Бог милосердия. ЧастьII. Теле-шоуЛиквидируй врага

БОГ МИЛОСЕРДИЯ
(повесть)

Аннотация:
Антиутопия о телевидении будущего. Повесть состоит из двух независимых, но связанных между собой НФ рассказов. Часть I Теле-шоу “ВЫБЕРИ СЕБЕ МУЖА” (Людмила Коростылева)
_________________

Часть II
Теле-шоу “ЛИКВИДИРУЙ ВРАГА НАРОДА” (Сергей Алексейченков)

Краткое содержание 2 части:
Супруги Сергей и Людмила налаживают быт, у них появляются дети. Всё хорошо, но Сергея ждет гражданская повинность – в рамках теле-шоу “Ликвидируй врага” он обязан обнаружить врага и очистить от него страну. Действие происходит в городском парке и транслируется на всю страну. Из припаркованного к парку автомобиля, Людмила по телеэкрану видит, что из-за своего нерешительного характера Сергей не может поднять оружие и сделать завершающий выстрел. Она бежит в парк, чтобы помочь мужу, и сама становится жертвой.


       ЭПИГРАФ
       “Каждый гражданин, достигший 16 лет, обязан подать заявление на участие в теле-шоу “Ликвидируй врага” и не уклоняться в случае приглашения, далее приложить все усилия для уничтожения врага народа”.
                Конституция (Статья 16-2)
      
