Письмо Ивана Грозного

Юрина Наталья
Ростовская обл. \ г. Батайск ул. Социалистическая № 75
Сот. 8.909.429.16.41.
               
                Детектив №6.
                «Письмо Ивана Грозного»
         
   Алексей Платонович Милорадов, бывший преподаватель и профессор Петербургской Академии, а ныне помещик и свободный писатель  сидел за письменным столом, и задумчиво смотрел в окно. За окном бушевала декабрьская вьюга и ее, почти волчье завывание, вызывало бы дрожь, если бы не веселый треск огня в мраморном камине.
  На столе лежал чистый лист бумаги, в открытой чернильнице стояло белое гусиное перо, и пора бы начать писать научно-популярную статью об Иване Грозном, которую ему заказал  журнал «Слово и МирЪ», но в  голове профессора было полное отсутствие мыслей.
  И вроде бы тема легкая, и вся жизнь Ивана Грозного, ему известна, как «отче наш», но Милорадову хотелось написать что-то необычное, неординарное.  Но за окном завывала вьюга, и все неординарные мысли разбегались и прятались от жуткого завывания. Впрочем, треск горящих дров в камине, и ароматные запахи с кухни, тоже мешали сосредоточиться.
  Чернила сохли. Вьюга выла. Камин играл с огнем. Профессор думал. Мысли спали, и профессора клонило ко сну.  Неожиданно, дубовая дверь в кабинет со скрипом отворилась. В комнату вошла его подруга, тридцатилетняя Екатерина Б. в  оранжевом платье и рыжий кот Василий. Дверь со скрипом закрылась. Рыжий Василий запрыгнул в золотистое кресло у камина и свернулся клубком. Княгиня  положила на стол белый конверт, расправила пышную оранжевую юбку  и медленно, грациозно села в кресло. Василий еле успел выскочить, из-под столь опасного соседства. Кот соскочил на пол, выгнул спину,  недовольно фыркнул на женщину, и лег на коврик у камина. Княгиня недовольно фыркнула на наглого Василия. Профессор улыбнулся, взял в руки конверт, и большие темно-карие глаза Екатерины загорелись любопытным огнем.
  Письмо было от помещика Ивана Грозновича. Профессор его не знал, и, вскрывая конверт, перламутровым  ножичком для разрезания писем, терялся в догадках, что нужно неизвестному помещику от профессора. Ну, уж точно, не его знание истории.
   Неизвестный Иван Грознович, предлагал профессору Милорадову посетить его поместье, чтобы вывести на чистую воду его соседа,  помещика Степана Резина. По словам Грозновича: этот Стенька Резин, разбойник и мародер,  мешает ему жить спокойно, поэтому профессор Милорадов должен срочно заняться перевоспитанием  Резина.
  Письмо было написано кратко, в приказной манере, и между строк ясно читалось, что Грознович, твердо уверен:   Милорадов тут же бросит все свои дела, и помчится к нему сквозь вьюгу и буран, выполнять приказание. Алексей Платонович, не удивился бы, если в конце письма стояло: « За отказ – четвертовать!» Но времена были другие, и этой приписки не было.
  Профессор  недовольно поморщился, встал из-за стола, прошел к камину и бросил грозное письмо в огонь. Пламень радостно лизнул приказную бумагу, и взвился до потолка камина.
Увидев, что непрочитанное  письмо сгорает прямо на ее глазах, Екатерина недовольно нахмурилась, а Василий  недовольно фыркнул. Оба, и Василий, и Екатерина уставились на горящее письмо. Письмо вспыхнуло, превратилось в пепел, рассыпавшийся пепел исчез за языками пламени, и оба недовольно посмотрели на профессора. Милорадов добродушно  улыбнулся, и отвернулся к окну. Наступал вечер, и вьюга радостно завывала, что сегодня, солнце исчезнет раньше, чем обычно.
Княгиня, не выдержав неизвестности, накрутила рыжевато-каштановый локон, сияющий от языков пламени, на палец,  и томно спросила:
- Что тебе пишет Иван Грознович?
- Всякую ерунду, - густым басом сказал он.
- Наверно приглашает в гости?
- В некотором роде. А ты  знаешь Грозновича?
- Знаю, это наш дальний сосед.
- Никогда о нем не слышал. И где живет наш дальний сосед: в Киеве или на Камчатке? – сострил он.
- Не так далеко от нас. А если точнее, то в часе езды от города Владимира.  Так мы поедем к нему в гости?
- Нет, не поедем. Я его не знаю, и у меня полно работы.
- А, я хочу поехать развеять скуку, - вскинулась княгиня.
- А, я не поеду, у меня стоит работа, - бесстрастно пробасил он.
- Опять  работа! А мне что делать? – бурно возмутилась Екатерина,  и рыжий Василий, вслед за ней, возмущенно мяукнул.
- То же, что все помещицы: вышивай скатерти и подушки, играй в карты. Еще можешь почитать - тоже хорошее занятие.
- Алеша, перестань издеваться надо мной! Сам знаешь, вышивать я не люблю, а от чтения, у меня уже резь в глазах.
- Запряги  сани, и покатайся по зимнему лесу. Зимний лес - красота! Чудо природы!
- На улице вьюга! – пояснила Екатерина, и недовольно продолжила. - Я всегда знала, что ты хочешь от меня избавиться. Только ты, можешь отправить меня в лес во вьюгу, кататься на санках. Ужас! И зачем я с тобой связалась. Зачем, я тебя полюбила?  Все мои кавалеры, с меня снежинки стряхивали, пылинки сдували, на руках носили! – прекрасные глаза княгини наполнились слезами, и профессор пошел на попятную:
- Извини, моя душечка, я забыл, что сейчас ночь, и в лесу вьюга.
- А другие никогда не забывали! – крикнула княгиня.
- Вот поэтому, ты их и бросила.  Они никогда ничего не забывали, - пожал плечами профессор.
Катерина вскочила с кресла. Василий вскочил с коврика, и княгиня гордо сказала:
- Все!  Хватит! Я  сейчас же уезжаю от тебя! Прикажи запрячь сани, и, я уеду: в ночь, в буран, в снегопад! И  пусть я погибну, как  ямщик в степи, но с тобой, я больше не буду иметь дела! 
Катя топнула ногой в белой атласной туфельке, и Василий поджал лапки, чтобы их нечаянно не придавили.
Профессор пожал плечами, встал, открыл настежь дверь,  и басовито крикнул:
- Марфа, позови Илью. Пусть  запрягает сани! Срочно! Княгиня желает ехать в Петербург.
– Ах, вот ты как! Ты… ты … поросенок! Ты меня совсем не любишь, не жалеешь! – зарыдала княгиня.
- Если тебе не жаль лошадей и кучера, и ты их хочешь отправить на верную смерть, то почему я должен тебя жалеть? - удивился Милорадов.
- А мы пробьемся сквозь пургу! – храбро сказал княгиня, и Василий согласно кивнул.
- Точно так же,  говорила  помещица Морозова, когда ее весной нашли  во рву, в сугробе.
- А как она могла говорить, если она замерзла? – удивилась Екатерина. Она  достала из декольте белоснежный вышитый платочек, и вытерла слезы.
Профессор спокойно пояснил:
- А весной ее слова растаяли, и нашедшие ее  крестьяне, услышали из подтаявшего сугроба: «С-с-с-квозь вьюгу-у-у». Хотя некоторые, говорили, что это говорила не она, а лесная птичка. Впрочем, это не имеет значение – все равно, Морозова пробилась сквозь вьюжный снег. Правда это случилось весной, но  слово-то она выполнила! Сильная женщина, совсем, как ты! - профессор торжественно поднял палец вверх.
  В кабинет заглянул заспанный кучер, в наспех накинутом на голое тело красном кафтане, и,  по привычке, солгал:
- Ваше сиятельство: лошади запряжены, сани готовы, волчья доха постелена под ноги, ружье от волков заряжено. Пора отправляться в путь.
 Вьюга по-волчьи завыла за окном, и княгиня испуганно прошептала:
- Я уже передумала. Сегодня погода немного не дорожная.
- Так, что распрягать лошадей? – зевая, спросил Илья.
- Распрягай! И лошадей заведи в конюшню, а то замерзнут, - деловито скомандовала Екатерина.
- То запрягай, то распрягай, а лошади бедненькие мучайся, - разворчался Илья и пошел спать в теплую каморку около кухни. Лошади, еще не знали о поездке в Петербург,  спали в теплой конюшне, и видели в своем лошадином  сне цветущее летнее поле.
 Рыжий Василий запрыгнул на колени к профессору, и  стал тереться об него. Екатерина подошла к Алексею Платоновичу, ласково обняла,  взъерошила его светлые кудрявые волосы, и обиженно, сказала:
- Алешенька, я же знаю, что тебя пригласили расследовать убийство. Я тоже хочу расследовать. Тебе хорошо, ты веселишься, расследуя убийства, а я скучаю. Это нехорошо! Так в высшем обществе  не поступают.
- Катя, там еще никого не убили, и, слава богу, что не убили.
- А когда, ты приедешь, то сразу убьют, - кокетливо сказала она.
- Катенька, я никуда не буду ездить, если при моем приезде начнут убивать людей. Успокойся, душечка, это обычная склока, между помещиками.  Чтобы не помереть со скуки, они придумывают игру: «Подеремся, да помиримся за чаркой  настойки».
- А, я чую, что там будет убийство! Страшное убийство!
- А, убийства бывают, не страшные? – удивленно спросил он.
- Алеша, не придирайся к словам. Если там произойдет убийство, я обязательно поеду с тобой. А, то всегда, как самое интересное, ты меня не берешь с собой.
- О, времена! О, нравы! Убийство – теперь интересное развлечение! – слабо возмутился профессор, потому что Екатерина уже лезла целоваться.
  Катя нежно поцеловала его. Потом, отстранилась, посмотрела в его синие глаза, черным жгучим взглядом, и многозначительным тоном, проворковала:
- Убивать будут всегда, и всегда будут искать убийцу. А почему, я не могу искать убийцу? Я тоже хочу быть полезной обществу.
- А нельзя, быть полезной обществу, без убийств?
- Можно, но мне надоело строить больницу. Хочется чего-то более живого.
- Например, убийства.
- Да, убийства! Женская больница святой Матрены, почти достроена, и теперь я буду, вместе с тобой искать убийцу. Чтобы убийца, больше никого не убил, - проворковала княгиня, и согнала Василия с колен профессора. Рыжий кот фыркнул на детектива в юбке, и пошел спать к камину.
 А вьюга злобно бесилась, стучала в окно, и только два тонких стекла, отделяла ее злобное лицо, от теплой солнечной комнаты…

На другой  день стоял трескучий мороз. В белоснежных полях сияло солнце. За окном виднелась высокая ель, и длинный пушистый иней переливался на солнце яркими искрами.  За окном было бело, в комнате светло. Профессор сидел за столом, и думал об Иване Грозном. На белом листе, уже чернел небольшой отрывок:
«Князь Василий Московский, отец Ивана Грозного, прожив со своей бездетной женой  Соломонией, 26 лет, постриг ее в монахини и заточил  в дальний монастырь... И взял он себе Елену, дочь Глинского, хотя воспротивились ему в этом беззаконии многие святые….. Василий же, великий больше в гордыне и лютости, не послушал  святых мужей,  заточил их пожизненно в монастырь, и скорою смертью уморить повелел.
 Вот в таком беззаконии, родился Иван Грозный. По восьмому году, он остался круглым сиротой, и со своим младшим братом Юрием попал на попечение « боярщины» - группе знатных бояр, которые приняли на себя коллективное регентство до совершеннолетия великого князя. Во главе бояр стояли князья  Шуйские.
   Позже Иван Васильевич с горестью вспоминал обиды, нанесенные ему Шуйским. С точки зрения человека нашего времени, многие поступки Шуйских вполне простительны: вошел, скажем, князь Иван Шуйский в горницу, где маленький Иван играл с братом, и оперся на государеву постель. Ничего особенного! Однако стереотипы поведения меняются. То, что для нашего современника – безделица, для человека 16 века могло быть позором, «порухой чести». Такой поступок Шуйского по тем временам считался жутким «гордением» (такова оценка самого Ивана Грозного) и кичливостью. В общем, с Шуйскими Иван не поладил, и, как только подрос, велел убить главу их клана – Андрея. Сам Иван Шуйский к тому времени уже умер, а то бы и ему не поздоровилось.
   Но вернемся к его детству. Бояре не занимались воспитанием будущего князя, а вели между собой  клановые распри. Шуйские сменяли Бельских, Бельских сменяли Глинские, потом опять властвовали Шуйские…
  Они ссорились, на его глазах, жестоко,  до крови дрались. Не стеснялись оскорблять, самого мальчика-государя, вламываясь ночью в его палаты, и силой вытаскивая от него, своих врагов. Растащив многое из великокняжеского имущества, бояре явились перед мальчиком-государем грабителями и изменниками.
… в то же время, они льстили дурным инстинктам будущего государя, хвалили жестокость его забав, ( Иван любил  убивать и мучить, кошек и собак), и говорили, что из него выйдет храбрый и мужественный царь… Бояре потворствовали его врожденной жестокости, и скоро поплатились за это своими жизнями, а многие жизнью своих детей. Иван Грозный в годы «опричнины», уничтожил две трети знатных бояр…
*Лев Гумилев. «От Руси к Росиии»
* Платонов «Полный курс лекций по истории России»

Вокруг профессора лежали старинные книги об Иване Грозном, но  дело опять застопорилось. За окном, было так светло и празднично, что не хотелось писать о черном, и мрачном. Впрочем, у него было еще много времени впереди.
   В кабинет, с мороза, вошла радостная румяная княгиня. Она успела прокатиться на санях по лесу, и ее белая заячья шубка, еще сверкала редкими снежинками, зацепившимися за пушистый мех. Екатерина  вытащила из широкого рукава два письма, помахала ими в воздухе, и положила их на исписанный листок. Сама же скинула шубку на диван, и села в кресло, дожидаться известий.
   Одно письмо было от помещика Грозновича,  другое от дальней родственницы, старой графини Паниковской. Милорадов взял письмо родственницы. И открыл его перламутровым ножичком. Паниковская сообщала ему: она где-то краем уха слышала, что Алеша отличный детектив, поэтому,  срочно приглашает его посетить ее имение. Он должен   выяснить, кто из слуг отравил ее любимую собачку, мальтийскую болонку  Моську. Моське было всего десять лет, и скоропостижно скончаться, она никака не могла. Если же, он слишком занят, и не приедет к ней, то графиня сама привезет ему любимую собачку, завернутую в лед, чтобы он определил по замороженному трупу Моськи, ее убийцу. 
   Милорадов отложил письмо, и вскрыл  другое. Грознович сменил свой грозный, повелительный тон. Он с великим уважением,  приглашал его в гости - у него в семейном архиве, есть письмо самого Ивана Грозного. И вручит он его профессору, только лично в руки.  Профессор на миг задумался, что выбрать – труп Моськи или несуществующее письмо  Ивана Грозного. И выбрал второе. живой Грознович, был все-таки лучше, чем труп  собачки.
   Милорадов   быстро написал ответ своей родственнице, где сообщал ей, что он уезжает в длительное путешествие вокруг света. Запечатанный конверт он положил на край стола,  завтра Марфа отправит его на почту. Затем встал, улыбнулся княгине, положил письмо Грозновича в карман бархатного сюртука, и, сославшись на срочные дела, вышел из кабинета. Он решил сейчас же ехать за историческим документом Ивана Грозного, но ехать тайно. Чтобы ревнивая и капризная Екатерина, не привязалась ехать с ним, и узнала об его отъезде, только после его исчезновения.
   Карета, поставленная на санные полозья, дожидалась его на дороге, в ближайшем леске. Илья, закутанный в волчий тулуп, сидел на облучке и дымил самокруткой, как паровоз. Профессор вошел в карету, и громовым басом крикнул:
- Поехали! 
Кучер погнал лошадей. Милорадов смотрел в окно на заснеженные деревья, и по-детски радовался, что так ловко провел свою подругу. Когда он, перед отъездом, еще не одетый, стучался в ее будуар, она полусонным голосом сообщила ему, что спит.
   Яркий искрящийся снег слепил глаза, и он прикрыл веки. Санные полозья мягко скользили по ровной снежной дороге, и усыпляли. Карета неожиданно остановилась. Он ударился головой о стенку, проснулся, выглянул в окно, и вздрогнул. Екатерина, словно прекрасная снегурочка, стояла у заснеженной огромной ели. Ель сверкала. Карета стояла. Лошади били копытом. Княгиня радостно улыбалась. Ведь она, так ловко провела своего друга. 
   Снегурочка  подбежала к карете, влезла внутрь, и, оберегая норковую  шубку, подаренную профессором, аккуратно села напротив него.
 Милорадов почему-то обрадовался ее присутствию, хотя обычно не любил брать в гости спорщицу и ревнивицу  Екатерину. Но сейчас другое дело.  Все же ехать к незнакомым людям,  веселее вдвоем. Тем более, приказной тон письма Грозновича, навевал на него морозное уныние. Но исторический документ требовал самоотречения, и профессор  надеялся, что его самоотречение, продлится не долго.
 Лошади двинулись в путь. Екатерина перестала улыбаться, и, поджав красивые алые губы, недовольно протянула:
- Алеша, ты хотел уехать без меня. Как ты мог? Я думала, ты меня любишь.
- Конечно, Катенька, я тебя люблю. Поэтому и не взял тебя с собой.
Говорят в последнее время, волки совсем озверели, нападают на ездоков среди белого дня, – слукавил он, чтобы не начинать поездку с нудных разбирательств, которые так любила Екатерина.
- Волки! Ужас! Кошмар! Илья останови! Я возвращаюсь домой, - закричала княгиня, высунувшись из окна.
Илья, не обращая внимания на крики, продолжал по привычке ехать, княгиня неожиданно успокоилась и мудро сказала:
- Нет, Алеша, я поеду с тобой. Мне не на чем возвращаться домой. Сани я уже отослала в поместье, и потом, если на нас нападут волки, ты меня спасешь. Правда ведь спасешь? – спросила она.
- Обязательно спасу.
- А, вдруг, он тебя съест первым, а я успею убежать? – предположила любящая женщина.
- Сомневаюсь. Говорят волки, обожают норку, - пошутил он.
- И зачем я надела норковую шубу? Надо было надеть заячью.
- Зайчиков, волки еще больше любят.
- Алеша, ты опять пугаешь меня. Ты знаешь кто?
- Кто? – поинтересовался профессор, и с улыбкой, посмотрел на  румяную красавицу Катю.
- Поросенок! А волки очень любят поросят.
- Ужас! И почему, я не липа. Говорят, волки не любят липовых людей,  - деланно вздохнул он, и продолжил, - Катенька, а ты знаешь, куда мы едем? Вдруг, я отправляюсь в далекую Сибирь, и моя поездка пройдет через непроходимую тайгу.
- Знаю, я твою подмосковную Сибирь. Ты отправился во Владимир к Грозновичу. Если, он захотел, чтобы ты приехал, он тебя из-под земли достанет. Неприятный человек, но очень богат и влиятелен. Говорят, его дед, был  братом Елены Глинской, так что он близкий родственник Ивана Грозного.  И как, он тебя к себе заманил? Наверно  каким-нибудь документом времен Ивана Грозного?
- Ты угадала. Он мне обещал отдать письмо Ивана Грозного. Может он и лжет, но я надеюсь, что он говорит правду. Ты его хорошо знаешь? Расскажи мне о нем.
- Наконец-то, я знаю то, чего не знаешь ты, - обрадовалась княгиня, и начала рассказ.
   Дворянин Иван Грознович, слывет среди соседей человеком склочным, вздорным, жестоким и мстительным. В общем, он настоящий тиран. Ему 80 лет, у него два сына: пятидесятилетний  Дмитрий, и сорокалетний Федор. Федор был  женат, но его жена давно умерла, и детей у них не было. У Алексея было шестеро детей, но выжили, только двое: Саша, ему 25 лет, и Антон 20 лет. Жена Алексея, Елена, два года назад исчезла. Кто-то говорит, что она ушла от тирана свекра, в монастырь; кто-то утверждает, что Елена  сбежала в Париж. Но точно никто ничего не знает. Просто в один зимний морозный  день, она исчезла. Домочадцы на расспросы соседей не отвечают, и от этого, вся округа строит всевозможные предположения – один ужаснее другого.
   Екатерина,  знает об этом семействе, со слов своей дальней родственницы, Басмановой Инги. Басмановы, соседи Грозновичей, и в их семействе, дела обстоят, не намного лучше. В семье Басмановых,  властной рукой правит,  семидесятилетняя  бабка Агата. С ней живут ее дочь Инга – старая дева 37 лет, и три внучки, оставшиеся на попечении Агаты, после смерти  старшей дочери Виктории.  Старшая внучка Анна 27 лет, вдова. Она сбежала из дома с уланом, гостившим в соседнем поместье, и обвенчалась с ним, без благословления родных. Задира и скандалист улан, любил стреляться на дуэлях, и скоро погиб на одной из них. Татьяна вернулась домой нищая, больная, и теперь бабка Агата, ест ее поедом. После Анны идут сестры Маша и Настя – тихие скромные барышни, засидевшиеся в девках, так как бабка Агата, слишком долго копается в женихах. Бабушку  удовлетворит только царевич, но царевичи не хотят брать в жены, бедных, не блещущих красотой дворянок.
   Сама  Екатерина, уже давно не бывала у Басмановых. Лишь Инга, изредка бывала у нее в Петербурге, по каким-то своим делам. Поэтому она, заодно с посещением Ивана Грозновича,  повидается со своими родственниками. Княгиня замолчала, и профессор поинтересовался у нее, знает ли она соседа Грозновича, Степана Резина.
  Екатерина  знала о нем мало. Она слышала от Инги: ему тридцать девять лет. По характеру, Степан шутник, заядлый охотник, местный бабник, и душа  помещичьих пиров. Живет он со своей дочерью, шестнадцатилетней Агриппиной,  то есть Грушей.
Разговор замолк,  лишь скрип полозьев нарушал зимнюю тишину.
  Поместье Грозновича, как и большинство русских усадеб, стояло на холме, что позволяло помещикам любоваться из своих окон необъятными русскими просторами. Гостей ждали, и широкие деревянные ворота были открыты настежь. У ворот неподвижно сидели три русских борзых. Карета въехала во двор, и борзые молча и неторопливо, словно сопровождающий эскорт, последовали за ней.    Карета остановилась у старинного, двухэтажного здания,  выстроенного, в стиле  красного терема царского Кремля, времен Ивана Грозного. Конечно, в сильно уменьшенном варианте. Но, тем не менее, здание багряно-белого цвета выглядело великолепно, особенно в оформлении бесконечного белого  пространства, где даже небо сияло голубоватой белизной.
   Милорадов с Екатериной вышли из кареты, и следом за ними, к их удивлению, выпрыгнул замерзший  кот Василий. Зачем он поехал с ними, и как они его не заметили в дороге,  осталось   тайной. Рыжий Василий был молчалив, и не любил болтать.  Катерина, увидев его, обрадовалась, и хотела  взять его на руки, но коту не понравилась ее норковая шубка,  он фыркнул, и отбежал к профессору.
   Гостей  уже встречали. На  крыльце стояла вся семья.  Четверо высоких мрачных  мужчин, в длинных волчьих шубах,  окружали седого маленького, сухонького старца восьмидесяти лет.
   Старец, Иван Грознович, внешне похожий на царя Ивана Грозного,  восседал в центре, на высоком резном деревянном кресле, слепке с трона Ивана Грозного.  На плечи старик накинул казацкую черную бурку, а в сухих цепких руках, держал, словно царский скипетр,  казацкую шашку, инкрустированную рубинами. Зачем при встрече гостей нужна острая шашка, профессор не знал, но ради драгоценного письма Ивана Грозного, решил ничему не удивляться. Если Грознович, хочет казаться юным бравым казаком, пусть  им кажется. Хотя бы в своих глазах. А мнение гостей, его вряд ли интересует.
   Грознович еле-еле встал с кресла, с трудом разогнулся; представил мужчин, а затем,  торжественно, с царственными приемами, приветствовал гостей. Милорадов, в этот момент, чувствовал себя замерзшим африканским послом. А, Екатерина, позже,   призналась, что она почувствовала себя  царицей. Что почувствовал Василий, осталось неизвестно, но он с одобрением слушал царскую речь хозяина. Дмитрий, Федор, Саша  смотрели на все это морозное представление мрачно и недовольно. А самый младший Антон, несмотря на то, что  кончик его орлиного носа побелел от мороза, лицезрел, этот театральный прием, с еле заметной усмешкой.
  Замерзший нос Антона, навел профессора на мысль, что Грознович, вывел  семью на крыльцо, довольно давно. Возможно еще тогда, когда карета, лишь показалась на горизонте.
   Бородатый слуга отвел гостей в просторные, элегантно обставленные покои, состоявшие из общей  гостиной,  и двух спален. Белый потолок и стены были расписаны в итальянском стиле, у центральной стены высился камин, облицованный белым мрамором. Возле него стоял  диван и два кресла, обшитые крокодиловой кожей - позже, профессор их называл крокодиловыми. В углу гостиной темнел резной шкаф с книгами, посередине  дубовый стол  с гнутыми венскими стульями, местного производства, и немецкий черный рояль с потрескавшейся крышкой. Рыжий Василий по-хозяйски обошел покои, и после обхода, завалился спать на  крокодиловый диван. Этого крокодила он не знал, и совесть его не мучила. Впрочем, он вообще не знал, что такое «крокодил» и «совесть», но правила приличия всегда соблюдал. Из врожденного кошачьего воспитания.
   Княгиня вслед за Василием, обошла покои, осмотрела их придирчивым взглядом -  осталась довольна, и пошла в спальню  наряжаться к званому обеду, устроенному Иваном в их честь. А, так как профессор, знал, что это выбор нарядов затянется надолго, он отправился искать хозяина. Ему хотелось быстрее увидеть письмо воочию.
  Где искать хозяина он не знал, и бестолково бродил по пустынному первому этажу. Кто ищет, тот всегда найдет, и профессор нашел, внука Ивана, Сашу – высокого, молчаливого красавца блондина. Хмурый Саша отвел профессора в кабинет к деду, и, показав рукой на дверь, молча ушел.
   В просторном зеленом кабинете было слишком жарко. В камине горели сосновые дрова, и в воздухе стоял терпкий горьковатый лесной дух. Вдоль  правой стены, на полках стояли старинные книги. На левой стене, на деревянных сучьях застыли чучела, и местных невзрачных птиц, и ярких африканских попугаев.  Иван сидел в кресле у пылающего камина, и нюхал табак. На низком бронзовом столике рядом с ним стояла раскрытая малахитовая шкатулка с крупным нюхательным табаком, бронзовая богиня Диана, и старинная, в кожаном переплете книга. Полустертые золотистые буквы извещали: « Великая жизнь Великого Ивана 4, государя Московского».
   Профессор  остановился у камина и поздоровался. Иван чихнул, и сухие листья табака рассыпались на его черные  лосины.  Старик поднял голову, и   посмотрел на него так, словно он ожидал, что незваный профессор тут же исчезнет. Но гость  не исчез, и  церемониться не стал – раз пригласили в гости, так извольте, угождать. Поэтому он сразу приступил к делу:
- Иван Васильевич, Вы обещали мне отдать письмо Ивана Грозного. Я бы желал его посмотреть. Поверьте мне, я, как историк, в великом нетерпении.   
Иван Грознович недовольно поморщился, и хитро сказал:
- Вы обязательно получите письмо, но позже. Я  позвал Вас, совсем
по другому поводу…
Профессор перебил его:
- Иван Васильевич, я не собираюсь решать Ваши дела, и меня есть свои, и тоже неотложные.  Или вы отдаете - продаете мне письмо, или, я уезжаю.
- Алексей Платонович, если вы уедете, то я сразу же после вашего отъезда, сожгу письмо вот в этом камине, - властно сказал старик, и безвольно взмахнул рукой, как бы прогоняя его прочь.
Профессор взглянул в пылающий камин, и вздрогнул от ужаса. Иван довольно рассмеялся:
- Я знаю, что вы не уедете, пока не получите письмо. Поживите у меня недельку и письмо ваше. А чтобы вам не было скучно, вы поможете мне решить мои дела.
Профессор обреченно вздохнул. Ради истории, можно и пострадать.
Другие страдали больше, а он, можно сказать, будет просто по-царски отдыхать в поместье «Грозный».
Старик не пригласил его сесть, и Милорадов, без всяких церемоний, сел во второе кресло  у камина.
   Иван закрыл малахитовую шкатулку с табаком, стряхнул табак с черных лосин, наклонился к профессору, и таинственно прошептал: 
- Алексей Платонович, я вызвал вас, по очень неотложному делу.
Неделю назад, ночью, около ворот нашего поместья замерзла девушка. Я хотел бы узнать кто она такая, и к кому она шла.
- Возможно, это была нищенка, - предположил профессор.
- Нет, эта девица  хорошо одета. На ней была модная заячья шубка, колечко с маленьким изумрудом, и платье,  от модистки, по последней моде. Нищенки так не одеваются. Она дворянка.
- Надо узнать, пропадала ли у кого-нибудь из местных семей, дочь или сестра.
- Уже узнавал. Все девицы в округе живы и здоровы. И вряд ли, барышня из хорошей семьи, пойдет просто так замерзать у нашей усадьбы. 
- Извините, Иван Васильевич, но я ничем не могу помочь. Обратитесь в полицию. Там служат люди, которые занимаются такими делами. А, я, если вы еще помните - профессор истории, и только иногда изучаю убийства, произошедшие много веков назад. Поэтому, Вам нужна полиция.
- Я не могу туда обратиться. Я с нашими жандармами, в лютой ссоре. Они не будут разбираться, и посадят моих сыновей или внуков в острог, только чтобы меня опозорить. Поэтому вы должны мне помочь. Я слышал, вы сразу находите убийцу, и не отрицайте, я все про вас вызнал. Вы поможете мне. Ведь  здесь даже не убийство, а замерзшая девица. Я думаю, что вы за неделю найдете родителей этой девушки, и я подброшу ее труп к их дверям.
- Это жестоко.
- Это сантименты!  Бабские слюни!  Еще хуже будет, если они годами будут мучаться, где она, и что с ней.
- А, где сейчас эта девица?
-  В сарае, я ее обложил снегом, пойдемте со мной, посмотрите на нее.
  Иван кряхтя, поднялся с кресла, с трудом снял с рогов оленя,  длинную лисью шубу, и они вышли из жаркого душного кабинета в прохладный коридор. Профессор шел позади, и смотрел в лисью спину Грозновича. В  походке старика чувствовалось механическое напряжение, свойственное подагрикам, которые движутся, подпрыгивая, словно на пружинах. Старик, спускаясь с лестницы, еще раз подпрыгнул, и в этот момент, Милорадов подумал, что Грознович напоминает  состарившегося актера, который пытается играть роль великого человека, но ему это плохо удается, и от этого он живет в постоянном страхе. А вдруг, зрители заметят его плохую бездарную игру.
   На улице было морозно. Снег звонко скрипел под ногами. Иван пошел по широкой, очищенной от снега дороге, обошел дом, и свернул влево, на задний двор, где стояли хозяйственные постройки: амбары, хлев, конюшня, и дом для слуг. Милорадов нехотя шел за ним. Они прошли многочисленные добротные деревянные постройки, выстроенные в по квадрату, и за конюшней свернули к высокому забору. Там на отшибе, за кустами припорошенной снегом черемухи, стоял кривобокий низенький сарай с прохудившейся крышей, и высокие сугробы,  скрывали его почти до крыши. 
  Старик   добрел до сарая, достал связку ключей, и открыл большой, хорошо смазанный замок. Мужчины вошли в узкий длинный сарай. Девица лежала в снегу, словно в перине, и выглядела, как живая. Тусклый свет сарая, скрывал мертвенную белизну кожи, и тень, придавала лицу некоторую жизненность. Профессор подошел ближе и осмотрел покойную. Это была миловидная брюнетка, примерно двадцати трех лет.  Ее серые глаза были открыты, и она пустым, ничего не выражающим взглядом смотрела на прохудившуюся крышу. Заячья белая шубка, была расстегнута, под шубой виднелось зеленое бархатное платье, украшенное белыми бантиками; на  среднем пальце виднелось тоненькое  кольцо с маленьким изумрудом; из-под  платья выглядывали замшевые сапоги, верх которых был обшит разноцветным бисером. Взглянув на ее одежду, профессор сразу же отмел предположение. Ивана, что эта девица дворянка, скорее всего это была мещанка, подражающая дворянкам. И крестьянкой, она быть не могла – ее руки были нежные, ухоженные. К тому же, ее родители, могли позволить себе, купить дочери  кольцо с маленьким изумрудом. Или, это кольцо ей подарил  кавалер?
Особенно его смутила обувь. Обычно верх сапог не был виден из-под длинной юбки, и он не знал, обшивают ли женщины сапоги бисером. Может, сейчас пошла такая мода, но княгиня – великая модница, никогда не носила таких сапог.
Милорадов задумался. Иван в нетерпении воскликнул:
- И что вы думаете об этой девице?
- Вы своих сыновей и внуков опрашивали? Может, она шла к кому-нибудь из них? – спросил он.
- Не спрашивал. Но точно знаю,  что эта девица, им неинтересна. Они все носятся за нашей соседкой вдовушкой Мариной Могилевской. Красивая баба, но знается с чертом. Всем моим голову заморочила. Носятся за ней, как сосунки безголовые. Чертовка проклятая, так бы и утопил ее в болоте, - с ненавистью сказал Грознович.
- А, может, эта девица случайно замерзла у ваших ворот.  Допустим, она шла к кому-то из ваших соседей. Если бы она  прошла дальше по дороге, то к кому бы она пришла?
- Я, об этом как-то не думал. Мне казалось, эта девица специально замерзла у наших ворот. Назло мне, чтобы меня в острог упекли, - Полусонные, блеклые глаза Ивана вдруг сверкнули недобрым огнем, и он зло продолжил, - я знаю, кто мне эту пакость, устроил - эта ведьма Зинаида. Я ее на прошлой неделе, на дороге кнутом  стеганул, чтобы она мне на глаза не попадалась, вот она и решила мне отомстить.
- Что за ведьма? - заинтересовался несуеверный профессор.
- Живет тут у нас в лесу,  бабка Зинаида. Настоящая ведьма. Мужиков и баб травами лечит;  девкам ворожит на женихов, да от незаконных детей избавляет. Бабы говорят, что она в полнолуние  в сову превращается, по деревням летает, да порчу на людей и скот наводит. Я ее, уж сколько раз хлестал кнутом, чтобы она отсюда убиралась, а она, улыбнется бесом, и дальше живет. Точно, это Зинаида, мне эту  кикимору подсунула!
- Что-то эта девушка, на кикимору не похожа. Я думаю, в жизни, она была хорошенькой, а кикимора старая и страшная, - сказал профессор – настоящий академик-кикиморовед, изучавший историю славянской языческой мифологии.
- Не будет же она мне настоящую кикимору, подсовывать. Может, она эту страшилку зеленую кикимору, заколдовала, да в  девицу превратила. Взгляните, у этой девицы и платье зеленое, и колечко, - уверенно заявил Иван.
- Я думаю, Зинаида здесь ни причем. Эта девица – человек, -  сказал профессор, и у него мелькнула мысль, что Грознович, так же суеверен, как Иван Грозный.
- Человек? Ну что ж, Вы, профессор Петербургской Академии, вам лучше знать. Мы люди неграмотные, помещики деревенские, и не умеем замаскированных кикимор, от людей отличать. А как, вы их в своей Академии отличаете?
- М-м-м…, - профессор  задумался, и через миг выдал свою, только что придуманную, версию определения, - видите ли, у кикиморы  зеленые глаза, и зеленые ногти, и никакое колдовство, не может это скрыть. Но вернемся, к моему предыдущему вопросу. Допустим, эта девица, шла не к вам, а к кому-то другому. К кому, она могла идти?
- Если она шла не к нам, тогда она шла к «опричнице» Агате Басмановой, или к разбойнику Степану Резину.
- А, кто из них ближе к вам?
- Ближе ко мне сороки Басмановы, а следом за ними живет Стенька Резин.
- Вы у Басмановых  узнавали про эту девушку? - спросил профессор.
- Конечно, нет. Я что дурак, всем рассказывать о ней, тем более этим сплетницам,  - вспылил Иван, и раздражительно продолжил. - Про нее знает, только мой слуга Сильвестр. Это он, ее нашел, а потом, по моему приказу в пустой сарай отнес.
- Все равно,  вам надо съездить к Басмановым, и окольными путями узнать, не к ним ли она шла.
- Я с этими деревенскими дурами, на ножах. И поеду я к ним, только в гробу на колесиках.
- А со Степаном Резиным, Вы тоже не общаетесь?
- Конечно, не общаюсь. Этот Стенька – хам, и разбойник с большой дороги. Наверно она шла именно к нему. Хотя, раньше я не замечал, чтобы он с молоденькими девицами якшался. У него у самого дочь на выданье Груша, да и любовниц полно по всей округе. Алексей Платонович, что мне делать? Как найти ее родителей? Не похоронишь же ее, как собаку. Раньше, я бы,  ее закопал в лесу, и дело с концом, а теперь уже стар, пора и о душе подумать. Вдруг не успею, этот грех замолить.
- М-м-м. Надо подать  объявление во «Владимирские ведомости» - предложил профессор.
- Тогда все узнают, что она находится у меня, и я отправлюсь туда, куда Макар телят не гонял.
- Объявление, можно дать, такого рода. Сваха ищет девушку: брюнетку с серыми глазами, примерно 20-25 лет, одетую в заячью шубку и зеленое бархатное платье.  Эту девицу, через сваху, ищет богатый кавалер, при встрече, возможен брак. Кто знает о ней, получит вознаграждение. Объявление подавайте, не сами, а через свою старую служанку. Эта служанка, и сыграет роль свахи. Я думаю, через день, мы будем знать, кто она.
- Я отправлю слугу Сильвестра, будто он ищет эту девицу. А, если к Сильвестру полиция пристанет?
- А, почему, она должна пристать? Сваха ищет для кавалера девицу.
Такое случается не раз. Я сам видел такие объявления в газете.
- Я газет не читаю, там одни враки пишут, - убежденно заявил Иван, хмуро продолжил, - и о таких дураках, что невест, ищут таким образом, не знал. Этих невест кругом, как грибов после дождя, а они какую-то неизвестную прохожую ищут.
- Бывает, мужчина увидел на улице писаную красавицу, и влюбился. А потом ищет ее, через газету.
- Все равно, он дурак. Будет писаная красавица его дожидаться, когда он мимо проедет, и на нее внимание обратит. Ее уж давно родители замуж отдали.
- А, вдруг она вдова.
- А, кому нужна невеста - вдова? Только дураку.
- И все же сделайте это объявление.
- Хорошо,  сделаю, - недовольно пробурчал Иван.
Милорадов бросил последний взгляд на покойную, и вышел из сарая. Грознович вышел следом, и, ворча на женихов дураков, принялся закрывать замок. Профессор не стал ждать его, и быстро пошел в дом. Смерть девушки расстроила его, и он подумал, что лучше бы, он поехал к графине Паниковской. Все-таки смотреть на труп старой, пожившей  собачки, более легче, чем смотреть на труп  девушки.
   Княгиня еще не переоделась. В гостиной на диване лежали три платья: зеленое, синее и вишневое. Екатерина сидела возле них в позе мыслителя, и задумчиво морщила лоб. Увидев Милорадова, она радостно спросила:
- Алеша, какое платье мне надеть?
- Зеленое… синее… вишневое.. любое, - задумчиво ответил он.
- Теперь я поняла, что ты меня не любишь. Тебе все равно, как я выгляжу. Пусть я буду выглядеть, как  уродина, ты все равно это не заметишь, - обиделась Катя.
- Ты права, мне все равно какое платье ты наденешь. Душечка, ты во всех платьях хороша, - сказал он, и сел в кресло.
- Василий, - крикнула княгиня.
Сонный кот поднял голову, и недовольно посмотрел на женщину.
Она продолжила:
- Василий, иди сюда. Скажи, какое платье мне надеть?
Кот нехотя встал, потянулся, подошел к дивану и запрыгнул на вишневое атласное платье. Катя радостно хлопнула в ладоши, согнала кота с платья, и пошла с ним в спальню. Кот пошел за ней, и профессор погрозил ему пальцем:
- Василий, нехорошо подглядывать за женщинами.
 Кот остановился, и пока он раздумывал, пойти подглядывать за женщиной или послушаться профессора, дверь спальни захлопнулась, и грустный Василий пошел спать на зеленое платье.
   Когда Катя вернулась, профессор продолжал в той же позе размышлять. Она подала ему бриллиантовое колье, чтобы он застегнул его на ее шее, и спросила:
- Ты уже получил письмо Ивана Грозного?
- Нет. Иван обещал отдать мне его через неделю, а может через три.
- А, ты думаешь, оно существует? Наверно, уже давным-давно, вся жизнь Ивана Грозного,  расписана по минутам, и все документы изучены до корки.
- Ты ошибаешься. Есть многие годы его жизни, о которых не знает ни один историк. Как будто, на  полотне его известной судьбы, раскиданы белые пятна. А многие его деяния, до сих пор вызывают споры у историков. Возможно, эти споры останутся на века. Ведь никто не знает, и никогда не узнает, о чем он думал, и по каким причинам, совершал тот, или иной поступок. Об этом нам бы могли рассказать его враги и сподвижники, но кроме его известной переписки, политических споров с  князем Курбским, у историков никаких данных нет. Поэтому каждый историк, интерпретирует его действия, со своей стороны.
- Значит, письмо Ивана Грозного существует?
- Не знаю. Хотя, иногда мне кажется, что Грознович морочит мне голову.
- А, зачем же тогда он тебя позвал? Чтобы ты болтался по его дому?
Профессор вздохнул, ничего не ответил, и она воскликнула:
- Я поняла, зачем он тебя позвал! Кого-то  убили, и он пригласил тебя расследовать убийство. После того, как ты раскрыл те два убийства, ты стал очень знаменит. Весь Петербург, только о тебе и говорит.
- Лучше бы они молчали. Теперь  я должен расследовать все убийства, вплоть до смерти  собачки, умершей от старости.
- Алеша, не томи меня, говори, кого убили?
-  Никого не убили.
- Ну, значит, скоро убьют, - непререкаемо сказала княгиня, и пошла к зеркалу, чтобы осмотреть себя перед выходом.
Он ничего не успел ответить. В дверь постучали, и слуга позвал их на обед.   
  В богато обставленной столовой, украшенной золотой лепниной, и потолочными медальонами с пухлощекими ангелочками,  собралась вся семья Грознович. Милорадов с Екатериной еще раз поздоровались и остановились у своих стульев. Грозновичи молча встали, и после общей молитвы, все сели  за стол.
   Иван решил удивить гостей, и стол выглядел по-царски: стерлядка астраханская запеченная, белорыбица фаршированная, поросенок молочный, икра черная и красная, пироги ягодные шести сортов, вина и коньяк французские, водка царская и фрукты заморские.    
   За окном было морозно,  в столовой стояла тропическая жара, и огромный фикус,   вольготно чувствуя себя в северной владимирской усадьбе, разросся до невероятных размеров.
   Фикус - великан стоял напротив профессора, и он некоторое время с интересом рассматривал темно-зеленые восковые листья.
   Тем не менее, он чувствовал, что в столовой стояло  неуловимое напряжение, именно то напряжение, которое, когда-нибудь приводит к взрыву. Хотя, возможно, взрыв этот произойдет не сейчас, но в скором времени обязательно… если, что-то другое, невероятное, ошеломляющее, не сбросит это нарастающее напряжение…
  Профессору надоело разглядывать фикус, и он оглядел домочадцев. По обе стороны от деда Ивана,  сидели два его сына: Федор и  Дмитрий.  Федор, высокий, полный совершенно лысый мужчина сорока лет – жадно ел жареное мясо с французской подливой, и чему-то дурашливо  улыбался. Его улыбка с гримасами, была так странна, что у профессора закралось подозрение, что Федор немного не в себе, а попросту душевнобольной. Пятидесятилетний Дмитрий - высокий, худощавый, с орлиным носом, ел нехотя, сквозь силу, и нервно морщился, словно еда ему делала что-то неприятное. Напротив профессора, сидели два сына Дмитрия: Саша и Антон. Саша – красивый малый, 25 лет, смотрел на котлету по-пожарски отсутствующим взглядом, и мысли его были далеко-далеко от этой, пережареной котлеты. Двадцатилетний Антон, внешне похожий на деда, быстро управился с жареной стерлядкой, и стал, не скрываясь, с нагловатой усмешкой,  рассматривать красавицу княгиню.
   Она  заметила его пристальный взгляд, и по своему великосветскому обыкновению, кокетливо сверкнула в его сторону,  жгучим взором. Дед Иван поморщился, от женского  кокетства, и нарушил вязкую тишину.
- Алексей Платонович, у нас тут есть маленькая Осиновая пустошь, и мы много лет ведем за нее тяжбу с Басмановой и Резиным. Посоветуйте, как мне сделать, чтобы суд присудил эту пустошь мне.
- Я профессор истории, и в земельных делах, полный ноль. Обратитесь в суд, там вам подскажут, - отмахнулся профессор.
- Не могу. Я в суде со всеми переругался. Мыши канцелярские! Гнать их всех надо, трутни! Мы судимся уже тридцать лет, а воз и ныне там. Я подаю иск на эту пустошь - суд отдает ее мне. Подает Резин – отдают ему, следом за нами, идет Агата Басманова, и суд передает Осиновую пустошь ей. Так и крутится это дело, как карусель – тридцать три года.
- А, кто пользуется этой пустошью в настоящее время?
- Никто. Земля там, одни камни, только осины рождают, и стоит она, у наших полей, как бородавка на носу.
- А, зачем тогда вы судитесь? Отдайте ее, и бросьте зря деньги тратить на суды.
Иван, от этого исторического предложения взвился до потолка:
- Как это отдать! Она ближе к моему краю  поля, значит моя. Да я лучше   с голой  шашкой  на этих соседей разбойников пойду, чем свое, отдам.
- А кто пользовался этой Осиновой пустошью, тридцать лет назад? – поинтересовался профессор.
- Это была земля майора  Руднева. Он умер, и пустошь осталась ничейной. Значит, она принадлежит мне – я по возрасту всех старше. Этой вертихвостки, бабки Агаты, еще на земле не было, когда я родился.
- А, что делал Руднев на этой маленькой каменистой  пустоши? – удивился Милорадов.
- Ничего не делал – ел, спал, да охотился. У него военный пенсион был, вот на него он, и жил.
- А,  что на этой пустоши, делали его предки?
- Отец его военный был, а потом на пенсии, осиновые колья продавал. Они от сглаза хорошо шли. В то время  нечисти-то было больше. И дед майора, тоже военный был, и прадед.
- Понятно: все Рудневы, из-за этой пустоши, шли в военные.
А велика ли пустошь?
- Тридцать соток, есть домик маленький, да небольшой огородик с наносной землей. Но камни и глина, всю землю съедают, и каждый год ее надо подсыпать.  Какое-то проклятое осиновое место: и урожая с него нет, а наших денег в суде, съела прорву.
В разговор неожиданно вмешался его сын Дмитрий. Он отставил тарелку с едой, и  раздраженно сказал:
- Я тебе давно, отец говорю,  брось ты это гиблое дело. Даже если достанется тебе Осиновая пустошь, одна радость, смотреть на этот бесполезный осиновый клочок: ни земли там, ни древесины. На эти деньги, что ты потратил, можно было дом во Владимире купить, или трактир  открыть.
- Молчать! – взвизгнул старик. Голос его сорвался, и он сиплым писком продолжил, - молчи молокосос, когда старшие разговаривают. Ты – никто, мой холоп! Когда я помру, тогда будешь командовать, а пока ты – щенок дворовый супротив царя. Захочу тебя - помилую, захочу – голым, по миру пущу, а все свое состояние распутной Маринке Могилевской отдам!
   За столом воцарилось неловкое напряженное молчание. Дмитрий, дрожащими руками  налил  стакан водки, выпил ее залпом, встал, и вышел из столовой.   Федор радостно загоготал,  захлопал в ладоши, и, размахивая руками, нечаянно уронил на пол фарфоровую солонку. Соль, словно белый снег, припорошиларассыпалась по красному персидскому ковру, словно белым снег. Иван, увидев рассыпанную соль, взбеленился, выскочил из-за стола, и побежал к сыну. Федор резво вскочил, и выбежал из столовой, раньше, чем отец настиг его. Иван Грознович остановился, и трясущимися губами сказал:
- Соль рассыпалась. Ох, не к добру это. Ох, не к добру… После этого, званый царский обед быстро завершился. Иван, выдержав паузу, молча покинул столовую. А следом, и домочадцы, и гости, последовали его примеру. В столовой остался, только белоснежный жирный кот Малюта, названный так в честь самого известного  и жестокого опричника Грозного, Малюты Скуратова.
   Вернувшись в свою гостиную, профессор сел на часок за стол, а княгиня, сославшись на духоту и головную боль, пошла во двор, на прогулку.
Милорадов приготовил письменные принадлежности, сел за стол, представил Ивана Грозновича молодым: полного сил и желания свернуть горы. Перед ним промелькнула воображаемая картина, и он набросал еще один отрывок для статьи.
« С совершеннолетием Грозного начался лучший период его деятельности. В это время вокруг него образовался образованный круг митрополита Макария: в их число входил знаменитый священник Сильвестр и Алексей Адашев. Сильвестр и Адашев имели на Ивана хорошее влияние, и обратили его от жестоких забав к чтению, к вопросам богословских знаний и политических теорий. Способный и впечатлительный Иван скоро усвоил то, что питало ум передовых москвичей. В это же самое время Иван Грозный женился на Анастасии Захарьиной, 16 лет, – женщине тихой, кроткой, и добронравной. Она, тринадцать лет, до самой своей смерти, гасила жестокие вспышки царя.
   Анастасия умерла в возрасте, когда женщина обычно достигает полного расцвета сил, и Иван Грозный до безумия любивший свою жену, стал подозревать в колдовстве Сильвестра, Адашева и бояр. Якобы они извели его молодую жену. Но смерть Анастасии, была на совести самого царя. Максим Грек, и многие приближенные царя не раз советовали ему не таскать царицу и детей на богомолья и охоту.    
   Ранний брак, частые роды и горе от потери детей-младенцев расшатывали здоровье Анастасии. Она уже успела похоронить дочерей Анну, Марию, когда родила царю наследника Дмитрия. Но и он был погублен «безумием» отца, в поездке на богомолье в Кириллов монастырь. Трагическая смерть царевича Дмитрия не образумила царя. Любимым развлечением остались поездки на богомолье в монастыри, на освящение новых храмов и на охоту. При этом его неизменно сопровождали жена с детьми и слабоумный брат Юрий. После одной из поездок, начавшейся в сентябре и закончившейся в декабре, царица жестоко простудилась, занемогла и умерла.
  Позже, по словам   Ивана Грозного «Сильвестр и его советники поступали лукаво, когда советовали не возить с собой жену и детей на богомолье», и виновный в преждевременной смерти жены, он всю жизнь сохранял веру  в то, что его любимую жену погубило колдовство изменников бояр.
  После смерти возлюбленной жены,  наступила другая эпоха его царствования – жестокая, кровавая, и первыми пострадали в эту грозную эпоху, его бывшие друзья Сильвестр и Адашев…
• Лев Гумилев «от Руси к России» 
• Платонов  «Полный курс лекций по истории России».
Изд-во Феникс 2000 г.
 
