ЁРШ ТВОЮ МАТЬ

     - Всё дуракуешь, Емеля! Не надоело на печи лежать-то?
     - Кто это там ишо дверями хлопает?... А-а, это ты, щучье твоё семя..., сама приползла, хрипатая... Ну подползай ближе, я щас тебе плавники обрывать буду!
     - Пошто, Емелюшка, каку таку я пакость тебе сотворила?
     - Пошто спрашиваешь?... Я тя три дни добиваюсь... Совсем осип от слов «по-щучьему веленью...», а ты ни пастью своей зубастой,  ни рылом тинным не воротишь... Ни один мой приказ не выполнила. Три дни печь не топлена, в избе холодрыга, девки перестали на рандеву бегать, а кардебалет их и вовсе разбежался, видать ляжки поотмораживали... Три дни водки нет... никакой, ни вкусной, ни палёной, и деревенька словно вымерла, даже самогоном не пахнет... Ты пошто, коряга прорубная, так меня опускаешь... Звоню тебе по мобиле - меня какая-то там уклейка по-англицки невесть куда посылает, а по-русски долдонят, что ты..., вонючая твоя чешуя, «заблокирована». 
     - Ой, Емелюшка! Не виноватая я! Ты, голубь мой рукокрылай, не один ведь у меня. Ты что же думаешь у нас дураки перевелись? Их стало ещё больше. И каждый хочет меня бедную поймать и получить всё и сразу. А я с вами и вовсе дурой стала..., всё попадаюсь и попадаюсь. Уж, больно снасти коварные да хитрюш-ш-шие пошли... Вот кругом и обложили...
     - Да как ты, старая, со мной разговариваешь... Я ж тебя..., как печень трески щас враз в консервную банку закатаю!
     - Охлынь-ка, Емеля! Не закатаешь! Потому что пропадёшь ты тогда без меня вконец. Глянька на себя..., руки стали как крюки, ничего делать не умеют, ни воды в проруби зацепить, ни печку истопить. Все антересы, думы твои и просьбы — только об одном..., о водке, да о бабах. Деградируешь ты, Емелюшка.
     - Молчать!... Галоша шепелявая!
     - Не буду я молчать! Всё..., достал ты меня окончательно. Поймал ты меня давно и всего-то один только раз, а колбасишь, почитай как, боле века. Люди за это время чего только не натворили... одних революций и переворотов сколь насовершали, пережили разруху, голод, войны, развитой... как его там... социализм, изобилие, застой, перестройку..., щас вот переходный период осваивают, в космос летают, а ты на своей печи жрал, пил, да пролежни зарабатывал. Вобщем надоел ты мне порядком..., хватит, даю тебе последний шанс или жму кнопку.
     - Каку ещё таку кнопку, щучью твою мамашу!
     - А таку! По поздней осени меня какой-то идиёт электрошокером оглаушил..., у них он электроудочкой зовётся. Помню только, как дербалызнуло меня по голове чем-то, а в глазах молнии засверкали и... боле ничо не помню. А когда очухалась, чую чешуя с меня вся осыпалась и в садке лежу клубком свёрнутая, а надо мной рыбы сверху видимо-невидимо штабелями сложено. Пытаюсь что-то вякнуть, то есть дать знать, что щука я непростая, а голоса сваво не слышу, видать контузило меня основательно, коль язык не ворочается, а может слуха не было. Собрала последние силы и как рявкну: «Ёрш твою мать!». Гляжу, неплохо получилось. Браконьер тот электрошокер свой выронил, а сам за борт плюхнулся..., в холодну воду. Испуг видать огроменный случился. Смотрю на него под водой, а он гад пытается верёвку садка отрезать и на дно его пустить. Понятно, думаю, электроудочку и рыбу на дно, вроде как концы все в воду и никакого-те браконьерства... Хитёр бобёр... Испугался не на шутку, видать, похоже голос мой за инспекторский окрик принял. Щас же за электроудочку можно и срок схлопотать...
      - Иди ты!