       Людмила и Сергей Алексейченковы были богоугодно-добропорядочной христианской семьей. Каждое воскресенье с утра они брали с собой “Библию” и проходили церковную службу. Обязательное посещение церкви было их программой выходного дня, а потом, возвратившись домой, не отрываясь, смотрели телепередачу “Ликвидируй врага”. К середине недели впечатления от нее притуплялись, и жизнь входила в свое первоначальное русло.
       Людмила, подтянув длиннополый халат, подоткнула его в поясе и начала мыть посуду, изредка бросая взгляды на раскрытое окно кухни, выходящее во двор, скромно облучаемый утренними солнечными лучами, проникающими сюда из-за высоких строений. До этого прошел дождь. Из проема между соседними домами доносились шуршащие по воде звуки проносящихся машин по проспекту.
       Сергей уныло ковырял столовой ложкой в глубокой тарелке. Он неуклюже поддевал мясо и картошку, ронял кусочки на скатерть. Наконец его терпение лопнуло, когда он положил вместо сахара ложку соли в чай.
       – Это всё абсолютисты, больше некому. Мерзопакости – их рук дело, просматривается один и тот же преступный почерк. – Он задумчиво качал головой, читая вчерашнюю газету. – Не сойти мне с этого места. Противостояние власти и абсолютистов зашло далеко в тупик. Телесное истощение и душевная подавленность исходят от них и определяют нашу безрадостную жизнь, а весь внешний облик абсолютистов говорит о довольно общеизвестном типе деклассированных элементов: взгляд исподлобья…
       – Более того, абсолютистов выдают синие круги под глазами от недосыпания. – Людмила брезгливо вылила чай в раковину и спросила: – Что это они по ночам творят нехорошее?
       Сергей с интересом посмотрел на жену и сказал уверенно.
       – Ночная жизнь откладывается на них землистой бледностью лица.
       Людмила поддержала мужа.
       – Вспомни, еще холодные влажные руки.
       – А какой смущенно-подозрительный взгляд у каждого из них?
       – Еще им характерна нетвердая походка.
       – Это только часть правды. В саду не от хорошей жизни эти милые люди любят бродить с граблями и вилами. Знать не знаешь, что у них на уме!
       – А каков обманчивый внутренний артистизм.
       От этой фразы Сергей наполнился еще большим уважением за умницу-жену. Он продолжил перечислять:
       – Неряшливость, нелюдимость, скрытность, склонность к уединению и так далее, и так далее...
       Людмила быстро добавила:
       – Ты не назвал также характерные “лошадиные” и “шахматные” зубы.
       – Это тоже приметы вырождения. Ландшафтный пейзаж на лице требует улучшения. Все эти люди с присущими признаками деградации, с печатью дьявола или меткой ведьмы, были и есть абсолютисты.
       – Но они могут рядиться под красивые одежды, например, девушку…
       – Или статного молодца… – призадумался Сергей.
       – Даже близкого и родного человека! – охнула Людмила.
       – В том то и вся сложность их идентификации.
       – То ли в наше время… Вспомни, как мы поженились? Честно, без обмана, без занудства.
       – Да, нас не в чем упрекнуть.
       – Что творится? Видимо, абсолютистам есть что скрывать. Теперь и мне совершенно ясно. Любое происшествие, и можно без преувеличения быть уверенным, что оно не без их дестабилизирующего подлого участия.
       – Вот я и говорю...
       – Надо укоротить их паршивые руки и длинные языки, – предложила Людмила, – чем скорее, тем лучше.
       – Только так, – Сергей отложил газету и включил телевизор. Его заинтересовало новое сообщение “Буря протестов”, и он напрягся, вслушиваясь в речь диктора:
       “...От населения поступило много предложений о внесении дополнительных правил к уже существующим. Шквал писем обрушился после того, как в одной из телепередач у всех на глазах ликвидатор убил жертву кувалдой сзади, чем вызвал шок неприятия по всей стране своей ужасающей не эстетичностью и головотяпством. В связи с тем, что пользующаяся всенародным признанием и любовью популярная телевизионная программа “Ликвидируй врага” имеет правительственный статус общегосударственного значения и идет в прямом эфире, вводится десятибалльная оценка “за красоту”. “Единица” означает: “худшего убийства в жизни никто не видел”, а “десять”: “никто никогда не видел ничего лучше этого убийства ”. Это позволит ликвидаторам в стремлении угодить вкусам народа подтягивать свой низкий уровень до профессионализма, до зрелищности, до тончайшего искусства, и относиться к почетному делу более ответственно, а не просто механически... Также вводится...”
       Людмила подала новый чай.
       – Я не могу представить наш мир без главного отличия нашего времени – ликвидации и героев ликвидаторов. Хаос, беспорядки, повальное безумие перечеркнули бы все достигнутые преимущества в социальной сфере.
       Сергей на этот раз уже точно положил сахар.
       – Основа основ, сдерживающий момент для любых нежелательных поползновений, как со стороны левых, так и со стороны правых. Сортирующий, регламентирующий, отсеивающий фактор, уравновешивающий нормальный процесс расстановки, развития и оздоровления консолидирующих сил, одновременно доводящий радикальные силы до санитарной нормы.
       – Чтобы ничто и никто не преобладал и не имел фору перед остальными.
       – Это называется демократией – общество равных возможностей.
       Людмила затряслась смехом:
       – Демократия! Знакомое имя! О ней вспоминают, когда ее нарушают. Так сказала какая-то знаменитость.
       – А другая знаменитость сказала, что при слове “демократия” он хватается за пистолет.
       Представив тяжелую тупую кувалду, опускавшуюся на голову, хруст поддающихся от удара костей, брызнувшие во все стороны кровь и мозги, Сергей поежился от брезгливости. Зрелище было не из приятных.
       – А последний-то ликвидатор? – напомнил он. – Тоже мне эстет с куриными мозгами. Я хоть и не совсем проникся спецификой ликвидаторства, и то понимаю, что это очень аляповато и примитивно исполненная процедура. Позор! Подойти сзади, не заглянуть жертве в глаза, как всякий честный человек...
       Людмила уже вытирала посуду полотенцем, ее щеки слегка порозовели.
       – Ну и что ты хочешь этим сказать?
       – Тонкий человеческий интеллект должен навязывать свою решительную волю грубому темному инстинкту, пытающемуся заправлять цивилизованным балом.
       – Мне кажется, применение одних только либеральных способов приведет к излишней снисходительности и вредному попустительству. Гуманизация нам ни к чему. Надо не запрещать варварские способы, а взять их под контроль и поставить на службу обществу. В ликвидаторы выдвигать не людей с улицы, а чистых профессионалов.
       – Заплечных дел мастеров? – Сергей на секунду задумался. – Нет уж, хватит, было такое в нашей многострадальной истории, пройденный этап. Пусть каждый обойдется без такой завидной репутации.
       – Как же, в таком случае, остановить центробежные тенденции от абсолютистов и иже с ними.
       – По-твоему, лучше кувалда?
       – Лучше кувалда, чем ничего.
       – А я не хочу, чтобы общество окончательно раскололось на палачей и их жертв.
       – А что тут плохого? Каждый в одинаковой степени и жертва, и палач. Демократия!
       Сергей откинулся на стуле.
       – Не могу сказать, чтобы я был в восторге от твоего высказывания.
       Людмила наклонилась к нему через стол и зашипела:
       – А мне, если хочешь знать правду, очень не нравится твоё!
       – И всё же, именно твои предложения – есть нарушение основ общества равных возможностей. Это далеко от истинной демократии.
       – Нет, это твои!
       – Нет, твои!
       Препирательство могло зайти далеко, и Сергей первым остановился, он задумался над почти разгоревшимся спором. А Людмила усмехнулась:
       – Я не ставлю под сомнение правильность нашей Конституции. Хотя бы, какого уважения заслуживают такие слова: “Каждый, достигший 16 лет, обязан подать заявление на участие в теле-шоу “Ликвидируй врага” и уничтожить врага народа.
       – К сожалению, желание участвовать не всегда доказывает убежденность каждого и гражданскую зрелость, – едко вставил Сергей.
       – Ты имеешь в виду набирающих силу сторонников этих самых абсолютистов?
       – В большей степени их, – сквозь неприязнь признался он.
       – Наконец, и ты понял: перед нами новая опасность, как и всякая зараза, которая беспричинно размножается без ограничения. Не конформизм, не снобизм как было раньше, кое-что пострашнее. Абсолютизм угрожает самой личности, а, следовательно, и всей системе в целом. Разве можно строить общество, основанное только на принципиально одной любви к человеку, или, скажем, если духовное начало рассматривать только, как следствие простого движения нейтронов? А они, абсолютисты, расползаясь во все сферы, надоели своими фокусами.
       “Ей восемь лет. Гонение на реформистов”. Людмила вспомнила время ненависти из своего детства, когда она впервые испытала отвращение к определенной категории людей и вместе со всеми плевалась от одного упоминания о реформистах. Вспомнила и про гонения на первых христиан, потом охоту на ведьм и еретиков из далекого прошлого. И сегодня она была не в восторге от мужа.
       – Ты считаешь, что республика, в которой бы заправлял абсолютизм, невозможна?
       Сергей, как учитель истории, хорошо знавший ее, ответил:
       – Конечно. Вчера еще с ним можно было мириться, а сегодня нарушен баланс сил после того, как на прошлой неделе убрали анархо-синдикалиста и абсолютисты, сидевшие до этого ниже травы тише воды, тут же зашевелились и подняли головы. Свято место пусто не бывает. По сути своей в настоящий момент абсолютизм перерос себя, представляет собой в современных условиях беспорядочное начало и имеет взрывоопасное воздействие на общество. Все это в совокупности предрекает драматические последствия. Когда холерных эмбрионов мало, они не опасны. Если много – начинается борьба с ними.
       – Ты как-то говорил, что абсолютизм возник в очень узких специфических условиях?
       – Да, при потворстве власть предержащих, не уловивших момент его подъема.
       – Значит, развращает душу и оскверняет тело именно абсолютистская распущенность?
       – Так оно и есть. На сегодня она враг номер один.
       – Сергей, почему бы абсолютистской распущенности не объявить войну? Подобная практика имеет в своем активе богатый исторический опыт, всегда положительные тенденции и может исподволь создавать новые предпосылки для уничтожения любого агрессора?
       – Абсолютизм выплыл на поверхность из тайной церемонии, сначала робкая невидимая деятельность, потом неожиданный всплеск активной детерминации и скачок в область всеобщего насаждения своих взглядов. Еще двести лет назад о нем слыхом не слышали. Пока нет необходимости в масштабных действиях, достаточно одного, но хорошего яркого примера для устрашения.
       – А вообще, разве нельзя обойтись без системы ликвидации?
       – Нельзя.
       – Почему?
       – Ты вспомни притчу о кузнеце. Собрался сход в деревне. “Кого будем убивать? – спросил староста. – Ситуация нетерпимая: пастух совершил преступление, но он у нас один, а кузнецов двое”. “Конечно, кузнеца!” – закричал народ.
       – Понятно, – сказала Людмила. – Устами народа глаголет истина. Теперь о важных изменениях в правилах, ты полностью поддерживаешь нововведения?
       – В той части, где чувствую их особую привлекательность, притягательность и полезность народу. Я так понимаю, что убийство – не самоцель, а как оно совершено, то есть, как преподнесено народу с точки зрения философии и эстетики. Просто лишить кого-то жизни каждый сможет, а чтобы оригинально, эффектно, свежо, нетривиально, общественно значимо – вот высшая смысловая категория.
       Людмила всё еще пребывала в двойственности от принципиального разговора, она перестала мыть посуду, прикрыла глаза и вдохнула воздуха полную грудь, а потом спросила:
       – А ты сам-то лучше бы исполнил приговор?
       – Лучше.
       – Но ты – дилетант?
       Сергей задумался над сложным вопросом.
       – Отвечать обязательно?
       – Да, конечно. На прямо поставленный вопрос прямо представленный ответ.
       – Скорее – да, чем – нет.
       – А если тебе придет лицензия?
       – Сплюнь немедленно! Какой из меня ликвидатор, из школьного-то учителя, Люда? Оказать посильную помощь – да, могу. Мои советы, деньги, моральная поддержка – всегда, пожалуйста. Но непосредственное участие в устранении – нет уж, извольте…
       – А я-то выходила замуж, думала – за настоящего мужчину, а ты...
       – Люда! Раньше мерки были другие. Сегодня недостаточно быть просто слепым исполнителем, желательно художником или артистом быть – не меньше. Шоумэном. Еще телекамеры отвлекают, следят за каждым твоим шагом: дальний план, крупный план, ракурс в повороте головы, обязательно глаза, движение зрачков, отдельно руки с оружием, указательный палец на спусковом крючке, вздувшаяся от напряжения вена...
       – Ты – тряпка, Сергей! Ох, он – не знает, что может, а что не может...
       – Люда?!
       – Мне кажется, я знаю, в чем твоя проблема, – сказала Людмила. – Тебе не хватает решимости. Я права?
       – Да, – замялся Сергей.
       – Но не пуль в пистолете, в конце-то концов?
       Они уставились друг на друга. Пристально.
       – Когда ты родился розовощеким комочком, не спрашивали, хочешь ты того или нет. Разве ты учитывал силу отца, умолял плоть матери произвести тебя на свет? Грубо вытолкнули из чрева, как швыряют в воду мальчонку под гогот пьяных мужиков, чтобы научился плавать. И ты всему научился, выплыл, пустился в большое плаванье, называемое жизнью, стал хорошим педагогом.
       – Люда, замолчи!
       – Что подумают твои ученики, когда увидят на экране, что их любимый учитель – слюнтяй? И наши собственные дети?
       – Почему мы все говорим в будущем времени, чего нет, не было и не будет? Пока пронесло. На мой адрес не поступила лицензия. Я просто выразил свое личное отношение к абсолютистам.
       – Может ты желаешь быть в роли ликвидируемого? Вот какой перспективы добиваешься для себя, не думая обо мне и наших детях? – вскипела Людмила.
       Сергей поморщился.
       – Только не ставь так остро вопрос и знак равенства. Во-первых, я не абсолютист, не подпадаю ни с какого бока под этот статус; во-вторых, не примыкаю ни к одной партии, конфессии, и вообще – ни к кому и ни к чему…
       – Да ты попросту маргинал! – перебила Людмила.
       – Пойми, я сам по себе – я нейтрал.
       Людмила насторожилась и опасливо огляделась по сторонам.
       – Молчи, с ума сошел, не называй себя всуе!
       – Я не так что-то сказал?
       – Ах, он нейтрал! – закипела она дальше. – Как эпохально слушать такое! Хочешь спокойной жизни? Мой любимый Чехов говорил о себе: “Я не либерал, не постепеновец, не консерватор, не монах, не индифферентист. Я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи”. Сергей, я с тобой разговариваю. Чехов от всего открещивался, но кем-то он был! Тогда никто не копался в подноготной человека. Пойми, было другое время, и оно позволило Чехову умереть своей собственной естественной смертью. Сегодня ради спокойствия он отказался бы от своих слов. Ты же кончишь плохо!
       Сергей решил отшутиться словами Пушкина и продекламировал:
       “Равны мне писари, уланы,
       Равны законы, кивера,
       Не рвусь я грудью в капитаны
       И не ползу в асессора;
       Друзья! немного снисхожденья –
       Оставьте красный мне колпак.
       Пока его за прегрешенья
       Не променял я на шишак”.
       Людмила метнула на мужа испепеляющий взгляд.
       – Изыди, нехристь! Какой бес в тебя вселился?
       – Вот уж не говори, к нейтралу не подкопаешься. – Сергей выпятил грудь, здесь он был уверен в себе. – Нейтрал никто и ничто.
       – Больше, конечно, тебе в голову прийти ничего не могло? Дождешься, что на нейтралов откроют охоту, и ты будешь первым в черном списке.
       – И  чем же паршив нейтрал?
       Людмила в том же тоне терпеливо объяснила:
       – Хотя бы за то, что он нейтрал! Это не заблуждение! Вспомни старинное выражение: был бы человек, а статья для него найдется.
       – Ну что ты лепишь, и куда тебя понесло – я не так выразился.
       – Сергей, так, именно так! Ты трус! В тебе есть что-то абсолютистское, чтобы прятаться за чужие спины и мутить в темном омуте.
       – Пожалуйста, не объясняй, что ликвидаторы уважаемые люди, гордость и мораль нации, а ликвидируемые – подонки. Сам знаю, собакам собачья смерть!..
       Раздался звонок.
       – Кто бы это мог быть? – насторожилась Людмила.
       – Утренняя корреспонденция, – буднично сказал Сергей.
       – Я что-то не узнаю звонка, – молочно-розовые губы Людмилы заметно сжались. Она вытерла руки о полотенце и пошла открывать двери. С минуту ее не было. Когда она появилась с рукой за спиной, Сергей допивал чай.
       – Так на чем мы остановились? – спросила Людмила.
       – Собакам собачья смерть.
       – Сережа, – подступила к нему жена, – как ты считаешь, это честь или позор – предложение быть ликвидатором?
       – Еще спрашиваешь?
       – Я так и не поняла твоего ответа.
       – Каждый должен внести свой вклад в развитие общества и если оно оказывает доверие...
       – Так честь или позор? Говори прямо!
       – Киллер – легализованная государством специальность, ничем не хуже других. Учителя, врача…
       – Ну же, я жду ответа.
       – Ну, честь, честь!
       – Тебя поймали на слове.
       Людмила из-за спины достала знаменитый розовый прямоугольник, приводящий в восторг всех жителей, мечта каждого настоящего гражданина. На нем крест-накрест было крупно напечатано слово “Лицензия”, два раза, через общую букву “н”. Сергея пробрала дрожь, когда он взял лицензию в руки и виновато посмотрел на другую ее сторону, как если бы бесцеремонно встал на чужой пьедестал почета. Но тут же справился с волнением. Он постарался не думать о том, что ему предстоит устранение абсолютиста со всей своей черной реальностью, практицизмом и респектабельностью. Дело обстояло быть решенным, и выполнено на очень хорошем качественном уровне.
       – Может позвонить друзьям, родственникам, коллегам, предупредить их об опасности? – засуетился он.
       – Перед законом все равны! – твердо сказала Людмила.
       – А твой брат Дима Коростылев, а твоя лучшая подруга Лиза?
       – Если они не абсолютисты, им бояться нечего.
      