Дверь хлопнула, и профессор отложил перо. В гостиную влетела Екатерина. Она сбросила на ходу шубку, подошла к Милорадову, округлила испуганные глаза, и таинственно прошептала:
- Алеша, что я сейчас видела, ужас!
- Что за ужас? – отложив перо, спросил он.
- Иван Грознович убил молодую девушку!
- Вторую?
- Пока я видела только одну. А где вторая? А вдруг есть третья и седьмая…!
- Где ты  видела покойницу?
- В дальнем  сарае. Я обошла усадьбу, смотрю, тропинка ведет неизвестно куда. Я по ней пошла, дошла до сарая, а там замок огромный. Нигде нет замков, а здесь замок. Это меня заинтересовало. Я решила проверить, что там – влезла на сугроб, заглянула сквозь прогнившую крышу, а там  – девушка мертвая лежит. Совсем мертвая, а как живая.
- Катенька, а теперь признавайся, ведь ты нарочно стала бродить по всем закоулкам усадьбы?
 Княгиня фыркнула, села на  крокодиловый диван, и честно сказала:
- Да, нарочно! Я чувствовала, что я найду, что-нибудь интересное. Но когда я нашла, мне стало страшно. Давай уедем отсюда. Срочно. Немедленно! А, по пути вызовем, полицию.
- Мы никуда не поедем, пока я не получу письмо. Эта девушка, замерзла у ворот усадьбы, и Грознович попросил меня найти ее родителей, чтобы вернуть ее тело домой.
- А, вдруг, это Иван  ее убил, а теперь хочет скинуть убийство на тебя?
- Сомневаюсь. Зачем он меня тогда вызвал?
- А, я уверена, это Иван ее убил! - упрямо сказала княгиня.
- Если бы он ее убил, то увез бы в дремучий лес, и дело с концом. За зиму, ее бы звери по косточкам растащили. А, он хочет вернуть  девицу родителям. Это значит: покойницей займется судебный врач, который определит: своею смертью она умерла или нет.
Я уверен, Иван не дурак, и себе не враг. Зачем ему лишние неприятности? Поэтому он, девицу не убивал.
- А где ты ее родителей  искать будешь?
- Если объявление в газете не поможет, придется опять обращаться к Федору Федорову. А ты пока молчи, и никому про нее,  не говори!
- Хорошо, молчу, как рыба. Но я буду тебе помогать в расследовании, - сверкнув глазами, заявила она.
- Хорошо, - уныло, и обреченно сказал профессор. Затем у него сверкнула новая мысль, - Катенька, сейчас, нам нужно поехать к твоим родственникам Басмановым. Ты должна у них узнать, знают ли они эту замерзшую девицу. Только, узнать надо так, чтобы они ничего не заподозрили.
- Мог бы и не говорить. Я же не дура. Сама все  понимаю, - обиделась она.
- Катя, выскажи мне свое  женское мнение об этой девице?
- Она симпатичная, пользовалась успехом у мужчин, но одеваться совершенно не умеет.
 - В каком смысле?
- Вся ее одежда из разных опер. Как будто она собирала эту одежду у разных людей.
- Может, украла?
- Скорей всего, ее не научили правильно одеваться, и она покупала то, что ей в голову взбредет. И ее сапоги меня удивили. Я таких никогда не видела. И где, она их взяла? Может за границей? В Италии?
- Меня тоже заинтересовали ее сапоги – очень странные, хотя я не особенно-то знаю, что носят женщины под юбками. А, теперь едем к Басмановым. Надеюсь, мы успеем вернуться  до темноты?
- Конечно, тут недалеко.
- Едем! – решительно сказал профессор, и рыжий  Василий решительно свернулся клубком у камина. Его не интересовало расследование, а мороз тем более. Василий любил покой и тепло. А кто его не любит? Только профессор и его сумасбродная женщина, могут по собственной воле носиться по морозу.   

   В это время у Басмановых, на столе, накрытом белой льняной скатертью стоял горячий самовар, белые вазочки с клубничным, смородиновым вареньем, и четыре тарелки с горячими, пышными пирожками. Агата Басманова, очень полная, седая женщина с красным лицом, потчевала  сваху Алису. Алиса, рыжая, приятная пышногрудая  женщина тридцати пяти лет, откусила белыми ровными зубами пирожок с мясом и принялась неспешно, и даже слишком неспешно,  пережевывать пирожок. Агата нетерпеливо ждала, когда сваха наестся, чтобы приступить к расспросам, и ее серо-стальные глаза буквально пронзали почетную гостью огнем любопытства. И было даже удивительно, что пирожок в руках свахи, не обуглился дочерна, а чай не испарился. 
   Рыжая Алиса  видела это нетерпение, и ее желто-зеленые глаза,  хитровато поблескивали. После первого пирожка с мясом, последовал второй с капустой, третий с картошкой, четвертый с яйцом…
Алиса неспешно ела, и пила чай. Агата нетерпеливо ждала, и ерзала на стуле.
    А в это время, за стеной, в девичьей гостиной нетерпеливо ожидали переговоров две хорошенькие блондинки, девицы Басмановы: Маша, в розовом платье, и Настя, в голубом.  Розовая Маша, более живая, и нетерпеливая, словно юла, сновала по комнате. Она, то подходила к окну, чтобы выглянуть в заснеженный парк; то шла к  зеркалу, чтобы полюбоваться собой; то прилаживала маленькое розовое ушко к стене. За стеной стояла тишина, и Маша опять бежала к зеркалу. Спокойная, и терпеливая  Настя вышивала красными нитками, девятую сорочку для своего приданого. Черный сундук с ее приданым стоял в углу. И когда он заполнится, то перекочует в темную, пыльную кладовую, где уже давно стоят ее семь сундуков.
Маша не выдержала напряжения, показал зеркалу язык, и воскликнула:
- Настя, как ты можешь сейчас вышивать. Может быть, сейчас решается наша судьба.
- Успокойся Маша. Все будет, как всегда. Сваха придет, и уйдет, а мы останемся жить с бабушкой, - философски сказала средняя сестра, и завязала узелок на  черной нитке, так как узор чередовался красное, с черным.
Маша не успокаивалась:
- Как ты думаешь, сваха, нашла нам женихов?
- Конечно, нашла, иначе бы она не приехала.
- Вива!  Ура! – обрадовалась Маша, и закружилась по комнате.
- Зря радуешься. Бабушка все равно, всех женихов отклонит. Ей никогда никто не  подходит.
- Но это же наши женихи, а не бабушки.
- Ну и что. Без бабушкиного согласия, мы замуж не выйдем.
Сама знаешь, Аня убежала со своим любимым уланом, а что толку. Через три года вернулась нищая, больная, и теперь бабушка  готова ее в гроб загнать, за непослушание.
- Бедная Аня! И почему ей так не повезло?
- Потому, что она вышла замуж против воли родителей.
- А, я бы тоже убежала, только не с уланом, а с генералом.
- Генералы всегда старые, и быстро помирают.
- Ну и что! Зато у генеральш хороший пенсион. Генерал помрет, деньги есть - и живи себе, как хочешь, выходи за кого хочешь. Ты посмотри,  Марина Могилевская вышла за старика, старик через год помер, а она живет теперь, как царевна: сама себе хозяйка, деньги есть, и все кавалеры вокруг нее крутятся.
Настя осуждающе посмотрела на сестру, но та не обратила на нее внимания:
- Настя, ну когда же  мы выйдем замуж. Мне  21 год, я уже старая дева, а бабушка все женихов перебирает.
- Мне 25 лет, а я меньше тебя плачу, - вздохнула Настя.
Маша топнула ногой, и заявила:
- Не могу больше ждать, хочу замуж! Пойду, послушаю, о чем говорят бабушка и сваха.
    Маша на цыпочках вышла в коридор, подошла к двери столовой, и прильнула к замочной скважине. В столовой стояла мертвая тишина, и барышня испугалась, что сваха опять ушла: не солоно хлебавши. Девушка  еще постояла, и уже хотела уйти, но в столовой послышался низкий радостный голос Алисы:
- Ох, и чай у Вас, государыня Агата, просто мед райский, так бы и пила его, каждый день, да некогда. Все дела, да заботы, ради людей живу, все ради людей, да ради вас, моя яхонтовая. Бегала, я  бегала для вас, и добежала до горы золотой араратской. Уж, какого я жениха бравого там нашла, для вашей Маши. Не жених, а царский клад. Купец первой гильдии Анатолий Аксенов: богатый, вдовец, пятеро детей, сорок шесть лет, зато жених сурьезный, не финтифлюшка какая-нибудь, и не транжира – денди, что на одежду горы золота изводит .
- Купец! – возмутилась бабушка, – я тебе говорила, что о купцах даже не заикайся. Мы дворяне, и нам надо дворянина, да повыше рангом.
- И дворянин в моем царском сундуке есть: молодой, красивый, кудрявый, всего 36 лет. Немного хромает, на дуэли ногу повредил, но он дворянин в пятом поколении. Его дед генералом был.
- А, сколько у него земли? - радостно поинтересовалась бабушка.
- Маленькая деревенька, - деловито ответила Алиса.
- А, сколько в его деревне душ?
- Семь: он, маменька, две сестры,  младший брат, и два крестьянина.
- Ты что, Алиса сдурела, такого нищего нам не надо,- возмутилась Агата.
- Не надо этого, есть еще жених. Согласный жениться на любой: хоть на Маше, хоть на Насте. И Аню возьмет, если хорошее приданое дашь.
- Кто такой? – радостно вспыхнула бабушка.
- Артем Пивоваров, немного некрасив, но с лица воду не пить. У него есть  двухкомнатный дом во Владимире, живет с маменькой и бабушкой, и никаких сестер, братьев.
- А, каков его доход?
- Двести  рублей годовой доход. Он на почте работает, и ему не страшен неурожай, и разорение. Почта будет всегда: и при царе Горохе, и через триста лет.
- Ты, Алиса,  меня сегодня, до смерти хочешь довести, что за женихи: то купец, то нищий дворянин, то мещанин почтовый.
- На вас, мадам Агата, никогда не угодишь, - деланно обиделась Алиса, и налила из самовара четвертую кружку чая. - Богатый купец вам не нравится, дворянин в пятом поколении тоже. Где же я других-то возьму. Вы, за своими невестами, какое даете приданое?
- Сама знаешь: Маше десять сундуков приданого, десятину земли, пять  коров, две лошади, и Настеньке тоже такое.
- Маловато, государыня, маловато.
- Как я помру, они еще много чего получат. Мужья не будут в обиде.
- Так вы когда еще помрете. Может, еще тридцать лет проживете, а внучек надо сейчас пристраивать - залежалый товар никому не нужен. У соседей помещиков, новые девицы подрастают. Купец вдовец, и тот ищет молоденькую невесту. Я уж хотела ему сбыть Машу. Он просит бедную девицу-дворянку  шестнадцати лет, так я подумала, что выдадим Машу за шестнадцатилетнюю. А после венчания, уже поздно  будет ему кочевряжиться. Маша тоже молода, всего 21 год.
- Не нужен ей купец. Ищи богатого дворянина! – отрезала Агата.
 - Милая государыня, матушка-мадам, Вы даете внучкам такое приданое, которое обычно зажиточные крестьяне дают. А, вы, все же  богатая дворянка.
 - Какая я богатая, скоро по миру пойду, - запричитала бабушка.
- Вот по вашему приданому, и женихи находятся, - подвела итог сваха.
- А я думаю, сударушка Алиса, ты плохо ищешь мне женихов. На той неделе сын графа Шуйского женился, и он взял в жены купеческую дочь. А ты, могла бы графу   предложить, вместо этой  купчихи необразованной, моих красавиц внучек.
Сваха  обреченно вздохнула, и с чувством сожаления, словно граф был ее родной сын, проворковала:
-  Шуйский  немного растратился, живя во Франции; имение без его надзора,  дошло до ручки, а у этой купчихи Волковой, приданное целый миллион, и образование у нее, не хуже дворянского – два языка знает,  на трех инструментах играет, и французское   обхождение на зубок знает. А, ваши внучки знают, как французский стол накрыть? – хитро сузив желто-зеленые глаза, спросила Алиса.
- Зачем им французский стол, чай мы, не в далекой  Франции живем? Они русский стол накроют, и весь уезд до отвала накормят.
- А, теперь, у женихов, русский стол не в моде. Все  хотят французский стол, и чтоб язык французский знали. А ваши внучки, по-французски еле-еле бормочут, и французское обхождение не знают.
- Так это не мы виноваты, а наша гувернантка мамзель Мерседес Гесс. Мы только через десять лет узнали, что она дочь немецкого пастуха, и сбежала в Россию с портового гамбургского борделя.
- Вы об этом, мадам Агата, молчите, и никому не говорите, -  сваха испуганно  оглянулась по сторонам пустой столовой, и продолжила шепотом, - если женихи об этом узнают, то ваших внучек, только за миллион возьмут… 
    Маша, услышав о   женихе,  согласном взять Аню, тот час побежала к ней.  Анна бледная, худая,  непричесанная, лежала на постели в черном вдовьем платье, и смотрела в окно, на березу припорошенную инеем. Маша влетела в комнату, хлопнула дверью, от ее быстрых шагов, половицы заскрипели, но старшая сестра, не повернула к ней головы.
 Маша села на край постели, и радостно сказала:
- Анюта, у тебя есть жених: Артем Пивоваров, работает на почте.
Анна села, скрестив ноги, и оживленно спросила:
- Он меня видел, и я ему понравилась?
- Нет, его Алиса нашла. Он согласен жениться на любой из нас, но я его тебе отдаю.
  Радость на лице Анны потухла. Она побледнела, странно посмотрела на сестру, на мгновение задумалась, затем решительно  вскочила с постели, и босиком побежала в столовую. Маша удивленно пожала плечами, и пошла к Насте, чтобы рассказать ей, все, что она услышала.
   Анна решительно  вошла в столовую, и упала перед бабушкой на колени. Агата, не заметившая, ее прихода,   выронила из рук блюдце с горячим чаем, и кипяток облил ее единственное выходное темно-зеленое платье. Кипяток не прошел сквозь три юбки, и, тем не менее, бабушка разозлилась, и отвесила склоненной внучке, увесистую пощечину. Анна, не моргнув глазом, взмолилась:
- Бабушка, миленькая отдайте меня замуж за Артема Пивоварова. Век за вас молиться буду.
  Агата зло сжала сухие губы. Алиса довольно улыбнулась. Если Басманова отдаст внучку за этого задохлика Пивоварова, то ей перепадет, пятьдесят рублей. Хорошая, прекрасная, царская  плата. Но радоваться было рано. Сваха знала, что Агата, откажет внучке, и, тем не менее, сердце ее дрогнуло, от предвкушения прибыли, которую она никак не могла дождаться от вздорной старухи. Иногда Алиса, даже хотела треснуть Агату в лоб, да со всей своей недюжинной силой, но нельзя же свахе драться со своими кормильцами. Эти бабки, да мамки – ее хлеб с маслом.
  Алиса горько вздохнула. Обычно сваха быстро находила невестам жениха, и никто долго не перебирал ее находку, все понимали - по невесте и жених: бедной невесте – бедный жених, богатой  барышне – богатый кавалер, а нищей красавице – старый богатый вдовец.
   К Агате она ходит уже восемь лет.  Сколько трудов потратила сваха, чтобы найти трем бедным  девицам  хоть каких-то женихов, и  все  напрасно. Больше валенок, да сапог истоптала, а прибыли никакой - один чай, да пирожки. Пока вернешься домой, уже снова есть хочется.

   Алиса надеялась на прибыль. Агата задумчиво молчала,  и Анна, умоляюще повторила свою просьбу:
- Бабушка, отдайте меня за Пивоварова. Одну обузу, да скинете со своих слабеньких плеч.
Хмурые глаза Агаты радостно блеснули. Она передернула полными широкими плечами, и  спросила Алису:
- Сколько этот почтмейстер приданого просит?
- Он во Владимире живет, поэтому коров и лошадей ему не надо. Жених  просит пятьсот рублей. Хочет маленький трактир открыть, а жена будет посетителям еду готовить, да убирать за ними.
- Пятьсот рублей! Да он что сдурел, хлыщ городской! – возмутилась Агата.
- Бабушка, пожалуйста, отдайте ему пятьсот рублей, есть же моя доля в отцовом наследстве, еще и вам останется, - взмолилась Анна.
- Никакой твоей доли нет. Убежала со своим уланом, без моего благословления, теперь ничего не получишь. И ломаного гроша тебе не дам - опозорила меня пред всем миром, блудница вавилонская. Вот когда я помру, через тридцать лет, тогда получишь свою отцовскую долю.  А пока, я распоряжаюсь его имуществом!
- Так вы же меня замуж не отдавали, оттого я сбежала. Ведь мне уже  24 года  было.
Агата зло вспыхнула, и принялась хлестать внучку по щекам, приговаривая:
- Молчи, когда бабушка говорит. Уважай старших. Виновата, так молчи…
Анна закрыла глаза, и молча принимала хлесткие удары. Алиса вздрогнула, поморщилась, словно от зубной боли, и театрально страшно взвизгнула:
- Крыса, здоровенная крыса под буфет залезла. Зубы, как у  волка!
Агата испуганно вскочила со стула, и, несмотря на свою необъятную полноту, проворно села на стол, сдвинула огромной «мадам сижу» самовар, и тонко, протяжно закричала:
- Селиван, скорее сюда! Лови крысу! Крыса-а-а…
Алиса радостно подхватила:
- Крыса-а-а…Крыса… Крыса.
В общей суматохе, Анна, с каменным лицом, встала с колен, и пошла в свою угловую, холодную комнату, которую назло ей, выделила бабушка. По пути ее чуть не сбил, старый дряхлый слуга Селиван, но она ничего не заметила.
  Анна  вошла в спальню, легла на кровать, и с ненавистью посмотрела на сверкающую заснеженную березу. Кулаки ее сжались, до хруста, но ни одна слезинка, не вылетела из ее глаз. Она так ненавидела, что эта пылающая ненависть, сжигала все слезы, и все другие чувства тоже…

Карета въехала в широкий двор усадьбы Басмановых.  Милорадов, замерзший в дороге, вышел из кареты, потоптался, чтобы размять ноги, открыл дверь кареты, и подал княгине руку. Екатерина медленно вышла, и остановилась, очарованная окружающей красотой. Дом в стиле русского барокко стоял на холме, окруженный яблоневым садом. Деревья, украшенные пушистым инеем, сверкали на солнце крупными  искрами. Дальше расстилались поля, сияющие на солнце.  За  рекой, покрытой зеркальным льдом, белел лес, и казалось, что среди этого обширного ледяного пространства, есть только этот прекрасный старинным дом. Больше ничего. Только дом и огромная сияющая земля.
   Мороз обжигал щеки,  и Екатерина решительно пошла к высокому крыльцу. Профессор двинулся следом, надеясь, что родственники княгини, не выставят нежданных гостей, не дав им согреться.
    Дверь  открыла, полная седая старуха с красным плоским лицом,  в зеленом чепце, и старомодном зеленом платье, времен покоренья Очакова и Крыма. Она недовольно и хмуро посмотрела на посетителей, и уже  хотела, захлопнуть дверь перед их носом, но княгиня, с милой улыбкой назвала свое имя, представила профессора, и старуха, мгновенно сменила недовольное  лицо, на радостно-умильное:
- Какие гостюшки дорогие к нам приехали! Наконец-то вы, княгинюшка, нас навестили в нашем захолустье. Проходите, проходите к нам. Милости просим. Бабушка Агата, Вас пирожочками угостит.
  Внутренне убранство дома, резко контрастировало с окружающим его белым светом. В доме было темно, грязно  и неуютно.
  Хозяйка провела гостей  в полутемную, неуютную столовую,  давно требующую ремонта, и усадила их за стол. На столе стояли старинные серебряные блюда с пирожками,  вазочки с клубничным, смородиновым и вишневым вареньем. И над всем этим, гордо возвышался,  тульский самовар с царским вензелем. Это был вензель дедушки нынешнего царя.
  Агата налила гостям горячий мятный чай, и профессор с большим удовольствием взял в руки горячую кружку. Почему-то сегодня его знобило.
   Гости принялись за чай, и Агата деловито сказала:
- Алексей Платонович, раз вы профессор,  помогите мне  бедной столбовой дворянке добиться правды. У нас тут есть Осиновая пустошь, она рядышком с моим полем, а эти басурмане Грознович и Резин, хотят ее, у меня отобрать. Вы бы в суде замолвили за меня словечко. Столичному профессору-то они не откажут.
- Извините, сударыня Агата, но я ничего не смыслю в праве землепользования. Вам надо обратиться в суд, и там добиваться своих прав, - увильнул профессор, и взял пирожок.
- Я тридцать лет правды в суде добиваюсь, а воз и ныне там. То мне эту пустошь отдадут, то Грозновичу, то Резину. Кто больше взятку даст, тому и пустошь отходит. Как говорится: «Закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло». А земля эта, по праву должна принадлежать мне. Во-первых,  я старая больная женщина. А, во-вторых, майор Руднев был моим четвероюродным племянником по мужу. Скажите, как профессор, я ведь права.
  Профессор ничего не ответил. Он увлеченно жевал пирожок с капустой, и кажется, даже слишком  увлеченно, поэтому княгиня ответила вместо него:
- А, зачем вам бабушка, эта  бесполезная пустошь.
- Как  бесполезная? – взвилась Агата, - Отличная плодородная пустошь: земля тридцать соток,  осинник хороший, и камней навалом. Можно из того камня дорогу мостить, а землю эту, я хочу  моей внучке Анечке в приданое отдать. Пусть голубушка пользуется, да бабушку добрым словом поминает.
- А, я слышала, что вы за эту землю столько денег отдали, что  можно уже было хорошее маленькое поместье купить, - слукавила Екатерина.
- Ох, не говори, Катенька. Столько уже денежек извела! Ужас! Прямо сердце болит, щемит и разрывается. Тридцать три года мучений! А отступиться не могу. Моя это земля, и никому ее не отдам, буду до последнего часа биться.
- Это глупо! Иногда, для того чтобы пойти вперед, надо отступить  назад. Так говорил великий Ганнибал.
- Каннибал!? Так кто же этого людоеда-каннибала будет слушать? Мы люди простые, помещики деревенские, и никаких каннибалов не знаем.
- Ганнибал – это карфагенский полководец, - пояснила Екатерина.
- Карфаген? По-моему его разрушили до основания, или это не его разрушили, а другой поселок?
- Его, - подтвердила княгиня.
- Вот поэтому, я не буду слушаться этого Ганнибала. Он отступился, и Карфаген разрушили, а я отступать не буду. Все равно победа будет за мной. Иван старше меня, и скоро помрет. Стеньку Резина, скоро кто-нибудь  пристрелит из-за его полюбовниц. И земля мне достанется, - радостно заявила Агата, и продолжила, горестно глядя, на профессора, - так вы поможете мне пустошь отсудить, профессор миленький?
   Профессор ел второй пирожок - ел с чувством, толком, расстановкой, и княгиня опять пришла на выручку:
- Конечно, поможем бабушка, прямо завтра Алеша поедет к царю, и попросит  помочь вам. И хотя царь, иногда в плохом настроении, просителей на Камчатку отправляет, но будем надеяться, что в тот час, у него будет хорошее настроение, и вы избежите Камчатки.
- На Камчатку? Нет, нет, не надо к царю идти. У меня планида плохая. Именно меня, из-за этой бесполезной пустоши, он и отправит на край света. А там говорят, рядом ад, и из земли огонь адский вырывается. Лучше я по-простому буду правды добиваться, без царской помощи. Знаю, я эту царскую помощь. Нашего прадедушку,  Алешу Басманова, Иван Грозный в монастырь заточил и уморил. 
- Не хотите, как хотите, а мы хотели по-родственному помочь, - театрально обиделась княгиня.
- Спасибо, но я не хочу, чтобы меня родственники на Камчатку отправляли. Мне здесь больше нравится, - нахмурилась Агата, и льстиво продолжила, - скоро стемнеет. У нас тут волков развелось. Пора бы вам назад ехать, а то неровен час, на волчью стаю наткнетесь.
- Я сейчас с сестрицами повидаюсь, и в путь двинемся. Инга, меня все звала в гости,  вот я и приехала с ней  повидаться. Если, я сейчас уеду, ваша дочь на меня обидится, - улыбнулась княгиня.
Агата поднялась из-за стола, и пробурчала:
- Пойдемте, я отведу вас к этой финтифлюшке. 
   
  Агата провела их по темному коридору, показала на дверь дочери, плюнула на дверь, и тут же ушла. Екатерина увидевшая, такое странное обращение к родной дочери, изумленно вытаращила глаза, и посмотрела на профессора. Он бесстрастно пожал плечами. Как историк, он знал примеры «родительской любви» и похуже. Хоть взять того же Ивана Грозного, который  в припадке бешенства убил своего сына.
   В комнате  было светло, тепло и уютно. На столе лежало  недошитое белое бальное платье, нитки и кружева, усеянные мелким белым стеклярусом, обрезки атласной ткани валялись на полу около стола.
   Увидев гостью, женщина радостно обняла Екатерину, и предложила им садиться на диван. Пока они усаживались, она быстро собрала ткань с пола,  выкинула их в плетеную корзину, стоявшую под столом, а бальное платье, унесла в спальню.
   Профессор сел у окна, и пока встретившиеся женщины щебетали свои нежности, исподволь оглядел старую деву. На вид ей было 37 лет: хрупкая, некрасивая; светлые волосы, заплетены в толстую косу до пояса; близко посаженные карие глаза, и широкие губы- вареники, что считалось у любой женщине уродством. Впрочем, скоро он привык к ассиметрии ее лица, и уже, не обращал внимания, на ее некрасивость. Инга умела обворожить людей, своей улыбкой, и умом.
   Княгиня быстро прекратила обоюдные нежности, и с места в карьер, поинтересовалась у Инги, знает ли она  брюнетку с серыми глазами, 20-25 лет, которая якобы, живет где-то здесь, и очень  нужна ей, по одному щекотливому делу. В ответ, родственница, удивленно пожала плечами. В округе, есть две брюнетки с серыми глазами: но одна дряхлая старушка, а другая ходит под стол пешком. Обе они, из одной семьи, и живут за двадцать верст отсюда. Других брюнеток в этих местах не существует,  вся округа в большинстве своем или светловолосые, или рыжие.
Любопытство сжигало Екатерину, и она  спросила:
- По-моему, Ваша мама, относится к Вам несколько странно.
Инга довольно рассмеялась, и с удовольствием пояснила:
- Я в этом доме, местная - поместная революционерка. Все время борюсь с маминым деспотизмом. То я побеждаю, то она. Хотя больше она побеэдает, у нее больше  денег и власти. Если бы не мое умение шить красивые бальные платья, которые у меня отрывают с руками, то я бы уже давно в речке утопилась, или спилась, как моя сестра Виктория. Царство ей небесное.
Инга неожиданно, со злым, взбешенным лицом вскочила, на цыпочках подошла к двери, и резко открыла ее.   Агата, получившая в лоб, от дочери, злобно плюнула в ее сторону, и пошла восвояси.
  Инга осталась у двери, и приложила палец к губам. В комнате воцарилось удивленное молчание. Через некоторое время, она опять резко открыла дверь, и теперь, в лоб получил слуга Селиван. Селиван, ворча и бранясь, ушел. Басманова вернулась на диван, извинительно улыбнулась гостям, и начала свой рассказ, о взаимоотношениях в их семье.
  Отец Инги - игрок и пьяница, буквально  разорил свою жену Агату дотла. Сам  он, после разорения, умер от разрыва сердца, а мать,  с двумя дочерьми: Ингой и Викторией, переселилась из своей богатой усадьбы в маленький домик для слуг. На ее счастье, к хорошенькой блондинке Виктории, посватался богатый помещик, сорокавосьмилетний полковник Кузнецов, потерявший на войне ногу, и с рассеченным саблей лицом.  Агата с радостью приняла, столь выгодное предложение, и переселилась в его имение. А полковник, еще перед свадьбой, сменил свою простую фамилию Кузнецов, на более знатную, известную в аристократических кругах - Басманов. Что тоже порадовало Агату, переживавшую, что ее фамилия, прославившаяся в исторических хрониках - из-за дочерей,  исчезнет в небытие.
   У Виктории родились три дочери  Анна, Анастасия, Мария и два сына. Но сыновья умерли еще во младенчестве.
   Жизнь шла. Старый воинственный муж, и молодая романтичная жена постоянно ругались. Зять  и теща люто ненавидели друг друга, и полковник не раз собирался переселить тещу на дальний хутор во владимирских лесах. Во время последнего, решающего переселения во владимирскую Тьмутаракань, он неожиданно умер за тарелкой борща, и Агата осталась в его доме, полновластной хозяйкой.
   Перед смертью, он  все же успел написать завещание, по которому, все его состояние делилось между дочерьми, на три равные части. Предполагалось, что теща и свояченица, будут доживать свой век, с кем-либо из его дочерей. Инга, сама подписывала это завещание, но после смерти Басманова, это завещание бесследно исчезло, и появилось другое. В этом завещании, все  состояние полковника переходило в руки Агаты.
   Получив все состояние зятя, она устроила в доме маленькую опричнину с бесчисленными маленькими наказаниями. Все кто как-либо критиковал ее, тут же становились ее лютыми врагами. В число лютых врагов, не вошла только тихая, бессловесная Анастасия.
  Вдова Виктория, мечтавшая, чтобы ее старый муж быстрее умер, скоро прокляла свои мечты. Теперь любимый слуга матери Селиван, имел больше власти и денег, чем она.  Агата демонстративно не ставила ее ни в грош, и обращалась с ней, как с крепостной холопкой. С горя, и отчаяния, Виктория  стала прикладываться к рюмке, и вскоре последовала за своим мужем. Старшая дочь, Анна, не дождавшись от бабушки жениха, сбежала с уланом, и после его смерти на дуэли, опять вернулась в свой дом. Маша и Настя ждут женихов, но одна из них, ждет напрасно.
   В один из зимних вечеров, Инга слышала откровенный разговор  матери и Селивана. Агата делилась с ним, что все поместье, она передаст тихой, послушной Анастасии. Если, наследство поделить на три части, то приданое внучкам, будет не очень большое. А, получив все три доли сестер,  Анастасия будет  богатая и желанная  невеста. И хотя, Насте уже 25 лет,  Агата не торопится выдавать ее замуж.
   Видимо потому, что после перенесенного разорения, Агата, стала невероятно скупа: всех  держит в черном теле, и они практически не выезжают из поместья.  Из-за этого, Инга, после смерти полковника, перебрав множество занятий, занялась шитьем бальных платьев. Она мечтает заиметь во Владимире свой маленький дом и мастерскую, по пошиву модных платьев. Но пока у нее нет таких денег.
   Инга закончила свой невеселый рассказ, и княгиня поинтересовалась, что она думает о борьбе Агаты за Осиновую пустошь.
Напоминание об Осиновой тяжбе, мгновенно привело Ингу в яростное возмущение:
- Была бы моя воля, я бы эту Осиновую пустошь, стерла с лица земли. Сколько раз я говорила маме, чтобы она прекратила закапывать деньги в этот проклятый осинник. Все равно она ничего не добьется. У Грозновича  племянник – владимирский председатель губернского собрания, а Степан Резин, лучший друг помощника  судьи. Они вместе охотятся. Поэтому борьба идет в основном  между мужчинами, или еще точнее, между предводителем и судьей. Одна мама, вмешавшись в  борьбу двух врагов, тратит большие деньги.
   Но все мои слова бесполезны. Мама меня не слушает, а после каждого разговора об осиннике, не разговаривает со мной месяцами. Я уже не хочу, и заикаться об этой Осиновой бездонной пропасти, которое возможно, скоро поглотит все состояние моих племянниц.
   Разговор прервал стук в дверь, и она бесстрастно крикнула:
- Водите. 
В комнату вошли две барышни Настя и Маша. Веселая, быстроногая Маша, быстрее медлительной сестры уселась на диван, и  сразу затароторила:
- Тетушка, а вы, почему нас не позвали? Мы тоже хотим познакомиться с княгиней. Все-таки мы родственники, а никогда не встречались.
Екатерины снисходительно улыбнулась:
- Извините, милые, что никогда не приезжала к Вам, но у меня столько родственников, что мне не хватит жизни, всех посетить. Тем более моя родня разбросана по всей России. Представьте себе, один из моих многочисленных родственников, живет на Сахалине. Он  капитан военного корабля «Святой Георгий  Победоносец», и бороздит волны Охотского моря.
- Сахалин, - мечтательно сказала Маша, и решительно продолжила, - я бы с удовольствием побывала на Сахалине, села на военный корабль и поплыла далеко-далеко. Например, в Гамбург…моя гувернантка душка Мерседес говорила, что там прекрасно…
Княгиня,  не забывавшая о расследовании, поинтересовалась:
- Машенька и Настенька, у вас нет знакомой девушки – двадцатилетней брюнетки с серыми глазами?
Маша мгновенно ответила за себя и сестру:
- Нет, брюнетку не знаем.  У нас вообще нет подруг. Мы дружим только с сестрами и тетушкой.
 Неожиданно в комнату вошла краснолицая Агата, и умильным голоском сказала:
- По-моему, скоро начнет темнеть. У нас на той недельке, волки старичка сторожа съели, поэтому надо вам княгинюшка поторопиться с отъездом.
Маша возмутилась:
- Никто Кузьму не съел. Волки  старого барана съели, а старый Кузьма жив и здоров. А может молодого Кузьму съели?
- А, я слышала, от бабки Акулины, что старого Кузьму съели, -  непреклонно сказала Агата, и посмотрела на правдолюбку злым, многозначительным  взглядом. Но Маша двусмысленного взгляда не поняла, и продолжила спорить:
- Бабушка, миленькая, я правду говорю - волки  съели старого  барана, а старый сторож остался жив.
- Если,  я говорю, что волки съели старого дурака Кузьму, значит его съели. Ты когда перестанешь спорить, и будешь уважать старших, поганка, - взвилась Агата.
- Но я же правду говорю: Кузьма жив, - обиделась Маша и надула губы.
- Ах, ты, негодяйка, ты когда поймешь, своей дырявой тыквой, что со старшими нельзя спорить. Раз не понимаешь ничего: в Рождество не сядешь за стол, подарки не получишь, а ляжешь спать! – отрезала Агата, и, громко топая, вышла из комнаты.
  Маша принялась рыдать, Настя ее успокаивать, а Инга, плотно сжав губы, поднялась с дивана, чтобы проводить гостей.  На крыльце, она извинилась за мать, и  пообещала Екатерине навестить ее у Грозновичей. 
  В полях стало темнеть, но было еще достаточно светло, и бледно- розовая полоса широкой лентой протянулась над белым лесом. Всю обратную дорогу, княгиня тряслась от страха. Ей постоянно казалось, что волки выглядывают из-под каждого куста, и сугроба. Профессор успокаивал ее, что у кучера есть ружье, и волки им не страшны, но это мало помогало. С окраины маленькой, почти занесенной снегом деревушки, за каретой увязалась маленькая рыжая дворовая собака, и княгиня всю дорогу доказывала ему, что во владимирских лесах, живет особая порода  волков – рыжая  карликовая владимирская. Рыжая карликовая добежала до усадьбы Грозновичей, и свернула к конюшне. Теперь, профессору пришлось  доказывать, что карликовый владимирский, не может съесть лошадь. Впрочем, доказывал он это, без особого рвения, так как сильно замерз, и  мечтал побыстрей очутиться в теплом доме.
   Наконец они добрались до поместья Грозный. Милорадов поднялся по лестнице, и ударил бронзовым молоточком по медному гонгу. Протяжный звук замолк в морозном воздухе, но прочную, обитую железом дверь, никто не открывал. Он ударил еще раз… потом второй… третий…за  ближайшим окном столовой мелькнуло белое хмурое лицо Дмитрия, и тут же скрылось.      Екатерина стала замерзать и принялась выбивать красными сапожками,  русскую задиристую дробь. Профессор продолжал бить в гонг, и внутри все больше, закипало раздражение. Он сейчас же,  отправился бы к себе в поместье, но, оглянувшись с высокого крыльца,  увидел, что большая часть неба, уже окрасилась в черный свет, с восточной стороны  сияли яркие звезды и серебристая луна, и лишь тонкая кромка  горизонта, еще освещалась тусклым золотистым светом. Отправляться домой  было уже опасно. С высоты была видна пустынная белая дорога, теряющаяся в четных волчьих лесах.
  Профессор методично бил в гонг: Бом-бом-бом-м-м. Людей не было видно, но в  окне столовой появился невероятно большой белый пушистый кот, который  принялся с большим интересом наблюдать за странными людьми. Мужчина, словно кузнец,  бил молотком по двери.  Женщина,  бестолково махала руками, и била, как конь, острыми копытами. Странные незнакомцы,  создавали много шума, и Малюта, грациозно спрыгнув с подоконника, покинул столовую. 
  Неизвестно сколько  продолжалась, работа профессора-кузнеца и русские народные танцы княгини, но все же дверь открылась, и на пороге появился Саша и Василий. Василий радостно замяукал. Саша   извинился перед замерзшими гостями. Дедушка и старый слуга Сильвестр,  ложатся спать рано, к тому же  плохо слышат. А они, всей компанией,  играют в дальнем кабинете отца в преферанс, и если бы не их рыжий кот Василий, устроивший под их дверями громогласные крики, то они бы еще долго мерзли на крыльце. Оказывается, именно  Василий, проводил Сашу до парадных дверей. Узнав об этом, княгиня схватила Василия и принялась  целовать его в рыжие усы. Профессор не ревновал. Кот, был вне подозрения.
   Замерзшая парочка вошла в  гостиную, словно в земной рай. В камине горел огонь. На столе светился  бронзовый канделябр, в форме золотого оленя, а на его ветвистых рогах мерцало восемь тонких золотистых свечей. Рыжий Василий, уставший скучать,  принялся радостно носиться по комнате.   Екатерина пошла в свою спальню. Профессор погрелся у камина пять минут, и пока княгиня переодевалась, пошел к письменному столу. Обычно, его возлюбленная, не любила, когда он в ее присутствии: писал, читал и думал, а посещение Агаты Басмановой  вдохнуло в него литературное вдохновение. И даже мороз, не смог его заморозить.  Он открыл чернильницу, взял в руки перо, и по белому листу понеслись красивые каллиграфические буквы:
«… потомки старой русской династии, «княжата», требовали себе участия во власти; а царь мнил их за простых подданных, а потому отрицал все их притязания…так во время  тяжелой болезни Ивана Грозного, бояре отказались присягать его малолетнему сыну, и злопамятный, подозрительный царь, с несомненными признаками безумия, усмотрел в этом боярскую измену.
Следом за этим,  в 1565 г., Иван Грозный создал  «опричнину», в ходе которой, он задумал истребить «княжат», и тем самым, уничтожить оппозицию родовой аристократии… Задачей опричников было «изводить государеву измену». Причем определять «измену» должны были сами опричники. Таким образом, они могли убить любого человека, объявив его изменником. Одного обвинения было достаточно для того, чтобы привести в исполнение любой приговор. Самыми мягкими из наказаний были обезглавливание и повешение, но, кроме того, опричники жгли на кострах, четвертовали, сдирали кожу, замораживали на снегу, травили псами, сажали на кол…
   Особенно страшной расправе был подвергнут г. Новгород, где было истреблено, почти все население. Даже младенцев опричники бросали в ледяную воду Волхова. Они взялись так же исправлять нравы: новгородцы любили по праздникам выпить, но было объявлено, что пьянствовать было нельзя. Тех, кого ловили пьяными, били кнутами и кидали в те же волховские проруби.
  Итак, главным содержанием опричнины стали бессмысленные убийства ради убийства. Однако самая страшная характеристика опричнины заключается в том, что и царь и его опричники были абсолютно уверены в благости своих чудовищных злодеяний. Сначала Иван, убивая тело, стремился так же «убить душу» – тела рассекали на мелкие части, а в русском православии существует предубеждение, что «без тела» покойник не может предстать на Страшном суде. Потом царь стал заносить имена своих жертв в синодик, служил по ним панихиды и искренне считал свое покаяние совершенно достаточным для образцового православного христианина…. Он полагал царское величие равным божьему, и потому лишал подданных права как-либо обсуждать его поступки.
   Таким образом, в опричнине мы в чистом виде сталкиваемся,  с тем, что характерно для каждой антисистемы: добро и зло меняются местами… Опричнина длилась 7 ужасных лет…
  От ужаса опричнины Россию спас, как ни  странно крымский хан…он нарушил договор, прорвал ослабленную границу и напал на столицу. Татары обстреливали Москву зажигательными стрелами, …и город выгорел дотла за три часа. Нужно было отражать нападение крымцев, и от имени царя было приказано собраться всем, кто может носить оружие, в том числе, и опричникам. И вот тут «особые люди» показали себя. Опричники либо просто дезертировали, либо прикидывались немощными и заболевшими. Убийцы беззащитных, они оказались неспособны сражаться с вооруженным врагом…
   Иван Грозный был в бешенстве…Головы опричников, испугавшихся татарских луков и сабель, слетели на плахах…
  Так сыну Алексея Басманова, Федору было предложено сохранить жизнь, если он согласится перерезать горло своему отцу, и он согласился. Федору жизнь сохранили – его заковали в кандалы,  отправили на север, посадили в тюрьму и дали умереть там».
*«От Руси к России» Лев Гумилев стр. 271 *изд. Москва 2006 г.

Екатерина остановилась за его спиной, прочитала последние строчки, и поинтересовалась:
- Алеша, я забыла, а откуда пошло слово опричники?
- Это слово произошло от старинного слова «опричь», то есть «кроме». Поэтому  соратники Ивана назывались «кромешниками». И для людей того времени, это слово имело философский смысл. Ад – это  место мучений грешников, тьма кромешная. Значит, кромешники – это люди тьмы, слуги ада, одержимые ненавистью к земному   свету.
Княгиня села к роялю, сыграла «Декабрь» Чайковского, закрыла крышку, и задумчиво посмотрела в черное окно:
- Интересно, Агата Басманова и Федор Басманов, убивший своего отца, очень близкие родственники?
- Очень близкие - и по родству, и по духу, - ответил он.
- Значит, если бы Агате дали власть, то она бы стала опричницей?
- Вряд ли. Среди опричников не было женщин, да и женщины, не стали бы так зверствовать. Они по своей природе добры и отходчивы.
   За окном, в саду, раздался выстрел из ружья. Екатерина вздрогнула, и с ужасом  посмотрела на дверь гостиной. Профессор подошел к окну, но за окном чернела кромешная тьма, и он,  чтобы успокоить подругу,  высказал предположение, что это сторож отгоняет выстрелами волков. Княгиня как-будто успокоилась, но все же закрыла дверь на хлипкий крючок. А рыжий Василий, разбуженный выстрелом,  встал с коврика, зевнул, потянулся и недовольно посмотрел на черный квадрат окна. Екатерина, наблюдавшая за ним, тоже потянулась, зевнула, и в раздумье сказала:
- Агата напомнила мне, что через две недели Рождество. Как ты думаешь, мы успеем разоблачить убийцу, до праздника. Я хочу Рождество провести у себя дома, а не у Ивана Грозного.
- Катенька, никакого убийства не было, девушка просто замерзла. А, я уже решил, если Грознович, через четыре дня не отдаст мне письмо, мы уедем.
  Рыжий Василий, услышав это радостное известие, тут же залез под диван, выгнал оттуда, клубок черной шерсти, и принялся носиться с ним по комнате. Конец нити, ломаными зигзагами,  тянулся по полу, и Василий все больше запутывал черный шар. Профессор встал, отобрал  клубок у кота, и стал его распутывать. При этом, лоб его так морщился, словно он решал неимоверно сложную задачу. Василий оставшийся без игрушки, обиделся, строго посмотрел на профессора, и княгиня взяла рыжего кота на руки. Василий продолжал обижаться, и ворчать на профессора: «Му-р-р, мур-р-р…». Глупый профессор кошачьего языка не знал, поэтому не обращал внимания на  ворчливого кота.
   В гостиную тихо, но требовательно постучались. Старый, бородатый  слуга позвал их в столовую. А так, как Милорадов с Екатериной опоздали, то ужинали они в жаркой тропической столовой одни, что нисколько их не расстроило. Им нравилась своя маленькая, но дружеская компания. Они смеялись, шутили, пока не услышали за дверями тихое, еле сдерживаемое,  чихание. Кто-то подслушивал их ничего не значащий разговор, и они, не сговариваясь, замолчали.
  Когда они вернулись в гостиную,  Василий уже сидел на венском стуле у рояля, крышка рояля была открыта, и профессор, шутливо протянул:
- Катенька, по-моему, наш Василий, скрывает от нас свои таланты. Интересно, что он играл, пока нас не было? Кошачью мазурку, или романс « Очи кошкины, очи  ночкины»?
- Алешенька, я хорошо помню, когда я поиграла, то  закрыла крышку рояля, а сейчас она открыта, -  испуганно сказала княгиня.
- Вот об этом, я и говорю. Я тоже помню, что ты закрыла рояль. Ты его всегда закрываешь, даже если куда-то неимоверно торопишься.
Екатерина в раздумье, прошлась по гостиной, остановилась у камина, посмотрела на пылающие языки пламени, и решительно сказала:
- Я сейчас же отсюда уезжаю. Мне не нравится, когда в мое отсутствие бродят по моим покоям. Алеша, прикажи подать карету.
- А, как же твое расследование? – деланно удивился профессор, и сел к камину.
- Какое убийство? Ты же говоришь, что девушка просто замерзла, поэтому я сейчас же уезжаю. Я иду собирать свои вещи! – твердо сказала Екатерина, и направилась к своей спальне. Василий соскочил с дивана, и пошел вслед за ней, из чувства солидарности. Ведь  ему собирать было нечего - он забыл свой саквояж дома. Впрочем, в его саквояже, была только ободраная шерстяная мышка, набитая тряпками и глиняная миска для еды. Екатерина с Василием остановились у двери, и она еще раз повторила:
- Если ты не едешь со мной - я сейчас, уеду одна.
- Я остаюсь, - бесстрастно сказала он, и, словно про себя продолжил, -  Интересно, а почему никто никогда не сочувствует волкам? Я только сейчас  подумал. Как они бедные: в этот мороз, среди тьмы, бродят по дороге: всеми презираемые, замерзшие, ГОЛОДНЫЕ…а кругом бескрайняя белая пустыня, и никакой еды.
  Последние слова, он специально интонационно выделил. И, словно подтверждая, его озабоченность, вдали завыл несчастный, голодный волк - у-у-у. Княгиня вздрогнула, и мгновенно, изменила свое решение:
- Ты, как всегда, прав. Я остаюсь с тобой. Раз, я решила расследовать преступление, то пойду до конца! Несмотря на все происки убийцы.
 Трусливый Василий, испугавшийся волчьего воя, благодарственно посмотрел на княгиню, и отправился спать в крокодиловое кресло у камина. Тряпичная мышка может подождать, в этом доме полно настоящих мышей, и хотя в этом доме хозяин кот Малюта, но он – жирный, ленивый, и не любит охотиться. Поэтому, засыпая, Василий, еще успел подумать, зачем здесь держат этого ленивого бесполезного кота? Может для красоты?
   Василий сонно и монотонно заурчал.  Огонь в камине догорал. Профессор закрыл чернильницу, положил исписанные листы в кожаную красную папку, взял со стола канделябр – оленяс золотыми рогами, и перенес его в свою спальню.  Гостиная погрузилась во тьму. В доме давно уже наступила тишина, но не все в этой округе видели белые зимние сны.  Кое-кто, около этой осиновой пустоши, погрузился в беспросветную ледяную тьму.
  После полуночи, профессор неожиданно проснулся. В окно светила огромная серебристая луна, покрытая черными чертями, выглядевшими, как пятна. Екатерина тихо посапывала рядом с ним, но в  гостиной слышался скрип половиц. Профессор тихо, стараясь не шуметь, и не разбудить Екатерину, поднялся с деревянной  кровати, и пошел к двери. У двери, одна половица под ним, предательски скрипнула. Он, рывком раскрыл дверь,  вышел в гостиную, но увидел только удаляющуюся черную спину. Дверь за незнакомцем закрылась, он бросился за ним, и со всей силы, толкнул дверь, но дверь  уже была закрыта снаружи, а по коридору слышались быстрые  удаляющиеся шаги.
   Милорадов зажег свечу, и оглядел гостиную. На столе лежала раскрытая красная папка. Кого-то интересовали, его записи. Записи, которые можно было почерпнуть из десятка исторических книг. Но, тот,  кто  открывал его папку, этого не знал. Скорее всего, он искал что-то другое. Интересно, что?
 Профессор вернулся обратно в спальню, затушил  свечу, лег в постель и стал любоваться огромной луной. Черные пятна на луне все увеличивались и увеличивались. Луна почти почернела.  Вдали завыл одинокий волк, и профессор, бесстрастно прислушался к жуткому вою. Сквозь полудрему, его заинтересовало, а что означает на волчьем языке  этот вой? Просьба о помощи? Зов влюбленного?  Предсмертная мука? Злоба? Или тоска?   Вой неожиданно замолк, и он, засыпая,  решил обязательно узнать эту тайну, у зоолога академика Захара Зайцева. Тот помешался на изучении волчьей жизни, и кроме, как о волках, ни о чем не может  говорить. Из-за этого, бедный Захар, никак не может жениться. Почему-то все его невесты, потенциальные Зайцевы, ненавидят волков.      
   Во  сне профессор увидел множество зайцев, и волков, но почему-то, в его сне, злобные зайцы гонялись за трусливыми волками. Потом в лес пришел волколюб  Зайцев, и все спрятались под кустами: и зайцы, и волки. Один профессор остался стоять посреди огромной снежной равнины, потом к нему присоединилась  Снегурочка. Она взмахнула руками и стала звать его к себе. Он пошел за ней, потом побежал, потом полетел, но никак не мог ее догнать.

Мужчина.
Старинные напольные часы с маятником, хриплым надтреснутым звоном отбили двенадцать раз. Полночная мертвая тишина окутала темный дом, и только ему не спалось. За окном трещал мороз, в окно светила огромная ледяная луна. В комнате было прохладно, а ему было невыносимо жарко.  Его сжигала, лютая пламенная ненависть к НЕЙ…О, сколько долгих ночей, он сочинял, как ее убьет…  Убьет…может быть, завтра…
   Завтра… Десятки раз он назначал этот срок, и все откладывал, собирался с духом, все что-то мешало ему. Но он твердо знал, что когда-нибудь он совершит задуманное…
А сейчас он, с каким-то садистским наслаждением,  ненавидел ЕЕ. Ненавидел ее глаза, губы, голос, походку…
  За окном завыл одинокий волк, и он подумал, что это воет его душа… или это воет ЕЕ волчья душа?

