Сказка о жителях зеленой улицы

Близким


Наша улица всегда была не такой как остальные. Другие жители городка часто смеялись над нами. Все знали, что если должно случиться что-то из ряда вон выходящее, оно обязательно произойдет у нас. К примеру, ураган из лягушек прошелся по центру нашей улицы. Инопланетяне вздумали использоваться один из заброшенных дворов в качестве личного аэродрома (ладно бы тихо прилетали-улетали, а они обращаются к правительству и устраивают городские пресс-конференции, выступают на местном телевидении, лишний раз обращая внимание к Зеленой улице). Дуб, что растет у крайних домов, светится по ночам и разговаривает человеческими голосами. К этому дубу стекаются туристы и чудаковато одетые молодые горожане. А когда из городского зоопарка сбежало двенадцать пингвинов, звероловы даже думать не стали, где могут оказаться бедные птички, и сразу приехали сюда.
Вот и сейчас у старого дуба собралась толпа. Люди расставляли технику, растягивали в воздухе запутанные провода. Пригнувшись к древку метлы, я лавировала между проводами, боясь запутаться в этой черной паутине. Засмотревшись на невиданный мною ранее фиолетовый прожектор в виде гигантского стула, я пропустила резкий порыв ветра. Метла мгновенно потеряла управление. Стараясь спасти ситуацию, я прошептала заклинание. Под магический перезвон веник на конце метлы превратился в букет красных гвоздик, перевитых черной ленточкой. То ли я плохо сконцентрировалась и подумала ни о том, то ли судьбе лучше знать, что мне нужнее.
Новый порыв ветра швырнул меня в дерево. Через секунду метла переломилась, а я оказалась не земле. Было неприятно.
– Ульяна! А мы тебя ждали, – меня приветствовал спокойный женский голос. – Вторая метла за месяц?
– Третья, – автоматически поправила я.
Я умудрилась спикировать во двор Тамары – моей соседки. Все жители Зеленой улицы уже собрались здесь, уютно устроившись в большой беседке, увитой виноградной лозой.
Мне нравилось бывать у Тамары. Она всегда радушно принимала гостей, обязательно угощала чем-нибудь вкусным и всегда варила кофе. Если была в хорошем настроении, брала чашку в пальцы, щурилась и читала по кофейной гуще ближайшее будущее. Ее дом всегда был чист и аккуратен. Днем она беспрерывно хлопотала по хозяйству, разговаривая с соседями поверх работы, громко отчитывала своих сыновей на родном наречии, богатом заднеязычными согласными, эмоционально спорила с мужем и любила его без памяти, зная, когда нужно уступить.
– По какому поводу собрание? – поинтересовалась я.
Шестеро человек за круглым столом в беседке, будто бы связанных между собой странным только им одним известным договором. Я села к ним. Теперь нас стало семеро.
– Так что случилось? – повторно спросила я.
– Говорят, что бежать нам нужно. Скрываться, – хрипло сказала Арина, рассмеялась, и в ее руках сама собой появилась курительная трубка.
Я помню день, когда она появилась на Зеленой улице. Арина шагала в тапочках для хождения по коралловому рифу, хрипло ругалась на португальском и командовала матросом, что шел от нее по левую руку и нес два огромных тюка с вещами. По правую руку от Арины шла ее внучка Наташка. От последней мы позже узнали переводы некоторых крепких португальских выражений.
– Куда смываться? И почему? – я не понимала ничего.
– Иваныч поговорил с инопланетянами и узнал, что скоро горожане придут сюда ставить эксперименты. Над нами, – пояснила Наташка, задумчиво водившая пальчиком по ободку чашечки.