      
       Над высокой дверью из мозаичного стекла во всю ширину фасада светилась неоновая надпись “Синичкин”. Ресторация располагалась в конце квартала и помещалась в мало приспособленном подвальном помещении с низкими потолками, поэтому ничем не отличалась от всех прочих дешевых, но доступных  забегаловок. Сергей пришел немного раньше обычного и сел между баром и обеденным залом. Посетителей в этот час было мало, но каждый подшофе. Громко звучала песня “Я убью тебя, лодочник”.
       Жирный ресторатор Леня Синичкин стоял за барной стойкой и разливал напитки. Он был суетливым малым, а сегодня у него проявилось не в меру особое желание вмешиваться в дело каждого и даже по пустякам.
       Прежде чем подойти к Сергею, он обошел пятерых посетителей, от которых получил технические предупреждения в виде поднятого кулака в сторону своего лоснящегося лица.
       – Привет, Сергей Саныч! – примирительно сказал Синичкин и расплылся в улыбке. – У тебя какие-нибудь неприятности? Могу одолжить денег, ты потом отдашь.
       Сергей взглянул вверх. Над ним топорщились неаккуратно подстриженная клинышком бородка и усы во все стороны, и глаза были удивительно зеленые.
       – Не хочу ничего занимать, оставь меня в покое! – мрачно отреагировал Сергей.
       – Слышал, тебя назначили ликвидатором?
       Алексейченков вздохнул.
       – Говорю тебе, не приставай!
       – Но об этом весь город бурлит.
       – Я еще обдумываю.
       – Ты не можешь отказаться, тысячи желающих по первому зову тут же предложат свои услуги, а ты станешь в глазах общественности изгоем.
       Сергей не терпел навязчивых наставников.
       – Налей мне один коктейль, поменьше джина – побольше мартини. Нет, лучше виски с содовой. Принеси-ка просто водки, – принял он окончательное решение.
       Синичкин услужливо поставил целую бутылку и беспокойно потоптался перед столиком.
       – Тебе нужна пушка, она у меня есть! – заговорщицки с ходу заявил он. – Тебе повезло: я как раз приобрел нового “Привалова”. Стратегический образец, калибр – во, что надо! В отверстие три пальца влезут. Уникальный лазерный наводчик – не промахнешься!
       – Сядь-посиди, уж если всё знаешь.
       Ресторатор не стал ждать второго приглашения.
       – Как же так, у тебя в кармане лицензия, уже наверняка выбрал способ убийства, а сам сидишь здесь киснешь вместо того, чтобы присматривать жертву, изучать ее повадки, увидеть ее слабые стороны, разработать красивый сценарий, наметить план и потом “трах-бах-тарарах” или “на-а-а тебе, сволочь!”
       И осекся. На него смотрел, подрагивая, двуствольный “чмайк” последней модели.
       – Я не абсолютист! – взмолился Синичкин. Его маленькие, заплывшие, зеленые глазки забегали, как вороватые.
       – Особа, приближенная к ним.
       Складки жира вокруг рта зашевелились в гримасе.
       – Сергей Саныч, никакого отношения. Я – анархо-синдикалист, а на них лицензия была реализована на прошлой неделе. Сколько стоило мне крови не попасть под прицел.
       – Знаю. По убеждениям ты анархист, а по призванию – анархо-синдикалист. Он же – космогон, он же – пацифист, он же – даосист, он же – коллаборацист, казуист, идолопоклонник, розенкрейцер . Не имея за душой ничего своего, ты брал напрокат чужие взгляды и принципы. Ты – вор! Человек с тысячью лиц! Мелкая двуличная душонка! Не много ли для одного? – продолжил допрос Сергей, глядя прямо в глаза Синичкина. – Еще удивительно, как тебе до сих пор удалось избежать правосудия? Только лишь потому, что в решающий момент ты меняешь свои мировоззрения, как перчатки?
       – Это было в прошлом, издержки роста, сейчас я совсем другой, – взмолился Синичкин.
       – Какой?
       – Ни первый, ни второй, ни третий, ни четвертый.
       Сергей опустил “чмайк”.
       – Это широкая тема для открытого спора о том, как и почему можно наслаждаться не только чужой смертью, но и своей собственной; что люди, не боящиеся смерти, творят чудеса. Но я не об этом. Я пришел спросить тебя кое о чем.
       – Спрашивай.
       – Ты был ликвидатором, если мне не изменяет память, месяц назад. Тогда ты убил...
       – Конформиста.
       – Вот я и спрашиваю, как ты узнал, что он конформист? Что, у него на лбу было написано?
       – На лбу не на лбу, а наказание путем убийства за принадлежность к преступному течению настигло его, как он ни отмазывался. Я сделал доброе дело, всё правильно и добросовестно. И конформисты сразу поджали хвосты, присмирели, это видно по снижению их активности.
       – Но сегодня, спустя всего месяц, я слышал, уже ты конформист?
       – Конформист или нонконформист – это сегодня не злободневно. Нас мало, и этим всё сказано.
       – Объясни тогда, почему, именно, кувалда?
       Ресторатор захныкал:
       – Просто так этих людей голыми руками не возьмешь, всю неделю не спал, анализировал их сильные и слабые стороны, изучил проповедуемые ими теории, чтобы во всеоружии встретить врага. Я боялся промахнуться.
       Сергей внимательно смотрел на Синичкина.
       – А может ты того – подставной актер? Признайся, сколько тебе заплатили?
       Ресторатор снова увидел направленный на него “чмайк”.
       – Я работал в реальном времени! – заверещал он, как свинья из-под ножа. – Они проникли в государственный аппарат. Мне была противна их теория, что табак, алкоголь и женщины – страшное зло. Женщины требовали сатисфакции – я встал на их защиту. Я превратился в фанатика-ортодокса. Я до конца выполнял гражданский долг!
       – А почему подкрался сзади? У тебя не всё в порядке с мозгами?
       – Я минимально приблизился к жертве, а обходить, значит, потерять лишний темп, а мне не хотелось упускать инициативу.
       – Ты понимаешь, что, выиграв в результате, ты проиграл в зрительских симпатиях. Вся страна содрогнулась от твоей вычурной топорной работы.
       – Тогда критерии позволяли еще. Сегодня бы я поступил иначе, внес больше фантазии и шарма, но перспектива уже далеко.
       – Синичкин, всё равно ты порядочная сволочь!
       – Но реабилитация в глазах людей возможна, я готов на всё, если мне снова окажут доверие...
      
