачем-то начал рассказывать Миша, - так до кольца сорок минут добирался. И главное, вентиляцию в вагоне почему-то тоже выключили! Кому-то в поезде плохо, говорят, стало - скорую вызывали, когда, наконец, доехали… На диктант опоздал, - добавил он в надежде, что девушка обратит на него внимание. Но она прежним, ещё более задумчивым взглядом, ничего вокруг себя не замечающим, смотрела вниз. Словно не слышала его слов. Миша неопределенно пожал плечами и замолчал.
-Куда поступаешь? – спросила она, словно спохватившись, спустя две секунды.
-В МИСИ, - ответил Миша, недоверчиво поглядывая на неё. Вновь улыбка, чарующая, но определённо странная. Во взгляде, во всём её поведении было что-то неестественное. Вдруг его осенило: девушка, должно быть, страдала от недосыпа. По крайней мере, похожим образом вели себя Мишины знакомые и друзья его сестры, когда подолгу не бывали дома и не спали ночами.
-А ты? – стараясь выглядеть бодрее, чем он был на самом деле, поинтересовался Миша.
-Не знаю. Никуда.
-Хм, понятно, - изо всех сил он состроил такое выражение лица, которые бы сказало, что он её не осуждает и вообще для него это несущественно.

    Поезд поехал. Он полз медленно, в полсилы. И добрался до очередной станции только минуты через две. Всё это время Миша и девушка молчали. Потом он решил спросить:
-Как тебя зовут?
-Аня, а тебя?
-Михаил, - ответил Миша и его самого передёрнуло от того, как излишне по-взрослому это прозвучало.

    Поезд тронулся, но, едва ворвавшись в тоннель со всей скоростью, резко замедлил ход и снова остановился.
-Да что там у них сегодня?! – Миша очень рассердился, бесполезно привставая и глядя в остановившуюся за окнами черноту тоннеля.
-Ты опять на диктант опаздываешь? – Аня неловко улыбнулась, должно быть, стесняясь собственной шутке.
-Нет, тут другое… Сегодня ж воскресенье, - отвечал Миша и зачем-то решил рассказать: - К бабушке еду, плохо ей. Может быть, умирает сейчас там…
-О, сочувствую. Ужасно, когда так происходит.
-Ага. Сестра так и пишет: "умирает", а я тут в этом … поезде стою. 

    Девушка кивнула. Так кивнула, как будто знала о смерти что-то большее, чем он, – разве могло быть так? Но следом за кивком она еще и улыбнулась, а улыбающиеся люди, помнил Миша, реже обмануты своим взглядом на мир. И одновременно, пожалуй, он никогда не видел на женском лице столь грустной улыбки. Его несколько покоробило.
-Это неправильно, что умирают люди, которых ещё кто-то любит, – тихо сказала она, когда поезд всё-таки тронулся, опять медленно, чтобы вскоре снова замереть, не доехав. – Должны умирать те, кто никому не нужен, кто всех ненавидит, кого самого все ненавидят…
-Да, пожалуй, - Миша почему-то покраснел. Он хотел сказать что-то умное (в конце концов он изучал по книжкам философию и даже втайне мечтал создать какую-нибудь свою собственную теорию!).

    Вместо этого умное сказал вялый голос уставшего машиниста из динамиков: "Уважаемые пассажиры, сохраняйте спокойствие. Поезд скоро отправится".
-Красивое ожерелье, - решил отметить он, чтобы сменить тему.
-Спасибо.

    "Внимание, поезд отправляется. Будьте осторожны", - раздался ещё более усталый голос, и тоннель за окнами наконец-то понёсся во весь опор. На следующей станции вошло много народа. Все они были ещё более недовольны тем, как начинался день, чем пассажиры внутри. Ведь им приходилось стоять на платформе в полном неведении того, что же творится на линии!..

    Когда состав в очередной раз остановился, секунд через тридцать после того, как начать ехать, Миша случайно заглянул в тетрадь девушки в тот момент, как она убрала руки. Там было написано всего два слова. "Не смогла". Они были аккуратно выведены карандашом в верхнем углу листа, но контуры букв были густо подкрашены, так что не прочитать было невозможно.
-Я думал почему-то, там у тебя стихи, - сказал ей Миша.
-Нет. Мои стихи никому не нравятся, - суховато ответила она. Похоже, её тоже немного истомило ожидание.
-Да, мои тоже, - Миша даже рассмеялся. Дело в том, что все его стихи представляли из себя попытки на пьяную голову осознать тяжкую действительность вокруг…

    Безо всякого предупреждения поезд опять разогнался и оказался на очередной станции. Ввалилось ещё большее количество народу. Вагон был переполнен. Людям было душно и тесно, многие ругались и не понимали, как в воскресное утро с ними могло приключиться такое.