*Женщина.
Старинные напольные часы с маятником звонко пробили двенадцать раз. В доме стояла полночная мертвая тишина, и только ей не спалось. За окном трещал мороз, в окно смотрела печальная ледяная луна, в комнате было холодно, а ее сжигала пламенная ненависть к нему. О как она ненавидела ЕГО…о сколько долгих ночей, она мечтала убить его, придумывала ему десятки мучительных смертей… и ночью решала, что это свершится завтра… Но наступало завтра, и ее решимость, от дневного света, таяла словно лед. И все-же, она твердо знала, что когда-нибудь она решится…может быть, даже завтра…Завтра!
А пока, она люто ненавидела его. Ненавидела его: лицо, голос, имя, и все к чему он прикасался... и вместе с ним, она ненавидела себя.
За окном завыл голодный волк, и она подумала, что это воет ЕГО волчья душа… 

ВТОРОЙ ДЕНЬ.

Наступило  морозное утро. Профессор открыл глаза. В  просвет между красными бархатными шторами виднелось серо-стальное небо, и край  заснеженной  березы. Екатерина еще спала, и наглый Василий,  пристроившийся на ее груди,  довольно урчал во сне. Милорадов, чтобы не разбудить их, тихо встал, накинул вишневый шерстяной халат, и вышел в гостиную. 
   В гостиной, он первым делом,  взглянул на настенные часы в  корпусе, из черного дерева. Черные римские цифры показывали половину  десятого. Через полчаса, в доме Грозновича начнется завтрак, и садиться за письменный стол не было смысла. Красная папка мозолила глаза, и была видна с любой точки гостиной. Чтобы не видеть ее, и не чувствовать угрызения совести, профессор прошел к книжному шкафу,  достал «Историю Ивана Грозного», и сел на диван из крокодиловой кожи. Он решил освежить память, и наугад открыл книгу:
«Начальным фактом и причиной смутного времени, послужило прекращение царской династии. Совершилось это прекращение смертью трех сыновей  Ивана Грозного: Ивана, Федора и Дмитрия. Старший из них, Иван, был уже взрослым и женатым, когда был убит своим отцом. Характером, он вполне походил на своего отца, участвовал во всех его делах и охотах, и проявлял такую же жестокость, какая отличала Грозного. Другой сын Федор, по свидетельству иностранных послов Флетчера и Сапега, отличался полным слабоумием. Во время, своего  короткого царствования, от государственных забот, Федор  устранялся, и передал все государственные дела в руки бояр. Самый  младший сын Дмитрий…»
   Чтение прервал тихий  стук в дверь. Профессор отложил раскрытую книгу на крокодиловый диван, и пошел к двери.
 За дверями стоял бородатый слуга. Сильвестр  подал ему на серебряном подносе письмо и газету «Владимирские ведомости». Профессор взял письмо с газетой, поблагодарил его, и вернулся на крокодиловый  диван.
   Первым делом, он посмотрел на письмо. Оно было от Марины Могилевской, и он отложил его, на потом. Сейчас его больше интересовала газета. Профессор неторопливо пролистал газету,  разыскивая объявление, которое он посоветовал вчера дать Грозновичу. На его удивление, Иван с быстротой молнии, выполнил его совет, но несколько странным образом. На последней странице «Владимирских ведомостей» было напечатано объявление такого содержания:
«Богатый и знатный жених, дядя Федя, ищет неизвестную девицу, на которой желает жениться. Девица имеет черные волосы, серые глаза, зеленое платье, зеленое колечко, и шубку зайчика. Все, кто  знает эту зеленую девицу-зайчика, обращайтесь к дяде Феде. Жду ответа, как соловей лета». Милорадов еще раз перечитал объявление, почесал затылок, и решительно отправился к Ивану. По дороге, он изо всех сил надеялся, что Грознович, несмотря на свое нежданно наступившее безумие,  не забудет ему отдать письмо Ивана Грозного.
   Профессор без стука вошел в кабинет, и впился взором в лицо Ивана. Он искал в его бледном, морщинистом  лице, признаки помешательства, но старик, с благостным лицом,  сидел у камина, слушал заморскую канарейку, и курил трубку. Кот Малюта, вытянувшись в струну, застыл на коленях хозяина, и с хищным, жадным взором людоеда,  наблюдал за сладкоголосой Канарской певицей. Канарейка, подняв голову к небесно-голубому потолку, выводила чудесные рулады, и в упор не видела хищного зрителя.  У камина, под рукой старика, стоял невысокий бронзовый столик с витыми ножками. На столе, стоял серебряный колокольчик, и   бронзовая статуэтка  Дианы с погнутым луком и кривой стрелой. На бронзовой  шее богини, словно ожерелье,  висело  пенсне на золотой цепочке.
   Милорадов подошел к старику, подал  газету и пробасил:
- Это, Вы написали такое странное объявление?
  Иван недовольно поморщился, но все же взял протянутую газету, затем снял с богини Дианы пенсне, с потрескавшимся стеклом, и, вперился, раздраженным взором в газетный лист. Прочитав объявление, он откровенно разозлился, и злобно проскрипел:
- Заставь дурака молиться, он весь лоб расшибет. Ну, я, сейчас ему, задам трепку.
Иван взял со стола серебряный колокольчик, зазвонил, и пронзительно закричал:
- Федор-р-р-р… Ко мне…
Канарейка испуганно замолкла на самой высокой ноте, а кот Малюта в мгновение ока скрылся под диван.
   Иван дико орал. В кабинет вошел Федор, и с радостной простодушной  улыбкой посмотрел на орущего отца.  Его улыбка, еще больше взбесила Ивана. Он попытался вскочить с кресла, чтобы задать, своему сыну, «жениху» дяде Феде трепку, но нога его подогнулась, старик опять упал в кресло, и  презрительно крикнул:
- Я тебе дал листок, и сказал, чтобы ты его отдал редактору Банько, а ты что сделал остолоп?
- Я  отдал, тятя. Как ты велел, сразу приехал и отдал, - испуганно пояснил сын.
- Мой листок? - спросил отец.
- Мой листок, - ответил Федя.
- Так мой, или твой?
- И твой, и мой, - подтвердил сын.
- Ты что издеваешься надо мной? Я сейчас тебя убью, дубина стоеросовая.
  Иван еще раз попытался встать, и вновь упал в кресло. Дядя Федя, испуганно вжал голову в плечи, и профессор решил вмешаться. Он не хотел, чтобы Иван Грознович, на его глазах убил своего сына. И без него, тоже.
- Федор Иванович, Вы, куда дели листок, который вам дал отец?
- А я чо, я ни чо. А, я из нее самокрутку сделал. Курить очень хотелось. Но маленький кусочек от листка остался. Он чуть обгорел, но я его все равно Банько отдал. Я правду говорю, отдал и свой листок, и тятин огрызок,  - простодушно  улыбнулся Федя.
- Значит, это объявление, Вы придумали сами?
- Конечно сам. Тут много ума не надо, - гордо сказал он, и так же самодовольно продолжил, - Правда, ведь, хорошее объявление. В газете всем понравилось. Редактор Банько сказал мне, чтобы я почаще приходил подавать объявление. Тогда его газета по всей Руси будет продаваться на «ура»
- А, Вы объявление отца читали?
- Конечно, нет. Я чужие письма не читаю. Это нехорошо. 
- А,  как, Вы догадались, как выглядит эта девица?
- Так я же подслушивал ваш разговор. Мне Дмитрий сказал, иди Федя послушай, вдруг папа, завещание собрался писать, потом мне расскажешь. Ну, я и пошел подслушивать. И барышню эту, я тоже видел.
- Где видели? – вскинулся профессор.
- В сарае. Вы ушли, я сугроб сзади сарая откинул, доску отодвинул и эту барышню увидел. Красивая! Только не пойму, зачем она  в снегу лежит – холодно, а ей хоть бы хны. Может ее в дом занести, - предложил Федя, и профессор замахал руками:
- Не надо. Ей там лучше.
- Она наверно Снегурочка и ждет у нас Рождества? – спросил Федя.
Иван взбеленился:
- Замолчи! И забудь о ней! Скоро эта снегурочка в лес уйдет. А если кому скажешь про эту девицу, то тебя черти в лес утащат.
- А, я уже Дмитрию о ней сказал. Его тоже черти в лес утащат? – забеспокоился Федя, а отец покраснел, как рак.
- А что сказал Дмитрий? - поинтересовался профессор.
- Он, мне сказал, молчи и никому не говори, а то тебя черти в лес утащат.
Федор, напуганный чертями, испуганно сжался. Иван стиснул зубы и задумался с хмурым видом. Профессор, желая быстрее закончить эту дискуссию, деловито сказал:
- Иван Васильевич, соблаговолите, пожалуйста, еще одно объявление подать. А то зеленая девица-зайчик, вряд ли найдет понимание у читателей газеты.
Дядя Федя удивился:
- А зачем еще одно объявление? Я все правильно накалякал.
Иван очнулся от дум, и крикнул:
- Накалякал коряга дубовая? А, где твой адрес?  Теперь что,  по всей России будут искать жениха дядю Федю? Знаешь, сколько на Руси, таких дядь Федь?  Тьма тьмущая.
- Как тьма. Я один дядя Федя! Других  не знаю.
- Зато я знаю. И один, из них, передо мной стоит, - Иван затрясся от злости, схватил со стола тяжелую статуэтку Дианы, и бросил ее в сына, но, тот ловко, как будто привычно, увернулся, и выскочил из кабинета. Многострадальная Диана упала, там, где недавно стоял Федя, и профессор понял, почему у бронзовой девицы погнутый лук и кривая стрела. Остальные выпирающие бронзовые части, были в сохранности. Хотя, правая обнаженная грудь, была немного сдвинута на бок. Совсем немного.
   После бегства сына, Иван пообещал сейчас же отправить Сильвестра во Владимир, чтобы завтра с утра, объявление уже было в газете. Профессор согласно кивнул головой и, с великим  облегчением, удалился.
  Когда он вышел из кабинета, то дверь в конце коридора тихо закрылась, и, тем не менее, он успел это заметить это, по узкой световой полоске протянувшейся по темному паркету, и тут же  исчезнувшей, при его появлении. Эта дверь заинтересовала его, и Милорадов, решил пройтись по дому, и узнать, кто, где живет. Вначале, он постучался в ту дверь, которая совсем недавно была приоткрыта. Ему долго не открывали, но профессор был настойчив, и вскоре он увидел пред собой хмурого Сашу.
  Милорадов попросил у него чистый лист бумаги, получил его, и, поблагодарив, пошел дальше. Теперь, он стучался во все двери подряд, и везде просил чистый лист бумаги.  В итоге, он выяснил, что на первом этаже живут Иван; рядом с его покоями, комната слуги Сильвестра (остальные слуги жили в доме на хозяйственном дворе); в противоположном конце коридора, находились покои Саши и Антона, на втором этаже проживали Дмитрий, и Федор.
  Дядя Федя, единственный, кто не дал ему лист бумаги, так как у него их не было, но он заинтересовался, зачем профессор стучится в пустые покои, пропавшей жены Дмитрия, Елены. И пока Милорадов стучался в двери, Федя успел сбегать к Дмитрию, принести  ключ, и открыть запертую дверь.
   Дверь была открыта, и он, не зная зачем  вошел внутрь.  Федя шел за ним по пятам, и, приглядывался ко всему, на что обращал внимание Милорадов. В покоях Елены везде лежала многолетняя пыль. Диваны и кресла были в серых, когда-то белых, чехлах. В спальне, на столике у зеркала, аккуратно лежали, черепаховая расческа, позолоченное зеркальце, и янтарная шкатулка с рисовой пудрой. Профессор  открыл вместительный шифоньер,  пахнущий нафталином. На плечиках висели старомодные пыльные платья, и он поинтересовался у Феди, какие платья, взяла с собой в дорогу Елена.  Федор, глядя в потолок, задумался, почесал затылок, и через некоторое время сообщил, что Елена уехала  в черном платье. Остальные платья ей не понравились, и она оставила их дома. Милорадов решил, поинтересоваться у Феди, куда уехала Елена, и Федя простодушно сообщил, что она ушла на Осиновую пустошь.
Большего, он от Феди ничего не мог добиться, и покинул пыльные покои.       

   Княгиня, уже приготовилась к завтраку, надела  белое шикарное платье, со слишком глубоким декольте, и дожидалась его, сидя на крокодиловом диване. И ждала его Катя, не теряя даром времени. Она  с хмурым лицом, читала письмо от Могилевской, которое он еще не успел вскрыть. Василий сидел радом, и как будто тоже читал письмо, или, по крайней мере, делал вид, что ищет знакомую букву.
Милорадов  тихо подошел к женщине, забрал письмо и добродушно сказал:
- Катя и Вася, а вам говорили, что читать чужие письма, нехорошо?
Василий молча и пристыжено отвернулся, а Катя деловито сказала:
- Чужие письма читать  нехорошо, а письмо, чужой женщины, к моему мужчине, читать  можно. Должна же я тебя защитить  от владимирских волчиц. Что эта за Марина Могилевская? Ты мне уже изменяешь? Мог бы сообщить об этом заранее, чтобы я собрала саквояж и умчалась в Петербург.
- Душечка моя, не волнуйся, я не знаю эту Марину. Но мне уже сообщили, что она  соседка Грозновича.
   Профессор сел рядом с Катей, и быстро пробежал письмо глазами. Оно было коротко, и весьма официально. Помещица вдова Марина Могилевская приглашала профессора Милорадова с княгиней Екатериной Б., заехать к ней в гости. У нее есть для профессора некий исторический документ.
   Профессор сложил письмо пополам,  и отложил его на столик. Княгиня, наблюдавшая за всеми его действиями, ревниво спросила:
- Ты поедешь?
- Конечно, поеду, но вместе с тобой.
- А, я не поеду. Я не хочу смотреть, как какая-то наглая вдовушка строит тебе глазки.
- Меня не интересуют ее глазки. Я хочу посмотреть на ее исторический документ.
- Знаю, я эти исторические документы. Ха-ха-ха. Да, она тебя просто заманивает к себе этим несуществующим документом. Хотя, я знаю, где лежит этот  документ – в ее нагло глубоком декольте, - сказала Катя, и показала на свое, не менее глубокое  декольте.
- Я тоже думаю, что ее исторический документ, это способ повстречаться с нами.  И, тем не менее, я не могу не поехать. А, вдруг, у нее действительно есть что-то ценное. История мне не простит, если я не заберу его.
- Значит, теперь, это так называется – ради истории, я готов переспать с прекрасной  вдовушкой. Иначе, история России мне этого не простит. И вдовушка тоже!
- Катя, успокойся. Мы заедем к ней на полчаса, получим документ, и распрощаемся, - бесстрастно протянул профессор, затем лег на диван, и, положил голову, на ее колени.
Княгиня, на несколько секунд, задумалась, погладила его по золотистым шелковым кудрям, где не было ни одного седого волоска,  и с новыми силами, пошла в атаку:
- Алеша, вспомни - Грознович заманил тебя историческим документом, а потом показал труп замерзшей девицы. Теперь, Марина заманивает тебя этим же способом. Значит… Мы к ней приедем, и вдова покажет тебе  труп второй девицы… Или нет, скорее - труп молодого мужчины – своего любовника. А может, это будет  труп ее замороженного мужа, который лежит у нее с прошлой зимы.
- Катенька, не пугай меня, и не замораживай горы трупов.
 Все намного проще. Зима. Кругом  белое безжизненное пространство. Все помещики безвылазно сидят в усадьбе у печки.  Могилевской скучно, и она решила встретиться с новыми людьми.
- Ты, как всегда прав, она решила встетиться с новыми людьми, ведь со старыми друзьями, она уже давно переругалась. Со скуки, - хмыкнула княгиня.
   Неизвестно, сколько бы продолжался этот спор, но в гостиную громко постучались. Потом заглянул радостный Федя,  позвал их в столовую, и сообщил, что  Сильвестр  уехал во Владимир, и он сам вызвался, вместо служанки, позвать их на завтрак.

  В столовой стояла мертвая тишина, хотя все домочадцы уже были на месте. В этот раз, Милорадову  показалось, что здесь собралась не семья, а чужие незнакомые люди. Увидев вошедших гостей, Иван  кивнул им головой, и после общей молитвы все приступили к трапезе. Профессор ел вкусную манную кашу, и внимательно наблюдал за домочадцами. Обычно грозный, и недовольный Иван выглядел, котом, только что съевшим сметану. Дядя Федя тоже чему-то радовался. Возможно манной каше, которую он ел с любовью и вдохновением. Саша опять о чем-то размышлял. Интересно о чем? Антон заглядывал в декольте к  Екатерине. Она же, разглядывала хмурого Дмитрия. Вернее, его  перевязанную руку, которую он аккуратно положил на край стола. Профессор тоже заинтересовался его раненой рукой, и старик, заметив его быстрый пристальный взгляд, слишком громко пояснил,  что сын чистил ружье для охоты, и оно нечаянно выстрелило. Дмитрий, слушая пояснения отца, откровенно усмехнулся. Впрочем, Иван этого уже не видел. Старик  тоже заинтересовался декольте Екатерины, и его подслеповатые глазки, застыли на белой нежной груди княгини. Скоро, все кроме раненого Дмитрия, увлеклись декольте Екатерины. Иван, Саша, Антон  и Федор, успевали есть, и заглядывать в декольте. Екатерина кокетливо сияла. Профессор ревниво нахмурился. 
   Иван  доел манную кашу, выпил кофе с кусочком сыра, встал из-за стола, позвонил в колокольчик, дождался, когда все взоры обратятся к нему, и торжественно объявил:
 -Я, Иван Васильевич, объявляю, что через три дня венчаюсь в Богоявленской церкви с Агриппиной Резиной, дочерью дворянина Резина. Сегодня,  к часу дня, мы все едем  на сватовство. Гости тоже поедут с нами. Им будет интересно у видеть осиновое… извините оговорился, владимирское сватовство.
   После его объявления, все забыли о еде, и даже дядя Федя подавился манной кашей. В  комнате воцарилось грозовое молчание. Иван с довольным видом оглядел злые сумрачные лица домочадцев, и тихо хихикнул:
- А, где поздравления? Почему  молчите? Наверно от радости онемели. Я вижу, все рады, что я женюсь на шестнадцатилетней Груше. Радуйтесь, радуйтесь - скоро у вас будет молоденькая мамка, не мамка, а персик, вернее Груша – нельзя скушать. Вам-то она не по зубам.
  Говоря это, старик зорко  наблюдал за лицами наследников, как будто ждал, что кто-то возмутится, и он даст выход своему злобному раздражению, но все молчали, и княгиня, изображая наивную глупую кокетку, спросила то, что хотели  спросить все:
- Иван Васильевич, а Степан  Резин  согласен?
- Конечно, согласен. Мы даже о приданом договорились. Он отдает Груше в приданое Осиновую пустошь. Степан  немного растратился со своими охотничьими пирами, картами и любовницами, и готов отдать дочь в богатый дом - даром. 
   Дмитрий поморщился, то ли от боли в руке, то ли от слов отца, и тот торжествующе обратился к нему:
- Я, же тебе говорил, что победа будет за мной. Теперь Осиновая пустошь – моя! А, ты мне не верил! Моя! – радостно крикнул Иван и, подпрыгивая, подагрическим шагом, покинул столовую. 
У всех, кроме Феди,  пропал аппетит. Только он, продолжил прерванный завтрак. Дмитрий с сыновьями многозначительно переглянулись,  одновременно поднялись из-за стола, и с видом заговорщиков, вышли из столовой.
   Профессор с княгиней вернулись в свою гостиную. Василия в гостиной не было, но на окне сидел кот Малюта, и  с наглым вызывающим видом хозяина этой территории, смотрел на гостей. Профессор никогда не любил имя Малюта, так как это имя когда-то принадлежало  злобному опричнику  Ивана Грозного, Малюте Скуратову.  Поэтому, Милорадов взял Малюту за шкирку, и выставил его из своей гостиной. Кот фыркнул, и улегся в коридоре прямо напротив двери гостиной. Малюта  решил дождаться Василия, чтобы,  подраться с ним. От скуки.  Но всезнающий профессор, угадал его намерения, и прогнал кота на второй этаж. Малюта трусливо сбежал, но в его голове уже зрел план, как отомстить, слишком умному профессору. А может быть, лучше отомстить Василию? Он  меньше и беззащитней.
   Пока Милорадов разбирался с опричником Малютой, княгиня прилегла на диван, и задумчиво глядя в голубой потолок, сказала:
- Помнишь вчерашний выстрел, ты еще сказал, что это волков отгоняют.
- Помню, - ответил он, усаживаясь напротив нее, в крокодиловое кресло. 
- Как ты думаешь, Дмитрий  невзначай выстрелил, или его пытались убить? – спросила она.
- Не знаю, что там случилось, но выстрел был со стороны  сада.  Вряд ли Дмитрий чистил ружье  на морозе и во мраке.
- Значит, в него  стреляли. Кто это был?
- Я думаю, в этом вопросе больше разбирается дядя Федя - он ближе к народу. Я имею в виду, народ Грозновичей.
- А, тебе не показалось, что у Феди в голове манная каша.
- Показалось. Именно поэтому, он знает больше нас. Я думаю, его никто  не воспринимает всерьез, и домашние не скрывают от него многие вещи. Они думают, что если он и проговорится, то ему никто не поверит.
Княгиня на секунду задумалась, наморщила греческий нос, сверкнула большими черно-жгучими глазами, и воскликнула:
 - Пойду-ка я, подружусь с дядей Федей. Надеюсь, он мне расскажет много интересного.
- Только попрошу тебя Катенька, переодень это платье.
- Почему?
- Твое платье, слишком вызывающее, а декольте, открыто сверх всякой меры.
- Сверх меры? Хоть, ты и профессор, но  ничего не понимаешь в моде. Это последний писк  парижской моды.
Княгиня поправила перекосившееся декольте, приподняла грудь вверх, решительно встала с дивана и направилась к двери. Профессор, мгновенно понял, что ее не переубедить, и решил пойти окольным путем, которым часто бродил, живя с ней:
- По-моему, я уже где-то видел это платье.
Княгиня остановилась у двери, и с улыбкой возразила:
- Ты его  не  мог видеть. Это мое новое платье, и сшито оно петербургской модисткой  Натали Либурже, в единственном экземпляре.
- Вспомнил! Точно в таком же платье, на балу в Царском селе, была
княгиня Аделаида Тараканова.
- Тараканова!!! – вспыхнула княгиня, и побежала в спальню переодеваться.
Профессор довольно улыбнулся. Тараканова была лютым врагом Екатерины. И не только ее. Все женщины высшего петербургского света ненавидели Аделаиду. Она была обворожительно красива,  вульгарна, и непередаваемо распутна, что, в общем, привлекало к ней множество мужчин, и отвращало всех женщин.
  Княгиня вышла из спальни в скромном черном бархатном платье. На груди ее сверкала  бриллиантовая брошь – ветка ландыша. Видно,  брошь с крупными бриллиантами-цветами, должна была компенсировать скромность наряда. Профессор восхитился ее прекрасным элегантным нарядом, и довольная княгиня, пошла искать дружбы с дядей Федей.
   Профессор остался сидеть в кресле. Он раздумывал, садиться ли ему к письменному столу, или все же дождаться княгиню, которая может скоро вернуться. В гостиную постучались, и скоро, перед его очами появился  Дмитрий. Мужчина был в крайне возбужденном состоянии. Лицо его пылало горячечным румянцем, глаза лихорадочно блестели; на раненой руке, сквозь бинты проступала кровь. Милорадов предложил ему сесть, но Дмитрий остался стоять у дверей, показывая тем самым, что зашел на минуту. Он оглядел гостиную, убедился, что профессор один, и запальчиво сказал:
- Алексей Платонович, что вы думаете о сватовстве моего отца?
- Я думаю, это богопротивное дело. Груша молода, а ваш отец старик. Но, мое мнение, его вряд ли  интересует.
- Вы должны поговорить с ним, и убедить его, отказаться от этого ужасного брака, – раздражающе нервно сказал Дмитрий.
- Я не буду вмешиваться в ваши семейные дела, - твердо ответил профессор.
- Отец вас уважает. Он читает ваши книги, и поэтому, послушается только вас.
- Напрасно, вы так думаете. Возможно, ваш отец, испытывает ко мне какое-то уважение, но до поры до времени. Как только я скажу что-то против его мнения, он мгновенно покажет мне на порог. И вы это прекрасно понимаете.
- Наверно вы правы. Но кто-то должен ему объяснить, что этот брак - бред сивой кобылы и полное разорение. У него есть дети, внуки, скоро будут правнуки, а он хочет последнее, отдать этой тупой девчонке! Прошу, вас объясните ему это!
- Объяснить?! Нет, это точно буду не я. И вам этого не советую.
- Иногда мне кажется, что эта Осиновая пустошь, пропасть ада. Это все из-за нее, все из-за нее…исчадие ада, -  глядя в пустоту, пробормотал Дмитрий, и, склонив голову, вышел.
  Княгиня не возвращалась. Профессор понадеялся, что она будет «дружить» с дядей Федей долго, и  сел к письменному столу.
« …Параллельно опричнине, у Грозного шла борьба за балтийский берег. За преобладание на Балтике спорили многие прибалтийские государства., и старания Москвы стать на морском берегу твердой ногой поднимало против «московитов» и Швецию, и Польшу и Германию… Иван Грозный удачно выбрал момент для вмешательства в борьбу с Ливонией, на которую он направил свой удар. Там  шла вековая племенная борьба между немцами и аборигенами края – латышами, ливами и эстами. В два года Ливония была разгромлена московскими войсками, но  Литва и Швеция потребовала, чтобы Иван Грозный очистил их новые владения. Грозный не пожелал,  и война Ливонская переходит в Литовскую, затем в Шведскую. Эта война затянулась надолго…
  Вначале Грозный мел успех в Литве: в 1563 г. Он взял Полоцк и дошел до самой Вильны. Литва готова была на почетный для Грозного мир, и уступала Москве все ее приобретения. Но земский собор, высказался за продолжение войны, с целью дальнейших земельных завоеваний… Война продолжалась вяло…
   Выступление Грозного за Балтийское поморье, появление русских войск у Рижского и Финского залива поразило среднюю Европу…В Германии «московиты» представлялись страшным врагом; опасность их нашествия расписывалась не  только в официальных документах властей, но и в обширной литературе летучих брошюр и листков. Принимались меры, чтобы не допускать ни «московитов» к морю, ни европейцев в Москву, и, тем самым, разобщив Москву с центрами европейской культуры, воспрепятствовать ее политическому усилению. В этой агитации против Москвы и Грозного измышлялось много недостоверного о московских нравах, и о царе Иване Грозном. Что нужно учитывать всем историкам, изучающим документы того времени…
  Четверть века длилась борьба за выход к Балтийскому морю. В итоге, Грозный был побежден, и не только потому, что Баторий имел воинский талант и хорошее войско, но и потому, что к данному времени у Грозного иссякли средства для ведения войны. В-следствии, опричнины, Московское государство, по словам современников: «в пустошь изнурилась и в запустение пришла».
Москва стала клониться к упадку. Опричнина и террор, устроенный Грозным, не дали «московитам» выйти к морю, и подготовили страну к смуте и междуусобию. Еще современник Ивана Грозного, Иван Тимофеев в своем «Временнике», писал, что Грозный, «божиими людьми играя», разделением своей земли «сам  образовал смуту». Иначе говоря, Иван Грозный, своей  «опричниной»,  подготовил «смутное время» - время войн, хаоса, разделения, и разграбления Руси…
*С.Ф. Платонов «Полный курс лекций по русской истории»
стр. 121 и далее.
 
Профессор, еще раз перечитал написанное, и у него в голове родилась интересная мысль. А как подействовала  тирания помещика Ивана Грозновича на  его доходы? По словам, Екатерины, Грознович богат, а, по словам Дмитрия, отец поистратился в бессмысленной борьбе за  Осиновую пустошь. Конечно, выход к Балтийскому морю, не сравнить, с борьбой за крохотную Осиновую пустошь, и, тем не менее, иногда из-за копейки, проигрываются войны и совершаются убийства. Да и в расследовании, это знание, может пригодиться. Впрочем, ЛЮБЫЕ, ЗНАНИЯ  КОГДА-НИБУДЬ, ДА ПРИГОДЯТСЯ.
  Пока он раздумывал, к кому обратиться за этими сведениями, в гостиную вошли веселые  Инга и Екатерина. Дядя Федя, словно удалой казак с шашкой, вошел вслед за дамами, но княгиня, успевшая подружиться с ним, ласково и кокетливо, выпроводила своего нового друга из гостиной.  Кажется,  Федя не обиделся на нее, и ушел с радостным лицом. Профессор,  на краткий миг, даже позавидовал ему. Как говорится, и у профессоров, тоже бывают минуты потемнения рассудка.
   Катя усадила Ингу на крокодиловый диван, и Басманова тут же прогнала Василия с дивана. Видно, она не любила кошек, так как следом брезгливо поморщилась, и обтерла руку, прогнавшую кота, о диван.  Княгиня, не любившая чужих котов, но любившая своего Василия, на миг вспыхнула, но тут же остыла. Если она не любит чужих котов, то почему Инга должна любить ее рыжего Василия. Кот невозмутимо переместился к камину, и пока княгиня, не начала свою бесконечную женскую беседу, профессор поинтересовался:
- Инга, извините за бестактность, но как обстоят дела в поместье Грозновича. Мне это нужно знать, по кое-каким  причинам.
   Басманова нисколько не удивилась его вопросу, и вкратце обрисовала свое видение дел соседа:
- Я думаю, Иван еще не совсем обнищал, но дело движется к этому. Раньше, Грознович, был самым богатым в нашей округе, но в последнее время, он никого не слушает, бес конца заводит авантюрные рискованные коммерции, и часто проматывает все доходы от поместья. Еще надо учесть, что в последние годы в наших краях, засуха и неурожай. Честно говоря, я не знаю, как у него обстоят дела на самом деле, но соседи поговаривают, что ему надо бы передать все дела Дмитрию. Он бы намного лучше вел хозяйство. А, если,  Иван, таким образом, будет дальше хозяйничать, то скоро заложит все поместье, и разорит семью.
 В разговор вмешалась княгиня:
- Сегодня, Иван всех огорошил. Он собрался жениться на Агриппине Резиной!
 – Этот  старый мухомор совсем  сдурел! – яростно возмутилась Инга, и нервно продолжила, - ему 81, а Груше - 16. Да Степан Резин, этому старому пню морду набьет! Нет, он его не станет бить, он его пристрелит. Резин еще никого на дуэли не оставлял живым. Хотя в наших краях, он старается дуэлями не баловаться. Здесь, не Петербург, а  провинция. Бравого дуэлянта, соседи быстренько где-нибудь в дремучем леске, пристрелят, или ручонки обломают, так чтобы навсегда не смог оружие в руки взять.
  Я слышала, Степан хвастался друзьям, что на своем веку двенадцать человек пристрелил. Так что, надеюсь, Иван будет тринадцатым. Очень несчастливое число для дюже суеверного Ивана.
- А,  Иван сказал, что Резин согласен на брак, и даже дал Груше в приданое Осиновую пустошь.
- Степан согласен? – поразилась Инга, и потерла виски, - тогда я ничего не понимаю. Степан Резин и Грознович, из-за Осиновой пустоши, уже много лет, люто ненавидят друг друга, и объезжают. Лишь завидят,  за километр.  Я понимаю, Ивана – он решил любым способом забрать себе Осиновую пустошь. Из-зп глупого упрямства. Но Степана я не понимаю. Груша его единственная дочь. Несколько лет назад, он взял к себе мальчишку сироту Романа,   дальнего  родственника своей умершей жены. Роман хороший умный мальчик, ему 16 лет, и они очень дружны со Степаном. Я всегда думала, что когда-нибудь, он  поженит Грушу и Романа.  А теперь…я ничего не понимаю.
- А вы не думаете, что Иван, прижал Степана к стенке, каким-нибудь разоблачением? – сказал профессор.
- Ерунда! Разоблачить Степана невозможно. Он по своей натуре никого не боится, и за ним столько разоблачительных историй, что по нему давно Сибирь плачет. Нет, тут что-то другое.
Инга задумалась, и принялась стучать пальцами по кожаному дивану. Княгиня прервала ее задумчивость:
-  А если – это деньги. Может Степан думает, что Иван умрет, и его Груша станет богатой наследницей поместья Грозный.
- Сомневаюсь, что Груша  когда-нибудь станет наследницей. Иван четыре жены в гроб вогнал. Они у него мрут, как мухи. Угодить Ивану невозможно, а разгневать – очень легко. Хотя, его первая жена Анастасия, женщина добрая и кроткая, действовала на него благотворно, совсем, как первая жена на Ивана Грозного. Иногда я думаю, что Грознович, прямой потомок царя, так  их судьбы часто схожи.
  С первой, Анастасией, Грознович прожил  в любви и согласии, 11 лет. Но  она была бездетной. Как-то они,  пошли кататься на лодке, лодка перевернулась, и Настя утонула. Потом многие подозревали, что это муж ее утопил, так как, ровно  через сорок дней, после похорон, Иван на соседке, юной красавице Феофании женился. Но, у той, все дети, не дожив до месяца, умирали. А через пять лет, она на печке угорела. Кто-то раньше времени, заслонку закрыл, и Феофания улетела с печи на небеса. Потом у Ивана еще две жены было. От одной из них Федор родился, от другой Дмитрий.  Только обе они умерли не своей смертью. Мать Федора, в сухой колодец упала. И какой черт ее туда понес? Федор родился недоношенным, и может от этого стал придурковатым. Только вы это Феде не говорите. А мать Дмитрия, Дарья  от копыт норовистой лошади погибла. И какой черт ее к этой лошади понес? Дарья никогда на лошадях не ездила – она их до смерти боялась. Опять же, многие говорят, что не от копыта, она погибла, а от тяжелого посоха Ивана. Любил Иван подражать царю. Только,  с тех пор, он посох забросил, и шашку носит. Только вы это тоже, Дмитрию не говорите. Он после пропажи Елены, стал какой-то нервный и злой.
   После этих слов, Инга неожиданно вскочила с крокодилового дивана,  и на цыпочках подбежала к двери. Милорадов и Екатерина удивленно смотрели на нее. Она остановилась у двери, прижала палец к губам, и распахнула дверь. За дверями стоял счастливый дядя Федя. Счастливее не бывает. Инга, возмущенно прогнала его, захлопнула дверь, и виновато сообщила:
- В наших окрестных усадьбах, любят от скуки подслушивать. Я об этом совсем забыла.
Екатерина ее поддержала:
- В Петербурге, тоже этим грешат. Некоторые подлые людишки. 
-А, что люди говорят, о смерти жены Дмитрия? – поинтересовался профессор.
- Никто ничего не знает. Одни догадки. Один Федя всем рассказывает, что Елена ушла на Осиновую пустошь, и там, в ад провалилась. Но ему никто не верит. Вы Федора не бойтесь. Он добрый и безобидный малый. Единственный человек - добрый в этой семье.
- Инга, - вновь спросила княгиня, - а как вы думаете, почему Степан отдает свою единственную Грушу,  Ивану?
- Я, думаю, Степан ведет двойную игру, и надеется в ней выиграть. Он настоящий авантюрист. Резин свою единственную дочь любит, хотя она глупа, как полено. Агриппина, чуть лучше умом, чем дядя Федя. Но все равно, отец не  отдаст Грушу   на растерзание. Чую, сегодня  будет что-то нехорошее. Жаль, что я не смогу поехать на это сватовство. Грознович с бабушкой на ножах. Она в молодости отказалась за него замуж выходить, и он с тех пор, ей этого простить не может.
- А вы езжайте с нами. Мы вас приглашаем, - предложила Катя.
- Нет, если бы меня  пригласил, кто-то из Грозновичей, то я бы поехала. А так, Иван, может меня, и взашей выгнать. У него дури в голове, не меньше, чем у Ивана Грозного. А может, и боьше.
Княгиня скользнула быстрым взором по столу, увидела  письмо, и невинным тоном сообщила:
- А, нас сегодня помещица Марина Могилевская пригласила. Не знаем ехать или нет?
- Съездите, если хотите сегодня, с Алексеем Платоновичем поругаться. Марина, дама красивая, но любит кокетничать. Она даже кучеру глазки строит. У нее мания, чтобы все были в нее влюблены, и крутились только вокруг ее величества. Все, Грозновичи, кроме Ивана, в нее влюблены. Даже Федя, готов на ней жениться. 
 - Ужасная женщина! Дьявол в юбке. Вторая Тараканова! – пылко возмутилась Катя, и стукнула кулачком по крокодиловому дивану.
- Марина, не такая красивая, как Аделаида, и, в принципе, дама  безобидная.
- А, вы знаете, Тараканову? - удивилась княгиня.
- Знаю, я ей бальные платья шью. Она меня два раза на царский бал брала, чтобы я,  оттеняла ее красоту, - обидчиво произнесла некрасивая Инга, но тут же справилась с обидой, и гордо продолжила, - я все же, не модистка, а потомок знатного боярского рода. Мои предки, еще при Ярославе Мудром, видные посты занимали.
За дверями раздался грозный голос Ивана. Он с кем-то ругался. Инга испуганно вскочила с дивана, подождала, когда его голос исчезнет, и торопливо распрощалась. Перед выходом, она опять пригласила их в гости. А то в доме Басмановых, такая   скука, хоть вешайся. Княгиня пообещала завтра заехать, и Басманова, с какой-то угрюмой задумчивостью, пошла к своим  саням. Белая лошадь в серых яблоках, нетерпеливо переступала ногами, и снег поскрипывал под ее копытами.
   Солнце уже выглянуло. На улице было морозно, но княгиня и профессор, стояли на высоком крыльце, и не ушли пока сани не выехали за широкие резные ворота. Борзые собаки тоже проводили сани до ворот, и убежали на задний двор в псарню.
  С высоты, открывался потрясающий вид: огромное голубое небо; бесконечное белое пространство, сверкающее под зимним солнцем, сани, мчащиеся по белой дороге; и ледяная река, голубеющая между белых снегов.
  Княгиня стала спускаться в сад. Внизу, она подскользнулась на ступеньке, и упала в снег. Милорадов сбежал с лестницы, помог ей подняться, и вспомнил про девицу лежащую в снежном саване. В его голове,  сверкнула мысль. Он попросил княгиню подождать его на улице, сходил к Ивану за ключом от сарая, и позвал Катю с собой. Ему хотелось, чтобы именно женщина посмотрела на замерзшую. Одежда может многое сказать о человеке, а кто, как не Екатерина, великая модница, заметит то, что не увидел он. 
   Они вошли в заброшенный сарай, и он попросил ее, попробовать определить по одежде,  кто эта девица, и откуда. Княгиня со страхом, оглядела покойницу, заглянула под ее подол, даже брезгливо сняла валенок, и вновь надела на ледяную ногу. После некоторого раздумья, она вынесла свой вердикт. Эта девица, скорее крестьянка, чем мещанка. Одежда горожанки у нее появилась недавно, и она соединила часть деревенской одежды с городской. Колечко с изумрудом дорогое, но тот, кто купил ей его, в магазин с собой не брал, поэтому оно ей было маловато. Это ясно видно,  даже на оледеневшей руке – на пальце осталась  глубокая бороздка. Мочки ушей, как и у всех женщин, любого сословия, проколоты, но сережек нет: или их сняли с нее  после смерти, или ее собственные сережки, не подходили изумрудному  кольцу, и она их сняла.
   Профессор предположил, что, скорее всего, сережки она сняла сама, так как кольцо осталось на пальце. Но Катя отмела это утверждение: кольцо девице было маловато, и снять его, возможно, просто  не смогли. Одно, она сказал уверенно: девица нигде не работала, и жила праздной жизнью – она не была: ни крестьянкой, ни служанкой, ни госпожой. И если  предположить, что вся ее одежда у кого-то заимствована, то дворянки отращивают  ногти намного длиннее и постоянно ухаживают за ними. Да и прическа у девицы, далека от совершенства. Жалкое подражание аристократическому Петербургу.
  Екатерина замолчала, и профессор удивленно сказал:
- Странная барышня – девица  ниоткуда, но не из лесу же она пришла. Катя, а ты точно знаешь, что у нее есть деревенская одежда. Ты же не носишь одежду крестьянок.
- Зато мои служанки носят. Особенно, когда они только прибывают из деревни, и я им отдаю свою старую одежду, и они переодеваются при мне. Им так хочется быстрее надеть красивое платье.
  Но в одном, ты прав, очень странная девица. Я подозреваю, что в последнее время, она была содержанкой какого-то  дворянина, или богатого купца. 
- Значит, она шла именно сюда, – сказал он.
- Конечно. Только к кому?
    Вопрос остался без ответа. В сарай вошел Иван, и принялся допытываться у них, зачем они разглядывали покойницу. Милорадов, не стал ничего рассказывать, напустил туману, и Грознович, разозлившись, ушел. Больше здесь делать было нечего, и они отправились вслед за ним. Возвращаясь назад, профессор случайно скользнул взглядом по дому, увидел отпрянувшего от окна Антона, и подумал, что уже давно, все в доме знают, про эту девицу  в сарае. Интересно, а  кого из них, мучает совесть? Или совесть, это слово, которое этому человеку, неизвестно?
   Княгиня тоже заметила, отпрянувшего Антона, и высказала предположение, что девица шла именно к нему. Профессор пожал плечами. Однозначно, в этом доме, только Иван был вне подозрений. Старик  не стал бы искать родителей, своей замерзшей содержанки. Да и его дряхлый возраст, служил ему алиби. Если, Иван не влюбился в Марину, даму, от которой сохнет вся его семья, значит, он уже перешел в разряд зрителя, в театре жизни.
   У дверей гостиной их поджидал радостный дядя Федя. Он масляно и умильно смотрел на княгиню. Та ответно, по правилам высшего света, кокетливо улыбнулась ему, и Милорадов, вспыхнув от ревности, решил, срочно поехать за историческим документом к Могилевской. Он понадеялся, что там дяди Феди не будет, и тут же выяснил у него, далеко ли  усадьба  Марины. Ее поместье находилась совсем недалеко, и профессор предложил княгине, сейчас же, отправиться к ней. На его удивление, ревнивая Екатерина, сразу с ним согласилась, но настояла на том, что наденет в гости, белое платье а-ля Тараканова – в последний раз. Он вздохнул и согласился. Все же Могилевская женщина, и заглядывать в ее декольте не будет. 
   Карета, поставленная на полозья, мчалась к соседке  Грозновича. Катя  всю дорогу молчала. Видимо, воспоминание о замерзшей девице, испортило ей настроение. Карета  свернула в  усадьбу, окруженную сосновым  бором, и Катя, вдруг сказала: 
- Алеша, я боюсь ехать на  сватовство к Резину. Мне кажется, чтобы расстроить эту свадьбу, Ивана каким-нибудь образом убьют.
- Не бойся – он останется жив. Я думаю, Грознович, очень осторожный человек. Иначе бы он не дожил до восьмидесяти лет.
   Усадьба Могилевской, снаружи выглядела намного меньше, и беднее усадьбы Грозновичей. И архитектурный стиль, бывший хозяин – строитель усадьбы, выбрал своеобразный. Дом напоминал французскую тюрьму Бастилию. В уменьшенном варианте. У профессора, даже мелькнула мысль, что этот Могилевский, когда-то сбежал из Бастилии, и затем решил увековечить этот исторический факт у себя дома. Хотя профессор давно уже ничему не удивлялся. Он бывал в усадьбе, напоминавшей Сибирский острог, и в усадьбе –  десять  юрт, объединенных  одной крышей. Впрочем, татарская юрта Хабибулина, для жизни, была более комфортной и приятной, чем сибирский острог подмосковного помещика Крысина, но это уже другая история. 
   Марина Могилевская встретила гостей на крыльце. Это была
высокая, яркая, черноглазая брюнетка,  тридцати лет. Чем-то она напоминала красивую цыганку, хотя ее кожа была намного светлее. Могилевская была в красном платье, отделанном черными кружевами, и, несомненно, этот яркий наряд предназначался профессору. По крайней мере, он так думал. Он  не знал, что красавец Саша, нежданно приехавший чуть раньше него, уже спрятался в будуаре Марины, расположенной рядом с гостиной.
   Помещица провела гостей в  старомодную гостиную, оформленную в ярком, мавританском стиле, и предложила им сесть к столу. В гостиной были французские окна – от пола до потолка, и через стекло, расчерченное множеством деревянных квадратов, виднелся заснеженный сад. Несмотря на огромное окно, во всю стену, в помещении было жарко, и витал аромат  медовых трав. На столе все было готово к приему гостей, словно хозяйка, чувствовала, что они вот-вот приедут. В центре стола возвышались две бутылки дорогого французского вина, мадера, царская водка и хрустальная ваза с заморскими фруктами. Здоровенный, красивый лакей, с набриолиненными темными волосами,  застыл у стола, словно деревянный истукан.
   Следуя традициям, гости сели к круглому столу, и профессор заметил, что в его хрустальном бокале, на дне багровели остатки  вина. Видимо, кто-то уже пил из его бокала. Хозяйка заметила недоумение профессора, взглянула на бокал,  чуть смутилась, и приказала лакею, поменять бокалы. После первого тоста, сказанного профессором, Могилевская отослала лакея, и кокетливо проворковала:
- Алексей Платонович, я давно хотела познакомиться с вами. Как прекрасно, что вы посетили наш очаровательный забытый уголок…
 Ее низкий завораживающий голос, буквально проникал в душу, и мужчине показалось, что этот голос, он где-то уже слышал. Но, где, он вспомнить не мог. А впрочем, и не пытался. Другие мысли, быстро заретушировали этот вопрос. Да, и черный мерцающий серебристыми искрами веер, отвлекал от каких-либо мыслей. Ведь над  веером, сияли большие черно-жгучие глаза. 
  Марина вела обычный разговор, принятый в обществе, но удивительно  завораживающим голосом. Профессор односложно отвечал, и улыбался, как дядя Федя. Хорошо, что сам он этого не видел. Княгиня, как будто впала в транс. Обычно, она ревновала его ко всем подряд, и всячески это высказывала. А, сейчас, когда Могилевская откровенно очаровывала Алексея Платоновича, она задумчиво,  смотрела в окно, из которого был виден заснеженный лес, стая ворон черневших на старой сосне, и две борзых бегавших по широкому двору.
   После третьего бокала красного вина, у профессора закружилось голова –  мир, показался ему удивительно прекрасным, а Марина – самой прекрасной женщиной в  мире. И, в тот момент, когда он, в этом несуществующем мире,  откинулся на спинку венского стула, и поднял вместе с обворожительной Мариной, бокал прекрасного французского вина  «Ля Амур» - вороны взвились в небо, княгиня очнулась, возмущенно посмотрела на двух воркующих голубков, и, острым локтем, толкнула профессора  в бок. Бокал с багряным вином, выскользнул из его руки, и почему-то упал, не на его черные лосины, а на белоснежное платье Екатерины. Красное  пятно, словно кровь на снегу, расплылось по ткани, и княгиня, от вида винной крови, потеряла сознание.
  Пока профессор, в туманном сознании, раздумывал, что делать. Неизвестно откуда появился красавец лакей, и вынес княгиню в соседнюю комнату. Якобы только там, открывается окно, и морозный воздух благотворно подействует на нервную женщину.
   Марина и Милорадов остались одни. Красавица продолжила ворковать, но профессор, тревожась за княгиню, очутившуюся в руках набриолиненного красавца, уже не так внимал ее обворожительным речам. Эта тревога, щемила сердце, и заодно, немного просветлила его мозги. Он потянулся встать, Марина, словно ненароком, потянулась к нему, его ноги неожиданно подогнулись, и он буквально навалился на хозяйку. В будуаре, что-то громко упало, и в гостиную влетел злой, раскрасневшийся Саша Грознович.
  Профессор сел на место и покраснел, как мальчишка. У Саши, свалился на пол, плохо завязанный, ярко-синий шейный платок, атрибут любого  денди.  Шейный платок, несомненно, был небрежно завязан в покоях  хозяйки, и оттого высокий блондин, остановился посреди гостиной, и покраснел, как рак. Могилевская, наблюдавшая за их мужественным  покраснением – задорно и беззаботно рассмеялась. Под этот смех, у профессора мелькнула мысль, что только упавший, шейный платок, спас его от мордобития в этой усадьбе.
  Саша,  через некоторое время зло побледнел, и  кинулся к двери. В дверях он столкнулся со своим отцом. Опешивший Дмитрий невольно загородил ему дорогу. Отец и сын, на секунду замерли в дверях, и посмотрели друг на друга ненавистными взглядами. Затем Саша оттолкнул отца, и выскочил из гостиной. Дмитрий подошел к улыбающейся Марине, поцеловал ее руку, поздоровался с профессором, и, разыскивая княгиню, оглянулся вокруг. Княгиню он не нашел, но его взгляд задержался ни синем шейном платке сына, лежащем на красном персидском ковре. Он брезгливо поднял его, положил в карман сюртука, и сел на диван. 
   В гостиную вошла бледная и грустная княгиня. Ей стало немного лучше, и она вернулась охранять профессора, от этой страшной, коварной  женщины. Екатерина поздоровалась с хмурым Дмитрием, и села к столу.
   Марина, уже давно перестала смеяться, но и чувства неловкости, она не испытывала. Ей было весело. Она обожала такие пикантные ситуации, и на ее алых губах, сияла довольная улыбка. Профессор неожиданно протрезвел, но ему смертельно захотелось спать. Он прикрыл глаза, и княгиня снова толкнула его в бок. Теперь, намного сильнее, чем в первый раз. Милорадов приоткрыл глаза, и сквозь полусон, услышал елейный голос Екатерины:
-  Я совсем запамятовала, у вас спросить. Вы не знаете, в ваших краях живет девушка с черными волосами и серыми глазами. На руке  у нее маленькое изумрудное колечко.
- Нет, не знаю, - немного подумав, ответила Марина, и удивленно продолжила, - интересно, почему все ищут эту девушку?
- А, кто ее еще ищет?
- Дядя Федя. Он собрался на ней жениться. Я все утро смеялась. А, Вы, разве еще не читали утреннюю газету?
- Нет. Я с утра газет не читаю. Мне не хочется начинать свой день, с ужасных новостей, такого рода: мещанка Татьяна Иноземцева попала под колеса кареты, и умерла в больнице; в притоне Разгуляева, убили инженера Сергея Краско; а студент коммерческого училища Геннадий Салов, застрелился из-за несчастной любви к даме Х.
- Вы совсем не интересуетесь современной жизнью? И «Дамскую газету», тоже не читаете? – искренне удивилась Марина.
- Не интересуюсь, и не читаю, - гордо ответила княгиня.
- А, я думала, что подруга профессора образованная женщина, и обязательно читает серьезную литературу, - свысока сказала Марина, и взмахнула черным блестящим веером, словно отгоняла княгиню прочь.
- Я не читаю, серьезные газеты. Я читаю несерьезного Вольтера, Гомера, Льва Толстого и Фому Аквинского, - парировала княгиня. Она продолжила разговор с Могилевской на французском, потом  на английском, немецком и греческом языках.
Марина, недовольно  нахмурилась, и принялась, смачно есть красное яблоко, чтобы не отвечать наглой княгине.  Яблоко хрустело, а Екатерина убедилась, что хозяйка, как и большая часть провинциального дворянства, из иностранных языков, знает только  тринадцать французских слов. Екатерина довольно улыбнулась - коварная соблазнительница была посрамлена,  и она засобиралась обратно. Ей надо было успеть переодеться к сватовству. Красное пятно на подоле раздражало, и  почему-то казалось, что это вино пролил не Алексей, а эта подлая дамочка. Да, и хмурый Дмитрий, с явной злостью дожидался их ухода.   
   Могилевская,  с видимым облегчением проводила полусонного профессора, и его, слишком умную, подругу. И все же, на прощание, она подарила Милорадову кокетливую улыбку. Екатерина, эту улыбку не видела. Она садилась в карету, и была видна только ее спина в длинной норковой шубке. Эта норковая спина, вызвала раздражение Могилевской. Ее кавалеры, до сих пор не удосужились подарить ей норковую шубку. Единственное на что могли расщедриться бедные кавалеры, это, на не очень дорогие изумрудные или рубиновые украшения. Их у нее скопилось изрядно, но норковая шуба, давно виделась ей в страшных снах.
В этих снах, она находила норковое сокровище в заснеженном лесу под елью, а Иван Грознович, всегда отбирал их. О, сколько прекрасных шуб, он уже успел отнять у нее… И, когда же этот дряхлый пень представится? После его смерти, Дмитрий станет богат, и обязательно подарит ей норковую шубку…Мороз отвлек ее от дум, она поежилась, и вспомнила, что Дмитрий дожидается ее в гостиной. Пора поговорить с ним серьезно…
  Карета выехала из ворот усадьбы. Профессор тут же пристроился ко сну, но княгиня, опять толкнула его, и показала рукой налево. Он лениво посмотрел в окно. У дороги, около заснеженных кустов осины,  на вороном орловском рысаке, в черной каракулевой шубе, сидел Саша. Мороз уже пробирал его. Он съежился, и  выглядел, как черная запятая на белом листе. Профессор опять закрыл глаза, и княгиня утвердительно сказала:
- Ждет, когда отец выйдет от Могилевской. Ты думаешь, он сейчас убьет своего отца? Может нам предупредить Дмитрия?
- Не убьет. Этот любовный треугольник, длится уже давно, и все живы-здоровы, - полусонно пробормотал Милорадов, и сладко заснул.
   Войдя в гостиную, все еще полусонный профессор, вспомнил про исторический документ, и мгновенно взбодрившись, сказал:
- Придется еще раз ехать к Могилевской. Я забыл взять документ.
- Не придется, я позаботилась об этом. Вот твой документ, - усмехнулась княгиня, и подала ему пожелтевший листок.
Милорадов взял  лист бумаги, и с волнением впился в него глазами. Это было письмо из Парижа, того времени, когда русские войска, разбившие Наполеона, вошли в Париж. Некий, улан Михаил Могилевский описывал своему брату Олегу, как он весело проводит время с мадам Жюли, циркачкой из провинциального шапито.      Историческим этот документ не являлся, но профессор был уверен, что скоро, Могилевская приготовит для него другой исторический документ. Ведь  улан успел написать из Парижа не одно письмо, а Марина, еще не успела влюбить его в себя.
  Екатерина пошла переодеваться. Это было надолго. Сонливость у профессора прошла, и он полный сил, и какой-то невероятной энергии пошел к письменному  столу.
« В жизни Грозного женщина всегда занимала видное место… Со времени смерти первой жены Анастасии семейная жизнь его не представляла ничего поучительного. Однако, как же согласовать эту распущенность царя с его постоянным стремлением вступать в новые брачные союзы? По-видимому, это противоречит о целых толпах женщин, будто бы приводимых в Александровскую слободу, или о его гареме… Иван был очень религиозным, суеверным, и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов. Если он и стремился обладать женщиной, то только как законный муж… Поэтому, рассказы об его распущенности, скорее всего клевета его врагов.
   Второй раз Иван женился на черкешенке Темрюковне, названной при крещении Марией. О ней ходила молва, что она была так же распущена по своим нравам, как и жестока по природе. Через два года после ее смерти Иван избрал себе в жены дочь простого новгородского купца Марфу Собакину. Она прожила после свадьбы всего лишь две недели. Царь уверял, что ее отравили раньше, чем она стала его женой. Этим царь оправдывал свое намерение вступить в четвертый брак… Церковь была против… но вскоре уступила его желаниям…так, как по  словам Грозного, он должен избрать подругу, чтобы избежать греха…
   Иван повел к алтарю дочь придворного вельможи, Анну Колтовскую. Через три года он заточил ее в монастырь. Предлогом этому послужило предъявленное царице обвинение в заговоре против царя. Развод сопровождался рядом казней, совершенно истребивших семью  Колтовской…
Потом он приблизил к себе Анну Васильчикову, после нее Василису Меленьтьеву. Обе они признавались его супругами, хотя для сожительства с ними он испросил разрешение, только своего духовника….Нам ничего не известно о причинах немилости постигших обеих возлюбленных царя… но молодая и красивая Василиса была заточена в монастырь… на смену Василисе явилась новая любовница царя, Мария Долгорукая. Однако после первой брачной ночи Иван бросил ее. Говорят, что она оказалась лишенной девственности. Долгорукая погибла: ее посадили в коляску, запряженную лихими лошадьми, и утопили в реке Сере.
   В 1580 г. Царь вступил в восьмой более менее законный брак с Марией Нагой. Именно она скоро стала матерью царевича Дмитрия…
   (стр. 305)  Говоря о женах и любовницах Грозного нельзя не вспомнить о  неудачном сватовстве  Грозного…
   Когда Иван старался вступить в сношения с западной Европой через Ливонию и балтийское море, Англия, переживавшая кризис индустрии, стремилась открыть новые рынки торговли… скоро первые три корабля отплыли из гарвичского порта в Белое море. Ивану доложили о них. Он пригласил иностранцев Москву и предложил им начать торговлю…  с того времени начались сношения царя  с английскими купцами. Именно в то время,  Иван остановил свой выбор сначала на английской королеве Елизавете. А после ее отказа, на племяннице королевы, дочери лорда Марии Гастингс… Хотя, в это время, Иван только что вступил в восьмой брак с Марией Нагой…
   Тем не менее, начались переговоры с королевой Елизаветой о браке с Марией…
Но помолвке с Марией Гастингс должно было предшествовать заключение союза. Англия должна была помочь Ивану армией и флотом в борьбе с Баторием… Королева соглашалась вступить в союз с царем, и помогать ему против врагов, но за это требовала монополии на всю внешнюю торговлю России, (в это время англичане конкурировали в морской торговле с голландцами)… Начались переговоры, но они  были нарушены смертью царя…
* «Иван Грозный» Казимир Валишевский
изд-во Аст -  20006 г. – стр. 384