      
       Людмила за рулем голубой “сантамары” отъехала от дома ровно в половине одиннадцатого, чтобы успеть к месту событий. До трансляции телепередачи оставалось еще полчаса. Сергей сидел рядом, как деревянный истукан. Лицо у него было пепельно-серым, и даже сквозь плотную ткань пальто ощущалось дрожание его тела. Он, как и подобает в торжественных случаях, был еще облачен в черный парадный костюм и черные очки. И теперь он изнывал от жары и ужасно потел. Всякий раз, как капелька пота попадала с ресниц в глаз, он резко моргал. Левой рукой он конвульсивно сжимал локоть Людмилы, мешая ей переключать скорости. Улицы были полупусты, видимо большинство жителей частью уже собрались на месте зрелища, а частью прильнули к телевизорам. На всех перекрестках мозолили глаза плакаты: “Человек должен сделать три добрых дела: посадить дерево, построить дом и уничтожить абсолютиста”.
       – Береги силы, – успокаивала Людмила мужа, – страх закупоривает биоэлектрическую систему, страх – всё ерунда. Главное – самоутверждение. Ты уже почувствовал тепло огня, как молодой волк запах крови, отпускаешь в себе тормоза, купируешь пути отступления, рисуешь образ врага в гротескном виде, проникаешься к нему вечной ненавистью. Она накапливается, формируется в заряды, и ты многократно пронзаешь ими тело врага, превращая его внутренности в подобие искромсанного месива. Только не прикасайся к дереву, чтобы оно не вытянуло из тебя уже раздувшийся огонь положительной энергии.
       – Я чувствую скорее холодок, нежели тепло огня, – пожаловался Сергей.
       – Это пройдет, минутная слабость. Ты уже тигр, ты уже лев.
       Перед арочным входом в Центральный парк машина остановилась. Большая афиша приглашала на просмотр фильма “Убить Билла”. Людмила вынула из сумочки массажную расческу и зачесала мужу волосы на пробор с левого виска и ужаснулась, обнаружив два серебристых волоска преждевременной седины.
       “В тридцать пять лет!?”
       – На тебя смотрит вся страна, – стала наставлять она мужа, – думай только о решающем выстреле, помни, ты только нажимаешь на курок. Вот и всё. Убиваешь не ты, а сгусток вылетающей энергии. Это безвольные люди придумали для себя угрызения совести. От них головные боли, падучие, и прочие сердечные приступы. Все подобные нюансы – только в воображении слабых духом. Твой лучший друг, который никогда не обманет! – сказала Людмила напоследок, достала из сумочки свой пистолет и сунула Сергею во внутренний нагрудный карман.
       – А ты держись дальше убойной силы, ненароком не нарвись на шальную пулю, – он обнял и крепко поцеловал жену в губы.
       – Сплюнь через плечо! – Людмила открыла дверцу и легонько подтолкнула мужа.
       Сергей еле вывалился из машины и тяжелой походкой поднялся по гранитным ступенькам, но, ступив на узкую дорожку, не почувствовал облегчения. По дороге он расчувствовался: “Какие никакие чувства, ты всё-таки испытываешь к Людмиле, – про себя рассуждал он. – После стольких лет совместной жизни, Людмила, ты можешь рассчитывать на меня, что я тебя ни при каких обстоятельствах не предам”.
       Сергей не мог жить без нее ни дня. Когда-то, на заре влюбленности – он помнил до минуты историю их семейного брака, явившегося следствием нашумевшей народной телеигры “Выбери себе мужа”, – они, как бы торопясь успеть добрать то, что раньше не сделали, живя в одном общежитии, стали бродить по музеям, картинным галереям и сомнительным ресторанам. Они проводили идиллические часы на теплоходах, толкались на шумных стадионах, болтались по Центральному парку. У них был медовый месяц, длившийся и год и два. Всё это продолжалось до тех пор, пока однажды не появились дети. И даже после всего этого захлестнувшая их любовь всё также углублялась в густую чащу обожания, подолгу плутала в трех соснах невинных страстей. Молодые не допускали, чтобы по вине одной из сторон другой не доставалось бы положенных ласковых слов и робких прикосновений. Было единство души и тела. Чего больше преобладало? Постоянные диспуты на разные темы, отразившие любопытным образом столкновения и различия их характеров, приводили собеседников к одному известному результату – к согласию. Как ни банально это звучит, сомнения, которые прежде чем развиться на пустом месте, не отпускали их до тех пор из дома, порой и с супружеского ложа, пока рожденное обоюдное решение не превращалось в мирное подтверждение их правоты...
       Парк словно вымер. Оставалось еще пять минут до эфирного времени. Сергея не покидала мысль, что он одинок и ему не придется довести дело до логического завершения. Крутилось “чертово колесо”, но на нем никого не было, аттракционы качались пустые. Зоркий взгляд выхватил несколько любопытных голов, высовывавшихся из глубины листвы, и тут же пропадающих. И Сергей сразу приободрился, сознавая, что враг только затаился и выжидает.
       “А где телекамеры? Видимо это еще не зона для съемки”, – подумал он.
       Людмила проследила удаляющуюся фигуру мужа, удобно откинулась на подголовник и включила телевизор. Заставка вспыхнула знакомым розовым цветом, и из вертящейся точки выросли слова “Ликвидируй врага”, затем в кадре открылась аллея, по которой шел любимый Сергей, за последние минуты своим авторитетом резко выросший в ее глазах. И раздался голос телекомментатора Владислава Булатникова:
       “Дамы и господа! Вас приветствует еженедельная развлекательная передача не для слабонервных “Ликвидируй врага”. Наши скрытые телекамеры расположены по всему парку и за его окрестности. Сегодня, как всегда, трудная тема: из множества лояльных граждан выявить абсолютиста и провести по отношению к нему акцию устранения с политической арены с целью устрашения особо негативной части населения. Проведет эту блистательную операцию добровольный киллер Сергей Алексейченков. Он основательно подготовлен тактически и стратегически, владеет всеми видами оружия от удавки вплоть до ракетной установки, прекрасно разбирается в сложностях задания, понимает, что никто так просто не возьмет на себя смелость подойти к нему с честным признанием: “Я – абсолютист”. Но мы все болеем за него, верим в его психологический настрой, на его безупречный нюх охотника, и не сомневаемся, что станем очевидцами незабываемого по интриге действия.
       Пока он рыщет в поисках врага, я скажу несколько слов, чем опасен абсолютизм и почему появляются подобные люди, мешающие нам жить.
       Как обнаружили ученые, факторами, способствующими развитию абсолютизма, являются отклонения регуляторов коры человеческого мозга, генетический сдвиг механизма согласования, ненормальное отставание в ассоциативных переходах в подкорках. У абсолютистов правые и левые полушария головного мозга в своей биоэлектрической насыщенности создают конкурентный дисбаланс, перехватывающий друг у друга право лидерства, определяя будущее поведение носителя, как гиперактивное, как сверхразмывание его личности, как стимулирующее и провоцирующее к немотивированным поступкам действия с симптомами сильного давления на окружающих. Чем оборачивается появление в обществе таких монстров, вы уже знаете: неспокойная обстановка, криминогенная ситуация, кризис отношений.
       Итак, ответственная минута. Добросовестный киллер Сергей Алексейченков вышел на тропу жертвоприношений, во все времена играющих важную положительную роль. Раньше, чтобы умилостивить богов, сегодня, чтобы спустить излишек накопившегося пара в обществе. Поэтому мы живем без войн, насилия и беспорядков.
       Наш претендент на лавры великого киллера идет по парку. Мы не знаем о творящихся в его голове душевных колебаниях, какие вынашивает он творческие планы, совсем не имеем сведений, что за “кукарачу” он приготовил в кармане: сорока зарядный пистолет, самурайский меч или эластичную удавку? У него много прав и возможностей. Он может устроить бойню, патронов хватит, но как любой уважающий себя киллер этого не сделает – как супермена его характеризуют крепкие нервы и холодная голова. Не пропустите впечатляющий момент, он сделает один, но результативный выстрел, или один эффектный замах, или одно неуловимое движение – всё в зависимости от его собственной культуры и режиссуры...”
       Стояла чудесная осенняя погода. Сергей направился к центру парка по дорожке, по которой с металлическим шуршанием катились первые сухие листья. На скамейках под фонарями сидели влюбленные парочки, но, завидев его, как птицы вспархивали и пропадали в густой чаще листвы.
       Группа школьников, следующая строем, заставила посторониться. На груди каждый нес плакатик “Я – скаут, а не абсолютист”.
      
