Солдаты. Рахмат. Кома. Профессор Орлов. Весна 1952

Глава 36. Мемуары Петряковой Г.А.

   Девочки иногда шептались, почему, мол, именно Гале поручила Екатерина Ивановна оформить финансовую операцию актерам, но справедливая Шура, старший контролер, пресекала:"Вы что, забыли выступление Екатерины Ивановны на собрании? Она же сказала, что тщательной проверкой документов (ордеров) отчетности быстрее всех, а следовательно и больше всех операций совершает Петрякова. Причем ошибок у нее или совсем нет, или случайно встречается незначительная. Вот если бы так работали все контролеры, мы бы заняли первое место в области."
   Вскоре меня перевели в сберкассу 2-го разряда. Это сберкасса, где один работник является и заведующим, и контролером, и кассиром в одном лице. Сберкасса находилась в городке военной части.  Мои вкладчики, в основном, были солдаты и офицеры и члены их семей. За целый день зайдут два-три человека и вся моя работа. Мне это не нравилось. Вот в Центральной сберкассе, где я отпускала до 100 человек в день, там настоящая работа была. Зато здесь я была целый день хозяйкой. Я читала и перечитывала обязанности работников сберкасс, где, кроме многих работ, была и обязанность посещать заводы, фабрики, вузы и другие учебные заведения с целью привлечения средств населения во вклады. Я удивилась и когда занесла дневной отчет в бухгалтерию, ЦСК(центрсберкасса), то зашла к Зав. ЦСК и спросила у него, почему никто не ходит агитировать, тут я прочитала много интересного на этот счет. Вы же в отчете о проделанной работе должны указать, сколько человек посетили заводы и фабрики, сколько индивидуальных, сколько групповых бесед они провели, сколько рабочих присутствовало на этих собраниях. "Недаром тебя твой учитель, кажется его фамилия Красный, назвал патриоткой сберегательного дела," - сказал Болтышев, откладывая в сторону свою работу,- "Докопалась, да? Делать в военном городке нечего, захотелось пойти на заводы и фабрики?" И рассмеялся. "Ну нет, вы не обижайтесь, я не критикую, а мне просто хочется знать, почему мы этого не делаем? Я же новенький работник, мне же все интересно, как это все происходит на практике," - доказывала я. "Галя, ты же видела, какая у нас всегда очередь. Вас было три контролера и вы не отдыхали до самого перерыва, а после обеда, не поднимая головы, работали до конца дня за 482 рубля. Как ты думаешь, кого я пошлю? У инспекторов своя работа, у нас по Самарканду низовые сберкассы, их надо регулярно контролировать. Большая кладовая, зав. кладовой еле успевает. Бухгалтера едва успевают с отчетами. Одна уборщица на всю ЦСК. Некого послать... Да и зачем нам лишняя работа? Ведь мы план выполняем, премию получаем. Все." "Но я же видела Ваши отчеты. Вы писали проведено столько-то бесед, было столько-то человек, привлечено столько-то рублей во вклады. Все подробности: где, когда, кем проведена агитационная работа, на заводе, на хлебокомбинате. Нo там у Вас много написано. Когда они успели? Почему меня не взяли? Я тоже умею агитировать. Давайте я схожу во все учебные заведения. Пусть студенты кладут свои стипендии," - закончила я. "Как ты не понимаешь, что у нас и так много работы, мы не успеваем обслуживать даже тех вкладчиков, которые у нас есть. Зачем нам еще?" - доказывал свое Заведующий. -"Так не пишите тогда в Областное Управление отчеты, а напишите, что у нас и так много работы." Откуда же Вы взяли данные о заводах, фабриках и о беседах?" - недоумевала я. Заведующий поднял руку и пальцем показал на потолок. "Аа-а-а, а я думала, как это "с потолка взяли", еще Екатерина Ивановна по телефону ругала кого-то и кричала, что нам не нужны потолочные данные." "А мы и не признаемся, а во-вторых, они дают сведения в Республиканское Управление на основе наших данных. И не могут не дать, потому что они затребованы ежеквартально," -щелкнул языком Заведующий. "Вы знаете, я работала на ферме всего пол-года и увидела такое безобразие, что на всю жизнь запомнила, а в финансовых учреждениях такого не может быть никогда. А оказывается и здесь "потолочные данные" неизбежны. Как мне все это не нравится.  Зачем я поступила в финтехникум?" "Э, Галя, ни в каком учреждении, ни в какой организации без " потолочных данных " не обходятся,"- твердо сказал Болтышев. "Я работал и в Райфо и в Госстрахе и везде в чем-нибудь это проявляется. Поверь мне, не нужно паниковать, работай себе спокойно, и все."