   В доме Басмановых  стояла такая тягучая, мертвая  тишина, что было слышно, как в дальней гостиной бьют старинные хриплые часы. В столовой опять проходило деловое чаепитие. Агата с нетерпением ожидала, когда сваха доест шестой пирожок.  Рыжая Алиса, желая досадить вредной старухе, ела, как можно медленнее, и  словно прислушивалась к самой себе. Сегодня с самого утра ей было нехорошо, а после третьего пирожка, стало еще хуже: в голове забили молоточки,  в горле запершило, а в груди появился тяжелый  камень. Тем не менее, она, продолжила есть пирожки, и раздумывать - отравила Агата эти пирожки, или нет? Почему ей пришла в голову эта мысль, она не могла объяснить, хотя точно знала, что несколько лет назад, Басманова отравила своего зятя, который решил выгнать ее из своего дома.
    Терпение Агаты закончилось, и она стала метать в сваху пламенные взоры. Алиса же, с отвращением смотрела на седьмой пирожок.  Один  вид, этого жареного маслянистого пирожка, вызвал у нее тошноту. Она  вспомнила, какую гору пирожков, за все эти годы,  съела у Агаты. Гора эта, представилась перед ней, и ей стало еще хуже. В животе начались сильные колики, и сваха, горестно посмотрела на Басманову. Старуха приняла ее взгляд, за неудачу, и недовольно, зло пропыхтела:
- Неужели никакого жениха не нашла?
Агата очнулась, усилием воли, отогнала боль, и не очень радостно зачастила: 
- Нашла, матушка, нашла, не женихи, а медовые пряники. Нет, не пряники, а самоцветы индийские. Один жених, дворянин Харитонов: тридцать шесть лет, служит  писцом в Иностранной коллегии, и  дом имеет в Москве в Китай-городе.
- А, состояние, у него какое? – радостно вспыхнула Агата.
- Не сказать, чтобы богат, но и не беден. У него есть маленькое поместье под Владимиром.
Агата всплеснула руками, и озабоченно крикнула:
- Пусть этот жених завтра же приезжает. Мы его на Маше женим.
Алиса от боли покривилась, и Агата, нахмурившись, спросила:
- У него есть какой-то изъян?
- Никакого изъяна: красавец, высокий, бравый, но  вдовец. Это же не изъян.
- А сколько у него детей?
- Девять детишек. Но дети не помеха, если жених дворянин и красавец, - зачастила сваха.
- Ты опять издеваешься надо мной?  У этого жениха уже девять детей, да Маша родит ему десять, так никакого царства-государства  не хватит. А второй жених?
- Второй жених, немного хромой, да немного слепой. Но слепота для мужей, большое благо. Меньше будут лезть в женские дела. Хозяйства у него нет, но он потомок самого князя Рюрика. И документы об этом есть. Ты, матушка, выделишь им маленькой землицы, и получишь себе, внуков Рюриковичей.
 Услышав, о землице, которую она должна выделить, и оторвать от своего сердца, Агата взбеленилась:
- Да ты что городишь, корова рыжая! Документы можно любые купить. Захочу, завтра себе куплю  бумагу, что я Шемаханская царица. Я тебя прошу женихов найти, а ты мне: то косого, то хромого, то нищего, безродного приносишь! Все, больше я с такой неумелой свахой, не буду иметь дела. Прочь с моего двора! Завтра же,  приглашу сваху Парашу. Она мне быстро женихов найдет.
    Это известие совсем доконало заболевшую Алису. Сваха Параша, была  ее заклятым врагом. Больше врагов у нее не было, так как на всю округу, было две свахи.  И если Агата, сменит ее на Прасковью, то завтра же, эта наглая Параша, будет кричать в каждом дому, и на каждом углу, что Алиса плохая никчемная сваха. А это, для нее полное разорение. У свахи от ужаса закружилась голова, потом, как будто кто-то ударил ее поленом по голове, и она, как куль,  свалилась на пол.
 Агата перепугалась. Сваха была белее снега, с синими губами, и выглядела, намного хуже покойницы. Басманова перекрестилась и со страхом склонилась над Алисой. Та еще слабо, но прерывисто дышала. Агата сбегала на кухню, принесла  ковш ледяной воды, и вылила ей воду  в декольте потертого коричневого платья. Алиса открыла желтые глаза. Старуха, с великим трудом,  помогла ей подняться, сесть на стул, и от этих усилий, ей самой стало плохо.   
   В столовую вошла  расстроенная Инга. Она посмотрела на бледную, еле живую, мокрую  сваху; на бледную, печальную мать, и молча села к столу. Инга взяла с серебряного блюда пирожок с рисом и потрохами, повертела его в руках так, как будто любовалась им, и, между прочим, пробормотала:
- Сегодня, в час дня,  в поместье Степана  состоится сватовство. Иван сватается к Груше, а Степан  дает Груше в приданое Осиновую пустошь.
- Осиновую пустошь! Разбойник! – громко вскрикнула Агата. Лицо ее налилось кровью, сердце на миг остановилось,  и она грохнулась на пол. Сваха удивленно посмотрела на Басманову, и довольно улыбнулась.
 Басманова выглядела,  как мертвая: белее снега, и как будто не дышала. Дочь дико закричала, и принялась бестолково кружить около матери. Она  то поднимала ей руки, то голову, то терла виски и грудь. Алиса, от этого крика, радостно взбодрилась и побежала   искать ледяную воду. Скоро она вернулась с серебряным кувшином. В столовой уже собралась  вся семья и верный слуга Селиван. Анна молча и бесстрастно стояла в уголке,  Настя и Маша тихо плакали. А, Селиван наливал в рюмку валерьяновую настойку. По столовой разнесся запах валерьянки, и черный кот Нафаня, принялся, словно сумасшедший носиться по комнате. Селиван отставил рюмку,  выкинул его из столовой, но кот принялся громко и нагло мяукать за дверями.
  Агата продолжала неподвижно лежать, и кое у кого мелькнула радостная мысль, что она умерла. Но сваха, расстегнула на груди у Басмановой три костяные пуговицы,  вылила весь кувшин ледяной воды ей за пазуху,  вода разлилась по обширной груди, и Басманова открыла глаза. Селиван, наклонился к хозяйке, приподнял ей голову, вылил  ей в рот рюмку валерьяновой настойки, и помог, с великим трудом, опять сесть на стул. Маша и Настя перестали плакать. Анна вздохнула. Инга, из-за ослабевших ног, села на стул
   Агата сфокусировала рассеянный взгляд на дочери, и еле слышно сказала:
- Инга, ты, что совсем сдурела! Такое горе мне прямо в лоб. Я  чуть не умерла. Я даже на небо полетела на лебединых крыльях, но за черным облаком, вспомнила про Осиновую  пустошь, вот крылья-то мои сразу обломились,  и я грохнулась на землю. Нет, не бывать этому. Не умру, пока Осиновую пустошь себе не заберу. Что же мне  делать? На сватовство поехать? Так Степан меня на порог не пустит. Мы с ним из-за Осиновой пустоши разругались в пух и прах. 
  Агата обвела всех потусторонним взглядом. Инга и внучки, молчаливо пожимали плечами. Селиван почесал затылок. Пронырливая Алиса, всегда находившая выход, из любого безвыходного положения, вспомнила о сопернице свахе Параше, и у нее сверкнула восхитительная мысль:
- Как это не пустит, матушка? Великий грех со сватовства гостей выгонять. Собирайтесь-ка быстро, яхонтовая моя, мы все туда поедем. Пусть  ваши девицы оденутся понарядней, ведь там  женихов море будет: Дмитрий, Саша, Антон  неженаты, ваши красавицы их обворожат своей красотой, и, после Рождества, всем свадьбу сыграем.
Маша вспыхнула от радости. Инга и Анна усмехнулись и многозначительно посмотрели друг на друга. Настя вздохнула.
Агата, от этой идеи,  оживилась, но все же  неуверенно сказала:
- А, вдруг Степан, нас выгонит со двора. Этот Стенька - грозный помещик. Потом позор будет перед людьми - моих внучек взашей выгнали.
- А, вы, как войдете, матушка, сразу сладко так говорите. Степашечка, милый друг любезный, простите, извините меня, я приехала к вам мириться. Кто старое помянет, тому глаз вон. Степан, мужик не злой. Если бы он был мстительный, то уже бы давно со всем уездом не разговаривал. Сами знаете, какой он пьяный дебошир, да задира.
Агата наморщила нос картошкой, и  пролепетала:
- Точно, так и скажу. А, заодно, с примирением, мы сегодня всех сосватаем. Саша пусть женится на Насте, Антон на Маше, а Дмитрий  на Инге. Он еще ничего – бравый кавалер.
- А, мне кого дадите? – зло усмехнулась Анна, и Агата торопливо пробормотала:
- А, ты… А ты… мы тебе потом найдем женишка. Например, на профессоре женим, ведь он тоже не женат. Еще лучше тебе будет. Профессор красивый, умный и богатый. Не жених, а царь.
- У него княгиня есть, - отрезала Анна.
- А мы его княгиню, вертихвостку питерскую, в Петербурх отправим. Я уж придумаю, как от нее избавиться - не в первый раз.
  Сваха быстро перекрестилась,  у нее мелькнула мысль, что Агату, надо срочно бросать. А вдруг, старуха, и от нее решит избавиться. Но в следующий миг, Алиса обреченно вздохнула. Невест дворянок всегда мало - здесь их хоть пруд пруди, а ей деньги  нужны – особенно сейчас, когда она достраивает свой двухэтажный домик,  с магазинчиком на первом этаже.
- Никуда я не поеду. Езжайте без меня, - Анна стиснула зубы, и, печатая шаг, вышла из столовой. Инга вышла  за ней, догнала племянницу, остановила ее, и ласково сказала:
- Анечка, поедем с нами. Никто не знает, где потеряешь, а где найдешь. У Степана, вечно, кто-то в гостях сидит. Вдруг, и тебе кто-то там встретится.
- А, ты откуда знаешь? – прищурив глаза, прошептала Анна.
- М-м-м, - растерялась Инга, глаза ее забегали, но вскоре она улыбнулась, - это секрет, но тебе скажу. Мне это сваха говорила. Алиса все, о всех знает. Она часто к Степану ходит, Груше жениха подыскивает.
- Инга, неужели, ты веришь свахе,  что Грозновичи на нас внимание обратят?
- Конечно, не верю. Они все в ведьму Могилевскую влюблены. Но я все равно поеду. Хоть развлекусь, а то дома скука смертная.
- Да, ты права,  скука смертная. Иногда,  мне кажется, что от этой скуки, я с ума схожу. Здесь единственное развлечение – ворчание бабушки с утра до вечера.
- Ты еще молода, с ума сходить. Еще найдешь себе милого дружка. Я больше, чем ты натерпелась, а с ума не сошла, - Инга махнула рукой, и пошла в свою комнату.
Мимо них  пронеслись радостные Маша и Настя.  Алиса шла за ними, и задорно кричала:
- Девицы-красавицы, быстрее бегите, быстрее наряжайтесь. Надевайте самые лучшие наряды. Не забудьте щечки и губки, свеклой нарумянить. Глазки сажей подвести, а для бледности лица - уксуса выпить. Только разведите его водой, а то отравитесь. Сейчас в Англии и Питербурхе, модно  уксус пить, для красоты лица. 
    В доме Басмановых началась суета: шум, крики, топот и хохот. Один, Селиван загрустил. Он представил, как уныло будет в доме, если здесь останется одна Агата. Впрочем, он знал. Что и старуха боялась остаться одна.
   Селиван загрустил, но дело было прежде всего, и он пошел запрягать сани к отъезду. Сваха носилась из комнаты в комнату. Она помогала одеваться, оценивала наряды и раскрашивала девиц сажей, свеклой, рисовой пудрой и черными мушками-родинками. Пока она бегала, ее старенькое коричневое платье  высохло, но она все равно, успела, под  обливание ледяной водой, и грядущее сватовство, выпросить у старухи,  старинное бархатное платье красного цвета. Старухе оно было мало, девицам большое, а свахе, в самый  раз. Платье было красиво. Алиса быстро переоделась, и принялась с удвоенной энергией заправлять украшением девиц. 
   Вскоре, владимирские невесты отправились в крытых санях к женихам, хотя женихи, еще ничего об этом не знали.

В  бедном, и неухоженном доме Степана Резина все было готово к приему гостей. Служанка Анфиса постаралась навести идеальный  порядок, который давно уже не наводила, так как хозяин, не очень-то обращал внимания, на домашнюю чистоту. Его волновали более важные вещи - пиры и охота.  Гости еще не приехали, но Степан, не умел грустить - он всегда говорил, что будет веселиться, даже на своих похоронах. И сейчас, Резин уже сидел за праздничным столом со своим родственником - пил водочку и закусывал ее мелко нарезанной, отменной бужениной. Африкан пил мало. Он молча сидел напротив Степана, и смотрел  в окно. Африкан был   рыжеватый, сероглазый, невзрачный,  ужасно застенчивый человек, и если бы не  Степан, то он вовсе бы не имел друзей. С ним, он ощущал себя причастным к шумному, веселому мужскому братству, хотя  в шумных компаниях, больше молчал. Резин, уже давно привык, что Африкан, еще с детства, является его  незаметным адьютантом, и по-своему любил его.  Тихий родственник, никогда с ним  не спорил, не ругался, не дрался, а самое главное,  работал  в суде и занимал хорошую должность – младший помощник судьи. Судья уважал бессловесного, тихого Африкана, и поэтому по дружбе, всегда помогал, Резину, часто попадавшему в неприятные ситуации выбираться из них, на вполне законном основании.
   И сейчас, Степан был благодарен адьютанту Африкану, но как это высказать не знал, поэтому без конца предлагал ему выпить и есть ложками  красную икру. Адъютант, как обычно отказывался пить. Есть красную икру ложками тоже не хотел, ему больше нравился салат оливье.
  Сегодня Резин летал в облаках – наконец-то закончилась многолетняя борьба за проклятую Осиновую пустошь. Он мысленно представлял  лица Агаты и Ивана, когда они узнают про его победу, и  громко захохотал. 
   В этот раз, родственник помог  изготовить ему документ,
по которому, Степан является двоюродным внуком, майора Руднева, коим он никогда не являлся. Но именно это, дает ему законные права забрать Осиновую   пустошь. Теперь, любая борьба за пустошь незаконна – она его по праву, и пусть Иван с Агатой, лопнут от зависти, или умрут от горя.
   Степан весело  рассказывал Африкану о проделках молодой Агаты. Родственник, как обычно, тихо и бесстрастно слушал. Сирота Роман, приятный малый шестнадцати лет, сидел в уголке на диване,  слушал рассказ дяди и вырезал острым  ножом трубку. Дядя их часто забывал в гостях. В большую столовую заглянула молодая полная служанка в белом кокошнике. Анфиса  поставила в центр стола хрустальную вазу, похожую на греческий кувшин. Вставила  в нее пять красных роз, оглядела все ли готово к приему гостей, и недовольно взглянула на Романа, настрогавшего на ковер стружки. Мальчик не обращал на нее внимания. Она подошла к дивану, быстро собрала мусор в свой передник, исподтишка больно ущипнула его за ногу, и  ушла. Роман поморщился от боли,  отложил недоделанную трубку и нож на подоконник, и обратился к Степану:
- Дядя,  а зачем ты отдаешь Осиновую пустошь Ивану? Ты же победил, а сам свою победу отдаешь Грозновичу.
- Как отдаю? – искренне удивился Резин, - ничего Иван не получит. Пусть немного порадуется, а я уж придумаю, как забрать эту пустошь обратно. Так будет намного интереснее. Иван  мне много пакостей сделал, а я ему за один раз отомщу.
Степан громко и задорно захохотал. Африкан вздрогнул. Роман стремительно встал с дивана, и пошел  к Груше.
   Агрипина  сидела в своей полутемной светлице у зеркала. Мороз разрисовал окно  белыми ажурными ветками, и тусклый зимний свет, мало освещал  комнату, заставленную старинной  мебелью, сделанную сотню лет назад, крепостным умельцем. 
  Девушка  никак не могла отойти от зеркала.  В обычной жизни, это была невзрачная, белокурая ничем не примечательная девушка. Но сегодня няня постаралась: накрасила ее, надела  небесно-голубое бархатное платье; навесила жемчужные украшения, единственные украшения, оставшиеся после смерти матери, и сейчас Груша выглядела настоящей царской невестой. По-крайней мере, так сказала няня Олимпиада Дмитриевна, а проще сказать, няня Липа. И еще няня сказала, что именно так была одета на царском сватовстве, первая жена Ивана Грозного, Анастасия. 
   В   комнату Груши доносился громкий, пьяный  смех отца. Няня запретила ей двигаться, чтобы не растрепать красоту. Но скоро ей надоело безотрывно любоваться собой, так как ощущение своей красоты стало проходить - она стала замечать мелкие недостатки, и девушка медленно, стараясь ничего не помять, переместилась к окну.  Груша протаяла ладошкой во льду  пятно, и приникла к прозрачному  стеклу.  За окном белели река, поля, леса, и ей захотелось выбежать во двор. Но выходить было нельзя. Отец не любил непослушания, а Груша любила отца.
  В комнату вошел Роман. Она повернулась к нему и смущенно улыбнулась. Подросток восхищенно посмотрел на нее, и удивленно сказал:
- Никогда не думал, что ты такая красавица. Выглядишь, как царица.
- У меня, и мама такая была. Папа ее первый раз увидел, и влюбился, а после свадьбы сразу разлюбил – вздохнула Груша.
- Так надо было каждый день краситься, чтобы не разлюбил, - уверенно сказал Роман.
- Папа запрещал ей краситься. Он считал, что замужняя женщина должна быть скромной, а мажут себе лицо, только пустые кокетки или распутные тетки, - еле слышно ответила девушка.
- Я бы не стал запрещать наводить красоту.
 Мальчик прошелся по комнате, встал рядом с Грушей, посмотрел в окно, и задумчиво спросил: 
- Агрипина, а тебе не страшно за старика выходить?
   Она ничего не успела ответить. В комнату влетела Липа, схватила Грушу за руку и потащила ее в столовую. Жених уже приехал, и пора было показывать невесту во всей красе.
   Семья Грозновичей и  профессор с княгинею шумно  расселись за столом. Степан, с прибаутками,  посадил Ивана во главе стола, сам сел рядом, и уже хотел, было звать дочку-невесту, но в столовую вошел седой сгорбленный слуга, и сообщил, что приехала помещица Басманова с семьей. Агата желает помириться. Степан несказанно удивился, но выгонять гостей не стал, и приказал слуге,  проводить их  к столу. Приезд соседок развеселил его. Он любил общество молодых женщин, и к тому же, чем многолюднее гулянка, тем веселее. Конечно, старуху, потом придется, как-то вывести из игры, чтобы она со своими нудными нравоучениями,  не путалась под ногами, и не портила праздник. А пока, он насладится своей победой над Агатой.
   Пока девицы Басмановы снимали шубки, и радостно прихорашивались в гостевой комнате у высокого зеркала в бронзовой оправе, служанка поставила на стол столовые  приборы и блюда с яствами для вновь прибывших гостей. 
   В столовую вошли, девицы Басмановы разодетые в яркие платья – красный, желтый, зеленый. Инга в ярко-синем платье, с искрой. Барышни  были изрядно  смущены. Зато сваха Алиса – выглядела довольной предовольной. В отличие от свахи,  Агата выглядела весьма недовольной. Возможно потому, что вслед за ними, впорхнула красавица Могилевская в ярком красно-белом платье. Степан, увидев красавицу, мгновенно забыл о Басмановых,  бросился лобзать ее ручку и говорить комплименты. Гости, стоявшие позади Марины, почувствовали еще большую неловкость,  и может оттого принялись обмахивать себя разноцветными веерами.
   Степан рассыпал комплименты Марине. Могилевская сияла, как звезда. Маша и Настя, готовы были заплакать. Анна провалиться сквозь землю.  Агата всех обругать.  Инга треснуть хозяина в лоб. Сваха Алиса хотела  быстрее сесть за стол, у нее от болезни подкашивались ноги, и только мысли о грядущей награде, поддерживали ее силы. Выручил всех профессор. Он поднялся из-за стола, и принялся, словно хозяин, ухаживать за Басмановыми и свахой. Профессор поцеловал всем ручку, наговорил комплиментов, и усадил  за стол. К этому времени, пьяненький Степан, уже сидевший за столом с Мариной, вспомнил про множество девиц, посмотрел на них со счастливой улыбкой, и предложил выпить за мир и дружбу между помещиками. Чтобы забыть неловкость, все с удовольствием согласились.
   Каким-то образом, на том месте, где должна была сидеть будущая невеста, очутилась Марина. Она сидела между Иваном и Степаном, что впрочем, не смутило, а очень развеселило ее. После первого тоста, Иван Грознович все же  вспомнил о своей невесте, и предложил Степану показать ее. 
     Няня Липа ввела в столовую смущенную Грушу. Дядя Федя захлопал в ладоши и крикнул:
- Браво! Брависсимо!
Иван грозно посмотрел на сына. Девушка опустила, пылающее лицо, и Степан весело крикнул:
- Агрипина, ну-ка покажи, какую красоту я вырастил.
Груша продолжала смотреть в пол. Няня приподняла ее лицо и повела к отцу. Он полюбовался на дочь, затем предложил полюбоваться всем, и приказал няне посадить невесту на свободное место. Свободным оказался, самый дальний угол стола, что впрочем, не смутило Резина, так как он уже забыл про дочь, и ухаживал за Могилевской.
   За первым тостом последовал второй тост, потом третий… За столом наступила некоторая раскованность. Княгиня, что-то бурно обсуждала с Ингой, и профессор принялся незаметно наблюдать за гостями.
  Марина пыталась очаровывать всех мужчин присутствовавших здесь, и не только здесь. Она,  ворковала  со Степаном, и успевала кокетливо улыбаться Ивану, Дмитрию, Саше, Антону, Феде, Африкану, профессору и даже мальчику Роману, изредка заглядывавшему в приоткрытую дверь.
   Маша и Настя кокетничали с красавцем Сашей, но он, откровенно скучал. Его больше интересовала Марина, но она, большую часть времени, флиртовала со Степаном, и он ревновал. Вдова Анна какое-то время строила глазки профессору, но княгиня, быстро пресекла ее кокетство. Она поставила перед глазами Милорадова хрустальную вазу с розами, и перекрыла ей весь обзор. Анна не стала ссориться с княгиней. Она  быстро поменялась местами со свахой, села поближе к Африкану, и принялась, изо всех дамских сил очаровывать его. Родственнику Степана, это льстило, и он счастливо, как-то по-детски, улыбался. Дмитрий без конца пил водку,  ни на кого не обращал внимания, и даже  улыбки Марины его уже не трогали. Антон попытался поухаживать за невестой своего дедушки, сидевшей в одиночестве, но Груша не поднимала глаз, и упорно молчала. Скоро Антон отстал от нее, и принялся весело переглядываться с Мариной. Красавицу  все забавляло, и ее низкий волнующий смех, вплетался в многоголосую речь. Дядя Федя с аппетитом кушал запеченного молочного поросенка, и кроме поросенка, его тоже ничего не интересовало. Агата и сваха, не принимали участия в общем веселье. Сваха, приятная рыжеволосая женщина, грустно строила глазки Дмитрию. Агата была сурова, и часто обводила  гостей, задумчивым недовольным взглядом.
    Степан, неожиданно  вышел из столовой, и Марина повернулась к старику. Через несколько минут, после их общения, захмелевший Иван встал, и постучал вилкой по хрустальному бокалу. Все взоры обратились к нему. Он пьяно улыбнулся и весело, задиристо сказал:
- Господа! Объявляю Вам, что мы с мадам Могилевской решили пожениться. Вот моя новая невеста.
За столом наступила тишина. Саша, Антон и Дмитрий впились взглядом в Марину. Девицы Басмановы недоуменно переглянулись. Агата нахмурилась. Африкан вздрогнул. Сваха перекрестилась. Дядя Федя сказал: «Браво!», и захлопал в ладоши. Одна  Груша продолжала спокойно есть шоколадное пирожное. 
  В столовую  вернулся Степан. В руках у него была  деревянная ободранная шкатулка. Несмотря на свое опьяненное состояние, он сразу почувствовал напряженную тишину, остановился около стола, оглядел молчаливых гостей, и  неуверенно спросил:
- Что случилось? Ведьма  пришла?
Иван подбоченился, вызывающе взглянул на хозяина, и заявил:
- Я решил заменить невесту. Теперь моя невеста душечка Марина. Степан  взбеленился:
- Ты что,  пень трухлявый, совсем ополоумел. У тебя уже есть невеста, моя Груша. Не груша, а райский персик.
Марина явно наслаждалась этой ситуацией. Иван искоса взглянул на нее, ее поддержка окрылила его, и он важно продолжил:
- А я еще не дал свое согласие. Невеста – еще не жена. Хочу на Агрипине женюсь, а захочу, не женюсь. Моя царская воля.
- Я  тебе сейчас голову оторву, черт лысый.
Степан кинулся к Ивану, но запнулся за ножку стула и  упал. Шкатулка открылась в воздухе, и по зеленому ковру разлетелись  помятые бумажные деньги.
Иван испуганно сжался, и пока, отец предыдущей невесты, поднимался с пола, он успел выкрикнуть:
- А я твою Грушу на  Дмитрии женю. Это еще лучше будет.
Степан поднялся, оперся рукой о спинку стула Инги, нахмурился, и выдавил:
- На Дмитрии? Да это будет лучше.
Затем, он обвел взглядом  рассыпанные деньги, и пробормотал:
- А я как раз, несу Дмитрию деньги.  Неделю  назад я ему в карты проиграл, а сейчас отдаю, - Резин поднял глаза, и гордо продолжил, - все видите - пять тысяч! Степан всегда  свои долги отдает, это дело чести.
   Резин попытался наклониться, чтобы собрать их, но покачнулся, и вновь выпрямился:
- Дмитрий, забирай свои деньги. Сам без копейки остаюсь, но долг отдаю.
   Дмитрий продолжал сидеть, и тупо смотреть на Марину. Агата попыталась встать, но сваха быстрее ее выскочила из-за стола, и кинулась собирать с пола ассигнации. Она собрала все до единой, тщательно, на виду у всех пересчитала, и положила деньги перед  Дмитрием. Он продолжал неподвижно сидеть,  Саша взял деньги, и положил их отцу, во внутренний  карман черного сюртука.
   Потухнувшее веселье, на удивление быстро вернулось в свое русло. Княгиня наконец-то обратила внимания на профессора, и они принялись шутить друг над другом.
   Неожиданно в столовой опять наступила  напряженная, зловещая тишина. Профессор с недоумением оглянулся. У дверей стояла  высокая худощавая старуха в черном платье, черном платке, с  лицом совы. Она обвела всех злым, прищуренным взглядом, и, как заметил профессор, многие, с животным страхом, отшатнулись от нее. Один Степан, увидев ее, обрадовался, и весело крикнул:
- Зинаида, сударушка, проходи, садись за стол, - он махнул рукой, приглашая садиться, и обратился к профессору, - знакомьтесь, это наша местная ведьма Зинаида. Хор-р-р-ошая стар-р-рушка!
Зинаида продолжала стоять у дверей, и разглядывать гостей  зловещим взглядом. Она словно говорила: « А, я про вас все знаю, и это знание, не заставит меня, вас уважать».
Иван вскочил из-за стола и грозно крикнул:
- А, ну пошла прочь отсюда, ведьма проклятая. Прочь!
Степан дернул Ивана за сюртук. Иван упал на стул, а хозяин, важно отрезал:
- Ты, что тут командуешь! Это мой дом, хочу - приглашаю, а хочу - выгоняю. Моя царская воля!
Иван принялся кричать, и злобно проклинать Зинаиду. Степан закрыл ему рот рукой, и засмеялся:
- Зинаида, скажи-ка Ивану, свое ответное слово.
- А зачем, я буду с покойником разговаривать, - бесстрастно, оттого и жутковато, ответила Зинаида.
   Иван вывернулся из-под руки, Резина, схватил открытую бутылку красного бургундского вина, и бросил ее в ведьму. Зинаида, успела проворно выскочить из столовой, и по белой крашеной двери, потекли красные ручейки, похожие на кровь. Сваха громко ахнула, перекрестилась, и пролепетала:
- Не к добру это. Ох, не к добру.
Степан засмеялся:
- Ха-ха-ха, просвещенные люди, а испугались старой бабки травницы.
   Гости продолжали испуганно молчать. Иван побледнел, и на слабых ногах, попытался уйти из столовой, но Степан перехватил его у дверей, и стал, ерничая, уговаривать его  остаться. Ослабевший Грознович, даже не пытался выскользнуть из цепких рук Резина. Марина поднялась из-за стола, подошла к Резину, оттолкнула его, взяла под руку Ивана, и проворковала:
- А теперь мы будем танцевать. Прошу пожаловать в бальный зал.
   За окном темнело, и столовая медленно погружалась во тьму.
В столовой было две двери, одна вела в коридор, другая в бальный зал,  и Марина уверенно,  толкнула вторую дверь. В просторном зале уже горели свечи, а в  камине, из розового мрамора, весело пылал огонь. Гости потянулись за нею, но в этом действии не было, той прежней бесшабашной веселости. Как будто всем было  страшно, входить в пустынное, довольно слабо освещенное, помещение.
   Могилевская осторожно посадила бледного, ослабевшего Ивана у на красный бархатный диван у дверей, и прошла к черному роялю. Она облокотилась на него, дождалась, когда все гости, соберутся, и попросила Ингу подыграть ей. Басманова  села к роялю, открыла  крышку, пошепталась с Мариной, и уверенно сыграла первые аккорды романса написанного неизвестным автором.   
   Могилевская подняла голову, посмотрела вдаль, черными непроницаемыми глазами, и печально запела. Она пела прекрасно. Ее низкий чарующий голос, проникал до глубины души. А, обычные безыскусные, простенькие слова о несчастной любви, так трогали сердце, что  к глазам подкатывали  слезы. Даже профессор, еле сдерживал слезы, а княгиня, не сдерживаясь, плакала. Впрочем, всех тронула ее песня. Лица гостей были печальны, на глазах блестели слезы, лишь дядя Федя, слушая ее, счастливо улыбался.
   Профессор наслаждался пением. Марина пела, и за один этот божественный голос, ей можно было простить все. После грустного романса, она спела еще один грустный романс, затем веселую задорную песенку, и гости потихоньку опять развеселились.
   Песня закончилась. Марина улыбнулась, и предложила начать танцы. Дядя Федя крикнул: «Браво», и захлопал в ладоши.
  За рояль села Агата, и ее толстые пальцы, уверенно заиграли польку-бабочку. Танцоры переходили от одного партнера к другому, и вскоре профессор успел перетанцевать со всей женской половиной. В зале становилось все жарче, и разноцветные веера трепыхались, словно заморские птицы.
   Молодежь носилась, как угорелая. Он скоро устал, и сел на диван отдохнуть.  В бальном зале становилось все жарче и жарче. Окна на зиму были глухо закрыты, и танцоры  часто выскакивали, громко хлопая двумя дверями, или в прохладный коридор, или в столовую. Исчезали все  парами. Анна не отходила от Африкана. Степан продолжал  увиваться за Мариной. Саша все же стал, с недовольным лицом,  ухаживать за Машей. Веселый  Антон за Настей. Инга какое-то время, сама ухаживала за пьяным  Дмитрием, но скоро бросила это неблагодарное занятие, и в него вцепилась рыжая сваха в красном платье. Счастливый дядя Федя ухаживал за всеми подряд, но как только Инга осталась без Дмитрия, он принялся ходить за ней по пятам. Инга, за неимением лучшего, принимала его ухаживания, и вместе с ним, дурашливо смеялась. Одна Груша тихо сидела в уголке. Сирота  Роман, пытался вытащить ее танцевать, но она уперлась, словно ее тащат на виселицу.  Подросток  махнул на нее рукой, и принялся ходить кругами вокруг Инги. Та приняла, и его ухаживания, и скоро они бродили втроем. Инга, дядя Федя и Роман. Это трио было веселее всех.
   Танцы немного надоели, и Марина затеяла веселую игру в фанты. Каждый запускал руку в цилиндр, доставал оттуда сложенный листок с заданием и выполнял его. Дядя Федя, развернув свой фант, весело закукарекал. Инга, следуя своему фанту, станцевала русскую барыню, и довольно хорошо. Анна, смущаясь, поцеловала рояль. Настя, весело хохоча, изобразила мельницу. Маша спела около китайской розы песню о березке, что стояла во поле. Саша прочитал стих Пушкина «Зима». Антон, словно наездник, прогарцевал вокруг зала на стуле. Африкан пролаял. Княгиня мяукала. Профессор прыгал на одной ножке. Дмитрий спел немного фривольную гусарскую песню. Сваха квакала. Агата била на себе комаров. Роман отгонял мух. Степан уговаривал рояль пойти с ним в трактир… Хохот стоял ужасающий. Милорадов развеселился, бальный зал, освещенный свечами, показался ему солнечным и радужным, а люди вокруг него милыми и душевными.
   После фантов опять пошли танцы, но уже более вялые. Гости входили, выходили, то собирались все вместе, то  исчезали парочками.  Развеселившаяся княгиня заставляла Милорадова без конца танцевать, и лишь изредка ему удавалось увернуться от этого утомительного занятия.
   Иван уже давно куда-то исчез. Степан увел Дмитрия в столовую выпить, и вернулся назад один. Он объяснил, что Дмитрий Грознович, выпив одну маленькую рюмку мадеры, заснул прямо за столом.
   Груша продолжала грустить. Теперь Саша и Антон пытались, заставить ее танцевать, но она упрямо отталкивала их, и продолжала сидеть в углу, около китайской розы. Роза цвела розовыми махровыми цветами. Она изредка срывала цветок, и обрывала ему лепестки так, как будто гадала, на ромашке. Паркет вокруг ее ног, был усыпан лепестками. Профессор почти забыл про нее, но несколько раз, случайно, он заметил ее влюбленный взгляд в сторону красавца Саши. Видимо здесь все были в него влюблены.
   Агата заиграла десятую польку.  Многие танцоры куда-то исчезли. Княгиня тоже куда-то испарилась, и профессор решил ее поискать. Но прежде, он решил заглянуть в столовую. В бальном зале стало слишком жарко, и ему   захотелось выпить воды.
   В столовой горел бронзовый канделябр из восьми свечей. Из  бального зала доносились тихие приглушенные  звуки польки и топот женских каблучков. Со стола было все убрано, но в центре остались стоять для гостей, желающих выпить:  хрустальный кувшин  с брусничным морсом; шесть хрустальных стаканов;  две бутылки мадеры – одна из них начатая;  рюмки,  вилки, и  несколько блюд с закуской. Дмитрий спал,  откинувшись на спинку стула, и громко храпел. Профессор выпил стакан брусничного морса, и вышел в коридор.   
   Длинный полутемный коридор, освещенный двумя свечами, тянулся вдоль анфилады комнат, и заканчивался входной уличной дверью. Слева, от двери находилась лестница, ведущая на второй этаж. Входная  дверь была приоткрыта, из нее,  тянуло по полу  морозным воздухом. Выйдя из столовой в коридор, он опять заглянул в бальный зал. Княгиня еще  не пришла, и он пошел дальше, надеясь, что  где-нибудь по дороге ее найдет.
  В первой же комнате, примыкающей к  бальному залу, профессор услышал   из-за двери,  недовольный голос Марины.  Он невольно остановился. Могилевская недовольно и резко говорила:
- Сколько можно ждать? Мне надоело! Решайся - сейчас или никогда. Я ждать долго не буду, сам знаешь…
Ответа он уже не услышал - мимо него галопом пробежал дядя Федя. Он свернул в столовую,  скоро выбежал из нее с красной розой, и таким же галопом понесся обратно.
   Марина выскользнула из комнаты, плотно прикрыла за собой дверь, увидела профессора, и отвела глаза. Он пожал плечами, и громко чихнул. Могилевская нахмурилась, и пошла в бальный зал, откуда уже выглядывал Степан, разыскивая ее. Милорадов немного постоял, желая увидеть ее собеседника, но никто из комнаты не выходил, и он пошел к выходу. Захотелось глотнуть свежего морозного воздуха. Из приоткрытой двери, куда вбежал Федя, доносились громкие женские рыдания.  Профессор рывком, открыл дверь,  вошел внутрь и плотно закрыл за собой дверь, чтобы ее рыдания не слышали другие гости.
  Это был небольшой кабинет, оформленный в охотничьем стиле, с неприменными атрибутами чучел местных птиц, и головы оленя с развесистыми рогами и стеклянными глазами, блестевшими от мерцающих свечей. Инга горько рыдала на зеленом  диване. Екатерина сидела рядом, гладила ее по голове. И говорила ласковые слова. Дядя Федя стоял около Инги с красной розой, и пытался вручить его плачущей. Инга  оттолкнула цветок с шипами.  Федя глубоко, печально вздохнул, и принялся с ученым видом ощипывать  лепестки. Княгиня, знаками попросила профессора выйти,  он тихо испарился и вышел на крыльцо.
   Свет из  окон  слабо освещал узкий край двора. Весь остальной мир погрузился во тьму. Легкий морозный ветерок обжигал щеки, пробирался под тонкий сюртук, и он быстро вернулся в дом.
   Милорадов  прошелся по коридору, вернулся в зал, и сел к потухшему камину. Танцоры выбежали из зала. Агата не видела этого, и продолжала играть – быстро и громко, так,  словно била молотком по клавишам.  Тем не менее, он услышал, как в трубе завывал ветер. Профессор встал с кресла, подошел к окну и открыл золотистые шторы. За окном началась  метель. Ветер завывал и бросал  пригоршни снега в окно. 
   Он вернулся к камину. Агата закончила играть польскую мазурку, и принялась обмахивать себя зеленым  веером. Видимо, это помогла мало, и  она попросила Грушу принести ей стакан воды. Желательно похолоднее. Девушка бросила не до конца общипанную розу в кадку, и неторопливо пошла в столовую. Агата заиграла свою любимую мелодию - каприччио Моцарта. Играла она плохо:  слишком громко, часто сбивалась с ритма, путала ноты, и вдруг резко, оборвала игру.  Груша приоткрыла дверь, в столовой что-то разбилось,  она быстро  закрыла дверь, испуганно посмотрела на Агату, и пролепетала:
- Там что-то упало. Я боюсь.
Старуха, пробормотала, что современные девицы  ленивые,  от них никакого толку, с трудом поднялась из-за рояля, и, переваливаясь, словно утка, медленно пошла в столовую. Басманова вошла в столовую, и через, несколько секунд,  послышался  громкий хриплый вскрик, и грохот падающего тела. Профессор кинулся в столовую. Дмитрий сидел на стуле с перерезанным горлом, и окровавленный нож лежал перед ним на столе. Убили его совсем недавно, кровь еще не свернулась, и алые капли алели на белой скатерти. Агата лежала около двери, лицом вниз. Профессор аккуратно перевернул ее на спину, взял безвольную руку за запястье, и послушал пульс. Басманова была жива, но сердце ее билось еле-еле. Мужчина  набрал в рот воды, и сбрызнул  лицо. Агата продолжала лежать, и он не знал, что делать дальше. Обычно, упавшими в обморок дамами занималась княгиня, а он в это время покидал место происшествия.
  В столовую вошла Груша. Алексей Платонович загораживал ей обзор на убиенного Дмитрия. Она   посмотрела на Агату, и удивленно спросила:
- Что это с ней? Она устала играть на рояле?
Профессор покачал головой. Девушка подошла к шкафу, достала бутылочку с настойкой валерьянки, налила в стакан две чайных ложки, повернулась к профессору, увидела окровавленного Дмитрия, дико закричала и, бросив стакан с бутылочкой на пол, выскочила из столовой. Ее крик удалялся, а топот гостей приближался. Скоро, в обоих дверях гостиной столпился народ. Женщины, увидев убитого Дмитрия, вскрикивали, и вылетали из столовой. Вместе с дамами убежал и дядя Федя.
   В столовой остались сыновья Дмитрия – Саша и Антон, и родственники Степана – Африкан и Роман. Профессор оглядел собравшихся. Антон и Саша, отвели взгляд от убитого отца. Их лица  были белее снега. Антон привалился к стене, и в его глазах застыл ужас. Африкан смотрел  на икону, висевшую в красном углу, и шевелил губами.  Роман мельком взглянул на Дмитрия, и наклонился над   Агатой. Она продолжала неподвижно лежать. Подросток прислушался к ее дыханию, и предложил сходить за слугой, чтобы  перенести женщину на кровать. Милорадов согласно кивнул головой, и напомнил ему, чтобы он послал слугу за доктором, и за урядником.  Подросток, явно довольный, тем, что ему можно уйти,  убежал.
  В столовой удушливо пахло валерьянкой. Милорадов потер  нос и спросил:
- А, где Иван и Степан?
Саша и Антон молчали. Ответил Африкан:
- Степан уже давно спит. Иван уехал домой, и, кажется тоже давно.
- Ну что ж, будем ждать урядника. Надеюсь, он во всем разберется, и быстро найдет убийцу, – сказал профессор.
   В столовую вошли двое старых тщедушных слуг. Они взяли полную, почти неподъемную, Агату за руки и за ноги, и с большим трудом, вынесли.  Профессор подошел к Дмитрию, аккуратно, чтобы не запачкаться кровью, залез ему в карман, где лежали деньги, отданные ему Степаном, и покачал головой. Денег у Дмитрия не было. Он повернулся к сыновьям:
- Отец передавал вам деньги?
Оба отрицательно покачали головой, и Африкан, почесав лысину, пробормотал:
- Теперь все понятно! Его убили из-за денег. Я сразу Степану сказал, что деньги отдают не на виду, а подальше от чужих глаз. Сам  работаю в суде,  знаю, сколько душ погублено из-за денег. 
   Профессор  кивнул головой. Африкан, внезапно почувствовал свою значимость – он человек из суда, расправил плечи, и предложил всем выйти. Дожидаться урядника, лучше в другой комнате, а он останется осматривать место преступления. Сыновья незамедлительно вышли, и Милорадову показалось, что кто-то из них облегченно вздохнул.
   Африкан проводил их взглядом, и укоризненно посмотрел на профессора. Тот не собирался уходить, и судейский чиновник, требовательно сказал:
- А вы, профессор глухой?
Милорадов добродушно улыбнулся и  миролюбиво предложил:
- Милостивый сударь, а давайте осматривать место преступления вдвоем. Одна голова хорошо, а две лучше. Вдруг, я увижу то, что не заметите Вы.
Африкан возмутился:
- Я работаю в суде. У меня есть знания, а вы простой профессор истории. И вообще, я не понимаю, за что учителям истории дают профессорский чин. Я работаю в суде 15 лет,  а профессора суда до сих пор не получил. Поэтому, не мешайте мне заниматься делом. Выходите!
- Сударь, я не буду вам мешать. И хотя я простой профессор, у меня есть божественный дар, видеть невидимое.
- И что же вы видите невидимое в этой столовой? – заинтересовался Африкан.
- Сначала, вы мне скажете, что заметили Вы, а потом я скажу то, что  не увидели вы.
Родственник Степана, немного подумал и согласился. Профессор остался стоять на месте, и, с места, внимательно осмотрел столовую. Африкан обошел столовую три раза, остановился, подумал, обойти ли ее в четвертый раз, передумал обходить,   и деловито сказал:
- Я  вижу на месте преступления: убиенного мужчину; окровавленный нож, которым ВОЗМОЖНО его зарезали, и на полу разбитую хрустальную вазу, в форме греческого кувшина. В вазе было пять роз. Одной не хватает. У меня уже есть версия. Зачем преступник украл розу? Мужчина брать розу не будет, значит, это была женщина. Ясно, что роза для нее имеет какое-то значение.  Роза - это любовь. Значит,  убийство произошло, из  любовной мести! Он ее бросил, и она его убила! А деньги женщина  украла, для того, чтобы сбить с толку полицию. Или, потому что деньги нужны всем, и ей тоже. А может, она решила получить компенсацию за разбитое сердце? Надо рассказать уряднику свою версию, чтобы он зря не мучился. А вы, что увидели?
Профессор еще раз окинул взглядом столовую, и задумчиво сказал:
- Эту розу  взял Федя - для Инги. Она плакала, и он решил ее утешить.
- Федя? Значит, вы  можете видеть то, что было раньше? - поразился Африкан, и вытаращил испуганные серые глаза. Его заносчивость испарилась перед талантом профессора.
-  Я видел, как Федя  вошел в столовую, и вышел с розой.
-  А-а-а,  вы это видели. Значит,  это Федя, убил брата, – утвердительно сказал Африкан.
- Это еще не доказано. В столовую мог войти, и выйти любой. Тем более, здесь две двери. Гости постоянно перемещались по дому, и каждый из них мог войти сюда, и никто бы этого не заметил.
- Это я и без вас знаю. А теперь скажите, что вы сами здесь увидели?
- Я вижу: убитого; нож, которым его убили; разбитую вазу, четыре розы; и на полу у дверей, ведущих в бальный зал,  заготовку курительной трубки.
Африкан поискал глазами трубку, которую до этого не заметил. Стремительно подошел к ней, поднял ее, повертел в руках, и  задумчиво сказал:
- Эту трубку на моих глазах вырезал Роман. Анфиса его ущипнула за ногу, потому что он набросал на ковер стружки.  Потом, мальчик  положил трубку, и нож на подоконник, и ушел. Сейчас проверю, прав я или нет.
Африкан  прошел  к окну, раздвинул штору, и довольно воскликнул:
- Трубки  и ножа нет.  Значит, убийца – это Роман. Он всегда делает на этом месте трубки, за что Анфиса его ругает. Посмотрите, шторы закрыты,  а кроме него никто не знал, что там лежит нож.
- Днем, шторы были открыты, и нож мог видеть любой, - не согласился профессор.
- Да, вы правы, днем шторы были открыты… А, сейчас закрыты… Что это значит?  Надо разгадать эту загадку, и мы найдем убийцу, – задумался Африкан.
- Возможно, шторы закрыла служанка,  когда пришла после нас,  прибираться на столе.
- Вы не правы. Шторы закрыл убийца.
- А, зачем он закрыл? – недоуменно спросил профессор.
- Чтобы никто не видел, что нож пропал.
- Но этот нож лежит на столе, весь в крови, и все его видят.
- Точно на столе. Тогда, надо найти, кто видел этот нож на окне, и тот – убийца.
- Тогда убийца – это Вы, - пожал плечами  Милорадов.
- Я! Да вы  чушь городите! Еще профессор называется! – слабо возмутился Африкан.
- Вы ведь тоже  видели, что  нож лежит на окне.
- Да–а-а. Я об этом не подумал. А ведь убийца, не признается, что видел нож.
- Конечно, не признается. И никто не признается, что взял деньги. Я думаю. Именно из-за них убили Дмитрия,  - задумчиво протянул  профессор.
- Деньги! Вот главное! Надо всех обыскать! У кого найдутся деньги, тот убийца!
- Убийца, уже давно спрятал деньги, или подложил их невиновному человеку.
- И что нам теперь делать? – расстроился Африкан.
- Я думаю, надо закрыть двери столовой на замок,  поставить слуг охранять двери, и идти опросить всех свидетелей. У меня такое ощущение, что урядник появится только  завтра утром - началась метель. А, нам надо  провести опрос по горячим следам. Вдруг убийца выдаст себя, каким-нибудь словом, или взглядом. До утра, много времени, он может успокоиться и придумать много отговорок. Или подговорит кого-нибудь, дать в его пользу лжесвидетельство.
- Вы правы. Надо срочно всех опросить. Я это знал и без вас, но случайно забыл. Убитый Дмитрий сбивает меня с мысли. А опрос свидетелей самое главное! Тем более, что наш урядник Никифор Никифорович, ленивая  балда. Впрочем, все деревенские урядники таковы. Многие и писать не умеют, а бумаги им пишет деревенский учитель. И наш Никифор тоже неграмотный.
 - Ужас! И как он служит на этом месте? – поразился профессор.
- Хорошо служит. Вернее плохо служит. Точнее служит, как все.
И потом, зачем Никифору уметь писать? У него сын в четвертом классе гимназии учится. Андрюша ему все, как надо напишет. Тут последнее убийство было при царе Горохе, а написать писульку, что во владимирском уезде все хорошо, и пацан сможет.
- Понятно. Значит, уметь писать надо, только тогда когда все плохо, а когда все хорошо, и так сойдет,  - удивленно пробормотал профессор, и Африкан согласно кивнул головой.
   Милорадов склонил кудрявую голову и неспешно пошел к выходу. Чиновник забежал вперед него, открыл  дверь, подобострастно пропустил его, и в коридоре, как будто, что-то вспомнив,  грубо схватил  за рукав.
- Алексей Платонович, а вы, мне не сказали, что вы  увидели здесь невидимое?
Профессор на миг задумался, и уверенно сказал:
- Я увидел здесь разбитую вазу, в форме кувшина, и трубку.
- Так их  же хорошо видно! - возмутился Африкан.
-  Да, видно. Но мне кажется, именно разбитая ваза и  трубка, имеют какое-то значение. Почему они лежат на полу? Трубка была на окне, а ваза в центре стола. И случайно смахнуть их на пол, никто не мог.
-  Профессор, а опять ерунду городите. Сразу видно, что вы учитель истории.  Ну что разбитая ваза и трубка могут значить?
- Может, здесь была драка? Груша чуть приоткрыла дверь, в столовой что-то разбилось, теперь я вижу, что это кувшин. Значит, Дмитрия убили, буквально  минуту назад,– задумчиво пробормотал Милорадов.
- Какая драка?  Дмитрий сидел на стуле, а драться сидя никак нельзя.   
   Африкан махнул рукой на простого профессора, и приказал ему сторожить двери, пока он не приведет слуг. Милорадов встал так, чтобы видеть обе двери, ведущие в столовую и лестницу на второй этаж.  В полутемном холодном коридоре стояла мертвая тишина. Входная дверь была все так же приоткрыта, морозный ветер проносился по полу, и, какое-то время  он раздумывал, закрыть ее, или не стоит покидать свой наблюдательный пост. Пока он раздумывал,  дверь со скрипом открылась, и в дом, крадучись, вошел Роман. Увидев профессора, он испуганно вздрогнул, остановился у подножия лестницы, и пробормотал:
- У меня, чуть сердце в пятки, не упало. Мне показалось, что это убийца стоит, меня дожидается.
- А почему, он вас должен дожидаться? – спросил профессор.
- Мало ли что. Может, он решил всех нас поубивать.
- Если, вы ничего не видели, то можете спать спокойно.
- А, вдруг, ему показалось, что я, что-то видел.
- А, вы что-то видели? – поинтересовался профессор.
- Ничего я не видел, - буркнул подросток, и рванул вверх по лестнице.
  Немного погодя сверху, неслышно спустилась Анна Басманова. Увидев профессора, она вздрогнула, круто развернулась, и он услышал стук ее удаляющихся каблучков.
  Сразу после нее,  спустился Африкан. Он подошел к Милорадову, огляделся по сторонам, и  деловито сказал:
- Пойдемте наверх. Я собрал всех свидетелей на втором этаже в большом кабинете.
- Нужно всех собрать  в бальном зале, - сказал профессор.
- В зале вести опрос неприятно - за стеной убитый, и это как-то действует мне на нервы, -  чиновник поежился, достал из кармана сюртука грязный серый платок, вытер вспотевшее лицо, и чихнул.
- Это нам и надо. Незримо присутствующий убиенный Дмитрий, заставит нервничать, не только вас, но и убийцу.
- Правильно! Я это знал, но сегодня от нервов забыл. Именно бальный зал! Убийца занервничает, и признается в душегубстве.
   Африкан, словно мальчишка, рванулся наверх, его лысина блеснула, словно лунный диск, потом исчезла во тьме, и скоро гости гуськом, мимо Милорадова, потянулись в бальный зал. Каждый, проходя мимо, оборачивался, и смотрел на него, испуганно и подозрительно одновременно. Словно, все уже решили, что убийца – это Милорадов, и поэтому он стоит в отдалении от всех. Только княгиня одобрительно ему улыбнулась, и успела шепнуть, что она ему верит - он не убийца. В ответ, он благодарно улыбнулся ей. Слава богу, что хоть кто-то на этом свете верит в него.
   Африкан хотел, было уже войти в зал, но профессор поинтересовался, принес ли он перо, чернильницу и бумагу, чтобы записывать показания свидетелей.  Чиновник хлопнул себя по лбу, и побежал  в малый кабинет за письменными принадлежностями. Кабинет был, в той комнате, где рыдала Инга, и  вскоре он вернулся.
   Они вошли в зал, и все с испугом посмотрели на них, словно они сейчас исполняли роль судьи и прокурора, и наказание последует незамедлительно.  Свидетели расселись около рояля, в отдалении от двери, ведущей в столовую, как будто они хотели, быть как можно дальше от нее. Милорадов же, наоборот, сел около двери в столовую. Так он мог видеть всех, да и акцент на дверь, ведущую в комнату, где сидит убитый, заставит всех нервничать.   Африкан сел к роялю, рядом с подозреваемыми,  громко закрыл крышку рояля, и разложил на ней письменные принадлежности. Милорадов растерялся. Вообще-то, он расчитывал, что вести опрос свидетелей будет Африкан. Все-таки, чиновник давно работает в суде, и хотя,  он никогда не вел расследование, (так как в суде расследованиями не занимаются), а только  переписывал судебные бумаги, составленные другими,  тем не менее, он должен был знать основы ведения допроса из бумаг. Но Африкан, решил и здесь, заняться своим знакомым делом. Он обмакнул перо в чернильницу, и  вопросительно посмотрел на профессора, приглашая его начать допрос.  Милорадов вздохнул,  и приступил к допросу. Все равно, после него, настоящим допросом займется  урядник Никифор.
- Я вижу,  здесь собрались не все. Нет, Ивана Грозновича, Степана Резина, и Агаты Басмановой. Агата, наверно еще без сознания, а где Грознович и Резин? – тихо спросил он.
Африкан словно находясь в суде,  торопливо доложил:
- Агата уже пришла в себя, но подняться с постели не может. У нее ноги отказали. И язык тоже.  Степана я не смог разбудить. Он слишком много выпил. А, Иван Грознович, примерно два часа назад, уехал домой.
- А, кто видел, как он уехал домой? – поинтересовался профессор.
- Дмитрий, - опять ответил чиновник.
- Дмитрий? Он сам, вам об этом сказал?
- Конечно, нет. Дмитрий  сказал  это Саше, а он мне. Дмитрий предупредил сына, что дедушка уехал домой, и им теперь придется, просить сани у Резина, чтобы уехать домой.
Профессор внимательно оглядел  свидетелей, и начал с Романа, так как он сидел с краю, и больше всех, в силу своего возраста, нервничал.
- Роман, где ты находился, за пятнадцать минут до того, как услышал крик Груши?
Роман испуганно вытаращил глаза, и, немного заикаясь, сказал:
- Н-н-е  з-знаю. Я з-з-а временем не смотрел, у меня ч-часов нет.
- Хорошо, определи время примерно. Что ты делал, до того, как закричала Груша?
- Я  с-с-с т-т-етей Ингой ходил. Мы все втроем ходили : я, дядя Федя и тетя Инга, – более спокойно, уже не заикаясь, ответил Роман, и облегченно вздохнул.
- А где ты был, когда Инга  плакала? Я тебя не видел в кабинете.
Инга покраснела, сильно взмахнула синим веером, и возмущенно сказала:
- Сударь, а может не надо меня позорить перед всеми. Все-таки я дама!
Милорадов смутился, и принялся  оправдываться:
- Извините милая сударыня, но теперь, этот факт, будут исследовать все судебные инстанции. А значит,  множество людей будут изучать это маленькое пустяковое происшествие.
- Кошмар!  Женщина заплакала, и теперь меня за это будут склонять на любом углу! Как будто я совершила ужасное преступление! – Инга  заплакала.
- Что поделаешь. Я не виноват. Чтобы найти убийцу Дмитрия, надо изучить любой пустячок.  Конечно, мы с Африканом, могли бы, опросить всех по одиночке, но мы решили… - ( сказав это – «мы решили», профессор слукавил, и  Африкан, довольный тем, что и он участвовал в несуществующем совместном решении, довольный  кивнул головой.
Милорадов продолжил, - мы решили, что если кто-нибудь из вас солжет, то  присутствующие,  выведут лжеца на чистую воду. В наших же интересах - как можно быстрее найти убийцу. Иначе, мы все будем под подозрением. И может быть,  будем под подозрением  долгие годы.
  Итак, мы больше не будем трогать тот факт, что вы, Инга плакали. Вы просто, танцуя, подвернули ножку, и поэтому чуть всплакнули.
   Инга  достала из бальной сумочки, расшитой синим и голубым бисером, белоснежный платок, вытерла слезы, и смущенно улыбнулась.
- Вернемся к началу. Роман, где ты был, когда Инга была в кабинете? 
- Меня дядя Федя отправил на улицу. Он сказал мне, чтобы я встречал гостя. Гость должен был вот-вот подъехать.
- Кто этот гость? – спросил профессор.
- Не знаю.  Мне дядя Федя ничего сказал.  Вот, я  и  бегал во двор. Мне  надевать шубу было лень. Я выбегу, постою на крыльце, замерзну, и опять домой бегу.
- А, теперь опиши, что ты делал, после того, как вы втроем вышли из бального зала.
- Ну… Мы вышли втроем. Инга отвела в сторону дядю Федю, и что-то  сказала ему на ушко.  Он вышел на улицу, тут же вернулся, и сказал мне идти встречать гостя. Я выбежал на улицу, постоял немного, вернулся в дом, в коридоре никого нет. Тогда, я пошел в бальный зал. Там одна Агата играла на рояле, и я опять пошел  встречать гостя. Постоял на морозе, замерз. А когда я вернулся в дом, уже кричала Груша. Я побежал на ее крик, увидел Вас, Агату…и убитого Дмитрия. 
- Значит, ты утверждаешь, что в столовую ни разу не заходил.
- Да. Да. Утверждаю, - радостно согласился Роман, и шмыгнул покрасневшим носом.
- А, когда ты  выбегал во двор, ты  кого-нибудь там видел?
- Никого не видел.
Неожиданно в разговор вмешалась сваха:
- Как это никого не видел, я же там была.
- Я вас не видел, - растерялся Роман.
- А, я тебя видела. Ты с лестницы спустился, и за угол дома забежал. Постоял там минуты две, и в дом побежал.
- Так… я.. это… бегал… ну…куда все ходят… меня природа позвала.
- Какая природа? – возмутилась сваха. - На улице зима и тьма. Никакой природы там нет. Один снег.
Подросток смутился, и профессор вмешался:
- Успокойтесь сударыня, мы все поняли, куда ходил Роман, поэтому теперь перейдем к вам.
- А почему ко мне? Я никого не убивала.
- И, тем не менее, расскажите нам, как вы провели время, после того, как вышли из зала?
- Мне стало жарко, я вышла в коридор, и вспомнила, что забыла в санях  бутылочку мадеры. Мне Агата ее на радостях подарила. Вино уже конечно замерзло, но я тогда подумала, а вдруг оно еще не застыло - все же оно в бараньей шубе завернуто. Кинулась я к саням, посмотрела - бутылка треснула, вино в лед превратилось. Расстроилась я сильно, а тут Ромка выбежал на крыльцо, за угол забежал, постоял там и обратно в дом побежал. Я тоже пошла за ним. Вернулась в бальный зал села около Агаты, и стала с ней болтать. Рассказала я ей про мадеру, а она вспомнила, что в санях оставила   мешочек с пирожками, которыми хотела угостить Степана. Агата, как обычно, отправила меня. Я вышла во двор, пирожки не нашла, видно их уже борзые утащили, вернулась в дом, а там крик…
- Когда вы  болтали с Агатой, кто  был в зале?
- Я плохо помню. Кто-то там был, а кто не помню.
- Вспоминайте. А то будем сидеть до утра и ждать, когда вы вспомните.
- М-м.. кажется  Марина и Степан. Потом пришли Саша с Машей. М-м-м… Знаете, профессор миленький, я правда ничего не видела. Все входили, выходили, я разговаривала с Агатой, смотрела ей в рот, и почти никого не видела.
- А на каких радостях, вам Агата бутылочку подарила?
- Это тайный турецкий секрет, - заупрямилась Алиса.
 В разговор встрял дядя Федя:
- Говори  быстро. Может, Агата, тебе дала мадеру, чтобы  ты Диму убила, - Федя заплакал.
- Ты что мелешь дурак, - взвилась сваха, и испуганно продолжила, - профессор миленький, я сваха, вот за это, Агата и дала мне бутылочку мадеры. Чтоб я лучше работала.
- Хорошо, теперь перейдем к вам Федя. Какой гость должен был приехать к Степану?
Федя вытер слезы:
- Мне душенька Инга сказала, чтобы я шел во двор, и встречал  деда Мороза. Он должен был к нам подъехать с подарками. Я вышел на улицу, уши мерзнут, нос щиплет - мороз уже приехал, а деда еще нет. Вернулся к Инге, посмотрел на Ромку – бродит за мной, как дурак, вот я, и отправил его деда Мороза встречать.
Профессор пристально посмотрел на  Ингу. Она, побледнела, закатила глаза к потолку, и в расстройстве, протянула:
- Всегда так. Если я хочу соврать, тут же все наружу вылезет. Есть же люди, врут всю жизнь, и все им верят.
- Это вы про кого? – заинтересовался  профессор.
- Да хотя бы,  взять красавицу Марину, - с нескрываемой враждебностью, сказала некрасивая Инга.
Темпераментная Марина вскипела:
- Хочешь меня в убийстве обвинить - не выйдет! Я все время со Степаном провела. Он от меня, ни на шаг не отходил. А я, от него!
- Вот видите, - воскликнула Инга, посмотрела многозначительно на профессора, потом, на пишущего Африкана, и ехидно продолжила. – А, я видела, как ты  входила в бильярдную комнату с Дмитрием.
- Ну и что! Дмитрий вошел, мы поговорили пять минут, и он  ушел. Куда он  ушел, я не знаю. Надеюсь, никто здесь не думает, что я его зарезала. Зачем мне его убивать?
- А деньги! Деньги – вот все зло мира!
Марина высокомерно посмотрела на Ингу, и нарочито любезно протянула:
- Дорогая моя, старая дева-модистка, мне деньги, в отличие от тебя, приносят на золотом подносе. И если бы я захотела, то эти деньги, Дмитрий бы сам бросил к моим ногам.
- Ха-ха. Ваши услуги, мадам, очень дорого оплачиваются.
Могилевская улыбнулась, обмахнула себя красным пушистым веером, и ледяным голосом сказала:
-  Инга, напрасно, ты хочешь меня уязвить. Я вдова, с кем хочу, с тем и дружу. Это ты провинциальная тетеря, живешь в  отсталом веке. А нынче при дворе, чем больше любовников, тем ценнее дама. Я знаю дорогая, почему ты злишься. Ты мне завидуешь. Мимо твоей-то двери, все мимо проезжают.
Инга отвернулась от Могилевской, и опять заплакала. Тихо, почти беззвучно, и оттого это, до боли расстроило профессора. Он вежливо кашлянул и печально подытожил:
- Дорогие дамы, давайте жить дружно. Милая Инга, ответь мне еще на один вопрос, и я, от вас отстану. Зачем вы сказали Феде встречать деда Мороза?
- Зачем? – сдерживая слезы, пробормотала она. - Мне стало грустно, очень грустно, - захотелось поплакать.  Наедине. Поэтому, я сказала Феде, на ушко, чтобы он встречал Деда Мороза, и таким образом отстал от меня. Потом, я бы отправила и Романа – куда-нибудь подальше. Но умник Федя, заставил бегать  за дедом Морозом, мальчишку. Пришлось мне плакать около Феди. Я вошла в первую попавшуюся комнату – это был кабинет, и стала плакать. Федя  куда-то убежал. Я подумала, что он не любит женских слез, оттого убежал. Потом пришла княгиня, и стала меня утешать. Следом пришел Федя с розой. Все. Больше я ничего не знаю, никого не видела, ничего не слышала.
Профессор опять повернулся к Феде:
- Скажите, сударь, когда вы вошли в столовую взять розу, ваш брат был жив?
- Не знаю. Я на Диму не смотрел. Я смотрел на розу, - подавленно сказал он.
- Дмитрий  храпел?
- Не знаю. Там же музыка играла.
- А когда вы взяли розу, ваза осталась стоять на столе?
В этот раз Федя задумался, и скоро уверенно сказал:
- Я взял розу - ваза осталась стоять на столе.
- А еще что-нибудь, кроме розы, вы брали в столовой?
- Ничего не брал. Мне папа запрещает брать чужое. А цветы – это подарок рая. Цветы всем принадлежат.
Милорадов повернулся к девицам Басмановым:
- Анна, по-моему, вы старшая, поэтому начнем с вас. Расскажите нам  свои перемещения.
- Мы были вместе с Африканом. Каждую минуту и каждую секунду. Да, Африкан? – глухо сказала Анна, и  посмотрела на него. Чиновник согласно кивнул головой, и многозначительно подмигнул  профессору.
- Маша и Настя, а вы где были? – спросил Милорадов.
Маша прикусила губу и склонила голову.  Настя, вытаращив испуганные глаза, и  замирая от страха, прошептала:
- А мы с сестрой, друг от друга не отходили. Вместе входили в зал и вместе выходили. Дмитрия не убивали, и его не видели. Совсем не видели. Нигде.
Сваха Алиса возмущенно всплеснула руками:
- Вот вруша! Я с улицы вошла, и  видела, как ты распутница, стояла с Антошкой на верху лестницы.
- Так мы же просто на лестнице стояли, - опустив глаза, оправдывалась Настя.
-  В темноте! В кромешной тьме! - сваха подняла палец вверх.
– Но Вы же меня видели, - пробормотала Настя.
- Еле-еле увидела, хорошо, что у меня зрение, как у лисы. Это же разврат! Сегодня на лестнице, а завтра под лестницей. Порядочные девушки, так себя не ведут. Они от бабушки ни на шаг не отходят.
Настя навзрыд заплакала, и Антон осадил сваху:
- Хватит чушь городить. Постояли на лестнице пять минут, а ты уже великий грех расписала.
- Конечно грех – постоял с незамужней барышней в темноте, значит женись. А то на весь век опозорил девицу, а теперь, отпираешься.
Антон, сверкнул синими глазами, и обратился к профессору:
- Пишите! Мы с Настей вышли из зала, прошлись по коридору, поднялись  по лестнице,  и стали болтать. Потом услышали крик, и побежали в ту сторону.
– А когда вы стояли наверху, кто-нибудь  мимо вас проходил?
- Мы ничего не видели. Мы разговаривали о великом рождественском посте. А точнее, о постной манной каше,  -  насмешливо ответил Антон.
- Роман и Алиса проходили мимо вас.  Ты их  видел?
- Я ничего не видел. Я стоял спиной к двери. 
- А ты Настя видела? – спросил профессор.
Настя  отрицательно покачала головой.
Саша не стал дожидаться вопроса, и решительно отчеканил:
- Я вышел из зала с Машей. Мы проветрились в прохладе. Опять вошли в зал, станцевали, и опять вышли в коридор. В коридоре, Маша вспомнила, что забыла в гостевой комнате свою бальную сумочку, и отправила меня за ней. Я пошел в гостевую, сумочки не нашел, потом пришла Маша. Она нашла свою сумочку, и мы минут пять поболтали в комнате. Потом послышался крик Груши, и мы пошли в столовую.
Опять вмешалась сваха Алиса:
- Ужас! Куда катится мир.  Светопреставление. Одна парочка в темноте стоит, другая  парочка  –  в комнате спряталась - без присутствия родственников! Все Маша – ты опозорена навеки. Ни один жених на тебя не посмотрит. Если Саша на тебе не женится – ты до конца своих дней будешь опозорена.
Маша заплакала.
Марина разозлилась, отодвинулась от Алисы, и резко сказала:
- Хватит всех доводить до слез! И без того тошно. Человека убили, а вы Алиса, тут проповеди о нравственности читаете. Насколько я знаю, вы сами нравственностью не блещете. Уже, много лет  живете со своим кучером.
- Это ложь! Это сваха Параша Шевцова, портит мне репутацию, чтобы моих невест забрать, - истерично закричала сваха.
Марина отмахнулась от ее крика красным веером. Алисе, показалось, что Могилевская хочет ударить ее - она вырвала веер, и швырнула его на пол.
Марина удивленно посмотрела на красную, разъяренную Алису. Роман услужливо  вскочил с места, поднял с пола веер, лежавший у ног Груши, и заодно, снял с  голубого платья невесты, только что потерявшей жениха, черную нитку. Подросток вручил Марине веер, но она оттолкнула веер рукой, и продолжила неторопливо рассказывать:
- Мне стало жарко, и я  вышла в коридор. Одна. В отличие от всех, которые якобы везде ходили вдвоем. В это время, из столовой вышел Дмитрий. По-моему, он направлялся протрезвиться на улицу, но, увидев меня, он захотел со мной поговорить. Мы вошли в  первую же комнату,  ближайшую к бальному залу. Это была бильярдная. Там мы  немного повздорили. Я даже могу сказать из-за чего – из-за моей шутки - сватовство с Иваном, за которого я естественно, не собиралась выходить. Потом я ушла, он остался в комнате, а я опять  вернулась в бальный зал. Мы станцевали со Степаном один танец, потом   вместе вышли  в коридор. Он пригласил меня на охоту, и решил  показать мне свое новое охотничье ружье. Мы сходили в его оружейную комнату, посмотрели на ружье, а там услышали крик.
Сваха лукаво протянула:
- Марина, а ружье-то у Степана хорошее?
- Отличное. Но тебе его никогда не увидать, - отрезала Марина.
- Конечно, я же не хожу на охоту. Не люблю убивать бедных зверушек. У меня сердце слишком доброе.
Марина усмехнулась. Профессор перевел взгляд на испуганную Грушу: 
- Агрипина, а теперь  вы, расскажите нам, что  видели?
- Я ничего не видела. Я на розочках гадала, – еле слышно сказал девушка.
- А на кого ты гадала?
- Ни на кого. Просто так.
- Груша, неужели вы совсем  ничего не видели? – переспросил он.
- Ничего.
- А бабушка Агата, все время играла на рояле?
- Все время, - подтвердила Агрипина.
- Агата послала вас за водой в столовую. Вы открыли дверь, и тут же закрыли. Что вас напугало?
- В столовой что-то упало.
- Что упало? Скажите примерно?
- Вроде ваза, и еще мне показалось, там ведьма Зинаида пробежала.
- Ведьма? Ты видела ее лицо?
- Нет, там ее шуба мелькнула.
- Какая шуба?
- Обычная овчинная, такие все мужчины носят и крестьяне тоже.
А теперь вы, Екатерина расскажите нам про свои передвижения.
- Что! Рассказать! Ты-ы, меня-я подозреваешь?
- Мадам Екатерина, сейчас, вы такая же подозреваемая, как и все.
- Я подозреваемая? Да я.. я….Я больше тебя не знаю. Прощай предатель! - княгиня демонстративно от него отвернулась.
Профессор растерялся, обвел смущенным взглядом затаившихся свидетелей, и в дело вмешался, судейский чиновник, привыкший успокаивать, особо ретивых свидетелей.
- Если, вы княгиня, будете чинить препоны правосудию, то я вас сейчас арестую, и посажу до утра в конюшню, - грозно заявил Африкан.
- В конюшню? За что! Это произвол! Сейчас не времена Ивана Грозного. Я буду жаловаться царю…  царице… и прокурору! – княгиня достала из сумочки плакательный, (так его называл профессор) голубой платочек.
И Милорадов, чтобы не усугублять ситуацию рыданиями, миролюбиво сказал:
- Катя успокойся. Быстро ответь нам, и мы все пойдем спать. Ты у нас предпоследняя, не тяни время.
- Я не тяну время. Я возмущаюсь!
- Возмущаться будешь, когда мы останемся одни.
- Хорошо! Я все расскажу! Хотя рассказывать нечего. Было жарко. Я вышла из зала в коридор. Немного постояла, и мне захотелось пить. Я вошла в столовую, и выпила из кувшина брусничный морс. Дмитрия в столовой не было. Я вышла в коридор, выглянула во двор – было очень холодно, и  вернулась в зал. Но тебя там не было, и я пошла,  искать тебя. Пока я  искала,  услышала из-за двери плач, заглянула - это плакала Инга. Я стала утешать ее, а потом мы услышали крик.
   Княгиня замолчала, и профессор кратко рассказал о своих передвижениях:
- Я пошел искать Катеньку, но прежде заглянул в столовую, чтобы попить воды.  Дмитрий спал на стуле живой и невредимый. Он храпел. Затем, я пошел  искать Катеньку, и в этот момент мимо меня пробежал Федор. Он вошел в столовую, через несколько секунд, вышел с розой, и побежал в неизвестную мне комнату. Именно из этой комнаты, я  услышал плач. Мне показалось, что это плачет Катя, я встревожился,  вошел и увидел плачущую Ингу, Катю и Федора. Долго я там не задержался, вышел на минутку во двор, постоял на лестнице, и вернулся в зал. Немного погодя, Агата захотела попить воды, и послала за водой грушу. Девушка открыла дверь, чего-то испугалась, и тут же ее закрыла. Агата пошла в столовую, через две- три секунды, закричала и упала без сознания. Я побежал к ней, и  увидел убитого Дмитрия.
   Профессор закончил краткий рассказ, и предложил последнему свидетелю, Африкану, рассказать о своих передвижениях. Но тот заартачился, и заявил, что он все расскажет уряднику. Наедине. Анна согласно, и даже как-то радостно кивнула головой.
   Показания завершились, и свидетели  принялись оживленно  шушукаться. Чиновник, привлекая к себе внимание,  постучал костяшками пальцев, по крышке рояля, и предложил  всем подписаться под своими показаниями. Гости, с видимым  облегчением потянулись к нему.
   После подписания бумаг, они шумно засобирались домой, и профессор опять, вместо Африкана, исполнил ход следствия. Он предложил всем, до приезда урядника, оставаться у Резина. На улице началась вьюга, метель, и урядник вряд ли приедет сегодня. Поэтому, всем придется дождаться урядника, чтобы он провел опрос свидетелей, по всем законам Российской империи. Оставаться ночевать у Резина никому не хотелось, и на только, что оживленных лицах, застыло разочарование и недовольство. Лишь Алиса, приняла это предложение, с еле скрываемой радостью. Даже присутствие смерти, не давало ей забыть свое хорошо оплачиваемое предназначение – сводить людей. 
   Пока, Анфиса и Роман, несколько суматошно, с криками, размещали гостей  по комнатам, профессор сходил в гостевую комнату, и нашел там четыре овчинных шубы, которыми обычно пользуются помещики. Он конечно не видел шубы ведьмы Зинаиды, но вряд ли она чем-нибудь кардинально отличалась от этих. Может быть, шуба ведьмы, была  более старой и облезлой, но это вряд ли было видно снаружи, так как русские овчинные шубы носились мехом внутрь. Так было теплее.
  Выйдя из гостевой комнаты, он подошел к входной двери, и несколько раз открыл и закрыл ее, прислушиваясь к  звучанию.  Дядя Федя, заставший его за этим занятием, посмотрел на него, как на умалишенного, и опасливо обошел его за несколько метров.