Дениса Ивановича все предпочитали называть исключительно по отчеству. Когда-то очень давно он был «важной шишкой» – ему поклонялись мужчины в белых одеждах и называли богом виноделия. Но это было так давно, что никто кроме Иваныча того не помнит. Даже Арина с Тамарой. Хотя Арина как-то рассказывала историю о том, как Иваныч превратил несколько отвратительно ведущих себя моряков в дельфинов. Лгать Арина не станет, но поверить в то, что этот всегда пьяненький пенсионер в потертой кепке обладает таким могуществом, мне было сложно. Кроме того, я немного завидовала Иванычу: мне всегда хотелось поговорить с инопланетянами, но со мной, как и с остальными горожанами, инопланетяне разговаривали только о межгалактической политике. С Иванычем же они не гнушались поговорить о философии и порассуждать на вечные темы.
– И мы решили уходить? – уточнила я.
– Пока мы ничего не решили, – Тамара поставила передо мной чашку с кофе. – Мы в процессе.
– Нет ничего плохого в тактическом отступлении, – мягко сказал Иваныч.
– Разве что так поступают только слабаки, – добавила Арина.
– Бабушка, прекрати! – Наташка сидела между Иванычем и Ариной и, судя по всему, гасила их ссору уже не в первый раз.
– Иваныч прав. Иногда нужно уйти, чтобы вернуться, – задумчиво сказал Максим.
Я невежливо фыркнула. Не терплю подобных пошлых фраз.
Днем Максим работает в карауле, следит за порядком в городе. По вечерам после службы он читает Байрона, Бродского и Гумилева. А ночами смотрит в телескоп на звезды.
– Никогда не слышала ничего глупее! – взорвалась Наташка. – Нужно либо уходить, либо оставаться. Подобные фразы придумывают в свое оправдание те, кому не хватает силы воли и решимости…
Я задумчиво теребила кончик косы и надеялась на интересное представление.
– Красавица, принеси, пожалуйста, печенье из кухни, – ровный голос Тамары прервал Наташкин монолог.
«Красавицей» время от времени Тамара называла и Наташку, и меня. На этот раз мы обе остались на своих местах, игнорируя ее просьбу. Наташке хотелось выговориться. Мне было интересно, чем закончится это шоу.
– Наталья, на этот раз льстят тебе, – суховато сказала Арина.
Наташка вышла из беседки, пробормотав под нос длинную фразу на португальском. Арина громко рассмеялась и вновь запыхтела трубочкой.
– Я тоже не вижу ничего плохого в том, чтобы затеряться среди остальных, – Тамара говорила медленно, осторожно подбирая слова. – Рано или поздно приходится взрослеть и прятать метлу в шкаф. Любая сказка должна закончиться вовремя.
– Ошибаешься. Хорошие сказки не заканчиваются никогда, они просто переходят на новый уровень, – возразила Василиса.
В юности она просидела несколько лет в темнице под охраной старого злобного дракона в ожидании доблестного молодца, призванного спасти ее. Пела песни, разговаривала с птичками и мышками, занималась рукоделием. Время, в отличие от добрых молодцев, шло, в один из дней дракон скончался. Василиса поплакала день-другой для проформы и назначила час великой битвы среди рыцарей за право вести ее под венец. Только на бой никто не явился. Сидела Василиса на камне, горевала, гадала, как дальше жить. А тут в темницу явился наследничек – внук старого дракона. И начал над Василисиной грустью насмехаться, а она сгоряча в него молнией и запустила. А он ее дурой нервной обозвал. А она его – пернатой ящерицей-переростком. А он сказал, что у нее характер отвратительный. А она в него молнией запустила и трусом назвала. А он ее в курицу на пару минут превратил и вздохнул выразительно. К утру они поженились.
– Иваныч, миленький, инопланетяне не говорили, почему исследовать хотят именно нас? – спросила Василиса, листая пухлую записную книжку.
Старик отрицательно помотал головой.
– Давайте попробуем рассуждать логически, – предложила я. – Почему горожане выбрали для экспериментов именно нас?
– Мы все живем на Зеленой улице, – предположила только что вернувшаяся в беседку Наташка.