      - Вот те, иди ты. Прошло то время, когда нас дураки корзинками да бадьями ловили. Но мне-то от этого не легче. Щас он верёвку отрежет и мне на дне с плотвой, да окунями в садке... полный копец настанет. Ведь гад наверняка место то забудет, а садок металлический, разве ж зубами его прогрызёшь... Значит, не выбраться нам никому.... Одним словом, получилась хорошая братская могила... Думаю, надо что-то делать. Собираю самые что ни на есть распоследние силы и ору яму из садка прямо в харю, мол, что же ты гад..., на букву «М», с нами делаешь!?  А он так посмотрел на меня полоумными глазами и сразу всплыл. Осмотрелся вокруг — нет никого! И тогда этот оболдуй тащит  лодку к берегу, причаливает и вынимает садок, а из него меня и спрашивает, это ты што ль матюкаешься.  Ну я, - отвечаю ему, - а что? Тут он обрадовался... Как же, щука-то волшебная и давай меня сразу колбасить...
      - А кнопка-то здесь при чём?
      - Да, погоди ты, нетерпеливый какой. Так вот, он мне и приказывает, такая-разэтакая, мол, строй мне дворец на Рублёвке, а то враз тебе кишки наружу и в расход, первой на сковородке жариться будешь у меня, деловой какой..., видали мы таких..., про себя думаю. Ну, а яму так спокойно и говорю, быть по-твоему, милок, построю тебе хоромы, только не на Рублёвке, а в месте другом. Там, где ты просишь построить, места давно уже все схвачены и сил моих щучьих потеснить тех акул, которые там обосновались давно, никаких не хватит. Сожрут только так, окаянные, или хребет и зубы переломают. С большим трудом этого гада уговорила, а сама думаю, я те-е построю..., век помнить будешь. Разве я могла забыть-то, как он мне чуть мозги не расплавил и уродкой не сделал. За это я ему дом … в посёлке «Речник» и построила.
      - Ну а кнопка-то здесь причём!? Не тяни, терпение моё кончается!
      - Теперь о кнопке. Он-то вроде дурак дураком, а умнее всех вас оказался и сукой к тому же. Узнал он, что кроме него ещё есть рыбаки, что в разные времена меня ловили, и теперь мною понукают.  Не понравилось ему всё это и решил он вас всех извести, что б стать надо мною полноправным хозяином. Установил гад прослушку и рыбаки стали пропадать. Я-то это заметила только тогда, когда ты первенький мой у меня последним из них остался. Оказывается, что их всех он быстро вычислил и, стало быть, порешил, а до тебя никак добраться не смог. Он, небось, думал, что ты в буграх или в олигархах ходишь, а ты-то всё в захудалой деревеньке на печке паришься. Приехал как-то на днях, даёт мне мобилу и говорит... телефон особый..., с какой-то нанотехнологией..., набирай номер Емели и жми вызов. Я тут-то и догадалась, что каюк тебе пришёл, милок, и мне стало так жалко тебя..., ну как вроде себя... Прикинулась в общем бушлатиком и заявляю яму, мол, мобилу свою на илистом дне  где-то обронила, засосало её теперь — не сыскать, а память на номера у мене рыбная..., короче, не помню я ни хрена никаких номеров и вся тут бодяга.  А он, гад, так ласково и вкрадчиво мне шепчет, ничего, склерозная твоя башка, он тебе сам позвонит, надо только кнопочку «ответ» нажать на этом телефоне. Я знаю, говорит, он самый ленивый и позвонить ему будет стрёмно..., пока нужда лень не одолеет. Поэтому ни одно его «хотенье» не выполняй и он уж точно тогда сам позвонит. Вот с чем к тебе и пришла, милок. Так что, по мобиле мне теперь боле не звони, взлетишь к праотцам только так.      
      - Ну, спасибо, старая, хоть здесь не облажалась..., а дальше-то что?
