Один день из жизни рядового Залупы зарядка

Уважаемые... ээ... В общем, просто уважаемые! Я тут в армию сгонял про между делом. Нашлось время - чирканул кое что из тамошней жизни. Текст получился довольно большой, поэтому буду разбивать его на отдельные части. Если кому интересно, пожалуйте.



- Отря-аад, подъе-оом!
Слова сквозь сонный, спертый воздух проникают в сознание. Мгновенно запускается безотказный механизм пробуждения. Процесс этот занимателен тем, что сознание отстает от действий. Я еще только начинаю понимать, что это не сон… Что надо бы как-то заставить себя встать… Только-только начинаю чувствовать как же я не выспался… Как же тяжело разлепить глаза… И как же все это надоело! А ноги уже на полу и как абсолютно самостоятельная часть тела судорожно ищут тапочки. Руки уже нащупали брюки, тельняшку, китель… По дороге в туалет я наконец понимаю, что начался еще один серый армейский день.


- Остап, сука! Свет включи! – раздается крик из соседней комнаты. Словосочетание «Остап, сука» по утрам - это что-то типа «доброго вам утра». Оно дает понять, что наши слоны тоже проснулись. Что они в более или менее хорошем расположении духа. В общем, эти слова – первые, которые звучат в нашем кубрике каждое утро. И в те редкие дни, когда утром ни одному из слонов ничего от Остапа не нужно и когда он не оказывается сукой – мне становится как-то не по себе. Что-то типа плохой приметы.


Дверь соседней комнаты открывается и оттуда выбегает Остап. Его мозг тоже только начинает процесс включения. Глаза полузакрыты. Но выражение лица уже успело принять скорбно-непонимающий вид.


С Димой Остаповым я знаком примерно столько же, сколько и с остальными сослуживцами: около четырех месяцев. Ему 25 и он самый старший из срочников в нашем отряде. До армии получил 2 средних и высшее образование. Сам он из глухого вологодского поселка, который периодически покидал на время учебы или работы. Но большую часть своей жизни провел там: родился, играл, охотился, рыбачил, взрослел, дрался, пил, любил. У Остапова есть друг. Он отслужил в спецназе срочную службу и остался там на контракте. В поселке его считают героем. Возможно, именно геройства как раз не хватало Диме в его обычной жизни. И вот, чтобы стать таким же здоровым и мужественным как его друг и чтобы снискать такую же славу и уважение среди земляков Остап пошел в военкомат. Но в армии для него все сложилось не совсем удачно. А самой большой неудачей стало то, что он попал в наш кубрик, да еще и в левую комнату, где стал единственным гансем. В нашем кубрике Дима стал играть роль громоотвода. Большая часть негативной энергии слонов оставалась на голове, ребрах и почках Остапа. Получалось ли так только из-за того, что он жил в левой комнате или же по причине его забитости, слабохарактерности и безответности – сказать сложно. Возможно, второе стало следствием первого. Сам Остап ничем примечательным не выделялся. Роста был среднего, телосложения – довольно крепкого. Его лицо чем-то походило на лицо Дмитрия Медведева, но только деревенского Медведева, который в мороз на снегу спит, соседу с ремонтом машины поможет и от стопки не откажется. Дима был добрый и отзывчивый, но всегда загнанный и пришибленный. Часто что-то забывал, путал, глупил, за что постоянно получал от слонов и прапорщиков. Уверенность в себе и Остап стали словами антонимами. Но, думаю, что так случилось только в армии. Дима был отличным водителем, прекрасно разбирался в машинах, да и к тому же имел золотые руки. Не все это понимали, но почти все этим пользовались. Поэтому он никогда не сидел без дела: все время что-то чинил, строгал, крутил, шил, гладил… В общем, хороший он был парень, но все старались держаться от него подальше, чтобы не налипнуть за компанию.


Я стараюсь отойти с траектории движения Остапа, чтобы не нарушать его привычный алгоритм действий и дать его сознанию лишних несколько секунд, чтобы проснуться. Беру из сушилки берцы и стиранные, но все равно деревянные носки и возвращаюсь в комнату обуваться. А там уже суета: парни одеваются, путаются в подушках и одеялах, ругаются и причитают одновременно. Пока я шнуровал берцы, на мою голову несколько раз успели наткнуться и еще и ударить дверцей шкафа. Спешно, но тщательно заправляю кровать. Кстати, у меня есть теория, что о характере человека можно судить по тому, как он заправляет и отбивает свою койку. Но об этом позже.


- Отряд! Приготовиться к построению на утреннюю физическую зарядку!


По дороге успеваю зайти в умывальник и намочить лицо холодной водой. Медленно, пошатываясь, выползаю на центральный проход. Но встречу ползут такие же как и я вялые, изможденные и смертельно хмурые парни. Даже голливудские гримеры вряд ли смогли бы добиться такого эффекта. Глядя на эти лица, энтузиазма перед зарядкой не прибавляется. Доплетаюсь до своего места и отключаю все двигательные рефлексы. Только полуоткрытые глаза нехотя наблюдают за происходящим. Один за другим восемьдесят бритых, сонных и злых солдата в зеленом камуфляже выстраиваются на центральном проходе. Вдоль строя бегает и поторапливает дежурный. Из строя выходят освобожденные от зарядки и уборщики по кубрикам. Наконец, звучит команда выходить на улицу, и вся эта зеленая масса медленно утекает в дверной проход.


На улице уже совсем светло. Конец апреля: снег почти весь растаял, но от этого не стало намного теплее. Я еще только спускаюсь по лестнице и еще не успел вдохнуть холодный утренний воздух, но уже скукожился как и все остальные. Быстро строимся. Я жду своих парней, с которыми обычно бегаем вместе: Леха Иванов, Андрюха Суровкин, Паша Собачук, Валек Гаврющенко. Все на месте. Убегаем вперед, не дожидаясь остальных. Паша включает музыку на телефоне. Из сиплого динамика звучит до боли знакомая мелодия. Вот уже три месяца Собачук слушает одни и те же семь треков.


Пробегаем три круга вокруг казарм и заворачиваем на спортгородок. Я делаю общепринятую комплексную зарядку: аля «раз-два-три-четыре», а после успеваю подрыгаться на турнике. В это время народ отдельными кучками начинает стекаться обратно в казарму. Смотрю на часы: 6:35 – действительно, пора.