– Зеленую улицу изучают последние лет семь, а нами заинтересовались только сейчас, – нахмурилась я.
Наташка поставила на стол большое серебряное блюдо с домашним печеньем. Ароматным, румяным, тающим во рту… Как я уже говорила, Тамара была прирожденным кулинаром.
– Тома, как у тебя получается такое тесто? Я все по твоим рецептам делаю, а все не то, – пожаловалась Василиса.
– Может быть, ты молоко берешь слишком холодное? – живо откликнулась Тамара.
– Девочки, немедленно закрыли кружок кулинарии и попытались мысленно вернуться к нашим проблемам, – призвала к порядку Арина.
Василиса и Тамара переглянулись. Они уважали Арину, но иногда ее не понимали. Тамара и Арина были примерно одного возраста, но представить последнюю в роли хранительницы домашнего очага не получалось даже у меня. А у меня очень хорошее воображение. И Василиса, и Тамара сознательно заняли ведомые позиции, Арине же всегда нужно было быть главной. Она никогда бы не смогла положить свою жизнь на алтарь семьи. А у Тамары ничего кроме семьи не было. Василиса – другое дело. На службе она превращалась в холодного расчетливого специалиста, а дома ни шагу не смогла ступить без одобрения мужа, придумывала для него приятные сюрпризы, смущалась своей нежности… Из-за заточения в темнице она сохранила какую-то наивность, которой не было ни у меня, ни у Наташки, а мы были лет на шесть младше Василисы. Родив сына, Василиса стала еще мягче. Мы все ожидали, что она бросит службу, но она, наоборот, продолжала подниматься по карьерной лестнице, цинично играя в шахматы с конкурентами своими и чужими подчиненными. Благодаря успехам на службе Василису уважала Арина. Ее внучка же, как мне казалось, считала молодую женщину скользкой и расчетливой.
– Давайте подумаем о том, что нас всех объединяет, – предложила Тамара.
– Тут и думать нечего, – рассмеялась Арина. – Мы все комедийные фантастические персонажи, выдуманные чьим-то больным воображением, по нелепой случайности оказавшиеся в реальной жизни.
– То есть? – не поняла я.
– А ты посмотри внимательно, – Арина выпустила мне в лицо облако фиолетового дыма. – Престарелый божок алкогольной продукции, который потерял хорошее место после падения язычества; восточная ведьма-домохозяйка с кинжалом на поясе; бабуля с намеком на романтическое пиратское прошлое и занудой-внучкой; просидевшая в башне ведунья, по недоразумению живущая с драконом; молодая ведьма, так и не научившаяся толком летать на метле…
– А Максим? – я с любопытством посмотрела на смущенного молодого человека.
– Милая моя, сыскарь, читающий лирику пока никто не видит, разве в этом нет ничего фантастического? – хмыкнула Арина.
– Он еще мечтает найти второй Альдебаран и играет ноктюрны Шопена на лютне, – тихо добавил Иваныч.
Уши Максима покраснели.
– Помню, когда я первый год жила в башне, ко мне повадился ходить один менестрель, – Василиса весело сверкнула глазами, – все песни пел под окнами. Ладно бы хорошо… Но я тогда вежливая была, терпела. К тому же думала, спасет он меня. А менестрель приходил, называл меня единственным лучиком солнышка в его жизни, пел песню и уходил. Долго это длилось, года полтора. Пока этого доходягу дракон не съел. Не мой, из соседней башни. Там у него «ясная звездочка» жила. Видимо, он маленькую модель галактики собирал. Признаюсь, горевала. И человека жаль, и шанс вырваться из этой темницы пропал. Он же как лучше хотел. Думала, потом буду вспоминать его серенады. Почему-то сейчас вспомнила.
Арина слушала Василису очень внимательно, на ее лице не отразилось ни одной эмоции. Тамара на протяжении всего рассказа улыбалась одними глазами. Наташка временами краснела, как маков цвет, но в последнее время это случалось с ней достаточно часто.
