Начало 5

Первые впечатления от деревенской родни. Тётя Мария, жена Семёна, довольно неинтересная и совершенно необразованная дама. Удивляюсь, как она может чему-нибудь учить!
Тётя Лида, мать кучи моих двоюродных сестёр, сама заботливость, очень похожа на тётушку Аксал из зазеркалья. Вечный запах махорки, истопленной печи, нестираного белья и отношение ко мне, как к особенному.
Наутро всё меняется, с точностью до наоборот. Отец сказал, чтобы я приехал домой за свой счёт. Меня ведут в контору, где я подписываю какие-то бумаги, выводят на улицу и садят на телегу, запряжённую двумя лошадьми. Тётя Лида суёт мне сумку с продуктами и тихонько кладёт крест мне во след. После долгой поездки по просёлку мы приезжаем на стан. Дядя Миша, муж тёти Лиды, показывает мне место, где с вечера были отпущены пастись лошади. Говорит, чтобы я брал Каурую. Дал в руки уздечку и ушёл.
Ловить лошадь не просто, если это в первый раз. Она должна тебя знать. Надо подойти к ней, взять за гриву, надеть узду и, удерживая повод, снять путы. Потом обязательно надо напоить её, обтереть травой круп и положить фуфайку на холку.
Далее процедура ещё интересней. Надо взять хомут, перевернуть его кверху ногами, одеть на шею лошади, ещё раз перевернуть и засупонить. Т.е. затянуть сыромятным ремнём стянутые с помощью ступни деревянные колодки хомута.
Начинается работа. Пока нет жары, мётчики (наиболее сильные мужики, вооружённые вилами с черенками разной длинны) указывают нам, копновозам, где заводить зарод. Зарод – это основание стога. Мы должны свезти несколько копен в одно место и как можно плотнее их поставить.
Технология перевозки копен несложная, но требует умения. Надо объехать копну слева, соблюдая оптимальное расстояние, в конце объезда подать лошадь вправо и резко послать левый повод. Потом, взяв поводья, сдать назад. Подкопнивальщик подобьёт ужище под копну, подаст петлю, подождёт, пока я воткну табурку и трону лошадь влево, чтобы копна не опрокинулась.
Каждый раз стараешься ехать по старому пути, поскольку на новой дороге можешь копну опрокинуть. Свежую копну не жалко, она не успела слежаться и подкопнивальщик не обидится, а старую собирать и снова заряжать очень не хочется. Старый след виден при свете солнца. Свежие копны могут подрезаться, плотность у них маленькая.
Каждый день, приезжая на покос, смотришь и оцениваешь сложность работы. Мужики, по им одним известным приметам, определяют: куда ехать, где сгребать, где копнить, где метать.
Обед – желанный час! Находим наиболее живописный колок, (берёзовый остров), отпускаем спутанных лошадей, открываем сумки и начинается пиршество! Свежая баранина, помидоры и огурцы, молоко.  Такого сейчас и не придумаешь!
После обеда купание, если река рядом. Главное быстрее раздеться, поскольку пауты, как мессеры, норовят впиться. На мокрое тело садятся быстрее комаров. Пока оденешься, несколько раз клюнут.
Дядья крутят самокрутки, мы укладываемся на пропахшие лошадиным потом фуфайки и дремлем. Потом безжалостный подъём, команда ловить коней и день продолжается.
После обеда жара наседает. Лошади измучены. Проведёшь под хомутом рукой – рука в крови. Пауты донимают. Лошадь катается, забыв о седоке.
Самое трудное, выдержать первую неделю верхом. Потом привыкаешь и нормально чувствуешь себя на коне. Без седла носишься, как угорелый. Главное откинуться назад, расслабиться в поясе и не размахивать локтями. Папа, как всякий кадровый артиллерист, твердил мне: - если верховой машет локтями и отпускает длинный повод, он ничего не смыслит в верховой езде!
Окончание дня настолько радостно, что словами не передать! Мне десять лет и я устал! Лошади чувствуют отдых и рвутся домой. Если их не оставляют ночевать на стане, они находят в себе силы лететь во весь опор в деревню. Пацаны пользуются их настроением и устраивают гонки. На их жаргоне это называется делать «бегана».
Лошади ревнуют друг - друга, кусают ноги обгоняющего седока, стелятся вдоль дороги, шарахаются от взлетевших придорожных птиц, скидывая седоков, и мчатся в деревню. Закат ложится на горизонт. Птицы умолкли..
Потом начинаются дожди. Серое небо, неимоверная грязь вдоль деревенской улицы. Раз в неделю, по средам, кино в клубе. Развлечение для всех. Сначала на доске около клуба появляется написанная меловой краской афиша. Рукой киномеханика начертанные буквы оживляют быт всей деревни. Предчувствие праздника нависает над разномастными домиками, устраняя все различия между населяющими домики людьми.
Темнеет. Народ потихоньку подтягивается к клубу (обычная бревенчатая изба с заплёванным крыльцом). Пацаны спускаются к речке, втихоря глотают украденную у родителей бражку и крутят самокрутки. Все подначивают моего двоюродного брата Генку насчёт первой красавицы в деревне Гали. Потом, купив билеты по 10 копеек, заходим в клуб. Молодняк оккупирует сцену, над которой вывешен экран, подростки с девчонками занимают галёрку, если этот термин приемлем в этом случае, а солидный народ заполняет первые и средние ряды.
 Окончание сеанса приходится на густую темноту. Следуя непонятным признакам в темноте, месим грязь, находим свои ворота и пытаемся мыть ноги в бочке, после чего минуем крыльцо, кухню с русской печью, в которой тлеют угли, а заслонка уже закрыта. Тихонько пробираюсь в дальнюю комнату, бухаюсь на кровать, застеленную настоящей периной и проваливаюсь в сон до следующего дня.
Воскресные дни в страду не соблюдаются. Но непогода знает свои права. После дождя надо пару дней потерпеть, чтобы скошенная трава просохла. Именно в эти дни мы с Колей Сидоровым и Генкой Артамоновым, моими двоюродными братьями, уходим на рыбалку. Колька у нас вечный предмет приколов. Он удивительно покладист и, пользуясь челдонским наречием, отбивается от наших подколок. Гена, признанный в деревне рыбак. Все знают, что он пустым не приходит никогда. Скорее всего, это ему досталось от отца. Тот был первым рыбаком на деревне. До сих пор стоит в глазах у меня голова щуки у него на плечах, а хвост по земле волочится. Щука успела мхом обрасти.
Гена хватал чебаков, окуньков, ельцов, ершей, между прочим. Я мог сесть рядом, забросить удочку, но ничего подобного не происходило.
Но однажды и мне повезло! Я спустился за огородом бабушки к реке, закинул удочку недалеко от мостков, на которых бабы стирали, и…клюнуло! Поплавков на Омке не держали. Достаточно было наблюдать натяжение лески течением. И леска дрогнула! Я подсёк и начал тащить добычу к берегу. Уже на глинистом берегу, моя добыча медового цвета соскочила с крючка, и я вынужден был пузом накрыть её, чем заслужил одобрительные возгласы стиравших женщин.
Линь был шикарен и достаточно жирный. Когда бабушка вытащила его ухватом из печи, я узнал, что ничего в мире нет вкуснее шкурки линя, запечённой в домашней сметане в русской печи.
Но лето подошло к концу, я получил в конторе расчёт, дядя Сеня отвёз меня в Барабинск и посадил на поезд.