    Миша чётко ощущал на себе взгляды нескольких особенно разгорячённых ожиданием женщин, стремившихся покуситься на его место. Почему он не уступал им место? Секунд пять он думал о том, что ревнует к ним ту самую жизнь, что в сотнях или тысячах метров отсюда ускользала из тела его дорогой бабули. Но разве так бывает, что виновны в смерти остающиеся жить? Виноват тогда уж и сам Миша. Виноват, наверное, и в том, что не хотел вставать, уступая что-то и кому-то (как уступит его бабушка, может быть, очень скоро), и прерывать своё общение с этой странной Аней. Поэтому ещё до того, как поезд вновь тронулся, он сказал соседке:
-Я на следующей выхожу. А тебе куда?
-Мне до конечной, - не глядя на него, пробормотала она. Он увидел, как в очередной раз меняется её лицо, бледнея и становясь испуганным. Но она вновь улыбалась. Её страх передавался ему. Беспричинное волнение: неприятное, жгучее и такое нестерпимое, что хочешь подчиниться его велению– если б только знал, от чего же оно хочет тебя предостеречь…

    И в очередной раз поезд замедлился и встал. Вагон, выдохнув единодушное проклятие, загудел недовольным ропотом. Миша только сейчас услышал, что у него отчаянно пищит телефон в кармане. Он ответил. Это была сестра.
-Чего?.. Еду… Поезд останавливается каждую минуту… Как я могу быстрее, это поезд… Что я его, толкать буду?!.. Захватил… Как бабушка?..

    Почему-то на этих словах связь оборвалась. Миша пожал плечами, убрал трубку. Поезд опять плёлся, но медленно.
-Ты обратно скоро поедешь? – вдруг спросила его Аня с явным деловым интересным.
-Понятия не имею, - честно признался он. – Будет зависеть от того, как там бабушка.
-Я собираюсь под поезд прыгнуть, - вдруг объявила она. Ему эти слова показались громкими, как раскат грома, но их никто не услышал. Несколько секунд он беззвучно шевелил губами, тараща на неё глаза. В её взгляде была боль и решительность. Потом она нахмурилась и отвернулась. Наверное, только благодаря этому Миша и вышел из своего ступора.
-Зачем?! – воскликнул он на весь вагон. Пара человек повернули голову. Но всё же большинству было наплевать.
-Там все написано: "не смогла", - проговорила она с усилием.
-Что «не смогла»?!.. – по идее он должен был говорить ещё что-то, уговаривать, убеждать. Но в голове не было совершенно никаких мыслей. Да и в конце концов он её абсолютно не знал, чтобы выдумывать какие-то аргументы.
-Ничего не смогла, - она утомлённо закрыла глаза, на ощупь убрала тетрадь в сумочку, провела пальцами по носу, несколько секунд массировала виски. Затем резко повернулась к нему и заботливым голосом попросила:
-Не думай об этом. Я зря сказала. Это слабость такая, попытка ухватиться за последнюю… - она надолго задумалась, подбирая слово, - ниточку. Но я это точно решила.
-Когда? Почему?
-Ночью…
-За одну ночь?!
-Нет, решилась ночью. Но мысль появилась давно. Так надо. Неважно…
-Аня, это неправильно, - падающим, отчаивающимся голосом сказал Миша. А про себя он судорожно отбивался от злосчастной теории фатализма, по которой "всё так и должно быть"… неважно, "когда" и "почему".
-Правильно всё.
-Ты не сможешь, - убеждённо проговорил он, - Ты должна передумать. Ты молодая, красивая… У тебя друзья, родители…
-Всем всё равно, разве не видно?