Профессору и княгине досталась маленькая уютная комната на втором этаже, заставленная немецкой мебелью и  фарфоровыми статуэтками, конца прошлого века. За окном стучала, плохо закрытая ставня. Ветер завывал в печи-голландке, покрытой бело-голубыми изразцами, с пасторальными видами голландской деревушки. В комнате было тепло, и три свечи на бронзовом канделябре, довольно хорошо освещали маленькую комнатушку. Катя, с помощью профессора, сняла громоздкое бальное платье, и повесила его в комнатку-гардероб, примыкающую к спальне.
   Она села к зеркалу, сняла драгоценности, разобрала  сложную французскую прическу, расчесала длинные рыжевато-каштановые волосы, заплела их в толстую косу, и, зевая, полезла под лебяжье одеяло. Милорадов все это время сидел в кресле и задумчиво смотрел в сумрачный потолок. Но долго думать, как всегда, ему не дала  княгиня.   
- Алеша, как ты думаешь, кто убил Дмитрия?
- Не знаю.
- А, я уверена, что ты знаешь, - возмущенно сказала она.
- Я лучше знаю - что я знаю, а что не знаю, - досадливо отмахнулся он.
- Тогда давай вдвоем рассуждать, - ласково предложила Катя.
- Обычно наши рассуждения вдвоем заканчиваются ссорами. Поэтому, давай рассуждать мысленно и в одиночестве, - благодушно предложил профессор.
- Нет. Будем рассуждать вдвоем. Одной и мысленно – не интересно. Знаешь, что я вспомнила. Ведь  Иван Грозный убил своего сына. Давай проведем параллель. Может Иван Грознович, на старости лет рехнулся, и решил повторить это зверство  на своем сыне.
- Иван Грозный убил сына Ивана. А кто убил, Дмитрия, историки  спорят до сих пор.
- Дмитрия убили по приказу  Бориса Годунова, - уверенно сказала княгиня.
- Это одна из версий. Она была выгодна боярам - противникам Бориса.
- И все же вспомни основные моменты убийства Дмитрия. Вдруг мы найдем какие-то общие линии.
- Хорошо, душенька, попробую, последовать твоему совету. Сейчас ты услышишь, что твои параллели, совсем не параллельны смерти Дмитрия Грозновича. Кстати напомню тебе, Катенька, что «после смерти Ивана Грозного царем стал  его сын Федор, человек слабый  и телом, и умом. Федор от государственных забот  устранился, и фактически передал власть  в руки бояр. Вскоре  вся власть сосредоточилась в руках Бориса Годунова.
   При дворе постоянно шла борьба между боярами Шуйскими, Мстиславскими и сподвижниками Годунова. Именно в пылу этой борьбы бояре  Шуйские и Мстиславские были высланы в ссылку.  Также, были высланы в почетную ссылку в Углич, последняя жена Ивана Грозного, Мария Нагая с сыном Дмитрием.
   Малолетний Дмитрий характером был похож на отца: жестокий и любил смотреть на мучения животных. Однажды он сделал из снега  чучело, назвал их именами знатнейших московских вельмож, затем саблей сшибал им головы, приговаривая, что так он будет поступать со своими врагами… Совершенно ясно, что московские бояре об этом знали, и могли устранить такого опасного будущего царя.
   Но вернемся к смерти Дмитрия. 15 мая 1591 г. Царевич Дмитрий был найден во дворе своих угличских хором с перерезанным горлом. Созванный церковным набатом народ застал над телом сына царицу и ее братьев Нагих. Царица кричала,  что убийство – дело дьяка Битюговского. Его в то время не было во дворе; услышав набат, он прибежал сюда, но едва пришел, как на него накинулись и убили». А теперь скажи мне Катенька, что тут общего? Дмитрия устранили, как претендента на престол, а Дмитрия Грозновича убили из-за денег.
- Вроде бы ничего общего, но я что-нибудь придумаю, и как-нибудь свяжу все это. М-м-м… а если, мы все же, представим, что Иван Грознович убил Дмитрия, из-за Марины. Иван прекрасно знал, что Марина и Дмитрий любовники, и решил устранить соперника.
- Иван, за два часа до убийства уехал  домой.
- А если он уехал, потом вернулся, прокрался в столовую, убил сына, и опять уехал.
- А, если в столовую, через печную трубу влетел дед Мороз, убил Дмитрия и улетел.
- Ты опять смеешься, - капризно сказала княгиня.
- Свет мой, так можно гадать до морковкиного заговенья. В принципе, этак можно каждого обвинить в убийстве. Нужны факты, а не измышления и фантазии.
- Господи, Алешенька, как ты прав! Так можно каждого обвинить в убийстве. Когда мы, по приказанию Африкана, собрались на втором этаже, дядя Федя, сказал, что это ты убил Дмитрия. И ему все поверили.
- Почему он так решил?
- Он видел, как ты выходил из столовой.
- Интересно.  Он ведь не  мог меня видеть. 
- Не обращай на него внимание. Сам знаешь, Федя больной на голову.
- Ну не совсем уж он больной. Бывают и больнее.
   За окном еще сильнее завыла метель, ее вой стал походить на волчий, княгиня поежилась от страха и неуверенно протянула:
- А если провести параллель между Иваном Грозным и Федором  Басмановым. Ведь Агата, его прямой потомок
- Это ты вспомнила тот исторический случай, когда опричник Федор Басманов, приговоренный Грозным к казни,  перерезал горло собственному отцу, чтобы ему заменили казнь ссылкой?
- Да. Именно тот случай.
- И где ты видишь здесь параллель? Вроде Дмитрий, не отец Агаты Басмановой. И по возрасту, он ей в сыновья годится. Агате  75, ему 55 лет.
- А может Басманова, решила таким образом, отомстить Ивану Грозновичу?
- Так мстить-то надо было Ивану Грозному.  А, Иван Грознович, совсем из другой оперы.
- Да-а-а. Все совсем не параллельно. А может и параллельно, но мы еще этого не видим.
- Душечка, давай спать, а когда найдет какие-нибудь факты, тогда выстроим версию убийства, - зевнул профессор, и Катя, сурово посмотрела на него. У нее, еще столько версий, а он собрался спать.
- Алеша, а если Дмитрия убил Степан?
- Чушь. Если Марина говорит правду, то они в это время рассматривали ружье Степана.
- А если это ведьма Зинаида. Помнишь Груша, увидела ее в шубе в столовой.
- Такие шубы носят все помещики. Это тебе не город, а деревня. Здесь и помещики, и крестьяне, носят одни и те же овчинные шубы. Только у помещиков они поновее. Я думаю, это была не Зинаида, а кто-то другой, и шуба была хорошим прикрытием. В овчиной шубе, все люди на одно лицо.
- А если…
- Катенька, давай спать, - перебил он княгиню.
- Спать? Человека убили, а он собрался спать. У тебя совесть есть?
- Что же мне теперь, навсегда забыть  о сне? На Руси каждый день, кого-нибудь убивают. Это жизнь. Среди людей, всегда будут душегубы. Это бесы никогда не спят, и вечно, ищут пустую душу, чтобы залезть в эту  пустоту. Особенно ночью.
- Алешенька, еще маленько потерпи, и спать ляжешь. Я же знаю, что ты выслушал наши показания, и уже кое-что выяснил. Скажи мне по секрету, свои подозрения, будь душкой.
- К твоему сожалению, я ничего не выяснил. Никто не смотрел на время - в бальной комнате и в столовой, нет ни напольных, ни настенных часов. Все ходили туда-сюда. В  столовую ведут две двери – и с зала, и с коридора, поэтому любой мог убить Дмитрия, и выйти незамеченным. И  рассказы свидетелей, полны вымысла. Я уже сейчас вижу много ложных измышлений. 
- Кто лжет, тот и душегуб, - обрадовалась  княгиня. Она живо вскочила с кровати, и горящими карими глазами впилась в Милорадова.
- Говори быстрей, кто лжет?
- Лгут все! А убил один человек.
- Все! – поразилась Катя.
- Все! Мне даже стало неприятно. Совсем недавно,  все эти люди, казались мне такими милыми и  близкими. И вдруг, я вижу перед собой  людей, лгущих мне прямо в глаза.
- Да, это ужасно! Я тоже бывала в такой ситуации. Так противно! Но с другой стороны, ты зря на них обижаешься. Все боятся, быть обличенными в убийстве. Помнишь питерское дело дворянина Нечаева. Он шесть лет безвинно отсидел в остроге за убийство отца. Если бы  убийца,  перед смертью, на исповеди, не признался в убийстве, то Нечаев сидел бы еще десять лет.
- И все же, эти две двери сбивают меня с толку. Ничего не понимаю.
- А как же мы выясним, кто убийца? – расстроилась княгиня.
- С твоей помощью, обязательно выясним, - шутливо сказал профессор и потянулся так, что хрустнули суставы. На него навалилась смертельная усталость. Он снял одежду, аккуратно повесил ее на колченогий стул,  и задул свечи.
  Комната погрузилась во тьму. За окном, жутко и заунывно, завывала метель. Стучала ставня, отбивая бешеный ритм вьюги. По коридору кто-то бродил – протяжно скрипели половицы. А за две версты, от этой комнаты, кот Василий лежал на ковре у потухшего камина, слушал жуткую песню вьюги; монотонный стук, плохо закрытой, ставни, и дико скучал без своих друзей. И, кот Малюта, дико скучал. Он печально, бродил по дому разыскивая, хоть одного живого человека, но кроме старого молчаливого слуги Бориса, никого не нашел. А метель печально выла, злобно разбрасывала снег, и успевала стучать во все окна.
   Урядник Никифор Никифоров – пожилой,  здоровенный, темноволосый мужчина, с рябым лицом, побитой оспой, приехал в поместье Резина, к восьми часам утра. Помещики еще спали, и он, прошел на кухню к кухарке, любовнице Степана, Анфисе. Перед расследованием, надо было хорошо подкрепиться барскими харчами. К тому же Анфиса, баба пронырливая, въедливая, и  расскажет ему больше, чем все гости, вместе взятые. Может быть, она даже назовет ему имя убийцы. Говорят, во Владимире, такое случалось, и, вспомнив те случаи, урядник немного повеселел, хотя обычно с утра, у него было паршивое настроение.
   Анфиса до отвала накормила его, остатками вчерашнего пира, рассказала подробно и обстоятельно  всю подноготную о гостях, но имя убийцы не назвала, хотя уверенно сказала, что Дмитрия Грозновича убили из-за денег.
   Хорошо подкрепившись, и  подняв настроение стаканчиком мадеры, Никифор прошел в столовую, посмотрел на убитого Дмитрия Грозновича, и пулей вылетел в коридор. Анфиса дожидалась его у дверей, и он приказал ей вызывать к нему свидетелей в кабинет Резина.
   Начать он решил с питерского профессора. Кухарке, он показался особо подозрительным – все время  молчал, не говорил глупостей и был самым спокойным, даже после известия о смерти Дмитрия.
   Профессор неспешно вошел в кабинет, и с достоинством поздоровался. Никифор пытливо осмотрел его – высокий, приятный мужчина, на преступника, не был похож, и урядник немного расстроился. От расстройства, он взял  в руки лист бумаги, и словно не зная, что с ней делать, отложил  в сторону. В этот же момент, Милорадов  вспомнил,  что урядник неграмотный, и  его заинтересовало, как же безграмотный чиновник, будет выпутываться из этой щекотливой ситуации. Но хитрый урядник, уже не раз выпутывался, да и сейчас не оплошал. Он с деловым видом, открыл чернильницу, и обратился к свидетелю:
- Говорят, вы профессор?
- Да.
- Самый настоящий?
- А бывают не настоящие?
- Если бывают настоящие профессора, то бывают и ненастоящие, - усмехнулся Никифор.
- Ах, как вы правы! В нашей Петербургской Академии, полным-полно ненастоящих профессоров, - задумчиво протянул профессор.
- Когда встречаются умные люди, они всегда  понимают друг друга. Поэтому, сейчас профессор,  будете записывать показания свидетелей. У меня с утра рука заболела.
- Левая или правая? – поинтересовался профессор истории.
- Обе. И глаза, что-то воспалились, почти ничего не вижу.
- Хорошо. Я всегда готов помочь правосудию. Тем более, если у правосудия болят руки, и не видят глаза. О, несчастное российское правосудие,  когда же ты возьмешь себя в руки и прозреешь!
- Это Вы о чем? – удивленно спросил урядник.
- Это я сам себе говорю. Философия.
- Только ругаться не надо. Я не люблю матершину. Профессор, а материтесь, как сапожник, - урядник строго посмотрел  и продолжил, - ну, начнем, выявлять преступника. Рассказывайте, что там у вас произошло.
- Я буду рассказывать, и одновременно записывать свои показания? – удивился Милорадов.
- Конечно, вы же профессор.
   Алексей Платонович, являлся настоящим профессором, и  чтобы не уронить высокое звание российской профессуры, он с легкостью выполнил обе роли – судебного секретаря и свидетеля. Как говорится, сам на себя, и  записал показания. Никифор внимательно выслушал его записанные показания, удовлетворенно покачал головой, и вызвал следующего свидетеля.
   Профессор продолжил работу судебного секретаря. В таком качестве, он еще не бывал. Следующим свидетелем был Степан, и Милорадов с удивлением узнал, что это Резин пригласил Зинаиду на сватовство. Она должна была попугать Ивана. Для веселья. Вот это веселье, и удивило Милорадова.
   После Степана, вошла Агата. Она чувствовала себя плохо, была бледна, говорила с трудом, и казалось, вот-вот потеряет сознание. Девицы Басмановы еле сдерживали веселый блеск в глазах, а Груша плакала, что убили ее жениха Дмитрия. Дядя Федя отказался говорить с Никифором, так как  когда-то, урядник назвал его дураком.   
   Следствие шло…Показания свидетелей, со вчерашнего дня кардинально изменились, и Алексей Платонович, в конце работы, посоветовал уряднику, сличить их с предыдущими, вечерними  показаниями, которые находятся у Африкана.  Сличать было нечего. Вчерашние показания бесследно пропали из комнаты судебного чиновника.  Но это нисколько не помешало деревенскому правосудию. Никифор быстро нашел преступника - ею оказалась ведьма Зинаида. Милорадов попытался оспорить это шаткое  утверждение, но урядник, посмотрел на профессора, как на дурака, и  раздраженно сказал:
- Вы что, хотите, чтобы я помещиков посадил? Вроде профессор, а ума у вас, меньше, чем у меня.   
   Никифор поднялся и пошел к Степану. Он приказал уложить Дмитрия на сани, чтобы отвезти его в судебный морг во Владимир, и поехал арестовывать Зинаиду. Профессор с тяжелым сердцем пошел на второй этаж к княгине. У подножия лестницы, он встретил Африкана и Анну, нежно прощающихся друг с другом.
Княгиня встретила его у дверей комнатушки, и поторопила его с отъездом. Саша и Антон Грозновичи, не стали их дожидаться, и уехали домой верхом, на орловских рысаках  Резина. Сани, приготовленные для их отъезда, уже ждут  во дворе.

… Расставшись с Анной, Африкан  с тяжелым сердцем сел в  сани. Молодой кудрявый бородатый кучер  взял в руки вожжи,  и полозья заскрипели по пушистому снегу. Небо было пасмурным, серым, и однообразные белые просторы, раскинувшиеся вдоль дороги – наводили тоску. В двух низинных местах,   намело сугробы, и кучеру пришлось  разгребать заносы, широкой деревянной лопатой, прихваченной на этот случай.
   Пока кучер, в старенькой шубенке и латаных валенках, разбрасывал снег, и потел от жары - судейский чиновник в длинной овчинной шубе, соболиной шапке, и новых валенках – мерз и стучал зубами.  Степан, впопыхах, забыл его покормить, а, как известно на морозе, голодный желудок, сразу начинает морозить тело. Тело Африкана мерзло – внутри и снаружи, и он начал мечтать о тарелке горячего борща, который варила ему мама. Хотя  этот борщ, он уже никогда не попробует. Мать, умерла два года назад, а  служанка и кухарка в одном лице Маруся – пожилая, толстая ленивая баба с лицом тыквы, готовила так ужасно, что  ее блюда, мог есть, только такой неприхотливый человек, как Африкан, или голодный босяк. Впрочем, один раз, даже босяк, вылил ее борщ на брусчатый тротуар. Африкан много раз пытался  выгнать кухарку, и найти другую, но Маруся начинала рыдать, громко голосить, хватать его за ноги, и он тут же, терял всю свою решимость.
   К тому времени, когда человек, с африканским именем, уже готов был превратиться в русский лед, сани въехали на окраину Владимира. За высокими деревянными заборами забрехали местные волкодавы. Две хорошенькие, смешливые девицы шли с коромыслом на речку по воду, и одна из них загляделась на молодого кудрявого кучера. Африкан, увидев это, недовольно поморщился, и пробубнил что-то о современных нравах.
  Слева и справа тянулись деревянные кружевные домишки, с дымящими печными трубами, и Африкану стало немного  теплее. Как будто этот дым, летящий в морозное небо, мог обогреть его.  Еще теплее стало, когда он увидел знакомую вывеску  захудалого трактира «Царская харчевня».
   «Царская харчевня» располагалась в маленьком деревянном домишке, на углу Ямщицкой и Кандальной. Она ничем не отличалась от большинства русских трактиров, была темной и грязной, но кормили здесь дешево и вкусно, и он часто, возвращаясь от Степана, обедал здесь.
   Хозяйка харчевни, Ольга, красивая пожилая женщина, встретила его, как родного. Она сама налила ему борщ, поднесла, и ласково напомнила, что готовит его по рецепту его мамы. Африкан попробовал. Борщ был хорош, очень хорош - но не мамин…   
   Кучер довез его до Андреевской улицы, и остановил сани у темно-красного четырехэтажного дома, выстроенным в странном несуразном - русско-готическом стиле. Как удалось архитектору совместить эти взаимоисключающие формы, оставалось загадкой для всех, кто видел этот дом.
   Чиновник неуклюже вылез из саней, и кучер отправился обратно,  в поместье Степана. Африкан открыл железные ажурные ворота, прошел  маленький квадратный  двор, и поднялся по темной узкой лестнице, пахнущей жареным луком, на четвертый этаж.
   В  неуютной трехкомнатной квартирке,  было холодно и пахло затхлостью. Африкан снял у дверей шубу, шапку, валенки;  напялил на себя подарок Степана –  бурятский шерстяной халат,  украшенный бело-сине-красным орнаментом, и пошел будить ленивую  кухарку. Но Маруси в каморке не было. Она опять  ушла болтать к генеральской поварихе Алене, и забыла закрыть за собой дверь. Африкан разозлился. Единственное, что спасало его квартиру от многократного разграбления, это привратник Петр Христофорович, стороживший двор их дома. Петр был человек могучий, недоверчивый, въедливый, и попасть в их двор, мог только житель этого дома, или святой.
   Маруся опять с утра не затопила печь, и, хозяин, принявшись за ее растопку, в сотый раз подумал, что надо бы выгнать эту ленивую, глупую служанку. Русская печь  разгорелась.  Африкан невидяще смотрел на пламя, вспоминал нежное прощание с Анной, и в его голову закралась мысль,  что Басманова  будет хорошей хозяйкой. Такая же, как мама.
   Печь еще не отдавала тепло, в квартире  было по-прежнему холодно, и он неспешно прошел в грязный, неприбранный зал. На диване, третий день, лежала грязная белая рубашка с оторванной пуговицей, а на круглом столе, в центре зала, ясно виднелась пушистая недельная пыль. Африкан, вспомнил, как здесь было чисто, уютно  при маме, и  горько вздохнул.
   Чиновник лег в бурятском халате на диван, укрылся коричневым шерстяным пледом, и задумался. С пыльного комода, на него смотрел подарок мамы -   фарфоровый негритенок  с зелеными стеклянными глазами. Когда-то Африкан думал, что этот мальчик – просто грязнуля, но мама объяснила ему, что это его  африканский ангел.
   В детстве, Африкан ненавидел свое имя, но это имя дала ему мама, прочитавшая единственную в своей жизни книгу, о таинственной  Африке, и ему много пришлось страдать в гимназии, из-за этого глупого имени. И эту черную статуэтку он не любил. Ему никогда не нравилось, что у всех ангел - белоснежный и с крылышками, а  у него, черный, как сажа, и бескрылый.  Но подарок мамы, он не мог выбросить, и все ждал, когда Маруся, при редкой уборке разобьет черную статуэтку. Кухарка  разбила множество вещей, но эту статуэтку, словно черт охраняет.   
   Африкан отвернулся от черного ангела, и вспомнил нежную, сладкую Анну. Ему было приятно ее вспоминать. Он был слишком застенчив, невидный, и никогда не пользовался у женщин  успехом. Но  ухаживания вдовы Анны окрылили его. Конечно, мама всегда говорила, что нынешние женщины ленивые, наглые и распутные, но Анна была не такая. Она уже была замужем, и знала, как угодить мужчине. Прекрасная вдова улыбнулась ему издалека, он улыбнулся в ответ, и стал засыпать. Сквозь пелену сна, он услышал грохот падения табуретки, и успел подумать, что это пришла неповоротливая Маруся. Она не умела тихо: ходить, говорить, готовить и убирать. Все у нее падало, грохотало, разбивалось и ломалось. Но сейчас кухарке не с кем было говорить, и нечего было ломать, наступила тишина, и он счастливый, заснул… Анна пришла в его сон – красивая, белая, пушистая, над ее золотистыми волосами, сиял солнечный нимб, и он полетел с ней на облако…к маме…
   В это самое время Анна оживленно флиртовала с бравым  кавалером Степаном – ведь он тоже был потенциальным женихом, но  Африкан, этого не видел… и был счастлив.