   Я приходила в военный городок, заходила в закрытый двор, чертила классики мелом по сухой земле и, когда не было клиентов, играла сама с собой. Это у меня была игра-зарядка. Помещение не топилось, я согревалась в игре, скакать я с раннего детства любила, а была уже осень. Приходило два-три военных, снимали со своих сберкнижек кто 10, кто 20 рублей (наверное, в кино сходить) и, поболтав со мной о погоде или просмотренном фильме, уходили.
   Вскоре Балтышев приказал мне взять с собой картотеку с лицевыми счетами вкладчиков, все имеющиеся деньги (лимит кассы у мена самый маленький 500 рублей был) и прибыть в ЦСК для передачи счетов и денег в операционную часть старшему контролеру Шуре. Я составила акт передачи, Шура подписалась о приеме, и меня взяли в бухгалтерию. Началась новая работа, разработка документов из низовых сберкасс города. Работа мне нравилась. Екатерина Ивановна собиралась на пенсию и хотела подготовить меня на свое место Главного бухгалтера. Солдаты и офицеры из военного городка стали приходить в ЦСК за деньгами и спрашивали, где их девочка контролер. Шура отвечала, что теперь ваш контролер в 1-м окошке, а они, увидев там другую работницу, говорили:"Нет, это не она, нашу звали Галина Александровна, она маленькая ростом, с локонами." Шура спросила, зачем я им нужна, а они (их было трое), сказали, что хотят убедиться, где она сейчас работает. "Теперь в бухгалтерии," -сказала Шура. "Спасибо," -ответили эти трое и ушли. Позже я узнала их фамилии: Досметов, Курманбаев и Умарбеков.
   Осень закончилась, незаметно подошел Новый 1952 год. Мы, работники сберкассы, складывались на елку по несколько рублей. Танцевали, пели, пили чай со сладостями. 
   Позже, 26 февраля, Славику исполнилось 2 года. Рафик приходил чаще. Мои девочки тоже не забывали меня, особенно Славика, принесли ему игрушки и долго с ним забавлялись. Девочки, увидев Рафика, как у себя дома, решили, что мы поженились, при нем постеснялись у меня спросить, и, поцеловав Славика в головку, ушли. Мама радовалась, что Рафик находит время проведать ребенка, а мне казалось, что я ему больше нужна, чем сын. Мысли мои путались, когда он приходил. Только вчера мама рассказывала мне, что она с Иваном Яковлевичем с 1936 по 1941 прожила без официального брака и только, когда он уходил на фронт, они зарегистрировались. Но мне такое было не по душе. Мама уходила поговорить к соседке, а мы оставались одни. Славик засыпал. Я на время забывала, что я делаю, но велик был соблазн, и в это время мне казалось, что это и есть настоящая любовь. Хоть редко, но Рафик приходил и нам казалось, что мы найдем выход, чтобы жить вместе. Так прошло два месяца.... А потом я забеременела и оказалась в больнице. У меня начались сильные боли в животе, так, что я еле дошла домой. Мама вызвала скорую помощь и меня увезли в клинику.  "Будем спасать," - сказал спокойно доктор. Мама в этот же день пришла  со Славиком и передачей: горячая картошка и тепличный помидор, потому что грунтовых еще не было, так как был конец злополучного мая.
   Мне было обидно, что ко всем приходили мужья, а ко мне только мама с сыночком. Но Рафик предупредил, что он не прийдет, так как его здесь, в больнице, все врачи знают. (Тут мне он еще раз подтвердил, что он окончательный трус и что после этого я ему не смогу простить никогда.)