– Если мы фантастические персонажи, мы должны остаться. Люди нуждаются в сказке, – сказал Иваныч после долго паузы.
– Мы никому ничего не должны, – сухо заметила Василиса. – И мне казалось, что люди не ставят опыты на тех, в ком нуждаются.
– Это тебе только казалось, – задумчиво откликнулась Арина.
– Вам нельзя уходить. В вас, на самом деле, нуждаются горожане. Без вас все будет другим, даже Зеленая улица, – Максим говорил быстро, зажмуриваясь от страха перед своими же словами.
– А ты? Разве в тебе горожане не нуждаются? – спросила я.
– Нет. Зачем я им? – Максим пожал плечами. – Или мне стоит добровольно выйти к ученым? Тогда я спасу вас…
– Юноша, оставьте эту тягу к самопожертвованию, – поморщилась Арина. – Нет ничего отвратительнее настолько заниженной самооценки.
– Это тебе отвратительно. А кому-то нравится, – усмехнулся Иваныч.
Похоже, не я одна ждала представления несколько минут назад.
– Если ты не самый фантастический персонаж, то звание самого комедийного можешь получить с многократным отрывом, – утешающее сказала Тамара. – Кто-нибудь возражает?
– Я, – Василиса подняла руку. – Все комедийные персонажи созданы радовать других, а не радоваться самим. Они несчастны.
– Разве это плохо? – тихо спросила Арина.
– Каждый решает за себя, – ответила Василиса, – но я эгоистка и хочу быть счастливой. Другие могут обойтись без меня.
– А семья? Близкие? – хитро сощурилась Тамара.
– Это часть меня. От их счастья зависит мое, – Василиса была непреклонна.
Арина фыркнула. Я видела, что она согласна с молодой женщиной, но принять ее позицию отчего-то не может. Я чувствовала, что Наташкина бабушка боится. И это показалось мне странным. Мне тоже стало страшно. И немного грустно.
– Наталья, принеси чаю, – велела Арина.
– Ты командуешь в чужом доме? – иронично приподняла брови Наташка.
– Да, куколка, принеси-ка из кухни чайник. Плохая из меня сегодня хозяйка, раз мои гости сидят с пустыми чашками, – Тамара посмотрела на девушку теплыми карими глазами.
Наташка послушно встала и вышла из беседки. Никто из нас не мог отказать Тамаре, когда она просила о помощи. Помню, в прошлом году всей Зеленой улицей варили ароматный соус из алычи со сложным названием, которое я так и не смогла выговорить. Это одно из самых веселых и светлых моих воспоминаний.
– Не хотела при Наташке говорить, – Арина вновь достала трубочку. – Я же в молодости другая была. Чем-то на нашу Ульянку похожа, разве что к колдовству таланта никогда не было. Краснела, как маков цвет, едва разговор в сторону от поэзии и от музыки отходил, с людьми общалась на расстоянии метра, среди подруг разговаривала только на французском. И дома тоже: маменька с папенькой на родном языке и слова сказать без акцента не могли. Все шло ровно гладко и предсказуемо, только однажды наш город оккупировали пираты. А военных никого в округе не было. Пираты помимо награбленных драгоценностей хотели прекраснейшую девушку побережья Главнейшему в подарок преподнести. Только времени на смотрины у них не было, потому схватили первую попавшуюся. Решили, что проверять все равно никто не будет. А если будут, то можно свалить все на дурной вкус. Я сутки в трюме просидела. Дважды в обмерок падала, а пираты даже не догадались воды подать. Потом связанную потащили к Главнейшему. Я за эти дни смирилась с тем, что он меня убьет и надругается. Только не определилась, в какой последовательности. С одной стороны, пусть лучше убивает. С другой стороны, любопытно опять же. Закинули меня в каюту и дверь закрыли. Главнейший сидел в кресле, пил кофе и смотрел на меня. И в его взгляде была ни алчность, ни жадность, ни жестокость, ни похоть. Только обреченность. И вопрос «ну зачем?». Мне так обидно стало, что я разревелась. А он встал, подошел ко мне, положил свои руки на мой затылок…
– И начал откручивать голову? – не удержалась я.