      
       Людмила сидела в машине и не сводила глаз с экрана. Она любила с Сергеем ходить на футбол, обожала игру за патриотизм и остроту ощущений, но сегодня развлечение обещало быть ни в какое сравнение.
       “Дети?” Глаза ее расширились, в них промелькнул смертельный ужас. “Кто его знает, что на уме у мужа... у убийцы?”
       Она затаила дыхание, словно ее свел паралич. Единственная ниточка, связывающая ее с мужем, была телекамера и голос любимого комментатора Владислава Булатникова:
       “О боже! Кто пустил в парк детей и оставил на растерзание кровожадного вепря? Кто ответит за невинно убиенные души?
       Смотрите, циничный убийца с мозгом неандертальца Сергей Алексейченков уже вытащил пистолет. Такие сначала стреляют, а потом думают своей дебильной головой.
       Сейчас произойдет роковой выстрел! Кто его остановит?..
       Но что это? Сергей всего лишь продемонстрировал техническую элегантность своего мощного автоматического лучевого друга и дал каждому ребенку потрогать вороненую сталь, как вполне вероятную будущую музейную ценность.
       Что можно конкретно сказать об этом эпизоде? Можно двояко расценить действия киллера, одно непреложно просматривается невооруженным глазом, что он ни на минуту не забывает о наших детях. Я не думаю, что киллер расслабился, раскис, впал в депрессию. Просто он думает о подрастающем поколении, печется о достойном их будущем и даёт им наглядный урок, чтобы они не очень распускались, чтобы не рассчитывали на спокойную инфантильную жизнь, чтобы лучше ориентировались среди многочисленных врагов. Ещё он дает школьникам прекрасный повод познакомиться с настоящим киллером, мастером своего дела. За это ему честь и хвала! И за то, что мечтает, как отец троих детей, не дай бог, никому не превратиться в абсолютистов, и конформистов, и эпигонов, и иже с ними... Дай бог всем стать только героями-ликвидаторами.
       Итак, мы узнали первую часть плана киллера, а именно из какого оружия осуществится акция...”
      
