Клад на антресолях

«В сельмаге все есть!»…

Был конец 1958 года, мне было пять лет, и жили мы в селе Веселый Кут Арцизского района Одесской области, которое с тех пор и по сей день больше известно как Париж – по названию близлежащей железнодорожной станции «Парижская». В Париже в те времена был расквартирован полк тяжелых танков, и мой папа, командир танковой роты, был переведен сюда на службу из Группы советских войск в Германии.

Приехали мы налегке, с несколькими чемоданами, и когда наступили дни подготовки к новому, 1959 году, и я, и мама, и папа с грустью стали вспоминать большую коробку с немецкими елочными игрушками, оставленными в военном городке под Потсдамом. Сейчас на елку вешать было нечего.

«Ничего страшного», - решительно сказала мама, и мы отправились к Моисею Абрамовичу. Я хорошо помню этого немолодого грузноватого продавца парижского сельмага, с большой лысиной в окружении кудрявых пейсиков и очках, сидящих на кончике носа. Посмотрев на нас поверх круглых стекол, Моисей Абрамович воскликнул: «Елочные игрушки? Конечно, есть. В сельмаге все есть!». И, заглянув в святая святых своего магазина – подсобку, где хранились вперемешку керосиновые лампы, книги, макароны, хлеб, слипшиеся от сладости конфеты-подушечки и малиновый лимонад местного парижского разлива, вынес фанерный ящик, до верху наполненный переливающимися ядовитой зеленью и лимонной желтизной, топорно выдутыми из стекла шишками.

Впрочем, это новогоднее изделие вполне можно было счесть и виноградом. Увесистые, размером с куриное яйцо грозди (или все-таки шишки?) были покрыты сверху толстым зеленым наростом, изображавшим листья или хвою, а снизу пузырились круглыми ягодами или чешуйками (это уж кому как увидится). Мне виноградно-шишечный гибрид понравился безоговорочно, и мы купили сразу штук двадцать этих одинаковых елочных игрушек, которые и повесили на свою первую парижскую елку. И оказалась она ничуть не хуже, чем новогодние елки где-нибудь в Германии или Москве, или самом настоящем Париже, потому что, в конечном счете, праздник создают не игрушки, а люди. И если люди под елкой крепко любят друг друга и не унывают по пустякам, то каждый Новый год и вправду несет им счастье.

Именно так и было в конце пятидесятых, когда мои молодые мама и папа весело вешали на елку то ли шишки, то ли виноградные гроздья, то ли кукурузные початки, подозрительно смахивающие на боевые гранаты-лимонки, а я думала, что Дед Мороз, конечно же, есть, и это, по всей видимости, сам Моисей Абрамович из сельмага. Просто мы пришли к нему гораздо раньше Нового года, и он, выдав нам заранее эту обалденную красоту из своего волшебного фанерного ящика, отправился наряжать елки к другим детям.

Игрушечный соцреализм

Когда в середине 1935-го  с первой полосы «Правды» прозвучало, что «жить стало лучше, жить стало веселей», трудящимся было велено встречать Новый год у возвращенных народу наряженных елок. Но вот незадача, украшать лесных красавиц советским гражданам оказалось нечем. Срочное правительственное задание предписывало наладить государственное производство елочных игрушек, и его выполнили, как и полагалось в стране Советов, в рекордные сроки. Уже к декабрю «Известия» рапортовали: «Во всех витринах Москвы топорщатся принаряженные елки, выглядывают утонувшие в собственной бороде ватные Деды Морозы, весело и задорно подмигивают разноцветные огоньки, разбежавшиеся по зеленым ветвям. Одна большущая елка даже вышла на улицу и заняла своей особой целую столичную площадь – Манежную. Елка упирается чуть ли не в самые облака, а вокруг нее за одну ночь вырос крохотный городок из пестрых домишек, где продается всякая всячина для украшения елок».

Заглянем-ка в этот елочный городок и рассмотрим впечатляющий ассортимент на его прилавках. Традиционные безликие буржуазные шары уступили место фигурным советским сериям. Вереницу пограничников возглавляет знаменитый Никита Карацупа с верным псом Ингусом, бегущий пограничник, пограничник в дозоре, собака с санитарной сумкой и собака без сумки. Чекист Феликс Дзержинский на подставке, чтобы детям можно было снять игрушку с ветки и играть ею на полу. А в недоброй памяти тридцать седьмом году, единожды в СССР, выпустили настоящий новогодний хит – Ленин, Сталин, Маркс и Энгельс в глубине багровых шаров.