   Мне было с каждым днем хуже. У меня воспалилась вся брюшина. Каждый раз при обходе я слышала от врачей слово "перитонит", впервые. Спросить, что такое перитонит я не могла, не было сил говорить. Когда в моей палате, от бесконечной потери крови умирала женщина лет 45, то зав. отделения обратился за помощью к своему другу, профессору Ростовской клиники Орлову А.И.. Орлов прибыл самолетом из Ростова как раз в то время,  когда у меня от истощения наступила клиническая смерть. Я не двигалась, не ела, ни с кем не говорила, не реагировала на вопросы. То, о чем говорили около меня, слышалось как из-под земли, как из глубокой ямы. О моем состоянии мне потом рассказали врачи, медсестра и мама. А я видела впереди себя черную трубу, ну, похожую на тоннель, а далеко, далеко в конце тоннеля черное, маленькое пятно. И в сознание моем откуда то втолковывается, что черное пятно, это я. Вроде я превратилась в пятно. Или я засыпала, или теряла память, я не знаю, но это черное пятно не отступало от моего внутреннего взора. И вдруг я услышала издалека голос, который приближался ко мне ближе и ближе:"Ну, открой глаза, посмотри на меня, я же тебе помогаю, сейчас тебе будет легко, легко." Я открыла глаза и увидела литра на два колбу с жидкостью, какие то трубочки, и догадалась, что это внутривенное кормление. Не в вену руки, а где-то ниже, то ли в ляжку, то ли в ягодицу, точно не поняла. От колбы я медленно перевела взгляд левее и увидела симпатичного мужчину лет сорока, сорока пяти. Он улыбался и спросил:"Так как тебя зовут?" "Галя," -прошептала я. "У мена дочка тоже Галина. А отчество, случайно, не Александровна?" "Да," -сказала удивленно я. "Ты что, хотела умереть? Нельзя... Мы не дадим тебе умереть, у тебя такой уже сын, нельзя его оставлять без мамы. Вот еще подкормим тебя немного, и ты побежишь к сыну и к матери, как раньше. А несерьезного папу надо наказать. Раз он в тяжелое время не проведал тебя, то и не зачем возлагать на него надежды. А сейчас поспи," - и укрыл меня сам, как только медсестра убрала колбу с трубками.
   Сколько я спала, не знаю. Вдруг слышу:"Девушка, посмотрите в окно, Ваша мама пришла," - кто-то рядом, наверное, их увидел. Я силилась повернуть голову, но она была непослушная. Кое как, с трудом, я взглянула в окно и увидела во весь рост Славочку. Мама подняла его высоко над головой, а он меня сразу узнал и слезки покатились у него из глаз:"Мама, мама, моя ма-а-а-а-ма!" закричал Славик и я сдавленным голосом едва вымолвила :"Сыночек, ро-о-одненький мой," - и обессилела.
   Однажды ночью, лежа плашмя, я сквозь зыбкий сон слышала, что женщину с кровотечением не спасли, она скончалась. Мне было жутко представить, как мой сыночек может остаться без меня сиротой и я обратила мольбу к Богу:"Боже бессмертный, умоляю тебя, оставь меня жить, ради моего невинного сыночка. Не допусти, чтоб он остался сиротой, всю жизнь буду верить, что ты есть, что ты всегда был и будешь вечно. Никогда, ни за что не забуду." Через день мне захотелось в туалет. Позвали няню, она сказала, что врач приказал утку не давать, чтобы я сама добиралась, чтобы двигалась, чаще вставала с постели. Я встала, голова закружилась, но я взялась одной рукой за стенку, левую ногу двинула вперед, отдохнула, потом правую  и так постепенно дошла, а обратно шла уже тверже.
   Мама сообщила на работе, что я больна. Работники строили всевозможные догадки. Меня приходила навещать Таня, но ее ко мне не пустили и она передала мне сладости. В справке врачи написали "Произвольный Выкидыш" и "Воспаление брюшины".