      
       Сергей уже несколько раз прошелся по одной и той же липовой аллейке, прогулялся вдоль озера, прошел лодочную станцию, площадку для тенниса. Иногда доставал пистолет и наводил его с колена или с упора на левой руке в метнувшуюся тень или просто реагировал на любой шорох из кустов. Ладонь при этом удобно обхватывала рукоятку, палец уютно лежал на спусковом крючке. Пистолет придавал ощущение силы, превосходства и… справедливости.
       Владислав Булатников был сегодня в ударе красноречия.
       “Любопытство неистребимо, люди ведут себя как на корриде, ища встречи с разъяренным быком и в то же время пытаясь уйти от опасности. Своеобразная игра с огнем, чтобы не попасть на рога.
       Если это игра, то она дорого обойдется кому-то. Мнимая безнаказанность, основанная на ложном чувстве безопасности. Киллер не унизится, не снизойдет до такого дешевого мелодраматического приема, как жалость, рано или поздно абсолютист попадется на мушку и киллер всадит в него всю обойму. Счастье и ужас, ужас и счастье – самое смешное сочетание чувств, какое только может придумать для себя человек и ощутить его сполна...”
       С противоположной стороны аллеи показался мужчина интеллигентного вида в длиннополом плаще с потерянным лицом, но гордо поднятой головой.
       – Ты кто? – окрикнул Сергей и нащупал пистолет.
       – Я – абсолютист.
       Вот это нонсенс! Вот это подарок, снимающий все проблемы, чтобы завершить достойное дело и спокойно уйти домой с чувством исполненного долга! Заявление, ошеломившее и заставившее задуматься: брать или не брать его на веру, чтобы потом на киллера не упала тень подозрения за предумышленное убийство?
       Сергей вспомнил логическую задачу про двух человек. Один всегда говорил правду, другой только ложь. Гений умозрительной логики заключался в умении задать им такой вопрос, ответ на который позволил бы сделать правильный вывод и выявить лгуна.
       На всякий случай Сергей в кармане снял пистолет с предохранителя.
       – И куда идешь? – спросил он.
       – Я иду, чтобы ты убил меня. – Ответ был потрясающим.
       Еще одно красноречивое откровение. Верить – не верить. Настоящая софистика, от которой выходят из строя даже компьютеры.
       Не всё было ясно, и с этим вопросом получилась промашка.
       – Ты – самоубийца?
       – Правильно, я – самоубийца.
       Очередной вопрос тоже ничего не дал для общей картины. Он не разоблачил вруна, не убедил, что тот сказал правду. Киллер явно занервничал – абсолютист попался с претензией на философию, и Сергею ничего не оставалось, как проводить мужчину долгим взглядом, рассуждая, кто бы он ни был на самом деле, но так рисковать может только камикадзе, человек сознательно и в полном рассудке презирающий смерть, и это не тот случай, чтобы ради сомнительной славы должен пострадать, возможно, невинный человек. К тому же Сергей не благотворительная организация, чтобы помогать кому-то добровольно распроститься с жизнью.
       Владислав Булатников надсаживал голос:
       “Напоминаю, вы смотрите самую крутую по рейтингу передачу.
       Наступает критический для раскручивания сюжета момент. Киллер решает грандиозные задачи: казнить или миловать. Пока он не утруждает себя быстрыми мыслительными процессами, не балует скоростью принимаемых решений, но свежие бусинки пота говорят о том, что он не способен уже сдерживать себя – темперамент перехлестывает через край. Киллер кипит, он объединил свои способности в своей ненависти, он заставит руку поднять пистолет и навести на жертву, чтобы с точки зрения страха абсолютиста дуло стало для того безупречно черным кругом траурной ленты. Не всегда красивые логические планы вписываются в столкновениях с жизнью, но Сергей Алексейченков умеет управлять обстоятельствами, чтобы попасть в грудь, надежнее сказать, именно в левую часть груди, там, где сердце. И дело в шляпе...”
       В горле была зловещая сухость, намертво сковавшая речь. Сергей пожалел, что проиграл словесную дуэль и что был не до конца принципиален. Он взял себя в руки и догнал прохожего в три прыжка.
       – Вы, лжец!
       – Да, я – лжец, – неожиданно простодушно, но твердо, ответил тот.
       – Я вас раскусил!
       – Да, раскусил.
       – Вы, труп!
       – Да, я – труп.
       Еще один парадокс. И Сергей пожалел, что связался с этим человеком и попал под молох казуистики, выйти из которой, не потерявши лицо, было невозможно.
       Действительно, истинно или ложно его высказывание. Если оно истинно и утверждает, что ложно, то оно ложно, и человек этот ну никак не абсолютист. Если же оно ложно и утверждает, что ложно, то оно истинно, и человек этот абсолютист.
       Нельзя давать сомнениям волю. Рука еще играла пистолетом, то поднимаясь безвольно, то опускаясь. Сергей признал свое поражение. Хрустя всеми суставами запястья на пистолете и скрипя зубовным скрежетом, он отпустил мнимую жертву.
       Из чащи вышел человек, несший плакат “Я порвал с абсолютизмом”, но Сергей только скользнул по нему равнодушным взглядом, почему-то интуитивно сразу поверив ему – лояльность в норме. Хотя следовало бы проверить документы...
       Его привлекла молодая женщина с длинными кудрявыми волосами, в джинсах и сапогах на высоком каблуке, вся в ремешках и на “молниях”, открыто, можно сказать, нахально дефилирующая навстречу. Сергею до боли было жаль эту беззащитную женщину, которая, испытывая смертельный страх, всё же старалась быть храброй. Ничего не поделаешь – здесь не в бирюльки играют, – он приготовился произвести выстрел.
       Комментатор на манипуляции киллера с пистолетом отреагировал новой тирадой:
       “Жизнь и смерть всегда ходят вместе, но балансируют на лезвии бритвы. Эта очаровательная женщина заслужила того, что преподнесет ей неподкупный Сергей Алексейченков, оправдывая свое высокое гражданское звание киллера...”
       Женщина подошла и продемонстрировала развернутое удостоверение личности, что она “Инспектор по борьбе с организованным абсолютизмом”.
       “Помощница?! Конкурентка?!” Сергей присвистнул от удивления, но тщательно осмотрел документ. Печати “Ассоциации государственного благоустройства” были на месте, фотография сходилась с оригиналом. Но почему бы инспектору не быть абсолютисткой? На всякий случай Сергей резко взметнул пистолет. Женщина охнула и для пущей наглядности подстраховаться вытащила “Удостоверение фундаменталиста” с припиской внутри “не путать с абсолютистами”.
       Киллер почувствовал легкое разочарование, непонятное в чем. Может быть, в самом себе? Разочарование поглотило его полностью. И документы, даже противно подумать, у нее были в порядке.
       К Алексейченкову уже выстраивалась целая очередь. Люди показывали справки, удостоверения, характеристики, рекомендательные письма и прочие документы, подтверждающие безучастность к сегодняшнему мероприятию, и его охватила паника – ему ничего не оставалось, как провожать всех рассеянным, отсутствующим взором.
       Владислав Булатников комментировал:
       “И это знаменитый киллер Сергей Алексейченков, невозмутимый и рассудительный убийца? Нам стыдно и отвратительно за него. Он как ребенок дает одурачить себя в простой ситуации, когда за деревьями не видит леса. Угроза абсолютизма – не просто миф, разве трудно разобраться в истинности намерений этих возможных лженеабсолютистов? У них же явно выраженные атавистические признаки на лицах: большие нависшие лбы, квадратные челюсти.
       Они занимаются очковтирательством, блефуют, идут ва-банк, вводят в заблуждение своими фальшивыми документами. Грандиозное надувательство! Неужели киллер ничего не предпримет против такой наглости? Требуется сатисфакция – компенсация за оскорбление его профессиональных чувств!
       Дорогие телезрители, оставайтесь с нами! Возьмите себя в руки, не волнуйтесь. Вероятность того, что абсолютист будет найден и загнан в угол, настолько велика, что вам остается только позаботиться о качестве своих ощущений и не забывать, что это всего лишь шоу. Здесь возможно всё: и элемент риска с одной стороны для желающих пощекотать себе нервы, и непредвиденная ошибка с другой. Выжидательная тактика “сначала завлечь” принесет свои плоды, и Сергей Алексейченков свалится на свою жертву с облаков, как коршун налетает на стаю овсянок”.
      