Каждое новое достижение тут же воплощалось в стеклянных фигурках – освоение Севера породило бесчисленные стада северных оленей и маленьких чукчей в кухлянках. Спасение челюскинцев – аэропланы с выглядывающими из кабин летчиками, серебристые дирижабли, полярников в неуклюжих унтах. Мечту о всеобщем счастье воплощали девочка-узбечка с книжкой под мышкой, краснощекие телятницы и свинарки с упитанными телятами и поросятами.

И все-таки на огромную страну игрушек катастрофически не хватало. В селах, аулах, кишлаках и маленьких городках в ходу по-прежнему были самоделки. Помните, именно такие игрушки из бумаги и ваты мастерили знаменитые гайдаровские Чук и Гек, приехавшие с мамой в тайгу к своему папе-геологу и встречавшие последний предвоенный 1940-ый Новый год?

Ордена на еловых лапах

Война крестами заклеенных окон перечеркнула прежнюю жизнь, но удивительно, в эвакуации, в госпиталях, на фронте советские люди  наряжали елки и, упрямо надеясь на лучшее, встречали Новый год. Так же упрямо в годы войны продолжала работать и елочная промышленность. Фабрики перешли на оборонку, зато маленькие артели делали корзинки и парусники из фольги и остатков золотых галунов от нововведенных офицерских погон. Из обрезков проволоки плелись пятиконечные красные звезды, подводные лодки, танки и самолеты.

Отец вспоминал, что Новый 1945 год они встречали на границе с Венгрией. Когда им объявили, что обоз с артистами и подарками из тыла застрял в снегу и все новогодние мероприятия откладываются до его прибытия, никто особо не расстроился – за четыре года войны отвыкли от праздников. Задымили полевые кухни, появились фронтовые «сто грамм», а заряжающий из их танкового экипажа ефрейтор Скляр неожиданно сказал: «Нет, так не пойдет. Как встретим этот Новый год – таким он и окажется. Надо все-таки елку нарядить».
 
Наряжать ель, под которой расположились встречать Новый год танкисты, было нечем. Не автоматы же на нее со шлемофонами вешать? А Скляр, хитро подмигнув, снял с комбинезона свой орден Боевого Красного Знамени и прицепил на пушистой еловой лапе. Идею подхватили - и боевые награды, которых к сорок пятому году танкисты успели заслужить немало, стали перекочевывать на елку.

Это была, наверное, самая драгоценная елка в мире: благородным пурпуром поблескивали на ней многочисленные ордена Красной Звезды и Красного Знамени, золотились ордена Ленина, пестрела георгиевскими ленточками Солдатская Слава, переливались  многогранниками ордена Отечественной Войны, Кутузова, Богдана Хмельницкого, покачивались на стылом ветру медали «За отвагу», «За оборону Одессы», «За оборону Ленинграда»…  До конца войны оставалось ровно сто двадцать девять дней, и в Победе никто не сомневался.

А к утру до их полка все-таки добрались артисты, подарки и новогодняя почта. Среди посылок, присланных фронтовикам из самых разных городов необъятной страны, оказались и сладости, и вязанные носки с рукавицами, и сухофрукты, и книги, и даже обувная коробка фабрики «Скороход», наполненная самыми настоящими елочными игрушками. И среди этих игрушек – можете себе представить? – были елочные украшения в виде прессованных из цветного картона боевых орденов! Вот смеялись танкисты, когда увидели всю эту красоту: они ведь были уверены, что украшать елку военными наградами додумался из суеверных (тьфу-тьфу-тьфу) соображений только их заряжающий ефрейтор Скляр! 

На часах уже двенадцать без пяти

На Западе существует традиция ежегодно покупать новый набор елочных игрушек. Поэтому украшений на иноземных  елках всегда немного. Царит строгий одноцветный минимализм, и почему-то самыми популярными там являются игрушки в форме шара. Не то у нас.
Елочные богатства копились в советских семьях годами. Наша семья, например, за сорок лет насобирала их полную коробку от телевизора. Особенно любили мы знаменитую серию «прищепочных» героев пушкинских сказок. На нашей домашней елке выстраивались целые галереи Золотых Рыбок, Стариков и Старух, прекрасных Шемаханских цариц, Звездочетов с золотыми петушками под мышкой, Гвидонов и дядек Черноморов. Не обошлось без Котов ученых и Белочек с изумрудными орешками в лапках.

С конца пятидесятых годов пошли фруктово-овощные серии Никиты Хрущова и его «царицы полей – кукурузы», потом – космические. На экраны вышел фильм «Карнавальная ночь», и с тех пор все стеклянные будильники страны стали показывать «двенадцать без пяти». А вот в семидесятые – восьмидесятые годы советская елочная игрушка стала сверхсовременной, абстрактной и неинтересной. Прежние увлекательные, тесно связанные с жизнью страны елочные украшения перекочевали на антресоли, в захламленные гаражи, а то и в мусорные контейнеры.