Василиса пнула меня под столом. Тамара шикнула. Даже Иваныч бросил неодобрительный взгляд в мою сторону.
– К груди прижал. По волосам погладил, похлопал по плечу и спросил, что теперь со мной делать. Домой мне уже было нельзя: мне бы там никто не обрадовался. Так я осталась на корабле переводчиком. Я же на семи языках свободно говорила, – Арина разогнала сизоватое облачко дыма.
– А потом ты увела у него три корабля и подняла восстание, – насмешливо напомнил Иваныч.
– Было дело, – усмехнулась Арина. И двух лет не прошло, он меня в одном столичном пансионе оставить захотел. Учебу оплатил, о приданом позаботился. Сказал, что я другая и мне не место на корабле. Тут я бунт и подняла. А позже его возглавила. Ульяна, ты много читаешь, слышала что-нибудь про него?
Я кивнула. Никогда не могла сказать, что интересовалась историей пиратства, но о большом восстании нам даже говорили в гимназии. Якобы до восстания все пираты подчинялись одному руководителю, но грянула война, после которой каждый корабль считал себя суверенным.
– Потому я и не хочу, чтобы мы уходили, – Арина понизила голос. – Вам всем есть, где спрятаться от себя. Я же смогла сделать это только на Зеленой улице.
Повисло молчание. Ни Тамара, ни Василиса с мужем, ни Иваныч, ни Максим, ни я не собирались воевать за идею свободы Зеленой улицы. Те, кто могли принести пользу в этой войне, боялись потерять все. Мы с Максимом просто мешались бы под ногами. А Арина… В одиночку ей не выстоять. Кроме того, она тоже могла потерять внучку.
– Знаете, вот я вас слушал и понимал, что я живу зря, – голос Максима звучал неуверенно и по-детски звонко. – Моя мама всегда была уверена в том, что судьба ей послала необычного ребенка. Едва я научился произносить звуки, мне наняли педагога по вокалу. Учителя иностранных языков никогда не покидали наш дом, и я видел их чаще отца. Когда я пошел в школу, мама решила, что у меня талант к фехтованию, и записала в секцию. Даже в четыре. Помимо фехтования я занимался настольным теннисом, шахматами и фигурным катанием. Когда мне было двенадцать, мне купили скрипку и фортепиано. Мама все время пыталась убедить всех в том, что я гениален. Всех, кроме меня. Я-то с детства знал, что отличаюсь от остальных. Мне не о чем было говорить со сверстниками, я общался только с теми, кто мог оценить мои знания, мудрость, талант. Конец этому положил мой отец. Однажды он вывез меня в парк на окраине города. Там мы долго плутали по дорожкам, пока не услышали одну из модных мелодий, исполняемую на саксофоне. Мы подкрадывались, словно охотники, стараясь не спугнуть эту мелодию. Мы вышли к скамейке, где отдыхали ребята из местной музыкальной школы. Каждый из них держал в руках футляр с музыкальным инструментом. Они разговаривали, смеялись. И только один мальчик играл на саксофоне. Он, шутя, подбирал мелодии, доносившееся из старенького динамика, что висел на дереве. А динамик подсказывал мелодии всех направлений. По хохоту ребят я догадался, что для них это обычная забава. Вдруг одна из девочек попросила сыграть сегодняшний день. Юный музыкант улыбнулся и поднес мундштук к губам. Через мгновение полилась музыка. Я узнал этот день. В его мелодии были медленно тянущиеся школьные уроки, встреча с друзьями, занятие музыкой, прогулка в парке. Отец молчал, но мне не нужны были его слова, я прекрасно все понял. После я ушел из всех секций и отказался от всех педагогов. Забросил музыкальные инструменты и смог прикоснуться к ним только тогда, когда переехал сюда. Я больше не хотел создать что-то гениальное. Да и как? Я же стал обычным, каких миллионы. По сути, я всегда был таким. Только не понимал. Окончил школу, после нее какие-то курсы, поступил на службу в караул. Родители моего выбора не одобрили, ждут, когда я передумаю. А зачем? Я помогаю городу очищаться от преступной грязи, не так уж плохо для простого человека.