      
       Людмила сидела в машине и не сводила глаз с экрана, и когда видела, что Сергей уже в который раз схватился за пистолет, у нее в груди сжималось сердце и мурашки бежали по телу, но Сергей с завидной регулярностью проходил мимо возможности завершить исход шоу достойным финалом. Замирание сердца опять переходило на нормальное сердцебиение, и тогда ее подмывало кричать, и она кричала: “Размазня, что же ты медлишь?”
       Навстречу Сергею показался белобрысый путник в спортивных трусах и с рюкзаком на спине.
       – Кто ты и откуда? – грозно спросил Сергей.
       Юноша поднял голову. Был он ладный и стройный с худощавым лицом и приветливыми голубыми глазами.
       – Меня зовут Свен Свенсон. Я марафонец с севера Европы.
       Сергей наслаждался, прямо-таки упивался видом юноши, его безмятежностью, и саркастически засмеялся:
       – Иностранец!
       Но юноша не смутился.
       – Я родился очень хилым и тщедушным. Взял за основу оздоровительный абсолютизм. Занятия возродили мой дух, укрепили тело, умножили сознание и подвигли на дальние путешествия.
       – Что?!!
       – Абсолютизм – самое правильное учение из всех, – ничуть не смущаясь, ответил Свен Свенсон.
       Сергей теперь знал, что было истинно, а что ложно в словах марафонца. То есть ложного точно не было. И пистолет рукояткой для наглядности показался из кармана.
       Алексейченков взял себя в руки.
       – И давно ты в пути? – осведомился он.
       – С тех пор, как в России убили мормона... или геополитика... точно не помню.
       – И ты ничего не знаешь?
       – А что знать?
       – Ну, хотя бы последние изменения в расстановке сил в пирамиде власти и общественном благоустройстве.
       – Мне некогда смотреть телевизор, мой дух только начинает постигать абсолютизм. – И юноша пошел ковылять дальше.
       Сергей догнал его.
       – Что для тебя есть абсолютизм? – спросил он.
       – Пройти марафон – сорок тысяч километров по экватору, – ответил тот.
       – Скажи, в чем сила марафона?
       – В постижении абсолютизма.
       Сергей вспомнил древнюю восточную философию. Мудрец увидел, как юноша занимается медитацией и спросил его: “О юноша, в чем смысл медитации?” Тот ответил: “Я хочу стать Буддой”. Мудрец поднял кусок черепицы и начал тереть его о камень. “Что вы делаете?” – спросил юноша. “Я хочу сделать зеркало”, – услышал он и спросил: “Разве можно сделать зеркало, шлифуя черепицу?” Ответ был таков: “Разве можно стать Буддой, занимаясь медитацией?”
       Поэтому Сергей хотел задать последний вопрос неприятный для Свена Свенсона: “Как ты думаешь, для чего у меня в кармане пистолет?”, но передумал, вспомнив другой случай из древней философии: Юноша спросил мудреца: “Что такое вечность?” Тот ответил: “Мгновение”.
       “Это не настоящий абсолютист, – решил Сергей. – До настоящего ему еще далеко – шагать и шагать за край вселенной”.
       Он разжал пальцы на пистолете.
      
      
       Людмила подскочила на месте, когда услышала голос Владислава Булатникова:
       “Убийство этого юноши будет пирровой победой. Во все времена и везде принимали благородство за естественное проявление человеческой сущности. Такое возможно даже в рамках нашей крутой передачи. Рано или поздно Сергей Алексейченков произведет в себе революцию, разрешится от бремени великодушия и отринет от себя все лишнее, наносное...”
       Людмиле стало скучно в очередной раз, убедившись, что ее муж не отдает себе отчета.
       – Ну что же ты? Беги за ним! Мочи его!.. Ликвидация не признает компромиссов! – Автосалон наполнился её криком, и сама она была готова выполнить миссию мужа, чтобы исправить его малодушие.
       Появляющийся регулярно на экране Владислав Булатников продолжал:
       “Если бы каждый давал волю своим чувствам, система давно бы рухнула. Она сильна тем, что вовремя порождает яркие личности, каковой на сегодня является Сергей Алексейченков. Он прекрасно подготовлен психологически и морально, в хорошей оптимальной форме. Его суровое лицо не знает пощады, отмечено следами усердия и желания выполнить программу до конца.
       Смотрите, он опустил шляпу на лоб, словно забрало демонический рыцарь, готовящийся к битве. Его жена, божественное создание, маленькая симпатичная женщина, которой только недавно исполнилось тридцать пять, похожая на хрупкую китайскую статуэтку или японскую нецке, болеет за мужа у экрана телевизора...
       Итак, хладнокровный убийца бешеная собака Сергей Алексейченков определил свое железное кредо, чтобы претворить его в животные замыслы. Он еще не выдал свои звериные инстинкты, но уже расставил акценты. Можно сделать далеко идущие выводы: его не удовлетворяет сегодняшний материал, с которым он работает, не тот нынче пошел абсолютист – мелкий, гадливый, чванливый, ползучий, плюгавый, вот раньше...”
      