    Она загадочно обвела стоящих над ними людей глазами. Миша вслед за ней бросил на них взгляд. И впрямь, как немые горы или скалы, они висели над ними, погружённые в свои думы. И им всем, всем до последнего, было наплевать… Его никогда раньше не убивала эта мысль, хотя он уже давно знал эту нестрашную, негрубую, нескрываемую «истину». А именно сейчас она ошпарила, как кипяток. Ведь очень скоро он обязан будет выбежать из вагона, а они останутся, но никто, никто, ей не поможет! И надо было вскочить и обратиться к кому-нибудь. Объяснить, в чём дело, "перепоручить" заботу о ней, спасти… Но Боже мой! Он был таким же, как они, и не мог шевельнуться и объяснить им. Ведь в конце концов и ему, должно быть, было безразлично!.. 
-Это неправда! – выдохнул он. И не знал, верит ли себе сам или нет. – Столько всего впереди, столько всего радостного и важного, зачем этого себя лишать?..
-Когда поедешь обратно, - тихо прервала его Аня, - если поезда будут чуть хуже ходить, значит я прыгнула. Они тогда останавливают линию минут на пятнадцать… Хотя, - тут же поправила она саму себя, - если на конечной станции… Но я не уверена насчёт конечной – там поезда медленно могу ходить… Просто я никогда не была на конечной той, а это же последняя поездка, понимаешь?
-Сейчас поезда тоже плохо ходят - может, уже кто-то… - Миша не договорил. Ему не хотелось произносить слово "прыгнул", потому что ему чудилось, будто излишнее его упоминание ещё больше настроит её.
-Нет, по-моему, линию в таких случаях останавливают, - она улыбнулась. Теперь он понял, в чём секрет очарования этой улыбки: она была прощальной. И потому невыразимо искренней, молящей, наполненной тоской и решительностью. У Миши закружилась голова. Он был готов взять её за руку и остаться с ней, лишь бы не позволить этому произойти. Может, это и есть судьба?!.. И неважно, какие тайны хранит её жизнь, какое безумие творится в её голове, раз она делает вид, что решилась, – ведь всё можно поправить, изменить. Но прежде, чем он успел коснуться её ладони, она сказала:
-Тебе выходить.

    Поезд, наконец, выползал на станцию. Пассажиры с облегчением спрашивали друг у друга, собираются ли они пропустить к дверям или сами выйдут. Вот-вот, как гной из раны, толпы повалят из всех дверей густым нервным потоком. Сердце Миши заколотилось. Умирающая бабушка там. И эта девушка здесь….
-Прости, там бабушка моя… мне надо… - с какой-то идиотской, бессмысленной мольбой сказал он ей, - но ты только не делай этого, не делай. Ты молодая, красивая.
-Да, ты уже говорил. Спасибо.

    Миша поднялся и, втягиваемый потоком выходящих, побрёл к дверям, опустив голову и ощущая дикую тяжесть. "Но это не может быть правдой. Это какое-то безумие!" – убеждал он сам себя. А её взгляд вроде бы говорил об обратном… Они последний раз посмотрели друг на друга. Он запомнил ожерелье с дракончиком; а её телефон – саму элементарную ниточку к «спасению» – спросить забыл… Вспомнил лишь секундой позже, когда "судьба" захлопнула двери вагона за его спиной. 
-Ну наконец-то! – раздался весёлый голос сестры.
-Побежали к бабушке, - пробормотал он, - как она?..
-Ой, Миш… С бабушкой, честно говоря, всё в порядке. Это вот этот вот придурок "пошутил". – она несильно пнула в живот своего недавно нарисовавшегося ухажера Павлика.
-Так первое же апреля – розыгрыш! – неумело симулируя стыд, захихикал двухметровый Павлик.

    Подошли их общие друзья, человек пять. Похоже, с утра пораньше намечалась весёленькое времяпрепровождение.
-Ты совсем дура?! – воскликнул Миша, хватая сестру за руку.
-Ну это ж он всё! – отводя глаза, сказала она. - Говорит, брата надо позвать, пусть вина возьмёт…
-Вот только не надо, - игриво посмеиваясь, вступил Павлик, - про вино она уже от себя добавила!

    Миша ничего не сказал, протянул пакет с бутылкой сестре.
-Да ладно тебе, слушай…
-Мишк, правда, - засмеялась она, - чего ты так?.. Ну шутка неудачная. Подумаешь. С бабушкой всё нормально, правда. Пойдём. Погуляем, выпьем. Там солнце на улице…
-Дура, - с грустью выдохнул он в ответ.

    Потом он поглядел в тоннель, где пропал душный вагон, отбирая у него девушку с красивым ожерельем. Уже подходил следующий поезд. Поздоровавшись с остальными друзьями, он вместе с ними направился к переходу. На улице и впрямь светило солнце.