   Профессор с княгиней наконец-то добрались по поместья Грозновича. Дорога была недолгой, ехать всего полчаса, но профессор устал, от бесконечных фантастических версий княгини. Единственный, из гостей, кого она не подозревала в убийстве, это была она сама. Даже профессор, по ее версии,  видел убийцу, но еще не понял, что он его видел.  В этом он с ней был согласен. Если убийца, кто-то из гостей, то он  сто раз видел его, разговаривал, и даже ему улыбался.
   Сани остановились у крыльца. Замерзший кучер торопливо соскочил с облучка, и затопал ногами, разгоняя застывшую кровь.            

Милорадов помог княгине выйти из саней, и согласно кивнул головой, ее новой версии. В этой версии убийцей была Марина. Зачем она убила своего любовника, Катя еще не придумала, но  скоро обязательно  придумает. В это же время во двор въехали всадники Саша и Антон. Катя приветственно махнула им рукой, и удивленно прошептала Милорадову:
- Они же уехали раньше нас. Как ты думаешь, где они задержались?
Мне кажется все это очень подозрительно.
- Не вижу ничего подозрительного. Наверно кавалеры провожали до дома бырышень Басмановых, - тихо ответил он.
  Бородатый лакей открыл дверь, и сурово посмотрел за их спину. Он явно ожидал увидеть кого-то другого, но за их спиной никого не было. Грозновичи повели лошадей на конюшню.
   Алексей Платонович с Екатериной прошли в свои покои, и рыжий Василий встретил их с великой нечеловеческой радостью. Кот путался под ногами, и мешал раздеваться. Они успели лишь раздеться, и сесть на крокодиловый диван, как в дверь требовательно постучались. Кот Василий встрепенулся, и слишком внимательно посмотрел на дверь. Профессор   крикнул:
- Войдите.
 В комнату вошли   бледный, осунувшийся Саша, и кот Малюта. Молодой человек сел у дверей на низкую  банкетку и выдавил:
- Дедушка куда-то пропал. Оказывается, он, как вчера уехал от Степана,  домой не возвращался. Вы его по дороге не видели?
- Нет, не видели, - помедлила княгиня, и профессор тревожно сказал:
- Надо срочно  его искать. Вдруг,  он попал в метель, и сбился с дороги.
- Я уже послал слуг по деревням – может, он заблудился, и в какой-нибудь деревушке остановился. Если его там  нет, то я приказал  все окрестные дороги прочесать. Мы сами, тоже   поедем деда искать. Я вот зачем к вам зашел. Если дедушка вернется домой, поднимитесь, пожалуйста в мезонин, и поднимите красный флаг  на флагшток. Этот красный флаг, издалека видно, и мы будем знать, что он уже дома.
- А может,  я с вами  поеду? Где-нибудь да пригожусь, - предложил профессор.
- Не надо. Вы не знаете наших мест, еще заблудитесь, потом вас еще разыскивай – отмахнулся Саша.
Он тяжело, словно старик, поднялся и вышел. Кот Малюта остался лежать около банкетки.
Княгиня соскочила с дивана и скорбно протянула:
- Ужас! Вчера отца потеряли, а сегодня дедушку.
- Катенька, не хорони раньше времени. Может, Иван еще жив - попал в метель, завернул в какую-нибудь деревню, и сидит чай попивает.
- Алеша! Не говори чепухи. Иван уехал за два часа до метели,  и если, он все же каким-то образом, задержался и попал в метель, то давно должен был вернуться домой.
- А если он в метель простыл, и теперь лежит в избе больной, в горячке.
- Тогда бы крестьяне послали сюда гонца  с сообщением.
-  А если, его в той деревне не знают, а он лежит без сознания, и не может говорить.
- Вот всегда так! Хоть бы раз в жизни со мной согласился. Все наперекор.
- Хорошо, душенька, я с тобой соглашаюсь. Иван замерз, и лежит в снежном сугробе. Ты довольна?
- Нет недовольна! Я хочу, чтобы он был жив, - топнула ногой Катя.
- Вот всегда так. Если я  с тобой соглашаюсь, ты все равно недовольна, - добродушно сказал профессор.
  В это время кот Малюта ходивший кругами вокруг кота Василия, неожиданно бросился на него. Завязалась ожесточенная драка. Профессор, с большим трудом, разогнал дерущихся, схватил за шкирку белого пушистого хозяина, и выбросил его за порог. Несмотря на то, что хозяина выгнали, Василий забился под диван, и выходить из под него не хотел.
   Полдня Милорадов и Катя ожидали известий. Княгиня  пыталась читать «Естественную историю» Плиния Старшего, но скоро отложила ее, и задумчиво сказала:
- Я всегда удивляюсь Плинию, о чем бы он не писал: о земледелии, металлах, драгоценных камнях, он всегда находит повод заклеймить современную ему (древнеримскую) испорченность и противоестественную жажду роскоши. Сколько веков прошло, а мир все таков же. И Дмитрия убили из-за денег, и Иван пропал неспроста. Я думаю, здесь замешаны любовь или деньги. Скорей всего деньги…или любовь? Ты думаешь, его найдут?
- Не знаю, - ответил профессор и отложил перо. Он все пытался писать, но слова выходили тяжелые, а фразы размытые и корявые. Словно он разучился писать. Воспоминания о Зинаиде, безвинно отправленной в тюрьму, не выходили у него из головы, и это мешало сосредоточиться на Иване Грозном.
  Княгиня в четвертый раз отложила Плиния Старшего на крокодиловый диван, и взялась за пасьянс. По ее раскладке выходило, что Дмитрия убили из-за дамы. Второй пасьянс указал на деньги. Третий – на месть. И она пришла к выводу, что все это вместе взятое убило Дмитрия.
   К трем часам дня вернулись Саша и Антон. Они вошли в гостиную, в шубах, замерзшие и уставшие. Саша сообщил, что они не нашли деда. Ни в одной из деревень, его не видели. Единственное, на что они надеются – он уехал во Владимир. Они уже послали урядника в город, чтобы он начал разыскивать его по гостиницам. Сами они поедут во Владимир завтра.
   После их ухода, Екатерина вдруг, решила съездить к Басмановым, и стала уговаривать профессора поехать вместе с ней. Ему не хотелось даже трогаться с места, хотелось сидеть на этом стуле у письменного стола  до скончания века, но вскоре он согласился. Ему хотелось повидаться с Агатой. И вообще, он желал получше познакомиться с семьей Басмановых.

В это время Агата лежала  в полутемной, душной спальне на пуховой лебяжьей перине и потягивалась. Она только, что проснулась, и, потянувшись лежа, во все стороны, принялась громко и  театрально стонать. Тут же прибежала молоденькая служанка. Старухе  было  действительно плохо, но намного лучше, чем вчера. А громко стонала она,  чтобы все слышали, как она страдает. Служанка подла ей стакан брусничного морса, ярко-розового цвета. Видение окровавленного Дмитрия промелькнуло перед ее глазами, привело ее в ужас, и  она приказала служанке,  позвать сваху. Агата заставила Алису ехать к ней, и оставаться у нее, до окончания дела.
   Сваха вошла в полутемную, душную спальню, завешенную золотыми турецкими парчовыми шторами с искрой, льстиво поинтересовалась о здоровье, и присела на стул у кровати.
Агата прекратила стонать,  живо повернулась к Алисе, и осведомилась:
- Ты ездила к Грозновичам?
- Ездила, но напрасно, - театрально скорбно сказала сваха.
- Как напрасно! Этого злыдня, Дмитрия нет, и теперь никто не будет мешать объединению наших семей. Иван, старый дурак. Мы ему шкатулку с царскими драгоценностями  покажем, и он на все будет согласен.
- Не получится, матушка любезная. Иван пропал. Это я  у лакея Мишки узнала.  Сашка с Антошкой поехали деда разыскивать, но я думаю вряд ли найдут.
- Как пропал?... Пропал!... Ужас!....хотя, это даже лучше. Никто не будет мешаться под ногами. Саша женится на Маше, Антон на Насте, а Федю женим на Анне. Этой негодяйке и дурачок сойдет, -  деловито распределила брачные пары Агата.
-  Я вас, матушка-мадам, наверно растрою. Саша втрескался в Марину, и я подозреваю, что через сорок дней, он обвенчается с Могилевской. Еще, я сегодня, успела  узнать у Анфисы, кухарки Степана, что Марина  хочет, и Антона женить на своей родственнице.
- Поганка! Ведьма! Кикимора болотная! Распутница вавилонская. Убить ее мало! …Что же нам делать?
- Не знаю, - пожала полными плечами Алиса.
- Это ты виновата, никакого от тебя толку нет. Другая бы давно выдала моих внучек замуж, а ты бестолочь рыжая, ни на что не годна. Проваливай! - взъярилась старуха
 Еле сдерживая нахлынувшую ярость, Алиса отвернулась, чтобы не вцепиться старухе в жидкие волосенки. Она  горделиво  встала, и  направилась к выходу. У дверей, она услышала за спиной злой командирский окрик: «Стой! Вернись!»
Сваха замерла, и на миг задумалась.   Если бы не деньги, которая обещала ей Агата, она бы ни за что не вернулась. Но сейчас ей очень нужны деньги. А, кому они не нужны?
  Старуха с трудом подняла с кровати свое рыхлое тело, спустила ноги в белых вязаных носках на коричневый коврик, и стала похожа на снежную бабу – длинная широкая белая сорочка, белый пышный  чепец,  темные глазки-пуговки, и красный нос картошкой.
Старуха впилась в Алису глазками-буравчиками и с досадой пробормотала:
- Садись! Стоишь, как чучело гороховое! Я чувствую, что без тебя, одна, я не справлюсь. Ты же у меня одна подмога, дорогуша Алисонька. От других-то никакого толку. Только нервы трепать могут, да деньги выпрашивать.
Агата закончила  речь льстиво. Ей надоела  сваха, которая не может выдать ее бедных внучек за миллионера, но старухе очень нужны были - деньги, деньги, деньги…
В ответ, Алиса,  скрывая нахлынувшую ненависть, фальшиво улыбнулась  белыми, ровными зубами,  и вернулась к хозяйке. Агата наклонилась к ней, и принялась нашептывать  на ушко  новую аферу…
   В коридоре стояла полутьма. К двери спальни, сливаясь со стеной, приникла женщина. Голос Агаты доносился обрывками – она, то шептала, то  забывалась, и говорила, во весь голос…Голос свахи не был слышен.
  Женщина, замирала от страха, боясь, что ее кто-нибудь застанет за этим мерзким занятием. Но ей очень нужны были деньги - деньги… А, кому они не нужны? Оправдывала она себя. В конце коридора громко стукнула дверь, и женщина метнулась по коридору к парадной двери.   
   Профессор стучался в дверь к Басмановым, и проклинал себя, за то, что ввязался в эту аферу с письмом Грозного. Иван Грознович пропал, письмо неизвестно где, и вообще, существует ли оно на самом деле. Пока он видел, только несчастную замерзшую девицу, лежащую в сарае, словно спящая царевна. И теперь он, вместо того, чтобы писать исторические трактаты в своем любимом кабинете, у пылающего камина, носится в санях по морозу, по бескрайним лесам, и полям, где живут волки.
   Княгиня стояла рядом, и со слезами на глазах, переживала о том, как они поедут обратно. Пятнадцать минут назад,  на лесной дороге за ними  увязалась стая волков. Растяпа кучер, двухметровый великан, забыл взять ружье, и им пришлось нестись по дороге так, что сани в любую минуту могли развалиться. Кучер лишь успевал, стегать тройку гнедых лошадей, да просить бога, чтобы полозья у саней не поломались на каком-нибудь ухабе, иначе волчья стая настигла бы их. Профессор вздрогнул – тогда бы, письмо Ивана Грозного, было безвозвратно потеряно для истории… и еще ненаписанная книга профессора Милорадова тоже бы сгинула в белых сугробах.
   Дверь открыл старый Селиван. Он прямо у порога, сообщил гостям, что барыня Агата тяжело больна, лежит в постели, и не хочет ни с кем говорить. Тогда Милорадов   попросил оповестить мадмуазель Ингу, об их приезде. Может быть, хоть она примет их. Селиван, с недовольным лицом, взял у них шубы, повесил на вешалку, и неторопливо пошел выполнять просьбу гостей, но к ним навстречу уже спешила Инга. Она была в каком-то умопомрачительном платье –  в платье, действительно - помрачающее ум. Княгиня увидев это странное, на взгляд профессора, одеяние, всплеснула руками, и восхищенно воскликнула:
- О, шарман! Чудо! Это вы придумали сами?
Инга просияла:
- Конечно сама, иногда на меня накатывает вдохновение.
Она покрутилась перед гостями, и профессор внимательно оглядел чудаковатое  платье-тунику. Платье было сшито из разноцветных лоскутков. Лоскутки ткани изображали африканскую саванну. По подолу платья шагали:  жирафы, страусы, и слоны. Выше, по лифу платья, летали яркие лоскутные попугаи, и накрахмаленные крылья попугаев были пришиты отдельно.
   На взгляд профессора – все это выглядело попугаисто, но он не желал вмешиваться в дела моды. Кто знает, может когда-нибудь такие платья, будут последним писком моды. Ведь мода так изменчива и необъяснима. Во времена Петра Первого, дамы носили на своей голове прически: фрегаты, корзины с цветами и фруктами, фонтанчики с водой, и многое другое необычное-невероятное. А  в журнале «По всему свету», он как-то прочитал, что в африканском племени Ням-Ням, женщины отращивают длинные губы, и завязывают их бантиком. Для красоты. Так что, лоскутное платье – еще цветочки. Губы завязанные бантиком - намного страшнее. Впрочем, понятие красоты, меняются, каждое столетие.
   Княгиня продолжала восхищаться русско-африканским произведением, и попросила у Инги сшить ей точно  такое же. Помещица-модистка, все-таки заметила легкое недоумение  профессора, и обратилась к нему:
- А вам, Алексей Платонович, это нравится?
- М-м-м… интересная задумка, но я плохо разбираюсь в моде, -степенно пробасил он.
- А, если, ваша прекрасная Екатерина будет ходить в африканском платье, вы не будете против? – пристала Инга.
- Это жирафо-попугайное платье, пусть носит – я согласен. Но,  если она наденет настоящее африканское платье, сшитое из трех маленьких пальмовых листьев, то я буду категорически против.
Княгиня звонко расхохоталась, и сквозь смех выдавила:
- Инга представляешь, если все дамы будут ходить полуобнаженными, в юбках из пальмовых листьев. Тогда мужчины, точно сойдут с ума.
-  А может они привыкнут? Во всяком случае, этого никогда не будет, и мы будем вечно, до  конца света, ходить в тяжелых неповоротливых кринолинах. Я даже иногда завидую крестьянкам. Наденут свободный сарафан, и вперед с песней во широко поле, - откровенно расстроилась модистка.
- Какая ты Инга, молодец, - не унималась Катя, - тебе надо в Париж. Только там рождается мода. Все-таки, наши, не умеют придумывать моду.
- Париж, Париж! Центр мира!  Побывать в Париже - моя мечта, но я никогда туда не поеду. Ну не будем, о грустном. Пойдемте ко мне.
   Инга печально улыбнулась, и гости направились за ней. Подол ее лоскутного платья заколыхался: жирафы, страусы и слоны побежали;  а попугаи замахали яркими накрахмаленными крыльями.   

В комнате Инги было, как всегда светло и уютно. На столе лежало все то же белое недошитое платье. Хозяйка, снова схватила его, унесла в спальню, и у профессора мелькнуло ощущение «дежа вю» - уже виденного.  Хозяйка, все так же забросила лоскутки ткани в плетеную корзину, села напротив гостей в кресло, расправила юбку,  и заторопилась:
- Все-таки, я думаю, наш урядник – глуп, как дуб. Я не согласна с тем, что он арестовал бабку Зинаиду. Дмитрия убил кто-то другой.
- Почему вы уверены, что Зинаида не виновна, - поинтересовался профессор.
- Зинаида, местная ведьма, травница. Если бы она захотела убить Дмитрия, то сделала бы это тихо, незаметно и никто бы не догадался. Старшие Грозновичи люди суеверные, и дикие. Докторов они не признают, лечатся травами, и когда болеют, то всегда приглашают к себе Зинаиду. Если бы бабка захотела, то давно бы отравила Дмитрия, вместе с Иваном заодно.
Старик – вздорный человек. Он, то приглашает к себе Зинаиду, вместо врача, то шарахается от нее, как от черта.
- Я тоже уверен, что Дмитрия убил кто-то другой, - согласился Милорадов, и задумчиво продолжил. - Но как найти убийцу?
- Вы же профессор, хорошо подумайте, и найдете его, - сказала Инга.
- Я профессор истории, а почему-то все думают, что я профессор всяческих наук. Вот, Вы, умеете хорошо шить, но вряд ли вы построите дом или поведете корабль в море.
- И, тем не менее, я уверена, что вы найдете убийцу. Говорят, вы уже поймали убийцу в замке Ворона.
- Это было случайно.
- Может, и здесь, случайно найдете, - многозначительно протянула Инга.
- Может быть…, - пробормотал профессор и продолжил, - а вы кого подозреваете?
- Я?
- Да вы. Мне кажется, есть человек, которого вы  подозреваете в убийстве Дмитрия, и я бы очень вас просил поделиться со мной, своими подозрениями. Ради пользы дела.   
- Я бы поделилась, но это мои личные измышления, ничем не подтвержденные. Скажем, моя личная фантазия, - покачав головой, сказала она.
- В этом убийственном деле, и фантазия подойдет. Иногда фантазии становятся былью. А невероятное – вероятным.
- Я думаю, что Дмитрия убила….
В комнату вошла вдова улана, Анна, в черном старомодном платье, на плечи она накинула пуховый оренбургский платок, и профессор подумал, что она заболела, так как в комнате Инги стояла жара. Блестящие  глаза Анны были красны, опухли от слез. Инга  молча,  смотрела на свою дорогую красную туфельку, выглядывающую из-под   юбки.
Племянница неодобрительно посмотрела на африканское платье, и  просительно сказала:
- Тетушка, говорите быстрее, кто убийца. Я так хочу это знать!
Инга недовольно нахмурилась, и Анна, повернувшись гостям,  продолжила:
- Извините, что помешала, но я шла к тетушке, и нечаянно услышала последние слова. Кстати, в другой раз тетушка, говори потише. Я сейчас кого-то спугнула у твоих дверей.
- Ты меня нисколько не удивила. В нашем доме – подслушивание, семейная традиция. Иногда мне кажется, единственная, кто этим не занимается - это наша английская кошка Мэри. И то, только потому, что она не понимает русский язык, и французский тоже. Если бы мы говорили по-английски, я уверена, что и она бы подслушивала у дверей, - улыбнулась тетя.
- Ты меня обижаешь, мон амур, Инга. Я  никогда не подслушиваю. Я просто шла к тебе взять книгу Поль-де Кока, и случайно услышала конец разговора, - сильно обиделась Анна, и пошла к выходу.
Профессор остановил ее:
- Милая Аннушка, не стоит сердиться, посидите с нами.
Анна, с видимой радостью,  вернулась к гостям, и села подальше от тети.
Профессор обратился к вдове:
- Милая Аннушка, я хотел бы услышать, а кого подозреваете Вы?
- Не скажу. И не потому что, я боюсь кого-нибудь обидеть, а потому, что любой из присутствующих желал смерти Дмитрия, и Ивана тоже.
- Почему?
- Есть люди, которые делают все, чтобы окружающие их ненавидели. Иван и Дмитрий из их числа.
- Это общее рассуждение. А можно точнее. Например, почему Дмитрия ненавидит Степан? Или ваша бабушка Агата?
- Степан вряд ли ненавидел Дмитрия. Они никогда с ним не общались. Исключение – это встречи за карточным столом. А бабушка, ненавидит Ивана из-за Осиновой пустоши. Эта борьба за осиновую пустыню, рассорила всех соседей. А когда-то, говорят, здесь  жили дружно. Хорошо, что теперь она навечно принадлежит Степану, и все закончилось.  А Дмитрия, убили из-за денег. Зря Степан отдал ему долг при всех.
В разговор вмешалась Инга:
- Степан специально отдал долг при всех. Когда ты была замужем, и тебя здесь не был, приключилась неприятная история. Степан отдал Ивану деньги, за черкесского рысака, а старик забыл об этом. И Степану, пришлось отдавать деньги во второй раз. Они в тот раз, чуть не убили другу друга. Вот поэтому, он решил отдать долг при всех. Вдруг у Дмитрия, тоже с памятью плохо стало. После смерти жены, он какой-то нервный стал.
Анна, сузив глаза, посмотрела на тетушку, и,  с затаенной ревностью, сказала:
- Я вижу, ты все знаешь о жизни Степана. Все тонкости.
- Если ты думаешь, что я тайно посещаю его дом, то напрасно ехидничаешь. Мы с Резиным никогда не ругались, и если случайно встречаемся на дороге, то останавливаемся и разговариваем. К тому же не забывай, Аннушка, вчера, мы все там ночевали, и я утром успела с ним поговорить. Степан сокрушался, что отдал деньги Дмитрию, именно в тот вечер, - отрезала Инга. Она решительно встала с кресла, открыла книжный шкаф, достала потрепанную пожелтевшую книгу Поль-де-Кока, и демонстративно вручила его племяннице. Анна побледнела, и на ее глазах опять заблестели слезы. Она взяла трясущейся рукой книгу, и, склонив голову, вышла. После ее ухода, профессор заметил:
- А почему  Вы не любите Анну?
- Раньше любила, а сейчас нет. Она вернулась домой, совсем другой. Какой-то озлобленной. Готова, выйти замуж за кого угодно, хоть за пропойцу-ямщика, и вместе с тем, люто ненавидит всех мужчин. Я, конечно, понимаю, что безалаберная жизнь с уланом, довела ее до крайней нищеты. Да и бабушка, очень зла на нее за этот мезальянс, и вечно  корит. И, тем не менее, я считаю, надо иметь гордость, отряхнуть старые обиды, и заняться делом, а не хныкать целыми днями о своей загубленной жизни, - поджала губы Инга.
 -  Теперь, мы одни, скажите, кого вы подозреваете? – еле слышно спросил профессор.
Басманова прислушалась к чему-то, встала, прошла  на цыпочках до двери, и резко толкнула ее. За дверями стояла тяжело больная Агата.
Увидев гостей, она сквозь силу улыбнулась, и фальшиво  пропела:
- Ох, гостюшки мои дорогие приехали. Какая радость для меня. Как  узнала про ваше княжеско-академическое посещение, сразу же мне легче стало, и я побежала, как горная лань, к вам. Пойдемте-ка быстрее за стол, я вас пирожочками горячими угощу, и чаечком, и винишком белым рейнским, и еще чего-нибудь вкусненькое в погребе найду.
Старуха повернулась к дочери, вытаращив глаза, оглядела ее чудаковатое платье, и еле сдерживая злость, пробормотала:
- А, ты доченька, не смеши людей, и не позорь меня. Иди,  сними свое скоморошье платье, а то гости подумают, что ты дурочка, и родная сестра дяди Феди. Я давно говорю, что Вам  надо пожениться, и будете с ним парочка – гусь да гагарочка.
Ингу передернуло, и она недовольно пробурчала:
- Это мое дело – в чем хочу, в том и хожу. Мне уже скоро будет сорок лет, и я имею право на личное мнение. А гостям уже пора домой ехать - на улице  темнеет.
- Нет, нет, никуда я их  не отпущу. Быстренько сядем за стол, покушаем вкусненького, и быстренько выйдем. 
Агата схватила княгиню под локоток, и буквально повела ее в столовую. Профессор и Инга, нехотя пошли следом. Модистка еле сдерживала раздражение, и на ее лице, это явно отражалось. Как уже не раз замечал профессор, Инга – терпеть не могла свою мать, а та – свою дочь. Странная семейка.
   Напрасно Милорадов хотел поговорить по душам с Агатой.  Она первая увидела убиенного Дмитрия, и возможно, многое могла рассказать. Но, какой бы вопрос он ей не задавал, старуха отвечала уклончиво, многословно и хитровато. Все сводилось к тому, что она ничего не видела, не слышала, и кто убил  его,  не знает. Сама она, весь день горюет о смерти прекрасного Дмитрия, и если бы не приезд дорогих гостей, то  лежала бы она в горе, еще полгода… или год -  театрально горестно уточнила Агата, и следом ехидно прибавила, что пусть выспрашивают подробности у ее доченьки - та все знает. После  этих слов, дочь скорбно подняла глаза к пожелтевшему потолку… или к небу. Следом,  княгиня, пыталась всякими хитрыми вопросами,  выпытать  у Агаты, хоть что-нибудь. Но ее столичные хитрости, поникли, перед провинциальным хитроумием владимирской помещицы.   
   Застолье тихо закруглилось. Выпив по два фужера белого рейнского вина, гости засобирались в обратный путь. За окном быстро, по-зимнему темнело, и профессор, вспомнив о волках,  попросил у Агаты ружье. Инга хотела принести его, и попросила у матери ключ от охотничьей комнаты. Басманова сурово покачала головой. Она никому никогда не доверит этот ключ,  и ружье принесет сама.  Агата неторопливо  ушла, и профессор обратился к Инге:
- Я хотел бы  попросить у вас помощи. У Ивана в сарае лежит неизвестная девушка. Она замерзла у его ворот, и он ищет ее родственников. Он дал объявление в газете, но пока никто  не обратился. Посмотрите на нее, может быть, вы ее где-нибудь видели?
- Мертвая девушка? – поразилась Инга.
- Иван утверждает, что она замерзла у их ворот. Слуга нашел ее рано утром. Мне почему-то кажется, что если мы узнаем, кто эта девушка, то найдем убийцу Дмитрия. Хотя, может быть, я ошибаюсь, и она из другой оперы.
- Дмитрий и девушка?  – задумчиво пробормотала  Инга.
- Вы сможете завтра заехать к Грозновичам, и посмотреть на нее? В любое время, как вам будет угодно.
- Я сегодня поеду. Мне очень хочется посмотреть на эту девушку, - решительно заявила она.
   В столовую вернулась хмурая Агата. Старинное ружье, она несла  неловко, дулом вперед, полные руки ее дрожали, и в какой-то момент, Милорадову показалось, что хозяйка сейчас его пристрелит. Прямо с пирожком в руке. Если только это  дряхлое ружье, еще могло стрелять.
   Черное дуло смотрело прямо ему в глаза. От такого убийственного взгляда, Милорадов выронил пирожок, как циркач, прыгнул в сторону, аккуратно забрал у старухи ружье, и стал  внимательно осматривать его боеспособность. Насколько это было возможно, в этих условиях. Агата, стояла рядом, и упрямо доказывала,  что за этим прекрасным  ружьем ухаживает Селиван – заядлый охотник.  Он часто приносит к столу рябчиков, зайцев, и другую лесную живность, и сомневаться в сохранности этого оружия  не стоит. Вскоре к ней присоединился старенький, полуглухой Селиван. Он тоже заверил профессора, что старинное ружье, давно вышедшее из употребления в других поместьях, у них работает, как часовой механизм.
  Профессор немного успокоился. Они  попрощались с Агатой, и пошли к выходу. Старуха решила проводить их до парадных дверей. Она  семенила за гостями, и упрашивала почаще к ней заезжать. Ведь они, провинциалы, так хотят поговорить с умными людьми. Милорадов, никак не мог вспомнить, какие умные  разговоры, они вели с Басмановой. Все ее разговоры, сводились к упрашиванию съесть еще один пирожок, а он, все время, сидел с набитым ртом.
   У дверей их уже поджидала Инга в соболиной шубе, сшитой из  шкурок, различных оттенков, что считалось, в столичных кругах, нонсенсом и деревенщиной. Шуба должна была быть в одной цветовой гамме. Но княгиня, опять была в полном восторге, и захотела точно такую же шубку. Грустная Инга обрадовалась ее похвале, искренне поблагодарила, затем предупредила мать, что едет  к Грозновичам, и вернется только  завтра утром. Агата  взвилась до потолка. Она  не хотела отпускать  дочь на ночь, и буквально вцепилась в рукав ее шубы. Мать упрашивала  - дочь упорствовала. Профессор и княгиня стояли в стороне, и ожидали окончания  ссоры. Было жарко. Они расстегнули шубы: Милорадов - лисью, Катя - норковую, и все равно,  пот лил градом по лицу.
   На шум и крик,  прибежали сваха и  девицы: Маша и Настя. Пока мать  и дочь, яростно  спорили – ехать или не ехать, сваха, тайно, вручила княгине,  письмо  Саше от Маши, и Антону от Насти. Княгиня не была ханжой, но слегка поморщилась. Девицы должны быть скромнее. По крайней мере – она в их годы, была великой скромницей. Хотя, Екатерина в этот момент забыла, что в их годы,  уже давно была замужем.
  Все споры прекратил хмурый бородатый кучер, двухметрового роста. Великан  остановился  в дверях столовой,  грозно посмотрел на старуху, и угрюмо сообщил, что лошадь запряжена, и пора в путь - пока совсем не стемнело. Инга вырвалась из рук матери, и Агата осталась стоять у дверей  с клочком соболиной шкурки.дверь захлопнулась и старуха села на ослабевших ногах, на пол. Подоспевшая сваха, стала ее утешать. Может, это и к лучшему. Инга подружится с Федей, и выйдет за него замуж. Агата навзрыд зарыдала.   
   Кучер стегнул тройку гнедых, и крытые сани понеслись по укатанной дороге. Бледное солнце зацепилось за край горизонта. Наступала ночь, и мороз крепчал. Сразу за усадьбой, пошел  еловый лес, протянувшийся вдоль дороги, черной непроглядной стеной. Неожиданно быстро стемнело. В синей вышине появилась огромная пятнистая луна.  Замерцали  яркие звезды. За черным лесом открылись поля. Вдали, на холме виднелась усадьба Грозновичей.   В доме светились три окна: одно на первом этаже,  два  втором,  –  оттого черный дом, окаймленный темно-синим звездным небом, казался сказочным чудовищем, с горящими глазами и огнедышащим ртом.      
   Сани неслись меж заснеженных полей, окрашенных голубовато- синим сиянием, с вкраплениями черных пятен – оврагов и ложбин.  Окружающая картина, была сказочно прекрасна,   и вместе с тем, навевала безотчетный  ужас. Инга расстроилась из-за порванной шубы, и угрюмо разглядывала дыру в рукаве. Княгиня некоторое время, пыталась ее развеселить, но скоро окружающая картина,  испугала ее, и она прижалась к Милорадову.  Он крепко держал ружье, и пристально оглядывался по сторонам.
  Вдоль дороги, то тут, то там чернели небольшие  кусты, и  часто, эти черные холмики, были похожи на затаившегося волка. При приближении, холмики оказывались кустами, и профессор облегченно вздыхал. Сани проехали больше половины пути. Дорога свернула налево, к березовой роще. Белые глянцевые стволы стояли редко, и площадь между ними, освещенная лунным светом, хорошо проглядывалась. Алексей Платонович пристально оглядел пустынное пространство,  и опустил ружье. Руки устали от напряжения, а спина занемела. Он повернулся к женщинам, и ободряюще улыбнулся:
- Скоро будем дома. Еще немного. Слава богу,  волки ушли в другой лес.
   Женщины несмело улыбнулись. Неожиданно где-то вблизи, в березовой роще, раздался призывный волчий вой. Милорадов, с замиранием сердца, выглянул из саней, и посмотрел назад. Темные тени, срезая угол, быстро скользили между берез. Стая приближалась неимоверно быстро. Лошади дико всхрапнули, и со всех сил, рванулись вперед. Вой многих волчьих глоток слышался все громче и ближе. Женщины прижались друг к другу, и стали громко молиться. Кучер хлестал лошадей, хотя они и без того, неслись во всю прыть, и яростно материл волков.
   Скоро стая выскочила на дорогу. Впереди бежал  крупный поджарый вожак. Профессор вскинул ружье, с трудом взвел курок, прицелился, и выстрелил в вожака.  Осечка. Ружье было безмолвно. Он пытался выстрелить еще несколько раз, но опять напрасно. Старинное ружье не стреляло. Женщины видели это. Екатерина,  в ужасе закричала. Инга онемела от страха, губы ее затряслись, и она закричала: «Мама-а-а».
  Волчья стая замолкла, и  бежала уже в десятке метров от саней. Лошади, убегая от смерти, дико хрипели, но и волкам: худым, истощенным, было тяжело догонять, сытых отдохнувших лошадей. И все же, голод толкал их вперед. В какой-то момент, стая  разделилась надвое, и стала окружать сани. Профессору, почему-то показалось, что  волки, даже чуть приотстали, чтобы сделать последний, решающий рывок.
  Ружье было бесполезно. Милорадов, срывая пуговицы,  скинул с себя лисью шубу, и отбросил ее, как можно дальше от саней. Волки на миг остановились, рванулись назад, окружили шубу, и вцепились в нее острыми клыками. За минуту, лоскутки шубы, разлетелись в разные стороны, и волки, снова  рванулись вперед. Следом Инга, и Катя скинули шубы,  швырнули их на дорогу, но это уже не обмануло волков. Стая продолжила бег.
   Женщины навзрыд заплакали. Кучер дико орал, и материл волков. Профессор уже видел ряжом янтарно-желтые глаза вожака: крупного, большелобого волка, с рыжими подпалинами. Вожак  поравнялся с санями, искоса взглянул на профессора, и приготовился к прыжку. Волк прыгнул. Профессор  изловчился, и, со всей силы, оттолкнул его стволом ружья. Проржавевший ствол отломился от длинного приклада. Волк упал спиной на снег, перевернулся, тут же вскочил, в два прыжка догнал сани, и теперь уже, явно намеревался вцепиться в круп коня. Краем глаза, профессор видел, что и с другой стороны, еще один волк готовится к прыжку. Он молил бога, чтобы они не прыгнули одновременно. Первым все же прыгнул вожак. Милорадов опять попытался оттолкнуть его, но волк, каким-то образом, успел вцепиться в  приклад, повис на нем всей тушей, профессор не удержал – приклад вырвался из рук, и волк, падая, свалился под  сани. Широкие полозья, наехали на зверя. Сани  подпрыгнули одним боком, и только поэтому, другой прыгнувший волк, промахнулся, ударился о крытую часть саней, и его  отбросило в сугроб. 
  Кони с ужасом, почти по-человечески,  вскрикнули. Кучер наконец-то вспомнил, что это он виноват – забыл ружье, и теперь уже материл себя. Профессор оглянулся назад. Стая окружила издыхающего неподвижного вожака, и мгновенно набросилась на него. Скоро, копошащаяся волчья стая превратилась в черное пятно, но кучер продолжал материть все на свете: и позорных волков, и себя дурака, и неправедный мир, где одни, пытаются съесть  других.
  Но долго ему материться не пришлось. Женщины отошли от страха, вспомнили о правилах приличия, громко возмутились, и великан недовольно замолк. Сани уже подъезжали  к открытым воротам усадьбы. Из ворот выезжал верхом, дядя Федя с ружьем, еще более старым, чем ружье Агаты.
   Сани въехали во двор. Лошади тяжело хрипели,  их бока ходили ходуном. Кучер соскочил с облучка, и бросился закрывать ворота. Седоки,  полураздетые и замерзшие,   выбрались из саней. Федя спешился, и быстро, быстро заговорил. Все, как будто забыли  о морозе, и  уставились на него, как на говорящую африканскую птичку. Оказывается, Федя услышал волчий вой,  и поехал спасать княгиню.
   Как понял профессор, его, профессорская  жизнь, и жизнь кучера, не стоила и полкопейки. Самое главное - красота. А ум, пусть спасает себя сам. Если, конечно у него хватит ума, себя спасти. 
   Дядя Федя  закончил краткий рассказ, наконец-то заметил, что все стоят  без шуб, мелко дрожат от мороза, и удивленно спросил:
- А что, уже весна настала? А почему Рождества  не было, и подарки мне не подарили?
Княгиня, первая,  бросилась бежать в  дом, и на ходу крикнула:
- Наши шубы волки съели. А подарок, я тебе обязательно подарю!
Инга и профессор поспешили за ней. Федя остался стоять на дворе, и задумчиво смотреть на луну. Вдали завыли волки, и он подумал, какая шуба больше понравилась волкам: соболиная, норковая или лисья. Он решил, что норковая. Ведь норковая  шуба у красавицы-княгини. И жена Дмитрия, Елена, носила норку. Да и Феде больше нравилась норка. По ней так приятно проводить рукой.
 
В гостиной было  тепло и светло. В камине горел огонь. Василий увидел своих посиневших от мороза друзей, и почему-то спрятался под крокодиловый диван. Женщины с явной радостью  поспешили   к камину. Профессор, посмотрел на счастливые, озаренные огнем, лица, и  пошел на кухню. Там он попросил, восьмидесятилетнего французского повара, приготовить горячий глинтвейн - от простуды. 
   Троица сидела у камина с хрустальными бокалами горячего глинтвейна, и молча смотрела на огонь. Разговаривать никому не хотелось. Все наслаждались этим кратким мигом, когда жизнь кажется особенно прекрасной. Ведь это бывает так редко. Обычно, какая-нибудь пустяковая дегтярная мелочь, портит все  очарование медового существования.
   В гостиной стояла тишина. За окном трещал мороз. Окна искрились диковинными снежными узорами. В хрустальных  бокалах мерцали багряные искры. Рыжий Василий присоединился к молчаливой компании,  лег у камина и тихо заурчал.
  В гостиную постучались, и тут же следом, не дожидаясь приглашения, вошел радостный  дядя Федя, с ружьем, и огромным мешком за спиной. Он аккуратно поставил  ружье у дверей, бросил мешок, словно пушинку,  на пол, и, счастливо улыбаясь, вытащил из мешка: сначала норковую шубу; потом соболиную; и следом, вывалил из мешка несколько рваных  лоскутков, оставшихся от шубы профессора.
  Федя выпрямился, и развел руки, как бы говоря - вот я какой молодец. Он ждал похвалы, но побелевшая княгиня, испуганно воскликнула:    
- Федя, зачем ты ездил за ними? Там же волки! Они могли тебя съесть!
- У меня же ружье есть, - озадаченно сказал он.
- А оно стреляет? –  спросила Катя.
- Конечно. Я в том году волка из него подстрелил. Здорового волка. Вот такого.
Федя показал необъятные размеры волка, размером с теленка. Княгиня грустно улыбнулась, встала с дивана, поцеловала спасителя шуб, в щеку, подобрала с пола женские шубы, и ушла в спальню. Федя обиженно посмотрел на дверь, за которой скрылась красавица. Она скоро вернулась, и вручила Феде  пушистый итальянский шарф вишневого цвета, который собиралась подарить профессору, если они не успеют до Рождества вернуться домой. Федя обрадовался вишневому шарфу. Он поцеловал ей руку,  намотал  его на шею, и сел на пол к камину. Он долго рассматривал африканское платье Инги - оценил его, как сарафан сказочной царской  красоты, потом уставился на огонь, и задумался.
 Инга допила глинтвейн, щеки ее порозовели, глаза лихорадочно заблестели. Она порывисто встала, обошла гостиную, разглядывая каждую мелочь,  затем остановилась у камина, и нервно сказала:
- Я все думаю, моя мать знала, о том, что это ружье не стреляет или нет?
- Конечно,  не знала, - воскликнула княгиня, и запальчиво продолжила, - неужели ты думаешь, что родная мать, отправила бы тебя на погибель?
- Раньше не думала, а теперь…
Инга замолчала, и резко сменила тему:
- Может, мы сходим, посмотрим на замерзшую девицу? Очень мне хочется ее увидеть. Я даже в душе боюсь, а вдруг я ее знаю. Всегда тяжело увидеть мертвым знакомого человека.
- А, может, лучше завтра с утра посмотрим, - предложил профессор. Ему очень не хотелось выходить  на мороз и брести по темному двору со свечкой.
- Неужели, вам не интересно, кто она такая? А, вдруг, эта девица, поможет нам выяснить, кто убийца Дмитрия, - возмутилась Басманова.
- Хорошо. Пойдем, посмотрим, - нехотя согласился и он, и обратился к Грозновичу, - Федор, принесите мне,  пожалуйста, ключ от сарая.
- Зачем? – деловито спросил Федя, и настороженно посмотрел на профессора.
- Мы хотим посмотреть на девицу, что там лежит.
- А, ее нет. Она обратно в лес ушла, - зевнул Федя.
- Ушла? – поразился Милорадов.
- Ушла. Я сегодня понес этой Снегурочке бутылочку водки, чтобы она согрелась, а то она, столько времени лежит в снегу, может, уже простыла и заболела. Я пришел в сарай, а ее нет. Я сразу понял, Снегурочке надоело лежать в снегу,  она встала, и ушла к деду Морозу.
В гостиной наступила тишина. Все трое, вытаращив глаза, уставились на  Федю. Он весело улыбался. Первой нарушила молчание княгиня:
- Федя, а Снегурочки  водку не пьют.
- Пьют. Еще, как пьют. К нам Снегурочка каждое Рождество приходит, и всегда три рюмочки водки выпивает. Хотя наши Снегурочки намного красивее. У них всегда косы золотые, глаза голубые,  щеки румяные, и нос красный. А эта, Снегурочка, какая-то бледная, грустная, и волосы у нее черные. Наверно у деда Мороза, красивые и веселые  Снегурочки закончились, или он всех замуж выдал. Я как-то одну Снегурочку потом видел в деревне. Она беременная была. Интересно за кого она замуж вышла – за Январь или Май? Наверно, за Май. Я ее в мае видел. Она капусту  садила для Сентября.
- Может быть, это Саша, Снегурочку увел, - задумчиво предположил профессор.
- А, зачем ему Снегурочка? Он Марину любит, - удивился Федя.
- А, ты Марину любишь? – поинтересовалась Инга.
- Нет, не люблю. Она злая. Я тебя люблю, и еще княгиню. Но у княгини профессор есть, а у тебя никого. Давай с тобой дружить.
   Инга почему-то не обрадовалась этому предложению и принялась с деловитым видом поправлять зеленые крылья  попугаев.
Федор придвинулся к ней, и нежно погладил шею жирафа. Длинная шея жирафа протянулась по женской ноге, женщина невольно улыбнулась. 
  В дверь  постучались, и  Федя весело крикнул:
 - Входите. Наверно это Снегурочка пришла с подарками.
В комнату вошел Саша. Он удивленно посмотрел  на  клочки лисьей шубы; чуть дольше задержал взгляд на африканском платье Инги, затем повернулся к профессору:
- Это дядя Федя, вам шубу порвал?
- Нет. Эта шуба, подверглась нападению волков.
- А, вы сами, я вижу, совсем не пострадали, - удивился Саша.
- Меня спасло ружье Агаты. Оно, совсем не стреляло, но я пользовался им, как дубиной. Хотя, и дубина-то из этого ружья, оказалась гнилая. В пылу битвы, надвое развалилась. Не знаю, что буду Агате отдавать, - пояснил профессор, и поинтересовался, - Ивана нашли?
- Нет. Как сквозь землю провалился, - покачал головой Саша.
- Федя говорит, что девица из сарая исчезла. Вы не знаете, куда она подевалась? – спросил Милорадов.
- Пропала? Кому она нужна? Меня эта девица вообще не интересует. У меня голова кругом – отца убили, и дед пропал.
Я вот зачем к вам  зашел.  К нам  Марина заезжала, и сказала, что в день сватовства, дедушка уехал, а потом назад возвращался. Вы когда на улицу выходили, видели его?  Может,  он вам что-нибудь сказал? Куда он поедет, или еще что-нибудь.
- Нет, я его не видел, - покачал головой профессор
- А, Вы, Инга видели? – спросил Саша.
- Нет, не видела. Я вообще на улицу не выходила.
- А, Вы княгиня?
- Нет, не видела.
 - Никто не видел, - грустно протянул Саша.
- А, я видел батю, - радостно воскликнул Федя.
- И что он тебе сказал? – вскинулся Саша.
- Он сказал, что сейчас этой кикиморе Маринке голову оторвет.
- За что?
- Не знаю. Наверно за то, что она за батю, замуж собралась, а сама с Димкой целовалась.
- А еще дедушка, что сказал?
- А, еще он сказал: «Иди отсюда дурак,  не путайся под ногами!» И я пошел танцевать.   
 Саша махнул рукой, и пошел к выходу. Княгиня, глядя на его спину, вспомнила про письма девиц, остановила его, и вручила  письма от Маши и Насти. Парень  недовольно поморщился, но все же  взял их.
  После его ухода, наступило молчание. Огонь в камине догорал, и профессор подбросил дрова. Березовые дрова были сыроваты, и долго не разгорались. Наконец огонь вспыхнул, и озарил алым сиянием задумчивые лица, и африканскую саванну на платье. Федя опять погладил шею жирафа, и ногу женщины. Инга задумчиво посмотрела на него, затем погладила  по голове, и с хитрым видом, спросила:
- Федя, как ты думаешь, кто убил Дмитрия?
- Не знаю, - пожал плечами он.
- Ну, скажи Феденька, я никому не скажу, - кокетливо спросила она, и медленно  провела рукой по его спине.
- Агата убила, - улыбнулся Федя.
- Мама! Не верю! -  прошептала Инга, и глаза ее наполнились слезами.
- Не плачь, Инга. Я пошутил. Диму убил Степан… Или Роман… Или Маша с Настей… а может, Лена?
- Лена? Жена Дмитрия? Она же пропала много лет назад, - не поверила Инга.
- Лена провалилась под землю, а теперь выбралась, и убила Диму, потому что она стала ведьмой. А может, ведьма Зинаида - это Лена, а Лена - это Зина? – задумчиво пробормотал Федя.
- Хватит ерунду молоть, - возмутилась Басманова, и более спокойно продолжила, - Федя, как ты думаешь, Саша женится на Маше?
- Не-е-е, никогда  не женится. Саша послезавтра поедет с Мариной венчаться.
- Опять чушь городишь. Он что, отца похоронит, и тут же поедет  веселиться на свою свадьбу?
- Я правду говорю. Саша сегодня сказал Марине, как папу похороню, так сразу поедем венчаться, - обиделся Федя.
   Инга  стала зевать, а затем поднялась, и стала вежливо выпроваживать Федю из гостиной. Он не хотел уходить. Она решительно взяла его под локоть, вывела из гостиной, и вышла сама. Скоро она вернулась, и сообщила, что идет спать. Саша предоставил ей свободную комнату, на втором этаже, в бывшей спальне Елены. 
   После  ухода Инги, они  некоторое время молча смотрели на огонь, и каждый думал о своем. Василию надоело спать на полу, он забрался на колени профессора, свернулся клубком и монотонно заурчал. Профессор  откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, и под «песню-мурки» Василия,  начал засыпать. Неожиданно, княгиня ударила его по колену, и  воскликнула:
- Алеша,  кто же убил Дмитрия?
Он вздрогнул, и полусонно пробормотал:
- Не знаю, и может быть, мы этого никогда не узнаем.
- Никогда! Никогда! Никогда! И невинная Зинаида пятнадцать лет проведет в остроге! Алеша, твоя  святая обязанность – найти убийцу – иначе я…я…я с тобой не буду дружить!
- Душенька моя, я тоже хочу освободить невинную ведьму, но я же не господь бог. Я обыкновенный профессор истории.
- Но раньше, ты находил преступника! – возмутилась Катя.
- Я находил случайно. Преступник сам рвался ко мне в руки. А здесь, у меня ум за разум заходит. Все лгут. Один дядя Федя говорит правду.
- Значит, и здесь, ты будешь, делать так, чтобы убийца сам  рвался к  тебе в руки.
- И что мне надо для этого делать?- вяло заинтересовался он.
- Что? Сейчас придумаю. Завтра я всем скажу, что ты знаешь, кто убил Дмитрия. Преступник попытается тебя убить, и мы его поймаем, - радостно сказала княгиня.
- Катенька. А может, ты меня сразу убьешь, чтобы я не мучался. Я же не могу, изображать ловца и подсадную утку, одновременно.
- Можешь. Я знаю, что ты все можешь, - заупрямилась она.
- Катенька, ради тебя, я сделаю все. Только не надо говорить всем, что я нашел убийцу. Лучше, я буду искать его тихо, тайно, секретно. Поверь мне, так будет лучше.
- Но это будет долго. А, я хочу Рождество отмечать дома.
- А, если ты,  будешь торопиться, то будешь праздновать Рождество  одна, без меня.
- А ты где будешь праздновать? С другой?
- Я буду праздновать на том свете со святым  Петром. Так что, никому ничего не говори. Успокойся, мой свет,  я уже иду по следу убийцы.
- Уже идешь по следу? - обрадовалась княгиня и захлопала в ладоши.
  Полусонный Милорадов обреченно кивнул головой, взял сонного кота,   поставил его на пол и поднялся с кресла. Полусонный Василий с гордым видом побрел спать в спальню, и обыкновенный профессор пошел по его следу.