      
       Сергей остановился на берегу пруда, присел на скамейку, закинул голову, прикрыл глаза. Помешанный на голливудских фильмах, он вспомнил: книга “Убить пересмешника” была одной из его любимых, а Аттикус Финч, отважный юрист из романа, раскрыл бы широко глаза от благоговения, почувствовал бы себя в восторге за образ мыслей Сергея.
       “Убить пересмешника! Убить пересмешника! Убить пересмешника! Убить! Убить! Убить!” – слышалось Сергею. Хорошо бы получить сразу результат, но пока Аттикусу Финчу было не за что им гордиться. Пошла вакханалия в голове: “Убить Билла! Убить! Убить!” А тут вообще переросло в песню “Я убью тебя, лодочник”.
       Алексейченков долго сидел в таком положении, изредка открывая глаза и вращая ими во все стороны, как блюдцами. Видимо напряжение последних минут возросло настолько, что оно передалось на всех. Он посмотрел на часы, он не укладывался в регламент передачи и стал ощущать беспокойство, словно ему чего-то не хватало.
       И только слова из песни вывели его из оцепенения, подняли с места и погнали вперед.
       Булатников: “Хитрая лиса Сергей Алексейченков хочет таким оригинальным способом выманить жертву из чащи...”
       Никто больше не проходил мимо, не провоцировал, хотя бы, выхватывание пистолета. От досады Сергей размахнулся и бросил его, не глядя, в сторону.
       Булатников: “О боже! Что это такое? Сергей Алексейченков выбросил свой сорока зарядный “чмайк” в пруд. Он прямо бог милосердия! Он расписался в собственном бессилии.
       Слюнтяй! Размазня! Рохля!
       Какой урок трусости он преподал своим ученикам и собственным детям?
       Биоритмы говорят, что бывают дни, часы, минуты, когда человеку легко решиться совершить убийство. Неужели Алексейченкову такая минута не придет? Еще у каждого существует свой собственный парад планет, когда всё благоволит переступить себя и просто пойти на героический поступок. Во всяком случае наберемся терпения, передача еще не закончилась, время есть, и действия киллера не оставят равнодушными самого притязательного, самого критически настроенного и взыскательного телезрителя, потому что у Сергея есть еще голые руки для мертвой хватки...”
      
      
       Людмила почти влетела в парк не чувствуя ног, она не заметила, как на одном дыхании покрыла расстояние к мужу. Ее светло-голубое платье из-под распахнутого пальто и серебристая накидка, казалось, фосфоресцировали.
       Булатников: “Вот к Сергею бежит жена, воплощающая саму Астарту – древнюю алмазоокую богиню красоты. Волосы ее развеваются, как оперение сказочной птицы, пальто на плечах держится на честном слове. Что это: слезы радости или слезы возмущения, счастья или отчаяния на ее лице от возмутительных или правильных действий мужа? – это нам предстоит узнать в ближайшие минуты.
       Сейчас она прочитает ему душеполезную лекцию, что он трус, а потом потребует развода и правильно поступит. Кто сможет терпеть неудачливого во всех отношениях мужа, жить, воспитывать с ним детей...”
       Сергей задумчиво смотрел на озеро, когда Людмила повисла у него на шее и только всхлипывала:
       – Я не ожидала от тебя такого. К убийствам привыкают, к мысли об убийстве – тоже.
       И он не понял, чего она хотела. Его привел в рассудок прикосновение к груди твердого предмета. Пистолет! Который ему в машине засунула Люда во внутренний карман. Пистолет! Мысль о нем молнией мелькнула в голове. Как он забыл? Прямо в кармане Сергей повернул пистолет, и Людмила вскрикнула:
       – Ой, мне щекотно!
       Затем вскинулась, и в тот же миг расплывшиеся танцующие огни стали меркнуть в ее глазах, трава поплыла под ногами, и скоро свет поглотила тьма.
       Сергей, нажавший на спуск, не обрадовался, почувствовав неожиданно сильную отдачу. Если не считать впечатление от легкого содрогания Людмилы, мгновенно среагировавшей на проникновение пули, выстрел не произвел апофеоза законченного действия, тем более настоящего убийства, только боль, тревогу и удивление – не больше.
       В глазах Людмилы не было гнева – сильнее была безмерная досада человека, которого неизвестно почему оторвали от любимого дела, от планов, которые он строил на будущее.
       Владислав Булатников посмотрел на часы.
       “Достойное завершение телепередачи. Какой комок нервов!
       Не надеясь на эффективность своего друга пистолета, фанатичный, пунктуальный и ритуальный убийца Сергей Алексейченков предусмотрительно прихватил второй. Он решил не полагаться на его величество глупый случай.
       Честь ему и хвала!
       Итак, выбор сделан. Собственная жена Алексейченкова оказалась к его удивлению и удивлению телезрителей абсолютисткой, хотя отзывы и характеристики о ней были весьма и весьма безупречны. Что поделаешь, чтобы разобраться в человеке и выявить его гнилое нутро, надо съесть с ним пуд соли, и, как не мужу лучше знать свою жену. Можно еще сослаться на статистику, что большая часть всех убийств происходит родственниками родственников.
       Конечно, можно было предвидеть такой финал, но, тем не менее, он не умаляет заслуг гражданина и патриота, каковым оказался Сергей Алексейченков, киллер с Большой буквы.
       Какие мотивы двигали им?
       Одно, безусловно, подтверждает: его честность, порядочность, спортивность, принципиальность. От ненависти до восторга, от неприятия до перебарывания своего “альтер его” – так можно охарактеризовать логически правильные действия Сергея Алексейченкова. И да простим ему его маленькие человеческие слабости. Ему было стыдно перед Людмилой, что он малодушничал. И в первую очередь продемонстрировал именно ей, что порвал с этой негативной чертой характера, а также доказал, что никакая сильная любовь не влияет на скорость пули. Как говорится, если хочешь чего-то добиться, надо с пистолетом спать чаще, чем с женой. Теперь в его душе царит безмятежное умиротворение, знакомое каждому, кто одержал хоть маленькую, но победу над самим собой, кто поборол в себе маленького трусливого человечка. Он поступился своим, своим самым дорогим – женой, чтобы всем нам было хорошо...
       Ну, Сергей, ты сделал всё что мог. Я снимаю перед тобой шляпу, буду рад пожать тебе руку и пригласить на рюмочку коньяка!
       До следующей телепередачи!”
            
       ------------------------------