Максим вымученно улыбнулся. Признание далось ему нелегко. Его ухоженные руки теребили уголок салфетки, кончик носа побледнел, а щеки приняли нежный оттенок цветов чайной розы.
– Макс, а как же твое увлечение астрономией? – спросила Тамара.
– Это не мое. Я запутался, – Максим закрыл глаза ладонями. – Я вижу из окна удивительное созвездие, пытаюсь найти его с помощью телескопа, но у меня не получается.
– Максим, извини, но ты дурак, – ласково сказала Василиса. – Это Наташка на оконном стекле светящимся соком одной травки нарисовала. Не помню, что именно, но это должно символизировать преданность и нежность.
– Вы уверены? – встрепенулся юноша.
– А кто ей нужную травку подсказал? – усмехнулась Василиса. – Еще и караулила, пока она рисовала, чтобы не узнал кто раньше срока.
Пальцы Максима взлетели к вискам. Мне не нравились его жесты: слишком театральными они мне казались. А Наташка молодец, я бы никогда не решилась на подобный поступок.
– Я пойду и помогу Наталье, – решительно сказал Максим, выбегая из беседки.
– Помоги, – разрешила Тамара. – Чувствую, что чай мы сегодня не дождемся.
– А зачем? – Иваным задумчиво пожевал листик винограда. – Разбредаемся, но держимся на связи. Может быть, когда-нибудь пересечемся.
– И то верно. Кто-нибудь уже решил, куда будет уходить? – спросила Арина.
– Я могу только предполагать. Скорее всего, переберемся в родной город мужа, там востребованы такие специалисты, как он, – пожала плечами Василиса.
– Мои уже собирают вещи. Далеко уходить не будем, у на есть земля в соседнем городе. Но там еще придется поработать, – Тамара тяжело вздохнула. – Я как чувствовала, что бежать придется. Не первый раз так срываемся. Заранее дом подготовить успели.
– К тетушке поеду, – решила я. – После загляну к родителям. Немного погощу у бабушки с дедушкой. Родственники все время обижаются, говорят, будто бы я их игнорирую. Через месяц выберу себе какой-нибудь городок, начну изучать литературу. Меня всегда к ней тянуло.
– Литература – легкая наука, – перебил Ивныч, – куда легче жизни. Если литературный персонаж пьет молоко, то это значит, что он чист и невинен. Если за его окнами гроза – в его душе змеится хаос. Если видит сон, то может узреть символы прошлого или будущего. Даже дешевая панамка на его голове, которая первая подвернулась под его руку перед выходом из дома, отражает его внутренний мир. В жизни иначе. Сколько злодеев могут пить молоко, потому что они его просто любят. Сотни гроз бушевали за моими окнами, когда я был спокоен.
Иваныч замолчал. Я пожала плечами. Сегодня у меня не было желания спорить.
– А как же молодежные глупости? Для них ты совсем не оставила времени, – напомнила Арина.
– Пока не тянет, – призналась я.
– Неужели совсем? – удивилась Арина. – Хотя бы немного побуянить. Проколоть бровь, сделать татуировку?
– Не хочу. На мой взгляд, все татуировки говорят лишь одно «я есть». Иного смысла в них я не вижу. Доказывать свое существование ни себе, ни другим я пока не желаю, – отмахнулась я. – Арина, а вы куда?
– Не знаю, – пожала плечами Наташкина бабушка. – Вдвоем бы мы не пропали, но с нами же увяжется этот малохольный.
