Чуднов в бою. Плен

    Когда закончился завтрак, в 8.00, как по расписанию, фашисты начали артобстрел наших позиций со всех орудийных стволов, потом налетели вражеские бомбардировщики и начали закидывать бомбами. Григорий опустился на дно окопа и заснул или отключился. Он всегда засыпал или отключался, когда начинали свистеть мины, взрываться бомбы, видимо, срабатывала психологическая защита. Бомбёжка прекращалась, Григорий приходил в себя, откапывался, стряхивал с одежды комья земли и часто обнаруживал возле себя множество убитых и раненных товарищей, всегда задумывался: Разве можно остаться живым в этой мясорубке?
Вот и в этот раз, когда артобстрел прекратился, Чуднов очнулся, стряхнул с себя нападавшие на него листья, ветки, землю, металлические осколки.
        В атаку шли фашистские танки. Григорий поудобнее устроился в окопе. Вражеские танки не спеша двигались на окопы, где находился Григорий со своим взводом. Вот уже вдоль окопа движется фашистский танк и почти в упор расстреливает из пулемёта наших солдат. Земля под тяжестью танка тряслась, как бы сжимаясь и разжимаясь. Земля напряглась, удерживая непривычный для неё многотонный груз, края окопа, не выдерживали напряжения, обсыпались мелкой едва заметной дрожащей струйкой песка. Григорий чётко видит, как танк выпустил короткую очередь в  бойца, находящегося с ним в одном окопе. К небу полетели рваные куски человеческого тела и военной формы. Над башней немецкого танка, за люком сидел фашистский офицер в чёрной форме и хохотал от увиденной картины. Танк продолжал двигаться в сторону Григория.
     Толи земля давила снизу на грудь Григория, толи он так прижался к ней, что ему стало больно. Сердце Чуднова стучало, не хватало воздуха, от напряжения он задерживал дыхание, потом снова пытался расслабить напряжение и свободно дышать, но у него это плохо получалось. В голове мелькали мысли: «Ещё секунда, и меня не будет!» Вот ещё одна очередь, выпущенная  из  пулемёта немецким танком, и от красноармейца, уже от второго, как и от первого, летят в разные стороны и вверх куски одежды, человеческого тела и кровь.
 "Фашист, звание не меньше полковника," - подумал Чуднов, глядя, как за люком башни продолжает трястись от смеха, тот же самый фашистский офицер.Фашист в чёрном корректировал прицельный огонь выкриками экипажу танка через люк. Григорий уже чётко и ясно видит черты лица фашистского офицера и чувствует, что ещё немного и следующая очередь дойдёт до него. "Надо этого гада убить!" – мелькнула в голове Григория мысль, - "смеётся тот, кто смеётся последний!"                Чуднов расслабился, сделал несколько вздохов, прицелился из пистолета в смеющееся лицо фашиста и выстрелил. Фашистский офицер обмяк и повалился на бок, его затащили в танк. Фашистский танк зло огрызнулся в сторону Чуднова короткой очередью из пулемёта. Правую руку, выше локтя, обожгла жгучая боль, Григорий присел на дно окопа. Немецкий танк развернулся, и, сотрясая землю своей стальной многотонной массой,  подняв густой столб серой пыли, двинулся в обратном направлении.
 "Наверное, в госпиталь повезли… какая-то большая шишка,"  - подумал Чуднов, - "как хорошо, что я успел вовремя в него пальнуть?!  А то мне крышка была бы, болтался б уже на кустах в ошмётках формы".
     Вражеская пуля разворотила правое плечо, повредив сухожилия, рука плохо работала,  кровь сильно сочилась. Григорий Ефимович поднял левой рукой за правое запястье, согнув в локте, прижал к плечу.  Бойцы взвода помогли Григорию перетянуть руку, остановить кровотечение.  С одной рукой много не навоюешь. Командир роты  отправил Чуднова в госпиталь.
   Полевой госпиталь представлял собой временные брезентовые палатки.  Он находился на краю соснового бора. Доктор, Лебедевский Константин Степанович, сшил сухожилия и заштопал рану Чуднову. У Григория от большой потери крови кружилась голова, его определили в палатку, показали место, где он должен был лежать.
В лазарете долго отдыхать не пришлось. На следующий день,прорвав оборону советских войск, подкатили немецкие танки с пехотой. Григорий очнулся от рёва мощных моторов, от скрежета металлических гусениц, под ним тряслась земля. Он услышал немецкую речь и быстро всё понял.
 "Нужно прятать личные документы", - первая мысль, которая пришла в голову Григория. Из-за голенища сапога Чуднов достал нож и начал быстро копать землю. В вырытое углубление в земле он успел положить офицерскую книжку, партийный билет, наградные книжки, ордена, медали, письма,  фотографии и прикопать землёй.
               
    Фашисты всех раненных, кто мог идти, и медицинский персонал госпиталя погнали в пешем порядке на запад, тяжело раненных расстреляли. На одной из стоянок к немецкому офицеру подошли два красноармейца, похожие на азиатов, и принесли листовку найденную на трассе, в которой немецкое командование призывало бросать оружие, сдаваться в плен, выявлять комиссаров и коммунистов и переходить на службу вермахту. 
- Господин офицер! – Вир волен ист  хильфсвиллиге — мы хотим быть добровольными помощниками, в составе частей вермахта и люфтваффе, - обратились они к обер лейтенанту, - вот петлицы коммуниста, политрука, которого мы расстреляли! Нам, согласно  этой бумаги,- один из предателей достал листовку из кармана,развернул её перед лицом офицера, - полагается награда, и мы бы хотели вам, то есть немецкой армии, служить в Туркестанском легионе.
      Немецкий офицер, не спеша достал из кобуры пистолет-вальтер и, немедля ни секунды, сделал несколько выстрелов в желающих послужить доблестной немецкой армии. «Зачем нам такие солдаты, которые предают своих офицеров!»- понял Григорий из сказанного немецким обер лейтенантом.
    "Так им и надо! Сволочи - предатели! Предателей даже фашисты не любят!" – подумал Григорий. – "Если предал один раз, то предаст и  в другой раз, при следующем удобном случае! Умные учатся на ошибках других, а дураки – на  ошибках своих!"
     Колону, в которой находился раненный Чуднов, гнали и гнали на запад. Хотелось есть и пить. Под ногами не было ни травинки, вся дорога заезжена машинами или затоптана людьми. Листья с кустов и деревьев были оборваны нескончаемыми потоками военнопленных.Дышать было нечем в клубах пыли. Некоторые пленные грызли   зелёные ветки горького краснотала, тщательно пережёвывая, а затем глотали, чтобы хоть чем-нибудь набить пустой желудок, в котором периодически ощущались голод и боль.
    "Это ж надо так издеваться над людьми! Собаку или кошку, если не накормишь и то жалко, а здесь живые люди," - думал про себя Григорий, в груди у него накапливалась злость к фашистам.
Колонну пленных пригнали в Польшу, в город Сувалки, в лагерь для военнопленных.