В начале девяностых годов, отмеченных нехватками и тотальным дефицитом абсолютно всего, я случайно узнала, что в одесском детском доме, что на шестнадцатой станции Большого Фонтана, не хватает елочных украшений. Мы с братом извлекли наш огромный ящик из гаража, и он отвез ребятишкам чудом сохранившиеся новогодние богатства, среди которых, представьте, остались даже виноградные шишки от «парижского» Моисея Абрамовича. И это, поверьте, лучший из возможных в нашей стране вариантов судьбы старых елочных украшений. Ведь большинство из них таки канули в антресольно-помоечное небытие.

Сокровища с блошиного рынка

Увы, при нашем бесшабашном пофигизме и привычке жить одним днем вряд ли стоило ожидать другого отношения к хрупким елочным реликтам. А вот американская хватка, можно сказать, спасла старую советскую елочную игрушку от окончательного уничтожения.

В 1995 году в Москву из Бостона приехала американка Ким Балашак - преподаватель стратегического менеджмента в московском отделении Калифорнийского института бизнеса и управления, вскоре возглавившая также и попечительский совет камерного оркестра «Kremlin».
«Как-то мне захотелось украсить домашнюю елку настоящими старыми русскими игрушками, - рассказывает Ким. - Помню восторг от первой покупки – это была стеклянная гирлянда и маленький ватный Дед Мороз».

Но настоящее ее увлечение, давшее импульс для создания уникальной коллекции реликтовой советской елочной игрушки, началось с Кота в сапогах. Фотографию этого изделия елочной промышленности страны Советов тридцать шестого года выпуска Ким Балашак увидела в одном американском журнале: смешной ватный кот   со шляпой в руках. По словам Ким, это была любовь с первого взгляда. Она не могла забыть об этой игрушке и после долгих поисков нашла Кота на барахолке в Измайловском парке. И началось...

Ким давала объявления в газетах, сама искала объявления, ездила по домам в Москве и Подмосковье, с разрешения хозяев рылась в сараях и на антресолях. За эти годы она перезнакомилась со многими людьми, выучила русский язык (и это, конечно, было важно, прежде всего, для коллекционирования, зато теперь она читает в оригинале русскую литературу – стихи и сказки).

В одном из интервью Ким Балашак рассказывает, что где-то через год после первой покупки она расположила любимые елочные игрушки в рядок и поняла, что у нее собраны "не просто игрушки, а история страны. Причем история добрая. Совсем не похожая на те страшные рассказы, что читали мы в газетах об СССР и России».

Сегодня Ким – пока единственная из коллекционеров елочной игрушки, кто состоит в Международной организации коллекционеров. Ее уникальное собрание насчитывает свыше двух с половиной тысяч единиц. Ким смогла собрать почти все, что выпускала советская елочная промышленность с 1936 по 1965 годы. Пять лет назад Ким Балашак организовала выставку елочных игрушек «Мерцание истории в елочном шаре», к открытию которой был выпущен каталог «Русская елочная игрушка».

И… по всей России началась погоня за елочными раритетами. Очень скоро в поиск старых елочных украшений включились коллекционеры Украины, Белоруссии, Прибалтики. Причем совершенно ясно, что ценность старых елочных игрушек не только и не столько коллекционная. Люди готовы платить деньги за «реставрацию детства», воспоминания о радостных событиях, память об ушедших людях. Как ни странно, самыми востребованными и дорогими стали игрушки пятидесятых – начала шестидесятых годов. Дело не только в том, что эти стеклянные вещицы были полностью сделаны вручную, еще старыми артельными мастерами. В то время страна уже пережила тяжелейшую войну и хотела жить, хотела работать, любить и радоваться каждому Новому году. Ах, как сегодня не хватает нам этих чувств и этой уверенности в завтрашнем дне!

Ким Балашак в свои коллекционные игрушки елку не наряжает. Оберегают свои раритеты и другие собиратели. Слишком они хрупки и непрочны, чтобы рисковать подобными ценностями. Но знаете что, если у вас на антресолях все-таки где-то завалялись заветный ящичек или коробка с этими хрупкими сокровищами, позвольте себе невозможную роскошь – нарядите елку старинными игрушками, впитавшими светлую энергию радости предыдущих поколений. А если какая-то из них ненароком разобьется, не печальтесь, подумайте: «С новым счастьем»!