– У меня есть знакомый в соседнем городе, занимается международной торговлей, – Василиса нашла в записной книжке нужную фамилию. – У него должны найтись места для двух переводчиков. Максим как-то упоминал, что бегло говорит на четырех иностранных языках. Проблем не возникнет.
Арина кивнула. Она умела принимать помощь, не рассыпаясь бисером у ног помогающего.
– Иваныч, а ты? – спросила старичка я.
– А что я? Меня инопланетяне к себе экспертом по алкогольной продукции берут, – поведал пенсионер. – Год на тарелке поживу, а дальше все устаканится.
Мы замолчали. Говорить не хотелось. Начинать прощаться тоже. Никто из нас не умел прощаться, я почувствовала это.
Василиса, Иваныч и я собрались уходить.
Арина с Тамарой оставались в беседке, они так и не дождались Наташку с Максимом. Когда мы уходили, старший сын Тамары принес в беседку кувшин домашней «Изабеллы». Думаю, что женщин не сильно расстроит долгое отсутствие чая.
Мы шли в наш конец улицы, тихо шурша камушками под ногами. Вот и первая остановка у дома Василисы. Молодая женщина обняла старика, расцеловала меня в обе щеки.
– Что ты сейчас собираешься делать? У тебя девять часов до утра, – Василиса заглянула мне в глаза.
– Соберу вещи, – отвела взгляд я.
– А оставшиеся восемь часов? Я не верю, что ты сможешь заснуть этой ночью.
– Я бы переоделась в любимую мужскую рубашку, сварила бы кофе с приправами, закуталась бы в плед и просидела бы всю ночь на подоконнике. Но в наши дни это попсово и пошло, потому я буду клеить коробочки из цветной бумаги, пить настой чабреца и переоденусь в пижаму с розовыми мишками, – я так и не смогла посмотреть ей в глаза.
– Ты смешная. Отказываешься от того, что тебе близко, только потому что кто-то назвал это пошлым и попсовым. Я не только про кофе, но и про фразы, встречи, разговоры. Ты так боишься этой пошлости, что видишь ее везде, лелея тот голосок в своем сознании, который дает своеобразную оценку происходящему. Разумеется, мы обе говорим не о физиологии, а о мещанской пошлости. А что будет, если в моду войдет настой чабреца? – Василиса хитро прищурилась.
– Я подумаю об этом, – пообещала я.
– Решать в любом случае только тебе. Только помни, что к следующей встрече ты должна будешь рассказать свою историю. Не нам, себе. Молчать и слушать хорошо лишь до определенного возраста, – Василиса улыбнулась.
– Мы еще встретимся? – недоверчиво спросила я.
Молодая женщина улыбнулась еще шире и кивнула.
– Не потому что мы уходим, чтобы вернуться, нет. Дело как раз в том, что мы уходим, потому что нет возможности поступить иначе. И вернемся мы, потому что не сможем жить по-другому. Я знаю, верь мне. – Василиса обняла меня еще раз и скрылась за калиткой.
Мы молча дошли с Иванычем до моего дома. Пенсионер взъерошил мне на прощание волосы и пошел дальше, не глядя, как я ухожу в дом.
На душе было легко. Грусть куда-то ушла, оставив после себя что-то светлое и воздушное. Я вспоминала слова Тамары о том, что пора взрослеть и убирать метлу в шкаф. Не выбрасывать, не ломать, а убирать. На время.
Изучать литературу можно и с метлой в шкафу, разве не так? А летать буду редкими ночами, пока никто не видит.
И начну писать свою историю. Пусть страшно, так и должно быть. Наверное.
Я собрала вещи. На секунду задумалась, но все же поставила на огонь турку с кофе, имбирем и корицей.
Когда садилась на подоконник, заметила на оконном стекле светящуюся надпись: «Удачи! У тебя все получится, мы в это верим».

16.07 – 30.07
Сухум/Гагра