Наступило ясное морозное утро. Профессор, привыкший вставать в восемь утра, открыл глаза, и повернулся лицом к стене. Он ожидал увидеть рядом спящую Катю, но ее не было - на ее подушке спал наглый Василий, и профессор, как ужаленный соскочил с постели. Сердце сжала тревога. Княгиня обычно спала до одиннадцати часов, и  только в исключительных случаях, поднималась раньше этого времени. Сегодня ничего исключительного, вроде бы не случилось, а если и случилось, то без его ведома.
  Он торопливо накинул бархатный вишневый халат, всунул ноги в домашние туфли и выбежал в гостиную. В гостиной Кати   не было, и он вышел в коридор. Где искать ее, он не знал, но по какому-то наитию пошел на кухню. Иногда княгиня любила перекусить, в неурочное время.
   Милорадов заглянул в приоткрытую дверь кухни. Пожилая остроносая кухарка стояла у раскаленной печки, и большой деревянной ложкой помешивала овсяную кашу. Дядя Федя сидел возле нее, и учительским тоном учил ее варить  кашу.
   Кухарка  стояла боком к двери, и профессор видел ее зло поджатые губы. Федя поднялся с табурета, и с видом знатока заглянул в чугунок с кашей. Кухарка, исподтишка, треснула его деревянной ложкой по затылку. Потомок Ивана Грозного ойкнул, и обиженно по-детски посмотрел на нее. Она пожала плечами - делая вид, что ничего не видела, и кто его стукнул, не знает. Тем не менее, Федя забрал у нее ложку, и, недовольно бурча, вышел в коридор.
   Увидев профессора, он обрадовался, и подарил ему на Рождество деревянную ложку. Милорадов взял ложку, и, не зная, куда ее девать, засунул в карман. Длинный черенок неудобно торчал из кармана, но он решил не обижать человека, и поблагодарил Грозновича за отличный подарок. Федя расцвел, и пообещал подарить ему еще что-нибудь. Профессор мысленно взмолился, чтобы даритель  больше  ничего ему не дарил. Алексею Платоновичу не хотелось собирать  в своей гостиной  ложки и поварешки хозяев усадьбы.
   Федя довольный ушел, и  профессор, немного подумав,  решил сходить к Инге, возможно Катя пошла к ней. Конечно, обычно люди так рано в гости не ходят, но княгиня, была необычный человек, за что, он ее и любил. Милорадов поднялся на второй этаж, прошел до покоев исчезнувшей жены Дмитрия, и тихо постучал. Один раз постучал, два… три… Наконец, Басманова, одетая в африканское платье наизнанку,  открыла дверь, выглянула в коридор, оглядела пустынное пространство, и втащила его внутрь со словами:
- Тут надо быть осторожнее, а то наши помещики из мухи слона сделают. Насочиняют потом, что мы с вами любовники. Что так рано? Что-то случилось?
- Катя пропала. Я думал, она к вам пошла, - уныло пробасил он.
- Ко мне? Пропала? Надо идти ее искать! – взволнованно сказала Инга.
- Я хожу, ищу. Раз у Вас, ее нет, я пойду искать дальше.
 В этот  момент, в комнату громко постучались. Инга испуганно вздрогнула,  приложила палец к губам и прошептала:
- Молчите! Если вас здесь увидят,  то опозорят меня, и прокатят  по всей Ивановской.
   Инга и профессор застыли. В дверь постучали еще громче и требовательнее. Они молчали. Постучали еще раз. Они молчали. В дверь несколько раз, пнули ногой. Они молчали.
Внезапно, из-за дверей донесся голос Кати:
- Инга, открой дверь. У меня появилась идея. Я, кажется, знаю, кто убил Дмитрия.
Профессор потянулся к ручке двери, но Инга, схватила его за руку и прошептала:
- Вы что хотите, чтобы Катя,  сейчас вам золотые кудри повыдергивала? И мне кстати тоже.
- Но я ничего не делаю, - еле слышно и грустно, сказал профессор.
- Вот поэтому, и выдернут. Если бы мы что-то делали, то никто бы сюда не пришел.  Обычно жены узнают об измене последними.
- Но я же просто стою у дверей, - удивился он.
- Теперь, уже в это никто не поверит. Какой позор! Я обесчещена до самой смерти!
Видимо, Катя стала уходить. Слышно было стук ее удаляющихся каблучков. Но где-то рядом,   раздался веселый голос Феди:
- Катенька, милочка, мон амур, стучите громче. Они наверно вас не слышат.
- Они? – удивилась Катя, и продолжила, - у Инги кто-то есть?
- К ней профессор пришел. Наверно, они сели в карты играть и заигрались.
Ревнивая княгиня взвилась до потолка:
- Заигрались! Игруны! Я сейчас им так поиграю, все ручонки оборву. Федя неси быстрей лом, я сейчас  дверь выломаю, и всем игрокам, по башке накостыляю!
- Я бегу-у-у, - радостно закричал Федя. Голос его удалялся.
   Милорадову стало плохо, сердце сдавило, закружилась голова, и он привалился спиной к холодной стене. Он еще никогда не попадал в такое нелепое и смешное положение. А если, когда-то в молодости, и попадал, то тогда, хотя бы там, было за что отвечать. А тут, полная нелепица, нонсенс - постоял пять минут у дверей, а ему за это ломиком по башке накостыляют.
  Инга побледнела, прикусила до крови губу, потом, словно, что-то вспомнив, вспыхнула, схватила его за руку, и потащила в спальню.
 В просторной лиловой спальне, женщина добежала до узкой высокой картины полуобнаженной богини Европы, толкнула выпуклость на золоченой раме – дверь  распахнулась, и она втолкнула профессора  в просторное смежное помещение.
   Дверь  громко захлопнулась, и он огляделся. С этой стороны, на двери тоже была картина – полуобнаженный мускулистый Атлант поддерживал  землю, а может быть, и мифологическую Европу, потому, что земля была нарисована, в виде, свернувшейся клубком женщины.
  Милорадов оторвал взгляд от Атланта, и осмотрел комнату.  Это была мужская спальня – на стене висело хорошо смазанное современное  ружье, и чучело -  большая голова оленя с ветвистыми рогами. Скорей всего, эта спальня принадлежала Дмитрию, и потайная дверь объединяла спальни мужа и жены. В его усадьбе,  была точно такая же дверь. Хотя, они с Катей, всегда спали вместе.
  Зачем эту общую дверь закрыли картинами, было непонятно, но профессора заинтересовало другое: откуда Инга, могла  знать про эту, практически невидимую дверь? Последние тридцать лет:  соседи постоянно ругались из-за бесполезной Осиновой пустоши; друг с другом не общались; в гости друг к другу не ездили; и Басманова, никак не могла  побывать в этом доме. И тем более, так хорошо ориентироваться в чужой спальне.
   Милорадов, решил зря время не терять, и начал торопливо осматривать помещение. Вдруг, он здесь найдет разгадку, убийства Дмитрия. Но спальню, уже успели прибрать, опустошить и очистить, от всего, что принадлежало хозяину этой комнаты. Возможно – это были слуги,  и прибрались они, по приказу хозяев. Поэтому осмотр спальни завершился быстро. Все шкафы и комоды, были пусты.
   В смежной спальне,  послышались громкие голоса, и он ринулся  ко второй   двери, которая должна была соединять спальню и гостиную Дмитрия. Профессор толкнул дверь, но она была закрыта со стороны гостиной. Он несколько раз, пытался плечом  выбить дверь. Но все было напрасно. Русская дубовая дверь стояла непоколебимо, и он, положившись на судьбу,  сел на дубовый стул.  Мужская спальня – это не уже женская,  и теперь, он может оправдаться перед Катей, что проводил здесь научно-следственные изыскания.
  За стеной, в женской спальне, послышался разъяренный  крик княгини:
- Где он? Выходи! Я все равно тебя найду! Выходи изменщик проклятый. Выходи гад ученый!
Следом послышался лепет Инги:
- Екатерина, не глупи. Его здесь нет. Как ты могла такое на меня подумать? Я была о тебе лучшего мнения.
- Подлая гадина! Федя сам видел, как Алеша к тебе входил.
- Федя? Нашла, кому верить. Завтра он тебе скажет, что твой профессор на луну полетел, и ты ему поверишь? – оправдывалась Басманова. Затем, послышался характерный грохот, как будто, за стеной, передвигали и роняли мебель. Наступила тишина, и опять послышался  отчаянный голос Кати: 
- Его нигде нет.
- Вот видишь, его нигде нет. А Феде, наверно  померещилось. А, может, ему это приснилось? – с нескрываемой радостью, сказала Инга.
Княгиня сердито спросила:
- Федя, ты точно видел, что Алексей Платонович сюда вошел?
- Видел, видел, - радостно подтвердил он.
- А где же он? Его здесь нет. И с окна ему не выпрыгнуть, окна на зиму заклеены, и все целое.
Федя не унимался:
- Катенька, я правду говорю, профессор тихо-тихо постучался к Инге, и  она затащила его к себе. Мне кажется, он даже не хотел к ней идти, а она вцепилась в него, и силой втащила.
- Так где же он? Я от двери ни на шаг не отходила, - недоверчиво протянула Катя.
- Был, он здесь, был. Видишь,  мой подарок на полу лежит. Это я ему ложку подарил, - пояснил Грознович.
- Ложку? Зачем Алеше ложка? – удивилась она.
- А, ему понравилась ложка кухарки. Он сказал мне, что эта ложка хорошая, красивая, царская. Он, о, такой, всегда мечтал.
Тут снова вмешалась Инга:
- Катя, ты только послушай, какую чушь он городит. Ты можешь представить, чтобы твой профессор, стал расхваливать  деревенскую ложку? И еще говорить, будто он всю жизнь мечтал о такой ложке?
- Да, странно это все. У нас дома, есть его любимая серебряная ложка -  из  сервиза князя Ярослава Мудрого. Я сама ее купила, у татарского князя Мухтарова.
- Вот видишь! У профессора есть серебряная ложка, самого Ярослава Мудрого. Неужели, он будет выпрашивать у Феди деревянную ободранную поварешку. Да ее пора уже выбрасывать в печь, на растопку.
  Но  княгиня была упорна, и не успокаивалась. Что впрочем, нисколько не удивило профессора - если Катя пошла напролом, то будет идти, пока не проломит китайскую стену. Екатерина сменила тон, и ласково спросила:   
- Феденька, а здесь есть какой-нибудь секретный выход? Потайная дверь? Или потайной лаз?
Профессор замер, и хрустнул пальцами. Он был уверен, что Инга,  там за стеной, замерла от страха.
После некоторого молчания, Федя задорно сказал:
- Вот же выход.
- Это выход, по которому мы все вошли. А другой, секретный выход есть? – упорствовала Катя.
Опять тишина…и следом радостный голос Феди:
- А, можно в этот камин залезть, и на крышу вылезти.
- В каминную трубу  человек не пролезет, да и не будет Алеша по трубам лазить, - заявила княгиня,  и после некоторого молчания,  громко продолжила, - я же говорила, что он не влезет сюда! Посмотри, какая узкая труба. Тут, только  маленький ребенок  пролезет, и то с трудом.
Вновь заговорила Инга: 
- Катя, ты долго будешь слушать этого дурного дядю Федю? Сама подумай, куда мог деваться твой профессор? Не было его здесь. А, ты, Федя иди отсюда,  и голову нам не морочь.
- Ой, я вспомнил, - весело воскликнул Федя, и деловито продолжил, - если в Европу войти, то можно к Диме уйти.
Профессору опять стало плохо. На потайной двери,  с той стороны, была нарисована мифологическая Европа, срисованная с древнегречекой мозаики, найденной в  македонской Аркадии.
  Княгиня, слава богу, эту мозаику - Европу никогда не видела, и поэтому недовольно фыркнула:
- Федя, хватит мне голову морочить. Дмитрий умер – он уже на небе летает, и мы пока к нему не пойдем.  И, Европа, здесь ни при чем.  Мы и так, в этой Европе находимся, и входить в нее не собираемся. Иди, Федя,  к себе в комнату, иди миленький. Зря, я дура, с тобой связалась. Теперь самой неудобно. Прости меня, дорогуша. Прости милочка.  Я очень виновата. Прости.
 В голосе Инги послышалась досада:
- Извините, дорогая княгиня, но после этого случая, я даже не знаю, как к вам относиться. Какому-то дурочку поверили, а мне нет. Я думала, Вы моя подруга, а вы...
Инга зарыдала, и Катя принялась ее успокаивать.
   Наконец, там наступила тишина. Потайная дверь открылась, и в спальню Дмитрия заглянула встревоженная Басманова. Увидев профессора, она  удивилась:
- Я думала, Вы давно уже ушли.
- Я не мог отсюда выйти. Дверь с той стороны закрыта.
-  Ужас! А если бы Катя, сюда вошла! Подождите меня здесь. Я вас сейчас с гостиной открою, а то дядя Федя у моих дверей вас караулит. Он не верит, что вы испарились. Иногда мне кажется, что он не такой уж дурак.
- Стойте! Я хочу с вами поговорить, - твердо сказал Милорадов.
- Сейчас?
- Да, сейчас. Откуда вы знаете, про эту потайную дверь?
  Инга вошла в спальню, закрыла за собой дверь, обвела комнату задумчивым взором, задержала взгляд  на ружье, и обреченно пробормотала:
- Много-много лет назад, Дмитрий был моим любовником. И я попала в такое же положение, как и вы. Лена неожиданно вернулась из Владимира, и пошла похвастаться покупками к мужу. Она вошла в его гостиную, и постучалась в спальню. А, там была я - в неглиже. Дима, открыл эту дверь-картину, и я перешла в женскую спальню. И так же, как вы, потом не могла выйти оттуда. Дверь в Ленину гостиную, была закрыта.
  Дмитрий выпроводил свою жену, и тоже подумал, что я уже ушла. Лена вошла в свою гостиную, стала там ходить, разбирать покупки. Потом к ней пришел  Дима. Я слышала их голоса и тряслась от страха. Лена  могла войти в свою спальню в любую секунду, и мне пришлось за несколько минут, отгадать секрет этой двери. Впрочем, он был не очень сложный. Вблизи хорошо видно, на что надо нажимать. В общем,  вернулась я в  спальню Дмитрия, и выбежала в коридор.
- А куда пропала Лена?
- Не знаю.
- Может, она узнала, что вы с ее мужем, любовники, и покончила с собой?
- Вряд ли. После меня, у Дмитрия было еще двадцать любовниц.
Да, и Лена, не была образцом нравственности.
- А, кто был ее любовник?
- Я не знаю. Лена ездила к нему во Владимир. И ее любовника, я никогда не видела.
- Дмитрия убили Вы? – огорошил профессор.
Инга побледнела, и возмущенно крикнула:
- Нет!!! Зачем мне его убивать? И еще таким зверским способом! Ужас, как вспомню, у меня кровь стынет в жилах. Если бы я хотела, его убить, то давно бы подстрелила на охоте. Дима очень любил охотиться, наши леса  рядом, а я неплохо стреляю. Так, что вы зря меня подозреваете. Идите-ка лучше к себе, пока Катя  в столовой. Она из-за всей этой кутерьмы, по-зверски  проголодалась.
   Инга торопливо ушла. Скоро открылась дверь   в гостиную Дмитрия. Инга встала в дверях, и попросила Милорадова, сразу в коридор не выходить. Сначала она уведет  Федю, подальше отсюда.   
   Профессор вернулся в свое временное жилье, лег на лебяжью перину, посмотрел в небесно-голубой потолок, и почувствовал, как с его плеч, свалилась неимоверная тяжесть. Он уже не в том возрасте, чтобы подвергаться таким опасным приключениям. Вчера вечером, его чуть не съели волки. А, сегодня утром, Катя, чуть не поймала его в спальне с другой женщиной.
   Дома было спокойнее. Местные волки, обходили его стороной, а чужие женщины не затаскивали его в свои покои.  Он, с горьким вздохом, вспомнил свое милое Милорадово,  и сердце его наполнилось любовью, грустью и тоской по дому. Наполнилось такой щемящей, радостной, светлой грустью, которая бывает, только при воспоминании, о своей маленькой крохотной Родине, под названием родной ДОМ.
    Профессор грустил и улыбался. В спальню заглянула княгиня, и поинтересовалась:
- Алешенька,  где ты был? Я тебя искала по всему дому, и даже во дворе все сугробы перерыла, - пошутила княгиня.
- Я проводил обыск  в покоях Дмитрия, - честно сказал он.
- Что-нибудь интересное нашел?
- Нет. Ничего не нашел.
- Опять ты от меня все скрываешь, - обиделась она.
- Катенька, душенька моя, пока мне нечего скрывать. Ты знаешь то же, что и я.
- Тогда я иду к Инге. Мы с ней пытаемся выяснить, кто убил Дмитрия.
- Вы уже помирились? – проговорился он.
- А, откуда ты знаешь, что мы ругались?
- Не скажу - это секрет.
- Не смеши меня. Секрет! Это дядя Федя тебе  рассказал. Да, мы уже помирились.  Я была глупой, раз поверила этому дурачку, что ты можешь  променять меня  на другую.
   Княгиня ушла к Инге. Потом вернулась с тремя овинными шубами, пошитыми на деревенский манер, мехом внутрь. Шубы были староваты, мешковаты, но купить новые здесь было негде. А ехать по морозу, во Владимир было лень.
   Княгиня прогнала весь сон. Он поднялся с лебяжьей перины, и пошел к Саше. Саша тоже лежал на кровати и, задумчиво  смотрел в небесно-голубой потолок.  Увидев профессора, он не стал подниматься с постели, лишь повернул голову. Милорадов сел в кресло, напротив кровати, и попросил молодого человека, отдать ему  письмо Ивана Грозного. Иван Грознович, обещал ему отдать этот исторический документ, в обмен, на некоторые условия, которые профессор обязательно выполнит. Саша недоуменно пожал плечами, и посоветовал ему, искать это письмо самому, в покоях деда. Он, про это письмо никогда не слышал, и где оно не знает.
   В спальню к Саше зашел хмурый Антон. Он искоса и недовольно посмотрел на гостя. Профессор еще раз рассказал Антону  про письмо Грозного, но и тот, ничего о нем не знал. Милорадов расстроился. Неужели, Иван обманул его? Ах, как некрасиво. А, если старик говорил правду? И все же, немного подумав, он решил поискать это письмо, и  попросил Антона проводить его до покоев дедушки.
   Покои Ивана Грозновича состояли из трех просторных комнат: спальни, увешанной двумя десятками старинных позолоченных икон; гостиной, уставленной бронзовыми статуэтками, полуголых греческих богинь; и кабинета, с множеством  старинных пыльных книг и одним чучелом огромного волка с желтыми стеклянными глазами. Профессор решил начать поиски с кабинета, и  углубился в привычную работу исторического червя, а волк злобно наблюдал за ним из угла.   
   Катя  позвала его на обед, но он отказался, и продолжил пыльную работу. После обеда, в кабинет торжественно вошли Катя, Инга,  и смущенная незнакомка - пожилая горожанка в старенькой каракулевой шубенке и оренбургской шали. Катя представила ее – Седова София Семеновна, усадила в кресло, и пояснила, что София  пришла по объявлению, поданного Иваном.
   Княгиня села за письменный стол, приготовилась к роли урядника, и принялась расспрашивать Софию:
- Как вы говорили, эту девушку зовут?
- Если она не врала, то Мария Янковская, - быстро ответила София.
- Вы нам все расскажите об этой Янковской, а мы решим, эту девушку мы ищем или нет.
- Конечно, эта та девица, которую ищет ваш богатый кавалер дядя Федя: и шубка у нее была белая заячья, и платье зеленое бархатное, и колечко с зеленым камушком. 
- У Янковской  черные волосы и серые глаза?
- Да, черные волосы и серые глаза.
- А как она к вам попала? – продолжила допрос Катя.
- Как обычно. Я бедная вдова, у меня трое детей, вот я две комнатки, в пристройке, и сдаю. Янковская пришла ко мне с улицы, сняла комнату на два дня, полдня пробыла в комнате, потом ушла и пропала.
- А, вещи она взяла?
- Самое, странное, ее сундучок до сих пор  в углу стоит. Уже и два дня прошло, и больше, а она все не приходит. Я уже боюсь, а вдруг ее лихие людишки убили? Но вы мне все равно, вознаграждение оплатите. Я же вам нашла эту девушку, и имя ее назвала – Мария Янковская. А теперь, пусть ваш кавалер сам ее ищет. Вот повезло-то девке. Не сказать, чтобы красавица, а кавалера богатого нашла.
- Скажите, а из какой она семьи? Порядочной? – спросила княгиня.
- Откуда же я знаю. Я с ней, пять минут поговорила, а потом мой младший сынок руку порезал, и я побежала руку бинтовать.
- Значит, вы ничего о ней не знаете, - расстроилась она.
- Конечно, не знаю. Не буду же я, всех своих жильцов опрашивать: какая, ваша семья, да сколько у вас денег в кошельке. Так все жильцы от меня сбегут. Я, вам имя сказала, так что платите мне обещанное  вознаграждение. Я в такую даль приехала, - Софья принялась плакать. Профессор сходил в свою гостиную, взял из портмоне ассигнацию, и вручил Седовой  щедрое вознаграждение.
Софья перестала плакать, улыбнулась,  крепко сжала ассигнацию в ладошке, и пробормотала:
- Ну, я поеду домой, а то дети малые заждались.
- Подождите, София Семеновна, мы вас сейчас накормим, а то вам далеко ехать,  а на улице мороз, - она повернулась к профессору:
- И где же нам искать  родных Марии?
- Да, трудная история. Если искать Марию Янковскую - двадцати, двадцати пяти лет, то таких Машенек, можно на Руси десять тысяч найти. И некоторые из них, убежали из дому: кто с купцом, кто с уланом, кто с разбойником с большой дороги, - пожал плечами  он.
- И никаких примет… одни сапоги, расшитые поверху бисером. Смешные  сапоги… - обреченно вздохнула Катя.
Инга радостно вскрикнула:
- Сапоги, расшитые бисером? Да это же самое главное. Такие сапоги носят женщины Севера,  татарки, башкирки, калмычки, бурятки и многие другие народы. У меня дома книга есть «Национальные орнаменты России» Бакшеева, нарисуйте мне точный орнамент, я съезжу домой, посмотрю в книге, и  скажу вам, откуда она приехала.
Катя вскочила и принялась искать в письменном столе цветные карандаши. Инга бросилась ей помогать. Они мешали друг другу. София укоризненно посмотрела на их лихорадочные поиски, и протянула:
- Можете ничего не искать. Она приехала из Казани.
- А, почему вы сразу не сказали, - обиделась Катя.
- А, вы не спрашивали.
- Я спрашивала, - возмутилась детективная дама.
- Вы спросили, порядочная ли у нее семья, а откуда она приехала не спросили. И я забыла это сказать. Сейчас только вспомнила, Янковская оплатила мне проживание, и сказала, что ее Казань намного красивее зачуханенного Владимира. Вот и все, о чем мы с ней поговорили. Больше ничего не знаю о ней.
- Казань – это уже легче. Будем искать Марию Янковскую в прекрасном городе  Казани, - деловито сказала Катя, и, с чувством выполненного долга,  повела Софию в столовую. Инга ушла за ними. Профессор поработал еще полчаса, совсем задохнулся от книжной пыли, и пошел отдыхать к себе.
  Он полежал десять минут на постели, и  встал. Милорадов  не любил отдыхать -  ему быстро надоело валяться без дела, и он никак не мог понять, как некоторые люди,  годами валяются в постели, и ничего не делают.
  Замерзшая девушка и убитый Дмитрий, не давали ему покоя, и профессор решил всерьез взяться за расследование. А, в перерывах, между расследованием, искать письмо Ивана Грозного.
  Для начала, он сел за письменный стол, и   по памяти, на отдельных листках, записал показания свидетелей в двух вариантах. Первый вариант: показания данные свидетелями вечером, сразу после убийства. Второй вариант: показания этих же свидетелей, данные утром уряднику Никифору. Закончив работу, он разложил листки попарно, по именам,  и принялся изучать. Профессор: читал, изучал, сличал, выискивал неточности, погрешности, ошибки… В итоге, он пришел к выводу, что без знания точного времени убийства, определить, кто из свидетелей совершил преступление, почти невозможно. К тому же, многие женщины,  лгут, чтобы избежать, обвинения в  распущенности, а мужчины лгут, защищая их. 
   Закончив эту кропотливую работу, он ничего не выяснил, и решил заняться девицей Янковской. Сначала, он стал гадать на кофейной гуще,  зачем Мария приехала сюда на два дня из прекрасного города Казани. Сам профессор  в Казани бывал, и был согласен с Марией, что город очень красив. Впрочем, провинциальный Владимир, тоже по-своему хорош.
   Казань засела в голове и мешала думать. Казань… Казань… Каза-а-а-нь…
Зачем Янковская приехала из Казани во Владимир?
Но единственное, до чего он додумался, это вспомнил завоевание Иваном Грозным Казанского царства. Чтобы не терять даром времени, Милорадов сел за написание статьи для исторического журнала, которую в свете последних событий совсем забросил.
Он взял перо, открыл чернильницу, и по белому листу побежали исторические мысли.
   « Завоевание Казани имело огромное значение для народной жизни. Казанская орда наносила огромный вред русскому государству, набеги татар на русские поселения, разоряли дотла хозяйства и уводили в плен много русских людей. Но начнем с предЪистории войны.
  В тот исторический момент, Иван Грозный не собирался начинать серьезной войны с Казанью. Он был молод и счастлив в семейной жизни, а война, это возможность смерти. Кроме того, Иван в это  время занимался  внутренней государственной реформой, или точнее сказать, это была – местная перестройка. Под его руководством, в союзе единомышленников, был исправлен старый, не отвечающий современным требованиям, «Судебник», и составлен «Стоглав», - сборник постановлений канонического характера.
   В это же самое время, в Казани бурлила яркая политическая жизнь. В Казани было две партии: прорусская, капитулянтская, и антирусская, ориентированная на турецкого султана. Антирусскую партию правильней было назвать фантазерской, потому что турецкий султан, владения которого, ограничивались побережьем Черного моря, оказать военную помощь Казани просто не мог. Тем не менее, сторонники Турции одержали верх. Они спровоцировали войну с Россией, и поплатились за свои амбиции, собственными жизнями, и самой Казанью (1552).
   ….Началась война, которая  закончилась победой русской армии. По окончании войны были освобождены до 100 тысяч русских пленных. В татарской Казани был построен русский город, но при этом значительная часть татарского населения уцелела. Конечно, не стоит идеализировать наших предков, но мусульманский гнет с его рабовладением, и постоянной работорговлей по Волге были гораздо тяжелее для татар, чем дань Москве. С приходом русских, уже никого из жителей татарского царства не хватали, и не продавали в рабство в Турцию или Персию.
   Казанское царство многие столетия,  являлось барьером, для расширения русского государства. После взятия Казани, в течении, всего 20 лет она была превращена в большой русский город; народная масса потянулась на богатые земли Поволжья и Западной Сибири. Громадные пространства, никем не обрабатываемых земель, были замирены московской властью и освоены народным трудом.   К тому же завоевание низовьев Волги вывело русских к Каспийскому морю и Кавказу».
*Платонов «Полный курс лекций по Русской истории».стр. 116
* Лев Гумилев «От Руси к России».

Поставив жирную точку на Казани, профессор встал, и отправился к Инге. Именно она, могла помочь открыть ему казанскую тайну. На последней строке  хроники Ивана Грозного, он вспомнил, как Агата, говорила, что ее дочь знает все.
   Инга и Катя шушукались на диване в уголке. Дядя Федя сидел рядом с ними на зеленом персидском ковре,  и играл в оловянные солдатики, расписанные разноцветной эмалью. Во время игры, он что-то нечленораздельно бормотал себе под нос, и тогда женщины, объединившись, пытались его выпроводить к себе в комнату. Но дядя Федя никуда не хотел уходить. В ответ, он так добродушно, по-детски улыбался, что дамы, тут же ему все прощали. В итоге дамское следствие и игра в солдатики мирно сосуществовали.   
  Профессор перешагнул через оловянную армию, сел напротив дам, и поинтересовался у Инги, кто из местных, когда-либо жил  в Казани, и у кого из местных дам, есть золотое колечко с маленьким изумрудом. Басманова на минуту задумалась, и скоро сообщила, что ее племянница Анна, некоторое время жила со своим уланом в Казани. Там квартировал его полк. И   кольцо с изумрудом, тоже принадлежит Анне.
  Милорадов горячо поблагодарил Ингу, и пошел в библиотеку искать  письмо Ивана Грозного. Дядя Федя увязался за ним, и принялся дарить ему по дороге своих солдатиков. Профессор не хотел брать хозяйские подарки, но Грознович начал сердиться,  злиться, лицо его налилось кровью, и Алексей Платонович, скрепя сердце, положил в карман сюртука, пять оловянных солдатиков.
  В библиотеке было все также тихо. Профессор кропотливо перебирал  архив Ивана. В приоткрытую дверь вошел рыжий Василий, свернулся клубком под письменным столом, и под его ласковое урчание, работа пошла веселее.
    Тишина продолжалась недолго. В гости к Грозновичам приехали семейство Басмановых, и родственники Резина, Африкан и Роман. В доме убиенного Дмитрия, стало шумно, весело, и профессор невольно поморщился. Он  заметил, что убийство Дмитрия, особо никого не огорчило. Словно умер, не ближний сосед, а далекий никому не известный африканский царь. Особенно профессора огорчало то, что сельские соседи, нисколько не утруждались, хотя бы изобразить печаль по умершему человеку. А уж, про исчезнувшего  Ивана, и вовсе  забыли.
  Скоро пришла  Катя и позвала его в столовую к гостям. Агата  и сваха Алиса устроила дружеский пир. Он отказался, но попросил княгиню, позвать к нему Анну. Ему надо срочно поговорить с ней. Милорадов  еще не понимал, что связывает дворянку Анну Басманову, и мещанку Марию Янковскую, но решил, во время беседы,  изображать всезнающего строго судью. Это не раз помогало ему со студентами питерского университета. Авось, поможет и сейчас.
   Сегодня Анна выглядела, намного веселее, чем в прошлый раз: на щеках играл румянец, глаза блестели. Впрочем, виноват в этом был   Африкан, чей веселый голос слышался из коридора.
  Басманова была в бальном платье розового цвета, хотя, в  траурном доме, было бы уместней черное одеяние. Впрочем, Милорадова не интересовало цвет ее платья. 
Он моментально, с грозным, и обескураживающим видом,  усадил даму, так, чтобы она видела за ним чучело злобного волка, сел напротив, и  впился в нее беспощадным, колючим  взглядом. Анна мгновенно  съежилась,   вжалась в спинку кресла,  на глазах заблестели слезы.
Профессор, не давая ей, время собраться с духом, сурово  пробасил:
- Сударыня, Анна, я знаю, что Мария Янковская, в тот самый вечер,  была у вас. Почему вы ее убили?
Последние слова он прорычал, чтобы ошеломить женщину. Он этого достиг. Анна вздрогнула, побелела, и торопливо, с явным страхом, зачастила:
- Я ее не убивала. Не виноватая я. Профессор, миленький, не верьте никому.  Я сама узнала, о  смерти Маруси, только недавно.
- Когда!
- На сватовстве у  Степана Резина. Это Федя  мне рассказал, что у него в сарае лежит в снегу живая Снегурочка в белой шубке. Сначала она, мол, лежала у их ворот, а потом перебралась в сарай.  Я сразу поняла, что это Маруся.
- Почему вы ее выгнали из дома, вечером, в мороз?
- Это не я, это бабушка выгнала. Маруся  наняла во Владимире кучера, он ее довез до нашей усадьбы,  ждать отказался, у него жена больная, умирает, и уехал обратно. Тогда она решила заночевать у меня. Слуга  Селиван сразу  провел ее ко мне в комнату, а потом доложил бабушке, что у нас незнакомая женщина, низкого сословия. Бабушка прибежала, и стала выгонять Марусю на улицу. Я ничего не могла сделать, тогда бы она и меня выгнала на мороз или в конюшню. 
  Потом мы разговаривали с Марусей уже за воротами. Она  попросила у меня денег, чтобы нанять в деревне кучера до Владимира. У меня денег ни копейки - бабушка и Инга не дадут,  я посоветовала ей, дойти до усадьбы Грозновичей, и попроситься к ним на ночь. Все-таки, мужчины не выгонят в морозную ночь, женщину. А утром она уедет до Владимира с каким-нибудь деревенским обозом.  Маруся, видимо не достучалась до них, или ей не открыли, и она замерзла у их ворот. И если кто и виноват в ее смерти – это бабушка.
- А теперь, Анна, расскажите, зачем Янковская приезжала к вам?
- Не знаю, - испуганно прошептала она, отвела взгляд, и профессор пошел ва-банк.
- А я знаю! Но хочу услышать это от вас.  Будете молчать, я сейчас же все расскажу кое-кому вашу тайну.
В этот момент, в кабинет заглянул веселый, пьяненький Африкан. Анна замолчала, и залилась красной краской. Милорадов извинился перед ним:
- Еще минутку, сударь, и ваша дама вернется к вам. У нас дело государственной важности.
Судейский чиновник, услышав государственную важность, важно кивнул головой, и скрылся. Профессор вновь обратился к женщине:
- Давайте не будем терять время. Ваш кавалер в любую минуту, может вернуться. Мне кажется,  вы имеете на него виды, и не стоит, чтобы он слышал наш разговор.
- Но раз вы все знаете… я все расскажу… А, вы никому ничего не расскажете? – замерев от стыда, прошептала она.
- Клянусь богом. К тому же, я очень скоро уеду отсюда, и вряд ли когда-нибудь вернусь в эти края. По крайней мере, вы меня не увидите никогда. 
- Это я сама виновата, что Маруся приехала сюда. Вы знаете, где мы познакомились с ней?
- Знаю, - для пользы дела, солгал он, и Анна, еле слышно, глотая слезы, стала рассказывать.
   Все равно мне это рассказывать стыдно. Но раз вы все знаете…
Мы с ней были в одном борделе, подруги – не разлей вода. Она меня утешала, и помогала мне, а я, наивная  дура, обо всем ей рассказывала: и где я жила, и кто мои родственники.
   Вы не верьте, кто говорит, что я сама туда пошла. Дело было  так. Мой муж проигрался в карты,  у него был огромный долг. А сами знаете, карточный долг- это святое или отдай деньги, или стреляйся. Тогда он уговорил меня, пострадать ради него - сходить на время в бордель, поработать там немного, а сослуживцам он скажет, что у меня бабушка заболела, и,  я уехала домой в поместье.  Потом он заберет меня из борделя, и будем мы жить дальше - долго и счастливо. Я согласилась.   Жалко мне его было – если я не пойду в бордель, то буду сидеть у его гроба, и знать, что я сама,  собственной рукой убила любимого мужа… тогда я его без ума любила, хотя он этого не стоил. Ведь он, женился на мне рассчитывая, на мое наследство. А наследства все не было…
   Я тогда тысячи оправданий себе находила:  много святых женщин ради мужа на эшафот шли, а мне всего лишь в бордель на время сходить… и распутницу Марию-Магдалину вспомнила. Если Христос ее простил, то и меня простит.
   В общем, согласилась я. Муж продал меня за хорошие деньги мадам Фатиме, расплатился с долгом, потом залез в новый карточный долг - денег уже неоткуда было взять, и он застрелился. Но я узнала об этом, намного позже. А когда узнала, сразу от Фатимы сбежала, кольцо обручальное с бриллиантом продала, и на эти деньги до дома добралась. 
  Месяца два назад, я получила от Маруси письмо. Пишет она мне, что замуж вышла за студента революционера. Он к ней в бордель ходил, влюбился, и решил ее перевоспитать. Забрал от Фатимы, и давай  книжки заставлять читать, учить уму-разуму, и в кружок революционный водить. Мол, теперь она свободная женщина, сама себе хозяйка, бога нет, черта нет, пусть совершенствуется, и становится новым человеком в борьбе за  райское общество.      
Я письмо прочитала, и позавидовала ей, что она замуж вышла, что муж у нее хороший,  умный, молодой. И я, дура, написала ей в ответ письмо. Будто бы я тоже вышла замуж, за богатого, красивого, молодого князя. Живем мы с ним, как два голубка, и он мне бриллиантовые ожерелья, каждый месяц дарит. Вот так, я и пострадала, за свою зависть.
   Марусе скоро надоел студент со своими книжками, и нравоучениями, но революционных идей, она уже нахваталась – именно тех, что ей нужны. Собрала она свои вещи, и ко мне поехала. Решила идти революционным путем - раз все богачи кровь людскую пьют,  поэтому я, должна с ней делиться, содержать ее, а  она будет лежать на моей кровати день-деньской и в потолок плевать. А если, я не соглашусь, с ней делиться, то она про меня, все моему князю и родственникам  расскажет.
   Напрасно я ей доказывала, что я все сочинила: и не замужем  я, и денег у меня ни копейки. Сама старые платья донашиваю, да чиню. Ведь все деньги  у бабушки.
   Маруся  мне не поверила. Дом ей наш показался царским. Сама она сирота, из глухого села. Потом в городе, у бедного чиновника  в служанках побыла,  а через два года в бордель перебралась. По настоящему богатых домов она никогда не видела,  поэтому и не поверила   мне. По ее уму, все помещики, как цари живут, и деньги лопатами гребут.
   Пристала она, как репей, чтобы я ей каждый месяц деньги выдавала, а она будет жить во Владимире, на моем полном пенсионе. Пока я ей  доказывала свою горькую правду, бабушка прибежала, и давай ее  выгонять за ворота.
  Я схватила Марусю под руку, за ворота  вывела, сняла со своего пальца колечко с изумрудом, и на первое время дала ей на житье. И сгоряча пообещала,  через две недели новые деньги привезу. Где я эти деньги возьму, не знала, но в тот момент,  единственное, что я хотела, это отправить ее подальше отсюда. В общем, отправила я, ее к Грозновичам, идти до них недалеко, а она  у их ворот замерзла. Я же об этом ничего не знала, и каждую минуту, тряслась от страха. Где мне взять деньги?
- Потом Вы убили Дмитрия и забрали его деньги, - утвердительно заявил он.
- Нет, нет.  Дядя Федя рассказал мне про Снегурочку, когда мы еще за столом сидели, и Дмитрий сидел напротив меня  живой. Спросите у Феди, если мне не верите.
  Я сейчас думаю - какой ужас! Маруся умерла, а я тогда от радости запрыгала. Вы наверно заметили, что я была счастлива.  И Африкан это заметил. Он думал, что я в него влюбилась, а я готова была всех расцеловать и его тоже.
- А труп Янковской вы украли?
- Да. Я хотела совсем избавиться от нее. Вдруг полиция начнет выяснять: кто она, откуда, к кому приехала – и все наружу выплывет. Я у бабушки из ларца, немного денег взяла; вороватому конюху Грозновичей заплатила -  он эту девицу подальше в лес отвез, и там захоронил. По крайней мере, я ему за это заплатила. А потом в церковь сходила, и все как положено, для отпевания грешной души сделала. Я подумала, какая разница, где  труп сироты будет похоронен. Вся земля божья. 
   В коридоре послышался голос  кавалера Африкана. Анна испуганно вскочила, и выбежала.
  Милорадов, облегченно вздохнул, одна загадка уже раскрыта. А девицу Янковскую, все же жаль - зря она связалась с революционерами. От революционеров, одни неприятности, тем боле в наших  российских суровых условиях.
   Гости усиленно мешали ему работать. Они, то по одному, то парами заходили в кабинет поболтать. Потом разбойник Роман, принялся пугать дядю Федю, интересным деревенским способом. Он привязывал: то скатерть, то веник, то женский веер, за ниточку, выходил из комнаты, и тянул этот предмет к себе. Дядя Федя, дико пугался движущихся вещей; кричал на весь дом, и бежал спасаться от самодвижущейся скатерти, веника и веера, к профессору. Африкану надоели крики, он накостылял Роману по шее, и отправил его с кучером домой. В итоге, подросток расплакался от обиды – ведь было так весело, а дядя Федя, расплакался от жалости к Роману.
  В свою гостиную профессор вернулся поздно. Катя, Инга, Саша, Антон  и дядя Федя сидели у камина и вели какую-то беседу. Он не прислушивался. В гостиной было неимоверно жарко. Профессор снял шерстяной  сюртук, и кинул его на свободное кресло. Из кармана сюртука выпали оловянные солдатики - уланы.
  Солдатики упали на пол. Один из них бравый улан, встал, как Ванька-встанька, и все обратили на них взор. Княгиня сдержанно улыбнулась. Инга удивилась. Антон  и Саша косо посмотрели на профессора,  и пришлось всем объяснять, что этих солдатиков ему подарил Федя. Федя захлопал глазами, и заявил, что эти солдатики у него пропали. Алексей Платонович не стал ничего доказывать, махнул рукой на дядю Федю, и пошел спать.
  В постели, глядя в окно, на звездное небо, он подсчитал, когда будут хоронить Дмитрия - получилось  через два дня, и он дал себе зарок,  до этого времени найти убийцу. Его зароки, часто не исполнялись, но так  было легче. Оставалась маленькая надежда, через два дня наконец-то отправиться домой.
   Следующие два дня пролетели относительно  спокойно. Профессор перебирал архив, потихоньку дописывал статью об Иване грозном, и продолжал свое умственное расследование убийства. Пока безрезультатно. Инга и Катя постоянно шушукались. Дядя  Федя бродил за ними, как теленок. По вечерам в гостиную приходили Саша с Антоном, и они вели беседы у камина. Профессора обязательно усаживали рядом, и просили его рассказывать разные исторические курьезы, и другие исторические сведения. Мужчин интересовал древний Рим, а женщин древняя Русь.
  Кроме того,  соседи вдруг сдружились, и без конца посещали  усадьбу Грозновичей. Сваха Алиса откровенно сводила молодые пары. Счастливый Африкан ухаживал за счастливой Анной. Роман Резин молча бродил с молчаливой  Грушей. Степан Резин крутился вокруг Марины. Марина пела, как соловей, и услаждал слух гостей. В общем, траурный дом, напоминал райскую обитель.
  На третий день, по православной традиции, хоронили Дмитрия. Сопровождающие  приехали с самого утра - и в этот день, старались изображать глубокую печаль.   
   Гроб установили на сани, обвязали веревками, чтобы он не свалился по дороге, и несколько саней двинулись в путь. День был теплый, солнечный, и бескрайние снежные поля сверкали  под лазурным небом. Отпевание состоялось в маленькой деревенской церкви, возвышавшейся на одиноком кургане. Отпевал Дмитрия рыжебородый молодой батюшка, с редким бархатным тенором, достойным питерского собора. Солнечные лучи проникали через верхние решетчатые окна, и косыми лучами ложились на темные старинные иконы,  на беломраморный потрескавшийся пол, и печальные лица присутствующих.      
  Похоронили Дмитрия  за церковью, на маленьком деревенском кладбище. У  могилы стояли  семейство Басмановых, Степан Резин, Роман, Груша, Африкан,  Марина Могилевская, две неизвестные дамы – старая и молодая, плакавшая навзрыд, и урядник Никифор. Несмотря на то, что он, уже посадил  ведьму Зинаиду в тюрьму за убийство, урядник грозно и подозрительно рассматривал на помещиков, словно видел их в первый раз, и те ежились под его колючим взглядом. Иван Грознович так и не нашелся, и словно для него, рядом зияла свежая глубокая могила, еще не припорошенная снежком.
  На другой  день, после похорон, Саша  и Марина  тайно, никому ничего не сказав, обвенчались, и когда в усадьбу, по новой привычке прибыли соседи - молодожены сообщили, о своем обручении, и о том, что это было желание покойного отца. Якобы, Дмитрий приснился им обоим в эту ночь, и приказал   срочно обвенчаться.
   Степан обиделся, что его не пригласили на венчание, и ему не удалось побывать на девятнадцатой свадьбе, но он решил быстро исправить это упущение, и погулять хотя бы на  свадебном пиру. Саша и Марина не собирались в дни траура, праздновать свадьбу, но ради Степана и его друга Африкана, пришлось накрыть праздничный стол. Приехавшая, чуть позже, Агата, узнав о венчании Грозновича и Могилевской,  люто обиделась,  и собралась вместе с внучками домой. Анна, вопреки ее воле  отказалась уезжать, и бабушка предупредила, что в ее дом, она больше не войдет. Пусть ночует в лесу. Анна, как будто ничуть не расстроилась, и это еще больше разозлило Агату.
   По слухам,   добравшись до дома, Басманова   прогнала бесполезную сваху. А сваха, Алиса, на другой день  распустила слухи, что была очень этому рада. Ей надоело сбивать ноги, и гробить  свое слабое здоровье, чтобы найти бедным дворянкам заморских принцев. Прослышав про это, Агата пообещала, свернуть свахе ее дурную пустую голову.   
   Агата умчалась, и в столовой начался малолюдный свадебный  пир. Профессор, чтобы не обидеть молодоженов, посидел за столом с полчаса, и, сославшись на работу, ушел.   
  До кабинета доносилось шумное веселье, развернувшееся за столом. Лишь к вечеру все стихло. Вскоре после этого, в кабинет пришла княгиня. Она сообщила, что все испугались волков, и остались ночевать. Профессор продолжал молча перебирать закладные  Ивана, и Катя,  зашедшая лишь на минутку, вдруг решила продолжить свое расследование, но уже вместе с Милорадовым. Она села на диван,  сняла с руки белые перчатки, небрежно кинула их на письменный стол, заваленный бумагами,  зевнула, и задумчиво пробормотала:
- Я думаю, ты зря отвергаешь параллель между Грозновичем и Иваном Грозным. Я уверена, Иван Грознович убил своего  сына Дмитрия  и сбежал в Париж.
- Не вижу никакой параллели. Иван Грозный, после того, как убил своего сына, в Париж не убегал. И вообще, он никуда не убегал, даже в Тьмутаракань. Царь остался в своем Кремлевском дворце, - бесстрастно пояснил он.
- Значит, это был…, - задумчиво продолжила она.
- Нет, - перебил ее Алексей Платонович.
- Значит это…
- Нет, Катенька, не он.
- Значит убийца это…
- Нет.
- Да ты даже не дослушал меня, а уже говоришь «нет», - возмутилась Катя.
- Светик мой, не обижайся, но ты никогда не догадаешься, кто убийца, потому что ты просто гадаешь на кофейной гуще. А убийцу надо огорошить железными фактами. Не обижайся на меня, душенька, но иди, ищи факты.
Княгиня обиделась и ушла, бросив ему на прощание убийственный взгляд.
  Алексей Платонович  окинул взглядом непроверенную  часть архива, и улыбнулся – скорее всего, завтра, он завершит работу. Профессор потушил свечи, закрыл кабинет, и пошел в гостиную. В гостиной никого не было, камин потух, на каминной полке стоял бронзовый канделябр из шести свечей. Василий лежал на теплой  каминной мраморной   полке, и грелся под канделябром. Заслышав шаги друга, он поднял голову и приветственно мяукнул. Профессору на миг показалось, что кошачья рыжая шерсть, в мерцании свечей, заискрилась огненными языками. Может быть от этого, он поздоровался с Василием, странным образом - тоже мяукнул.
  В этот момент, в гостиную вошла Марина, и  посмотрела на профессора, недоуменным,  черно-жгучим взором. Красавица  на миг остановилась, как будто раздумывая, остаться  здесь со странным профессором, или уйти, но мужчина добродушно улыбнулся, и она  прошла к крокодиловому дивану. Василий поприветствовал и ее, мяукнув два раза. Марина взглянула на кота, и вздрогнула. Видимо ей тоже показалось, что рыжий кот вспыхнул огнем.
   Красавица поправила кружевное  белое платье, оглядела гостиную, и устало спросила:
- Вы когда уезжаете?
- Завтра, после обеда.
- Вы не подумайте, что я вас выгоняю, но мой муж… Вы понимаете меня. Он ревнив, как все мужчины, - пояснила она.
- Конечно, я все понимаю. Если бы не  письмо Ивана Грозного, обещанное мне Иваном, то мы бы уже давно уехали, - добродушно ответил профессор.
- Вам нужно письмо Ивана Грозного? – переспросила Могилевская.
- Ради этого письма, я и сижу здесь, перебираю архив Ивана. Хотя думаю, что это письмо где-то спрятано за семью замками.
- Кажется, я знаю, где это письмо. Сегодня Саша показал мне дедушкино потайное место, я перебрала там бумаги, и видела что-то подобное. Сейчас, я вам его принесу.
  Могилевская грациозно поднялась, машинально стрельнула в его сторону кокетливым взором, и неторопливо вышла. Узнав о существовании письма, профессор истории подпрыгнул до потолка. Мысленно. Подпрыгнуть он смог всего на полметра. В гостиную вошел красавец Саша, остановился у порога,  недоуменно посмотрел на прыгающего профессора, окинул пристальным взором комнату, и молча вышел.
   В комнату вернулась веселая, улыбающаяся Марина. Она подала Милорадову пожелтевший  старинный  свиток, перевязанный коноплевой веревкой. Профессор взял дрожащими руками свиток, плюхнулся на крокодиловый диван, осторожно развернул листок, пробежал глазами, и его душа запела и засияла. Это было неизвестное письмо князя Курбского - Ивану Грозному.
( ***письмо Курбского подходящее под  этот детектив. В моей деревне,  книги с письмами  Курбского нет).
  Алексей Платонович свернул свиток,  обожающе посмотрел на Марину, и с благодарностью, потянулся к ее  руке в белой перчатке. Рыжий Василий, такой же ревнивый, как и княгиня, прыгнул с камина, и приземлился между ними.
   От неожиданности, Марина испуганно отпрянула.  Алексей Платонович тоже. В этот же самый миг,  раздались два мерзких звука, почти одновременно: звон разбитого стекла, и  ужасающий  грохот  выстрела. Пуля пролетела в свободное пространство между ними, и вонзилась в дубовую дверь – вырвав несколько деревянных щепок. Милорадов и Могилевская, еще не осознав, что произошло, остолбенели. Зато Василий,  успел все осознать, стрелой спрыгнул с дивана, и забился в угол. Позже профессор подумал, что иногда коты умнее человека.
  Первой, как ни странно очнулась Марина. Она побледнела, как мел, вскочила с дивана, спряталась за выступающую часть мраморного камина, и посиневшими губами  прошептала:
- По-моему, меня хотели убить. Если бы не ваш кот…
- А, по-моему, убить хотели меня. Спасибо тебе Василий – мой спаситель, -  говоря это, профессор успел переместиться в непростреливаемую зону, и положить драгоценный свиток во внутренний карман сюртука – к сердцу, чтобы ни в коем случае, не потерять его, а в случае нападения, защитить своей грудью… или спиной.
Марина наблюдала за его быстрыми движениями, и лепетала:
-  Что делать? Я боюсь двинуться с места! Вдруг он влезет в окно, и сейчас меня застрелит! Мама!
 - Ждите, не сходите с места, - письмо было в надежном месте, и он кинулся во двор, чтобы успеть схватить стрелка. В дверях он столкнулся с Сашей. Новобрачный кинулся к своей жене, но Милорадов этого уже не видел, он несся по коридору. У лестницы он встретил княгиню, она что-то взволнованно спросила, но профессор  пролетел мимо, и выбежал во двор.
  Во дворе было пустынно, и ничья тень не мелькнула перед его глазами. Впрочем, здесь трудно было что-то увидеть. Небо было темно, лишь слабый свет из окон освещал небольшую полосу снега вдоль фасада. Убийце, достаточно было сделать несколько шагов, чтобы раствориться во тьме.
  Опять начиналась метель. Резкий порывистый ветер рассыпал мелкий колючий снег, и забрасывал  за воротник. Профессор поежился, и  кинулся к разбитому окну. Под окном никаких следов не было. Снег был, тщательно  утоптан, и скорее напоминал снежную корку. Было непонятно: то ли человек утрамбовал снег специально, то ли он долго стоял, дожидался жертву, и грел ноги на морозе, топая ногами.
  Следов не было, и Милорадов заглянул в окно. У дверей стояли Катя, Инга и Федя. Они шептались, и тревожно осматривали холодную гостиную. Ветер щедро забрасывал снег в разбитое окно. Дядя Федя первый увидел,  голову  профессора появившуюся в окне, и дико, с ужасом, закричал; следом за ним закричали женщины. Все трое, мешая друг другу, выскочили из гостиной. 
   Профессор остался стоять на месте. Он  попытался определить траекторию полета пули, чтобы понять, кого именно пытались убить, но сделать это было сложно. Для этого надо было посадить на диван людей.
   Вслед за выбежавшей троицей, в гостиную влетели Саша и Антон. Оба с ружьями на перевес. Профессор мгновенно склонил голову, так чтобы его не было видно в оконном проеме, и закричал:
- Не  стреляйте, это я провожу свое расследование. Не стреляйте!
   Следом раздался выстрел. Осколки оставшегося стекла осыпали его голову,  и он кинулся бежать в дом, прижимаясь к фасаду. На крыльце, у парадных дверей, он услышал ржавый скрип, обернулся, и увидел настежь открытые ворота. Незапертые ворота, под сильным напором ветра открылись, и тут же,  с протяжным, тоскливым  скрипом закрылись.
  Профессор  вернулся в гостиную. Здесь собрались все, кроме Степана. Резин опять спал,  его не могли добудиться, о чем Милорадов  узнал  позже от княгини.
  Алексей Платонович окинул взглядом присутствующих. Все еще испуганная Марина прижималась к мужу. Африкан, как будто заслонял от невидимого стрелка, Анну. Дядя Федя спрятался за Катю. Инга стояла в стороне от всех, и рассеянно смотрела в разбитое окно. Снег врывался клубами и таял на светлом паркете.
  Антон смущенно улыбнулся,   извинился, и пояснил, что он нечаянно, нажал на курок, и ружье выстрелило. Милорадов принял это к сведению, и спросил, сколько в доме единиц ружья. Саша сказал, что четыре, по одному на каждого мужчину. Он уже проверил, все оружие – ни одним из  них, в ближайшее время не пользовались. За исключением, ружья Антона, но оно выстрелило только сейчас, по неосторожности. Милорадов удовлетворился этим ответом, и предложил провести эксперимент, чтобы выяснить в кого именно стреляли – в него или Марину. 
   Под пристальными взглядами присутствующих, Алексей Платонович, посадил на свое место Сашу - его рост полностью совпадал с  ростом Милорадова. Марина села на свое место, и тут же со страхом оглянулась на темное окно.
  Попросив их пока не двигаться, профессор вышел во двор, прошел к окну, и осмотрел  в гостиную. Обследовав этот ракурс, он  попросил Сашу и Марину отпрянуть друг от друга. Муж и жена отклонялись друг от друга, то слишком далеко, то слишком близко, и профессор снова и снова добивался, истинного отклонения. 
Наконец он добился желаемого результата, удовлетворенно хмыкнул, и пошел в дом. По дороге, он решил все свои следственные заключения, пока хранить при себе. Для пользы дела.
   Слуга уже закрывал пуховой периной разбитое окно. Профессор вошел в гостиную, и все взоры обратились к нему. На лицах присутствующих застыла тревога и некоторый интерес. Лишь дядя Федя радостно улыбался, как будто вся эта ситуация забавляла его.
  Профессор неопределенно развел руками, и обратился к Саше:
- Надо вызывать урядника. Пусть он проводит расследование.
- Никого я вызывать не буду. Все живы, здоровы, и даже не ранены. А, Никифор все равно ничего не найдет. Лучше я проведу свое расследование, и обязательно найду виновного, - безапелляционно заявил Грознович, и зверским взглядом посмотрел на дядю Федю. Этот взгляд, никак не подействовал на дядю,  тот продолжал оставаться,  самым счастливым человеком, в этой гостиной.
   Профессору, княгине и Василию предоставили  другие покои: маленькую, но уютную комнату на втором этаже, рядом с комнатой дяди Феди.  Тот, узнав об этом, долго пытался зайти к ним в гости. Но сегодня всем было не до гостей, и его не впустили. Кот Малюта, тоже  долго крутился около их двери. Ему хотелось подраться с Василием, и он противным голосом вызывал его на бой, но профессор  вышел в коридор, и прогнал драчуна.
   На улице завывала метель. В спальне было темно, хоть глаз выколи. Василий спокойно спал, и кажется, улыбался во сне. Алексей Платонович лежал в постели и размышлял. Катя не любила, когда размышляли без нее, и она  взволнованно спросила:    
- Алеша, в кого стреляли? В тебя или в Марину?
- Пока еще не могу сказать точно. Завтра скажу.
- А, я уверена, что ты уже знаешь. Это ты других можешь обмануть, а я по твоему лицу вижу все твои мысли.
- Если ты видишь мои мысли, то зачем спрашиваешь? – удивился профессор. Впрочем, живя с Катей, он уже давно ничему не удивлялся, и почему он удивился сейчас, было удивительно.
- Я хочу, что бы ты сам сказал. У тебя не должно быть секретов от меня, - пояснила княгиня.
- А, я не хочу говорить, - упрямо прошептал он.
- Почему? Я никому не скажу. Только Инге, - умоляюще сказала она.
- Вот поэтому, я и не хочу ничего говорить. Ты скажешь Инге; Инга -  дяде Феде, и пошла молва по всей Руси. Вот так милая, разносились былины, сказки и секреты нашей родины.
- Я обещаю, что никому не скажу.
- Все равно, не скажу. А вдруг, нас подслушивают.
- Да никто нас не подслушивает, - фыркнула княгиня и громко продолжила. – ха-ха-ха.
За стеной раздался веселый смех дяди Феди. Смех был так явственно слышен, словно он стоял около их постели. Княгиня испуганно вздрогнула, и прижалась к Алексею Платоновичу.
- Алеша, я боюсь.
- Не бойся. Видимо здесь очень тонкая стена.
- Скажи мне, почему он смеется. Час назад, чуть Марину не убили, недавно его брата похоронили, а он веселится, как дурачок.
- Нам его не понять. И, слава богу.
- Я знаешь, что думаю… - сказала она, и, отчего-то  замолчала.
- Не знаю, здесь темно, и я не вижу твои мысли, - улыбнулся он.
- Я думаю, если бы не  Василий, то тебя бы убили.
- Ты права, дорогуша.
- Вот ты и проговорился, - обрадовалась Катя, - значит, убить хотели тебя.
- Катенька, только не надо это говорить, таким радостным голосом.
- Алешенька, я же радуюсь тому, что я, у тебя вытянула правду. А на самом деле, у меня чуть сердце не разорвалось, когда узнала, что в тебя стреляли. Алеша, я не представляю, как я буду жить без тебя. Наверно уйду в монастырь.  Или нет, уйду, когда  стану старой. А ты о чем подумал, сразу после выстрела?
- Не помню.
- Опять от меня скрываешь!
-  Вспомнил! Когда я понял, что нас с Мариной спас Василий, я подумал, что коты иногда умнее нас. Почему кот прыгнул между нами именно в этот миг, когда убийца прицелился, и собрался стрелять?
-  Интересная мысль. А вдруг, Василий  видел убийцу, и решил тебя спасти. Слушай, а ведь кот видел убийцу. Эх, если бы он умел говорить, то сказал бы нам, - воскликнула Катя.
- А, вдруг, если бы кот умел говорить, выяснилось бы, что он умнее меня, - пошутил Алексей Платонович.
- Он и так умнее тебя, просто он не может об этом сказать. Ты не поймешь его - самый сложный в мире язык, - тихо засмеялась княгиня.
За стеной опять засмеялся Федя. Потом кто-то на него зло прикрикнул, и наступила тишина. А за окном завывала метель,  хлопья снега скрывали все следы, и казалось, никакие профессора мира, не смогут  их найти.