      - А дальше, вот что... Емеля, ёрш твою мать! Так жить, как ты живёшь, дале нельзя! Помочь те боле ничем не могу, сам понимаешь... , сама теперь от этого ублюдка по разным прорубям скрываюсь. Вчерась в «Речнике» дома стали сносить и дом яго..., тю-тю, тоже снесли. Уже сутки трясусь от яго матюков и проклятий..., держусь, помалкиваю. Так и надо яму, думаю, поделом..., за других плохого говорить не буду, но ему помогать тоже не буду, даже плавником не пошевелю, дела у него тёмныя, по ихнему коррупцией зовутся, мне неведомо, вот пущай сам царь в них и разбирается. А ты, поезжай в город. Ума тебе Бог не дал, зато силушкой не обделил и поступай на службу в охрану. На первых порах я те помогу, если лениться не будешь. Учти, там люди сейчас всякие служат..., даже доктора наук и полковники встречаются, денег-то в науке и по службе платят мало, вот они и подрабатывают. Так что тебе стараться надо! Поспешай, милок!
      - Никуда я отсель не поеду и тебя не отпущу! В такой глуши нас никто не достанет. Здесь служить мне будешь, а то совсем от рук отбилась.   
      - Ну..., тогда я тя дурака породила, я тя и убью, - прохрипела щука и нажала своим плавником кнопку на мобильнике.
      - Постой, постой, дай хоть ещё покумекать! - закричал Емеля, но было уже поздно...  Яркая вспышка, мгновенная боль и темнота — всё что осталось ему в последние секунды от его дурацкой жизни.
                ----   ----  ----
         
        Очнулся Емеля в страшном холодном поту и очень удивился своей невридимости. Голова, руки и ноги были целы и органы тоже в порядке. Как не удивиться? К тому же он, отродясь  был Иваном, и никогда не жил в деревне. Во-вторых, прозябающий..., давно уж без работы и ощущающий себя более чем неловко в сказке «Жуткая реальность», он не мог понять - каким это образом попал в другую сказку? Ответ напрашивался сам - не иначе как..., по пьяне. Бред какой-то, а может быть это - просто сон?  В квартире, нисколько не напоминавшей избу, никакой щуки и запаха от неё не было, но было не топлено и темно. И он наконец-то понял, что пребывал во сне, и,  немного повеселев, стал осматривать свою полумрачную комнату. На полу лежали какие-то люди без определённого пола - то ли мужики, то ли бабы или что-то среднее между ними.  Наверное родственники, - подумал Иван, - так как все походили друг на друга одинаково разбитыми рожами и ото всех пахло тоже одинаково..., каким-то вонючим одеколоном, но не тройным. Аромат тройного одеколона Иван ещё не забыл. Запах его был неподражаем, а как он пился во времена антиалкогольной компании — одно удовольствие, и от приятных воспоминаний Иван аж крякнул.  Глядя на храпящих людей на полу, он подумал, что это наверное родня и приехала издалека, просто помыться с дороги не успела. Как вошли на порог его "хрущёвки", обрадовались так, что сразу и уселись за стол, а как ужрались до умопомрачения, так и упали прямо на пол и заснули. Во! Так и было! Нет, не так, - подсказывала «Жуткая реальность», - всё было не так! Этих людей ты зазвал к себе сам, потому что у них было что-то выпить и закусить. А помыться они не успели потому, что вот уж как три дни вода и свет у тебе в отключке....  за неуплату коммунальных долгов.
           Ивану стало как-то не по себе и он почему-то вспомнил щучье ругательство и подумал, что сон этот наверняка вещий.  Он ещё раз посмотрел на спящих бомжей, на  пустые бутылки, на останки какой-то непонятной и неприятно пахнувшей на столе закуски и  вслух произнес: «Ёрш твою мать, так жить дальше нельзя!» и... пошёл на биржу искать работу. На бирже, посмотрев на него внимательно и на документы, сказали, что места дворников и уборщиков территорий все заняты таджиками, но предложили место в охране пункта приёма цветных металлов. Иван сразу согласился и пошёл работать сторожем и охранять от воров цветные металлы. Сон оказался вещим.
                Москва, 31 декабря 2010г