Милорадов проснулся  в восемь утра. Княгиня, и Василий еще спали. Он тихо поднялся с кровати, и первым делом проверил письмо Ивана Грозного. Письмо было на месте, и он спокойно вздохнул. Хотя до настоящего успокоения было еще далеко. Сегодня,  он решил довершить свое расследование, и после обеда  отправиться с княгиней домой. Одна эта мысль, поднимало его боевой дух до неимоверных высот. Еще вечером, перед сном, он расписал все свои дела, буквально по минутам, и первым в этом списке было посещение семейства  Басмановых.
   Кучер-великан, всю дорогу мрачно молчал.  Белая дорога, покрытая пушистым снегом, была безлюдна, и профессор, в какой-то миг почувствовал, что он находится в редком, полном  безмолвии. Единственный человек рядом с ним молчал. Молчала и холодная ледяная природа: ни трели синиц, ни шума деревьев.      
   Сани свернули с дороги, проехали  небольшой заснеженный  лес,  где отчетливо слышался стук дятла. Лес закончился, и  показалась усадьба Агаты, похожая на ее саму - большая и несуразная, она выглядывала из сугробов, словно могучая бесформенная снежная баба. Дом Басмановых уже проснулся. Ставни были открыты. В белесое небо, из печных труб,  поднимался сизый  дымок, а по  широкому  двору с гипсовыми заснеженными статуями римских богинь, бродили черные тонкорунные бараны.         
  Профессор поднялся на высокое крыльцо, и ударил медным молоточком в гонг. Звук долго дрожал в холодном сухом воздухе.   Дверь открыл дряхлый Селиван. Он все так же недовольно посмотрел на профессора, и все так же громогласно сообщил, что барыня Агата Андреевна  больна, с постели не встает, и никого не принимает. И еще, ехидно пояснил он, барыня запретила, хоть кого-нибудь пускать в дом. У нее все на месте, а чужие пусть здесь не ходят.
   Селиван терпеливо ожидал у открытой двери, когда гость уйдет, но тот, отодвинул лакея широким плечом, и быстрыми шагами, направился к хозяйке.  У него не было времени дожидаться, когда больная барыня примет его через год, или два. 
   Милорадов стремительно вошел в светлую гостиную. Агата сидела за круглым столом у замерзшего ледяного окна, и  раскладывала пасьянс. Профессор громко поздоровался, старуха вздрогнула, выронила из рук карты, и гневно посмотрела на него. Милорадов сделал вид, что  не замечает ее неприветливого взгляда, самовольно сел  напротив нее,  и вежливо, с улыбкой попросил:
- Сударыня Агата Андреевна, я бы хотел поговорить с вами об убийстве Дмитрия. Мне нужны от вас, кое-какие сведения. Давайте еще раз вспомним тот самый вечер.
Баманова покраснела от ярости, и визгливо зачастила:
- Отстаньте от меня. Я ничего не знаю, ни разу от рояля не отходила. У меня от расстройства, что Осиновая пустошь досталась Степану, ноги отказали. Я даже вспоминать ничего не хочу. Как вспомню, ту кровавую картину, бр-р-р, у меня сердце останавливается. Уходите, я старая больная женщина, у меня все болит, идите отсюда - не мешайте мне болеть. Селива-а-а-н!   
Агата, как никогда  кратко сказала все, что хотела, и он оставил ее болеть  с картами в руках.
   Старуха на весь дом звала Селивана, но лакей, словно сквозь землю провалился, и профессор спокойно дошел до гостиной Инги.
   В ее гостиной   сидели печальные барышни Маша и Настя.  При появлении профессора, они быстро и молча исчезли: то ли из вежливости, то ли из-за какой-то обиды. Впрочем, Милорадову некогда было разбираться в этих нюансах.
   На рабочем столе помещицы модистки, уже лежало новое недошитое бальное платье пурпурного цвета. Инга  сидела у окна, за рабочим столом, и вырезала  ножницами из  атласа заготовки для  роз: и подол ее платья, и пол вокруг нее был усыпан  обрезками пурпурной ткани.
Алексей Платонович поздоровался, и женщина, взмахом ножниц, предложила ему садиться на светлый кожаный диван.
   Он сел, не стал терять время, на всякие светские церемонии, и с места, в лоб сказал:
- Инга, я знаю, что Роман ваш сын.
- Откуда вы узнали? – хмуро спросила Инга.
- Я мог бы сочинить целую историю, как я  своим уникальным умом, разоблачил эту тайну, но не буду этого делать. На самом деле, сегодня ночью, мне приснились вы и Роман. Вы стояли рядом с мальчиком в снежном поле, и я прямо во сне,  увидел ваше сходство. Удивляюсь, почему другие этого не заметили?
- Он мужчина, а я женщина, и, кроме того, Роман  похож на моего отца, которого здесь никто не видел..
- Вы плакали на сватовстве у Степана, потому что Роман ваш сын?
- Именно поэтому. Поверьте, это было ужасно. Мой собственный сын ухаживает за мной, и делает  мне комплименты, как чужой даме. Он даже пытался прикоснуться к моей груди, и тут я не выдержала...
- А кто отец Романа?
- А, Вы его не увидели во сне? – усмехнулась Инга.
- Он наверно немного запоздал, так как в  момент моего сонного озарения, я проснулся, потом снова уснул, но я очутился уже в другом месте, и в компании другого человека. И все же, кто отец Романа?
- Какое это имеет значение? – поморщилась она.
- Сейчас для меня все имеет значение. Я собираю последние данные, которые возможно мне пригодятся. Не томите меня, я тороплюсь. Мы с Катей, после обеда  уезжаем домой, поэтому пока я не забыл,  приглашаю Вас на  прощальный обед в усадьбу Грозновичей. И все же, кто отец?
- Не скажу! К убийству это не имеет никакого значения, - упрямо заявила Инга.
- Хорошо, тогда я скажу - это Дмитрий, - наугад сказал он.
- Вы и это знаете, - усмехнулась Басманова, и вскрикнула, порезав ножницами палец. Женщина обмотала вокруг пореза, ленточку пурпурной ткани, и бросила ножницы на стол.
- Я догадался только сейчас. Если бы отец Романа, был Степан, вы бы не стали этого скрывать. Еще я хочу узнать у вас, почему Роман появился у Степана, всего несколько лет назад. А, где он воспитывался до этого времени?
- У дальней родственницы Степана, бездетной вдовы. Но она неожиданно умерла, Роман остался один, и я попросила Степана взять его к себе. Конечно за плату, которую я, отдавала ему каждый месяц. Но к убийству, это не имеет  никакого отношения.  Надеюсь, вы не думаете, что я буду убивать отца своего ребенка, чтобы взять у него деньги, и заплатить ими Степану.
- Пока я еще ничего не думаю. У меня есть кое-какие наметки, и я ищу им подтверждения.
Профессор поднялся с кресла, и на прощание улыбнулся:
- Спасибо, сударыня Инга, за помощь. Не забудьте, приезжайте к нам на обед. Княгиня очень сдружилась с вами, и будет с нетерпением ждать вас.
- Обязательно приеду, - грустно сказала женщина, и отвернулась к окну.
   Теперь его путь пролегал в усадьбу Резина, именно на то место, где  совершилось кровавое злодеяние, достойное времен Ивана Грозного. Впрочем, и других времен тоже. Кучер-великан, после посещения  пышнотелой,  хлебосольной кухарки Басмановых, повеселел, и всю дорогу пел: то заунывные, то солдатские, то задорные песни. Задорные песни профессору понравились больше, и он часто пел их вместе с великаном.
   Степан встретил профессора в воротах своей усадьбы, с   распростертыми объятиями, и  богато украшенным ружьем наперевес. Резин только, что вернулся с  охоты, где случайно подстрелил старого волка, и  еще не успел войти в дом.
   Широкие ворота были открыты настежь. Привязанный к столбу, вороной рысак, бил копытами, и испуганно косил глаза, в сторону мертвого волка.  Серый, еще теплый  зверь  лежал на подтаявшем снегу,  и смотрел на белый, холодный мир, злым,  безжизненным взглядом. Профессор мельком взглянул на зверя,  поежился, и  вспомнил о том вечере, когда возможно именно этот волк, гнался за их санями.
   Резин, уже забыл о госте,  любовался  убитым волком, потом все-таки вспомнил о профессоре, и  заставил любоваться  волком и его. Степан  подробно и хвастливо, рассказал о  встрече с хитрым зверем, о своем метком выстреле, и уже начал плавно переходить  к своим предыдущим охотам. Но пришел молодой конюх. Он  забрал испуганного  коня в конюшню, пожилой слуга, унес волка, и Резин повел гостя в дом.
   Степан скинул шубу на руки лакею,  ему же отдал   ружье, и принялся уговаривать профессора отметить его охотничью удачу, за праздничным столом. Алексей Платонович отказался, и вежливо пояснил:
- Извините, сударь, но у меня слишком мало времени. В обед я уезжаю домой, и если Вы позволите, я  проведу у Вас следственный эксперимент.
- «Экспримэнт»? Что такое?
- Эксперимент - это тоже, что опыты.
- Вы наверно профессор химии? – сузив глаза, спросил  помещик, и как будто что-то вспомнив, громко возмутился. - Нет, я не позволю, поджигать мой дом. Жил тут у нас один лирик-химик – стихи поганые  писал, и опыты с фейерверками делал. Потом  свою двухэтажную усадьбу  сжег, и полдеревни Боголюбово в придачу. Нет, таких опытов нам не надо. Хоть Вы и профессор, но делайте свои эксперименты у себя дома.
- Вы меня, сударь, не поняли. Это следственный эксперимент. Вы мне дадите троих слуг, я расставлю их по нужным местам, и посмотрю на картину преступления со стороны, так сказать посторонним - потусторонним взглядом.
Степан, немного подумал, почесал затылок, и нехотя согласился:
- Ну, если так, я всегда готов помочь. Сейчас соберу слуг, и делайте с ними свои эксперименты. Может, они тоже профессорами станут.       А, потом, после ваших опытов - экспериментов, мы выпьем по рюмочке водочки. Если откажетесь, я вам слуг, для опытов,  не дам.
Профессор мгновенно согласился на рюмочку водки, и Степан,  дурашливо смеясь,  ушел.
  Алексей Платонович зашел  в столовую, внимательно оглядел ее; затем  из столовой перешел в бальный зал; из зала вышел в коридор; с коридора, опять вошел в столовую - таким образом, он сделал круг.  Роман, наблюдавший за ним, из-за угла, тихо рассмеялся. Хождение по кругу,  профессора, показалось ему смешным и глупым.
   Скоро Степан  вернулся, и привел с собой трех слуг. Алексей Платонович, мельком оглядел их. Это были: высокий темноволосый конюх, с орлиным сломанным носом;   бородатый, седой лакей, и кухарка Анфиса, нарядившаяся для этого случая, в свое самое нарядное зеленое ситцевое платье, с крупными  алыми розами. 
  Под пристальным взглядом Резина, профессор расставил людей по местам. Анфису, он посадил за рояль, и кухарка принялась неумело брякать по клавишам. Милорадов вежливо объяснил ей, что играть не надо, и Анфиса обиделась. Играла она отвратительно, но искренне считала, что  умеет играть на рояле, не хуже местных дворянок. Что иногда соответствовало истине.
   Седого лакея он посадил, на место Дмитрия, а молодого конюха, передвигал по залу, столовой, и по коридору, словно шахматного коня. Роман давно уже вышел из своего укрытия, бродил за Милорадовым, и еле сдерживал смех.    Со стороны это выглядело действительно  смешно.
  Профессор ставил конюха около «лже-Дмитрия», отходил спиной на два шага назад, и натыкался на Степана, ходившего за ним по пятам. Затем, Милорадов, передвигал конюха на другое место, вновь отступал назад, и опять натыкался спиной на Резина. Еще смешнее Роману было, когда Милорадов заставил передвигаться по  столовой Анфису. Разбитная кухарка, боялась сделать лишний шаг, и профессор тащил ее за руку с места на место. Анфиса  упиралась, хотя ей надо было всего лишь, перейти из зала в столовую, или подойти к буфету.
   Вскоре профессор отчаялся, бороться с кухаркой, и взял вместо нее, Романа. Подросток мигом перестал смеяться, и  теперь уже он, передвигался по просьбе профессора, словно деревянный истукан. Вскоре Роман понял, что исполнять непонятные приказы – тяжело, а отвечать на непонятные вопросы – еще тяжелее.
   В конце своего следственного эксперимента, профессор сел за рояль, и начал играть «Лунную сонату» Бетховена. Во время  исполнения, он почти не смотрел на клавиши, а все время крутил  головой, как будто пытался что-то увидеть. Но, что он хотел увидеть? Для всех  осталось загадкой.
  Прозвучал последний аккорд. Алексей Платонович бережно закрыл потрескавшуюся крышку рояля, встал, и попросил Степана, отвести его к Агриппине. Ему надо переговорить с барышней, по очень важному делу. Резин от расстройства нахмурился, и замахал руками - Груша серьезно больна, и  с раннего утра лежит в горячке.    Профессор на миг задумался, а потом сообщил хозяину, что он немного разбирается в медицине - его дед был профессором медицинских наук Петербургской Академии,  и лечил  саму царицу Екатерину Вторую. Услышав царское имя, Степан схватил, ВНУКА профессора медицины,  под руку, и потащил  к больной дочери.  Профессор еле поспевал за бывалым охотником. Охотник успевал поддерживать его, не давая ему упасть на лестнице, и, сгущая краски, рассказывать о страшной болезни Груши.  По его рассказу, профессор истории скоро понял, что Груша простыла.
   Мужчины вошли в  сумрачную  девичью спальню. Плотные красные  шторы закрывали окно.  У старинной иконы Святой Богоматери горела лампада, заправленная конопляным маслом; запах копоти, витал по комнате, и оттого  в спальне тяжело было дышать.
  Груша, лежа в постели,  играла с французской золотоволосой куклой, и кормила ее французской булочкой, испеченной кухаркой. Кукла есть не хотела, крошки булочки усыпали всю постель, и черный кот доедал за привередливой куклой, хлебные  крошки.
  Степан недовольно крякнул. Дочь испуганно  посмотрела на отца, отложила куклу, и залезла под одеяло. Резин, вслух, удивился  чудесному выздоровлению дочери, и уже хотел, было тащить профессора в столовую, но тот, все же решил поговорить с  больной.
   Алексей Платонович сел на стул около кровати, и попросил Грушу рассказать ему: где она простыла, и как  себя чувствует. Девушка говорила хриплым, простуженным голосом, и часто кашляла с сухими хрипами. На вопросы она отвечала кратко, односложно, и каждое слово приходилось вытаскивать из нее буквально силой. в спальню заглянул Роман. Груша закашлялась, отвернулась к стене, и попросила оставить ее в покое – у нее заболела голова, грудь и сердце.
   Степан отругал дочь, за вранье, показал пальцем на куклу, взял профессора под локоток и повел его в столовую. Теперь уже профессор, доказывал Резину, что его дочь действительно больна, и  ей надо срочно вызвать  доктора. Степан пообещал  это сделать, но после того, как они выпьют рюмочку водочки.
   Алексей Платонович  сразу же после первой рюмочки хотел выйти из-за стола, но  Степан привязался, как репей. Он заставил выпить вторую рюмочку, потом третью. После третьей, Степан прилег на диван, пояснил, что он сегодня рано встал, чтобы сходить  на охоту, и мгновенно заснул. Профессор облегченно вздохнул, и отправился бродить по дому. Он зашел к Роману, пообщался  с ним, потом спустился к кухарке Анфисе. Кухарка принялась уговаривать Милорадова взять ее кухаркой к себе, и он еле- еле вызнал у нее, кое-какие сведения.
  Степан проснулся, нашел Милорадова на кухне, и потащил его на конюшню показывать своих знаменитых рысаков.  Алексей Платонович, под руководством хозяина, осмотрел  конюшню, поговорил с конюхом, вышел из конюшни подышать свежим воздухом - и позорно сбежал.
  Тройка гнедых, словно птицы, несли его в усадьбу Грозновичей, а профессор, уже представлял, как они везут его в усадьбу Милорадово.  И уж конечно, кони-птицы тогда полетят быстрее.   

Наступало время обеда. Княгиня перемерила все платья, и  остановилась на  черном  бархатном платье, которое так нравилось Алексею Платоновичу. Впрочем,  ему нравились все ее платья, и она уже давно подозревала, что ему все равно, что она наденет – лишь бы  его подруга выглядела  «ком иль фо».
   Княгиня покрутилась перед зеркалом, и придирчиво рассмотрела бриллиантовое колье из крупных бриллиантов. Ей показалось, что один бриллиант помутнел, и хотя, ювелиры утверждают, что бриллианты чистой воды не мутнеют, этот алмаз, несомненно стал мутным.
   Профессор   сидел за письменным столом,  дописывал статью для журнала, и Катя обратилась к нему, со своей бриллиантовой проблемой. Он отложил перо,  протер белоснежным платком  бриллиант, и тот вновь заблистал чистыми прозрачными гранями.
  Милорадов продолжил писать. Катя взяла из книжного шкафа потрепанную книгу: собрание сочинений философа Сенеки, села в кресло, начала читать, и вскоре ей захотелось, как можно быстрее помчаться домой. Как она убедилась, философия,   в своем доме, воспринимается  гораздо лучше, чем в чужом.
   В комнату постучался  лакей, и позвал их к обеду. Алексей продолжал писать,   и Катя нетерпеливо воскликнула:
- Алексей,  нас уже все ждут.
- Сейчас, сейчас, -  продолжая писать, пробормотал он.   
- Алеша, а за столом будет убийца? – отложив книгу, спросила Катя. 
- Нет, нет, - не люблю обедать с убийцами.
- Жаль, это было бы так эффектно. Ты встаешь, и торжествующе провозглашаешь: « Вот убийца! Сударь, Вы мерзкий душегуб!»
- Не люблю дешевый театр - в реальной жизни. Самое главное, за столом будет урядник Никифор, и мне надо убедить его, что я нашел истинного убийцу. Иначе, он не  выпустит невиновную ведьму из тюрьмы.
   В комнату заглянула Марина, в черном траурном платье, и еще раз позвала их к столу. Профессор с сожалением отложил гусиное перо – именно сейчас, так хорошо писалось, и направился с Катей в столовую. Кот Василий вошел следом за ними в гостиную, с мышкой в зубах. Но здесь никого не было, и никто не увидел, какой он чудесный охотник. Василий обиделся, оставил мышку у письменного стола, и пошел драться с Малютой. Он не сомневался в своей победе.
   Марина старалась удивить Сашу, и накрыла стол, по всем французским канонам, что до ее появления, в этом доме никогда не бывало. Украшением стола стали новомодные английские бутерброды с ветчиной и сыром, и новоиспеченная хозяйка очень ими гордилась. Эти заморские бутерброды, она увидела в дамском журнале «Дамский гурманЪ», и сделала их своей собственной рукой. Кухарке, она это не могла доверить. Таня из-за этого на нее сильно обиделась, так как эти заморские бутерброды, готовили еще ее прапрабабушки, и вообще, хлеб с мясом, или сыром едят от сотворения мира. Но новая хозяйка  не хотела этого слушать. Раз в «Дамском гурмане» бутерброды объявляются английскими, значит, так оно и есть.
   Алексей и Екатерина вошли в столовую, и из кухни донесся чудесный аромат  эфиопское кофе, зерна, которого  кухарка жарила  на  раскаленной сковороде. Дядя Федя решил, что этот запах принесла с собой красавица княгиня, и захлопал в ладоши.
  Катя подарила ему, и все остальным, обворожительную улыбку, и расположилась рядом со своей родственницей, и подругой Ингой. Свободного места рядом с ними  не было,  и профессор сел между дядей Федей, и урядником Никифором.  Федя тут же, принялся шутливо, как в гимназии, больно толкать его в бок, и профессору пришлось переставить свой стул на другое место. Грознович обиделся, и  кинул в него яблоко. Профессор, каким-то чудом, успел увернуться, и яблоко попало в лоб Никифору. Урядник разозлился, и Марина предложила выпить за царя и Отечество.   
     После того, как гости подкрепились, и немного поговорили о  пустяках, профессор встал из-за стола, и громогласно объявил:
- Господа, я скоро уезжаю, но перед отъездом, я бы хотел рассказать вам, кто убил Дмитрия, и каким образом, я пришел к этому выводу. Если кто-то, посчитает, что я неправ, прошу вас – спорьте со мной, доказывайте свою правоту, так как, в этом мире ошибаются все, даже профессора.
Дядя Федя захлопал в ладоши, и крикнул:
- Браво! Брависсимо!
Саша грозно посмотрел на дядю, и пояснил, что веселье здесь неуместно. Профессор  махнул рукой, и бесстрастно продолжил:
- Пока рано кричать «браво», сначала выслушайте меня.  Итак, начнем с альфы.
   Уже тридцать лет, соседи ругаются и ненавидят друг друга из-за Осиновой пустоши. Но заметьте - никто никого не убивает, хотя многие действительно,  хотели бы убить друг друга, из-за этого бесполезного кусочка земли. Тем не менее, жизнь  в Осиновой округе идет тихо, мирно, до того самого момента, когда Степан Резин устраивает сватовство своей дочери и Ивана Грозновича. Хочу, сразу  отметить: сегодня, я  узнал от Степана - это сватовство было, его  шуткой. Я считаю - неуместной шуткой. Но убийца этого не знал, иначе  Дмитрий остался бы, жив.
   Извините, господа, но я немного отвлекусь. Вначале моего  расследования, я исходил из того, что Дмитрия убили из-за денег, и это долго мешало мне, идти в правильном направлении. Только вторая попытка убийства, а именно, выстрел в окно, расставил все на свои места.
- А кого все-таки хотели убить, Вас или Марину? –  живо поинтересовался Антон.
- Убить хотели Марину. Я это выяснил опытным путем. Когда, я посадил на диван Сашу и Марину, то по траектории пули,  вычислил, что метились именно в нее.  И кстати, тогда же, я отметил, что стрелок умеет отлично стрелять. Если бы кот Василий не прыгнул между нами, и мы не отшатнулись друг от друга, то последствия были бы для Марины смертельны.
  Красавица испуганно охнула, и прижалась к мужу. Саша обнял ее, и ободряюще улыбнулся. Профессор отметил, что эта пара очень красива. Хоть пиши с них картину. Хотя и они с княгиней еще ничего. Особенно при лунном свете. 
Одинокая женщина, Инга, искоса посмотрела на молодоженов, и философски заявила:
- Назовите мне того, кто здесь не умеет стрелять. Тут все с малых лет развлекаются на охоте. А что еще  можно  делать в нашей дремучей провинции?
   Никифор торопливо доел куриную ножку, бросил обглоданную косточку на английский бутерброд, и  возмутился:
- Это что такое? Новое убийство, а я ничего не знаю. Так не пойдет. Я кто тут? Урядник – ценные уши и глаза  государства,  или деревянный истукан? 
Саша, не желая раздувать эту историю, ринулся в бой:
- Успокойтесь, Никифор Никифорович. Конечно, Вы  у нас– ценные уши и государственные глаза. Без вас государство  - глухое и слепое. Но никакого убийства не было. Видите, Марина жива и здорова. И профессор тоже, выглядит, как огурчик.
 Дядя Федя расхохотался. Сравнение светловолосого профессора с зеленым огурчиком, привело его в восторг.
Алексей Платонович строго посмотрел на дядю Федю, и устало сказал:
- Федор Иванович, прошу, не мешайте. Вы меня сбиваете с мысли. Если позволите, то я продолжу.  -э-э-э… итак, после второго случая, когда пытались убить Марину, я пошел по другому пути, и решил, что во всем виновата любовь. Любовь – вот что двигало убийцей. 
-   Неужели, кто-то любит Дмитрия и  Марину одновременно, - пожала плечами Инга.
- Нет, конечно. Просто и Дмитрий, и Марина стояли на пути к цели. А, приз в этой убийственной любви, был  Саша.
Княгиня прервала его:
- Алеша, не томи людей, говори быстрей, кто убийца!
- Агриппина Резина, - пробасил профессор.
На некоторое в ремя за столом воцарилось молчание, затем
Марина звонко рассмеялась:
- Не верю! Саша бы никогда не женился на этой тыкве.
- А, Груша, как и все, влюбленные  женщины мира - любила и верила, и надеялась. Тем более, как-то Степан обещал ей, что отдаст ее за Сашу, - пожал плечами Милорадов.
Саша возмутился:
- Я никогда не собирался на ней жениться. Она для меня пустое место.
- Видимо Степан, как обычно пошутил, - предположил Алексей Платонович.
За столом поднялся глухой, несогласный шум, никому не верилось, что Груша – убийца,  и профессор, заглушая голоса, пробасил:
- Дослушайте меня, а потом будем спорить.
Пойдем дальше. Степан устраивает сватовство, и, можно сказать, отдает свою дочь шестнадцати лет, за восьмидесятилетнего Ивана. Затем, Марина,  ради  шутки, соглашается выйти за Ивана. И Резин, вновь шутливо, отдает дочь за Дмитрия, который тоже не блещет молодостью. Все-таки ему уже за пятьдесят.
   Вы, все наверно  заметили, что любая  другая юная девица, при виде таких престарелых  женихов: всплакнула бы, расстроилась, хотя бы нахмурилась, но она была спокойна, и даже, я видел,  улыбалась Саше. Груша была спокойна, потому, что уже задумала убийство – взяла с собой моток ниток, а трубка и острый плотницкий нож,  всегда лежали этом подоконнике. Роман любил делать трубки для Степана, именно на диване в столовой.
   Итак, подведем первый итог: Груша  была спокойна, любовалась Сашей, и  Дмитрий, никак не вписывался в эту оперу.
Саша неприязненно протянул:
- Она моего отца задумала убить, а я, как дурак, улыбался ей. Для приличия. Представляете, мне ее  жалко ее было, молодая девчонка - за старика выходит.
Марина метнула яростный взгляд на Сашу, и вспыхнула: 
- Алексей Платонович,  Вы плохо знаете Грушу. Она, дурочка, поэтому  и сидела, как грушевый чурбан. Я тоже, отметила ее непробиваемое спокойствие, хотя знаю, что она очень обидчивая, но вы пошли не той дорогой, - заявила Марина.
- А, по мнению домочадцев Степана, и его слуг - Груша  умная, но слишком скромная девица. Агриппина страшно боится сказать глупость, и оттого стесняется разговаривать с чужими людьми. Поэтому  окружающие  думают, что  она туповата. И все же, я уверен, домашние, лучше знают Грушу, чем мы.
-  Вот тебе и скромница, - возмутилась Инга. Она так  надеялась, что Груша станет женой Романа, и ее сын получит поместье Резина.
Профессор вздохнул:
-  В данном случае, девичью скромность, растворила яростная,  какая-то ненормальная  любовь. Я уверен, если бы Степан, не переменил свое решение, то на месте Дмитрия, был бы Иван.
- А, где же дедушка? – не к месту, спросил Антон.
- К сожалению, я не знаю где он, но думаю, рано или поздно Иван  найдется. Выяснилось, что он возвращался в усадьбу  Степана, и выехал из нее, незадолго до метели.
  Но  вернемся к Груше. Сейчас я опишу убийство, в моем варианте.
В бальном зале – праздничное  столпотворение: гости то входят, то выходят;  то парами, то поодиночке, но иногда,  в зале остаются только Агата и Груша. У Басмановой  отказали ноги, но она не едет домой,  в надежде  на то, что в этот вечер,  она устроит  судьбу внучек - найдет им женихов. Ради этого она и страдала за роялем,  била по клавишам, как молотком. Скорее всего от боли в  ногах.   
  В один из таких моментов, когда все парочки, устали танцевать, и ушли прохлаждаться – «тихая, незаметная» Груша прошла в столовую, зарезала Дмитрия, привязала к  курительной трубке, черную  нитку, и  зацепила трубку, за ручку хрустальной вазы в форме греческого кувшина. Затем,  она  вышла с ниткой в бальный зал, накинула нитку на дверную ручку, и опять села под розу. Позже я объясню, какое значение имело эта нитка.
   Хотя, Груша вышла в столовую, и пришла назад. Агата этого не видела, и никак  не могла видеть:  и дверь, и роза находятся за ее спиной, а человеческая голова, не может повернуться на 300 градусов. Я сам десять раз пробовал  увидеть дверь и розу, но не смог их увидеть. В отличие от нас, Агриппина, это прекрасно знала. Ведь   за этим роялем она  сидела сотни раз. 
  Я мог бы и раньше,  понять способ убийства, если бы сразу обратил внимание на слова Романа, заглянувшего в зал. Он на первом же допросе, ясно сказал: « В зале была  Агата». Я же, посчитал, что он просто не обратил внимания на  тихую, незаметную и глуповатую родственницу. Я тоже тогда, как и  вы, считал, что Груша глуповата.
  На самом же деле,  Роман и Агриппина дружили, и прекрасно знали, что Степан собирается через год-два их поженить. Так что, подросток,  никак не мог НЕ ЗАМЕТИТЬ свою будущую невесту, и лучшую подругу, тем более из коридора ее было прекрасно видно.
  После убийства, Груша вернулась под розу. В зал вошел я, и сел к камину. Агата попросила девушку принести воды. Та подошла к двери, приоткрыла ее, потянула нитку на себя, и трубка стащила вазу с розами на пол. Раздался шум разбитого хрусталя. Груша, тут же закрыла дверь, сделала испуганное лицо, и села на место. Ей надо было, что бы кто-то другой, вошел и увидел убитого Дмитрия. И это сделала Агата. Она пошла за стаканом воды, увидела окровавленного Дмитрия, и упала без сознания.
Инга нетерпеливо спросила:
- Я никак не пойму, зачем Груше, этот балаган: нитка, трубка.
- Все это нужно было для того, чтобы разбитую вазу, и смерть Дмитрия соединили в одно действие. И у нее, это получилось. Я слышал, как разбилась ваза, и твердо уверился, что в это же самое время убили Дмитрия.  Груша была рядом со мной, поэтому, я до последнего момента,  ее, и  не подозревал. Если бы там не было меня, она бы произвела эти же действия, с любым из вас.
 Марина задумчиво протянула:
- Это же я сняла на вашем допросе, черную нитку, с ее платья. Я помню, еще подумала: «Вот, дура, голубое платье подшивает черными нитками.
 В дело вмешался Никифор:
- Профессор, а опять глупости собираете: какие-то нитки, трубка, вазы-кувшины. А где факты?
-  Это и есть факты. Вот вам еще один факт. Агата лежит без сознания у ног Дмитрия.  Я растерянный стою над ней, не зная, чем помочь. Входит Груша, и делает вид, что видит только одну Агату.  Девушка спокойно идет к буфету, наливает в рюмку настойку валерьянки, поднимает глаза, и дико кричит: «Убили!»
   Сегодня у Степана, я воспроизвел все эти события с людьми. И сразу  выяснил, что Груша должна была сразу в дверях, увидеть убитого Дмитрия. Тем не менее,  она спокойно идет к буфету, наливает валерьянку, и только  потом кричит: «Убили», но именно, у буфета, она не могла видеть  Дмитрия. И его труп, и окровавленный нож на столе, заслоняло мое тело.  Каким-то невероятным образом, я встал так, что перекрыл ей весь обзор. А, как, вы  видите - я мужчина высокий, крупный, и увидеть за мной, склоненную голову убитого, еле выглядывающую из-за стола, было невозможно. Так что в этом эпизоде, Груша переиграла саму себя. Хотя отмечу, что она умудрилась убить человека, и не запачкать свое платье кровью. Это просто чудо.
Профессор до сих пор этому удивлялся, и, расстроенная Инга, деловито пояснила:
- Не удивляйтесь этому. Степан хотел мальчика, а родилась девочка. Поэтому он свою дочь с детства таскал на охоту. Груша и стреляет прекрасно, и зверя добьет, и шкуру снимет с лисы так, как другой мужик не сумеет. Я сама всегда поражалась, как она может так спокойно перерезать горло раненому оленю.
Профессор покачал головой, и продолжил:   
   Груша построила хитрую комбинацию, и в убийстве Дмитрия, обвинили невинную Зинаиду. Если, вы помните, именно Агриппина   сообщила всем, что видела в столовой  ведьму.
  Теперь коснемся, второго преступления. Марина и Саша втайне обвенчались. Степан, узнав об этом,  остался  пировать, а потом и вовсе, переночевал здесь. Африкан, отправил Романа домой. Вы наверно помните, как  подросток, привязывал к нитке: веник, скатерть, веер; выходил из комнаты и  пугал Федора Ивановича - веником, который движется сам по себе. Кстати, эту игру,  Груша узнала от Романа. Таким образом, городские мальчишки, шутят над людьми. Они привязывают пустой кошелек к нитке, бросают его на дорогу, и садятся в укрытие. Мимо идет прохожий, хочет поднять кошелек, и мальчишки  тянут его за нитку. Прохожий бежит за кошельком – кошелек убегает, а мальчишки смеются.
  Роман думал, что дядя Федя будет бегать за бегущим веником, а он веселиться, но все получилось не так. Федя кричал на весь дом, а его отправили домой.   
   Подросток возвращается домой, и рассказывает своей подружке, о свадьбе Саши и Марины. Теперь, Груша решает убрать с дороги Марину.
  «Тихая и незаметная» девушка  дожидается темноты, берет отцовское ружье; в конюшне  коня Орлика, и  летит в усадьбу Грозновичей. Потом она долго бродит под окнами, высматривая Марину, находит ее в моей комнате,  стреляет, садится на коня, и несется в свою усадьбу.
  Ворота усадьбы Грозновича, остаются открытыми. Я на другой день узнал, что кучер,  сам лично, закрыл эти ворота. Встреча с волками, не выходит у него из головы. 
   Груша возвращается домой, и ставит на место коня. Она спокойна, так как знает, что молодой конюх, зимой, все вечера проводит на кухне у кухарки. Впрочем, если бы ее увидели, она могла всегда сказать, что ездила на охоту, или прогуляться. Самое главное, чтоб ее не видели у Грозновичей.
   Вот вам новый факт - в усадьбе Степана, молодой конюх рассказал мне, что весь вечер просидел на кухне у Анфисы, потом вместе с ней пошел в конюшню проверить лошадей, и застал  Орлика взмыленным, потным, и без подковы. Тогда, конюх и Анфиса, дружно решили, что это черт ночью катался на коне. В деревнях  - есть такое поверье, и многие люди в это верят. 
Профессор закончил рассказ, и повернулся к уряднику:
- А, теперь,  Никифор Никифорович, я, вас убедил? Я думаю, если вы поговорите с домочадцами усадьбы Резина, то узнаете то же, что и я, а возможно и больше. Может быть, даже, Груша во всем  признается и отдаст деньги. По крайней мере, я советую,  их поискать в ее покоях.
Никифор задумался, осмыслил сказанное, и как будто обрадовался тому,  что профессор нашел настоящего убийцу. Он встал из-за стола, махнул рукой, словно шашкой, и горделиво заявил:
- Если я возьмусь за нее, то она быстро во всем признается!
   Урядник   поспешил к Агриппине. Бабка Зинаида, а по совместительству местная ведьма, была  двоюродной сестрой, принимала на свет  его семерых детей, и он с большим удовольствием, вытащит ее из тюрьмы.
   Никифор ушел, не скрывая радости, а за столом воцарилась гнетущая тишина. Через некоторое время, Саша очнулся от дум, и предложил помянуть его убиенного отца. Гости помянули,  и принялись задумчиво закусывать. 
  Марина  медленно допила бокал бургундского вина, посмотрела на профессора, и недоверчиво сказала:
- Алексей Платонович, и все-таки мне не верится, что Груша сама придумала, это хитрое убийство. Она же еще почти дитя.
- Дорогая Марина, я историк, и хорошо знаю - во все времена, и у всех народов, каждый преступник, желает на момент своего преступления сделать себе АЛИБИ. К сожалению, это  слово, известно еще со времен сотворения библейского мира, и его никто никогда не забывал. Вы наверно тоже в детстве,  когда разбивали мамину любимую чашку, придумывали себе алиби.
Марина согласно кивнула головой, и,  с легкой улыбкой, протянула:
- Вы угадали, профессор. Помню, я разбила в гостиной мамину любимую французскую вазу, потом притащила туда кошку, будто бы это она столкнула вазу, а сама  убежала в лес. Меня потом полдня с борзыми собаками искали, а когда нашли, мама и не вспомнила про ту вазу.
- И сколько вам было лет?- спросил Милорадов.
- Шесть, - ответила Марина.   
 - Всего шесть лет, а вы уже придумали себе алиби. А, Груша  придумала  свое алиби. И  возраст, тут ни при чем. В истории бывали случаи, когда убийцей становились восьмилетние дети. Но  и они, доказывали своим родителям, что они были далеко-далеко от места преступления.
   Обед затянулся. Пора было расставаться, душа тянулась домой, и Алексей Платонович попросил Марину спеть ему на прощание «Лучинушку». Могилевская с некоторой радостью вышла из-за стола, и позвала гостей в  зал.   
   Инга села за рояль. Марина вздохнула полной грудью и взяла первую высокую ноту… Пела она божественно…

В лесах нежданно потеплело. Солнце сверкало в снегах. Провожающие махали рукой. Карета двинулась в путь, и легко покатилась по накатанной снежной дороге. Василий улегся спать в ногах профессора. Княгиня радостно улыбнулась, выглянула в окно, увидела сверкающую  заснеженную березу, и восторженно сказала:
- Алеша, наконец-то мы едем домой. Я так счастлива! А ты?
- Я еще счастливее тебя, - улыбнулся он.
- Нет, ты не можешь быть счастливее меня.
- Почему?
- Потому.. потому…потому, что я женщина, а женщины более чувствительны.
- А, вдруг я тоже чувствительный профессор, особенно когда я направляюсь  домой - засмеялся он.
Катя весело чмокнула его в щеку, и  сменила разговор:
- Алеша, как ты думаешь, Груша признается в убийстве?
- Думаю, что нет. Если она придумала, такое хитрое алиби, то будет стоять насмерть, до последнего. Теперь задача Никифора собрать неопровержимые улики.
- А, знаешь, я что-то расстроилась, - грустно вздохнула Катя.
- Так быстро! А, ведь мы еще не доехали до дома.
- Я расстроилась потому, что  не угадала кто убийца. Опять ты выглядел умнее меня.
- Не переживай, душенька, все и так знают, что ты умнее меня, - засмеялся он.
Катя вздохнула, взглянула в окно, потом на свою потрепанную овчинную шубу, и воскликнула:
- Алеша, скажи кучеру, что мы заедем во Владимир. Я не хочу приехать домой в этой драной шубенке. Это позор! Моветон!
- Катя!!! Я хочу домой, а Владимир в другую сторону. Я не собираюсь делать крюк, из-за какой-то дурацкой шубы. У тебя дома, еще две шубы лежат, - еле сдерживая гнев, протянул Милорадов.
- Те шубы дома, а я хочу вернуться домой, как царица. А сейчас, я выгляжу, как  погорелец. Или ты сейчас завернешь во Владимир, или я пойду туда пешком! – закапризничала княгиня.
Профессор обреченно вздохнул, и, как обычно, пошел кривым, обходным путем:
- Хорошо, свет мой душечка, я сделаю все, как ты хочешь. Сейчас я крикну кучеру, чтобы он завернул в тридесятое царство, тридесятое государство, за третьей шубой. Только я, вот о чем подумал, Катенька. Как ты думаешь, когда мы задержимся, и будем возвращаться домой ночью –  другой  волчьей стае понравятся наши овчинные шубы? А может им больше, понравится твоя новая царская шуба? А вдруг им вообще не понравятся наши шубы?
Да-а-а, дилемма достойная Сенеки.
Катя вспомнила нападение волчьей стаи, вздрогнула, сердце ее сжалось от страшных воспоминаний, и она виновато сказала:
- Ты прав, котик. У меня дома уже лежат две шубы, а новую шубу мне сошьет Инга. Я уже договорилась с ней. Она придумает мне, что-нибудь такое африканское.
  Алексей Платонович  глубоко задумался. Он долго пытался представить африканскую норковую шубу, но даже его профессорские мозги, не могли этого представить, и  от умственного напряжения,  он заснул.

   Накануне  Рождества, в поместье Милорадово приехала Инга. Оставалось несколько часов до Рождества. Профессор безвылазно сидел в кабинете, торопился, дописывал статью, которая уже давно грозила перерасти в толстую книгу. Наступающий праздник поторапливал его,  ему хотелось дописать эту статью до праздничного застолья,  и поставить на последнем листе жирную точку. Чтобы его новый год, начинался с нового листа, так как, к нему уже пришел заказ на статью о Нероне.
  Инга  с княгиней  зашли в кабинет, расположились на кожаном диване, и Басманова  вкратце рассказала осиновые новости.
  Груша  простыла и тяжело заболела. Степан вызвал  из Владимира доктора-профессора, но его сани перевернулись, доктор сломал ногу, и  он вернулся обратно в город. Тогда Резин вызвал в усадьбу Зинаиду, но травница ехать отказалась, объяснив это тем, что если Груша умрет, то ее обвинят в убийстве. Ей больше не хочется сидеть в тюрьме.
  А, дочери становилось все хуже и хуже. Отец вызвал  батюшку Сергея.  Груша исповедовалась ему: призналась в убийстве Дмитрия, в попытке убийства Марины, рассказала, где спрятаны деньги, и, через несколько часов, в полном забытьи, умерла.               
   Иван Грознович несколько дней назад вернулся домой – исхудавший и больной.  В вечер сватовства, Иван попал в метель и заблудился. Лошадь полночи кружила по полям, и какими-то неведомыми путями забрела на дальний  хутор к одинокому  старику. Иван простыл, и тяжело заболел. Хуторянин, к которому он попал, был совершенно глухой и немного не в себе, от постоянного одиночества. Тем не менее, глухой старик вылечил умирающего  Грознович вернулся домой, а Саша с Мариной тут же переехали в  поместье Могилевской.
  В доме Басмановых, тоже произошли изменения. Анна вышла замуж за Африкана, и переехала к нему во Владимир. Бабушка наняла новую сваху, и теперь та, сбивает ноги, чтобы найти барышням Басмановым  царских  женихов.
  Инга, неожиданно получила  наследство, от своей родственницы, к которой часто заезжала, когда была в Петербурге.  Сейчас Басманова едет  вступать в наследство, куда входит небольшой дом в столице, и маленькое поместье под Петербургом. После возвращения из столицы,  она заберет Романа, и переедет в свой новый дом.
   Инга закончила рассказ, и профессор поинтересовался у нее, куда же пропала жена Дмитрия. Этот вопрос, до сих пор не давал ему покоя. В этот раз, Инга не стала лгать, и призналась - это Дмитрий убил свою жену. Он застал Лену в одиноком, полуразрушенном  домике  в Осиновой пустоши, с любовником, молодым чиновником из Владимира. Сама Инга, все это узнала  от дяди Феди, который помогал Дмитрию копать могилу  на Осиновой пустоши. Именно поэтому, дядя Федя всем говорит, что Лена провалилась под землю.
   В кабинет заглянула дочь профессора Ярослава, и княгиня с Ингой   ушли. Алексей Платонович взглянул на напольные старинные часы, украшенные бронзовым ангелом и спящим котом Василием. До Рождества оставалось три часа и тринадцать минут.
   Милорадов  взял перо, обмакнул его в чернильницу, и дописал статью: 
«Да, время Ивана Грозного было жестоко, но кто знает в 16 веке какое-либо государство Европы, одна глава истории которого представляла бы идиллию? И будет ли идиллией, хоть одна  глава в будущей истории?»   
   Алексей Платонович поставил жирный вопросительный знак, хотя ему очень хотелось поставить в этой фразе жирную точку.

20 октября 2009 г.