Глава 3. Смерть колдуна

               
  К полудню старик,  наконец-то, пришёл в то место, которое он так долго искал. Лес поредел, стал светлее и  между деревьев показались избы.  Он брёл неспеша по лесной тропинке,  часто останавливаясь.   Глубоко  вздыхая полной грудью, приговаривал: «Благодать...  истинно благодать!»
 Выйдя из леса, огляделся, будто хотел убедиться, что пришёл именно туда куда надо.  Место ему понравилось. Всё вокруг цвело и благоухало, лето полностью вступило в свои права. Луг пестрел цветами со странным  местным названием «тольники».
Село Миленино Смирновской волости Арзамаского уезда  с трёх сторон окружено лугами да полями. И только с одного края к нему подступает небольшой лесок: дубы с берёзами и осинами, кое-где сосны с елями. Именно со стороны леса и вышел к селу старик. Справа, на пригорке - три огромные сосны и старенькая небольшая церквушка.


     Прямо за церковью начинался вишнёвый сад. Это были особые деревья: невысокие, раскидистые с ранними, крупными,  чуть порозовевшими, плодами. В глубине сада – двухэтажный помещичий дом с длинным балконом на  колоннах. В этом доме вот уже более полвека жила супружеская пара: Иван Сергеевич и Анна Ивановна Миленины. Они были предобрейшими старичками, всю жизнь свою прожившие здесь. Занимались хозяйством и заботились о своих крестьянах в меру сил. Правда  поговаривали, что когда-то  Иван Сергеевич был большой баловник по женской части, но как говорится  «кто не без греха». Начинали они свою семейную жизнь в Нижнем Новгороде, губернском городе.

 Нижний Новгород сумел к  девятнадцатому   веку   совместить в себе глубокую провинцию с заслуженной славой одного из крупнейших торговых центров  Российского государства. Базар его был известен и знаменит ещё  в восемнадцатом веке. Молодая чета Милениных вели подобающую их положению светскую жизнь, посещая самые лучшие приёмы и балы. Прожив совместно около пяти лет, похоронив отца Ивана Сергеевича, решили переехать в родовую усадьбу. Мать его, хоть и была ещё женщиной не старой, но очень просила сына не оставлять её одну. Да и Ивана Сергеевича тянуло в родовое гнездо, где прошли его детство и ранняя юность, куда он приезжал гостить ещё не женатым  красавцем-барином,  будучи завидным женихом  для всех помещичьих семейств, имеющих молодых девиц.


Хозяйство у Милениных сложилось крепкое. Их крестьяне, на удивление, были богобоязненными, работящими и  относительно трезвыми. Поэтому Бог благоволил к ним  и посылал за труды богатые урожаи. Но и у  господ Милениных имелось своё горе. Не было у них наследника. Жизнь подходила к концу, а имение после их смерти, скорее всего, достанется дальним родственникам.


     Иван Сергеевич был один из  первых русских помещиков, которые в 1861 году дали "вольные"  своим крепостным. Он сразу же сократил число дней работы крестьян на барском поле  до трёх в неделю. Разное говорили о причине такого  поступка. В одном мнения сходились: старая барыня, ныне покойная  матушка Ивана Сергеевича, никогда бы этого не одобрила.  Впрочем, зачем Бога гневить, и при её жизни, крестьян здесь не обижали.  Позволяли работать на себя, заботиться  о своём хозяйстве, хотя и держали в строгости. Но так как она уже более десяти лет покоилась на местном кладбище, решение было принято. Господский дом  никто из слуг не покинул. Внешне реформы как будто не коснулись этой усадьбы, уклада жизни хозяев и крестьян. Утро так же начиналось со звонкого и безмятежного пения барских и деревенских петухов, беззлобного перелая собак и выгона стада на луга. Добродушно мычали коровы, блеяли овцы. К господскому стаду, проходящему через деревню, прибавлялось ещё десятка два крестьянских коров и столько же телят,  немало овец и коз.


      Деревенский день проходил в трудах и заботах. Только в комнатах барского дома царили тишина и покой. Барыня  целыми днями просиживала в гостиной, раскладывая пасьянс или читая новый роман. Она редко выходила из дома, только по особому случаю: когда приезжал в гости кто-нибудь из соседей или вдруг на день или два пропадала её любимая кошка Анфиса. Барин  же любил  весь день проводить в хлопотах. Он сам занимался хозяйственными делами своего имения, вникал во все мелочи, часто бывал в поле, когда там шли работы. Не подгонял крестьян и не кричал на них, а просто  останавливал лошадь неподалёку и  молча глядел, как они работают. Сидит в своей старой, потёртой коляске и задумчиво смотрит, да так молча, и уедет.


      В вечерних сумерках, когда шли на отдых уставшие работники, Иван Сергеевич и Анна Ивановна пили ароматный чай со сливками, сидя на балконе в плетёных креслах. На маленьком круглом столике  едва  помещались: небольшой пузатый самовар, дюжина всевозможных замысловатых вазочек  с вареньем и мёдом, тарелочки с печеньем, с горячими румяными пирогами и блинами.  Все эти кушанья готовились по кулинарной книге Е.И. Молоховец, которую Анне Ивановне привезли из Петербурга в 1860 году. Она  сразу стала чуть ли не её настольной книгой.
Старички с умилением слушали ленивое тявканье сонных собак и запоздалое  пение не угомонившихся  петухов. Перекидываясь редкими фразами, супруги  смотрели на своё село,  на потемневшее небо с вечерней зорькой,  на привычный, знакомый до мелочей, и такой родной сердцу пейзаж.  Сразу  от дома до дороги начиналась вишнёвая аллея, а дальше – село.  В стороне, за вишнёвым садом,  на пригорке – церковь,  за ней –  овраг,  кладбище,  небольшой  луг  и  потом – лес.

Перед балконом барского дома, как на театральной сцене, раскинулось большое богатое село. В основном, это были деревянные  домики с резными раскрашенными обналичниками и  высокими трубами на крышах, стоявшие среди садов и огородов, разделённых  низенькими  плетнями. Все избы были сложены из грубо обтёсанных брёвен и повёрнуты коньком крыши к улице.  Но, конечно, не все они были ухоженными. Вот совсем ветхий, чёрный домишко, даже без стёкол. В нём бедствует солдатская вдова  Матрёна с тремя  детьми.

Так как основным кормильцем в крестьянской семье считался мужчина, пахарь, то некоторые помещики наделяли землю на семью по числу  в ней мужчин.  Если в семье умирал мужчина,  то его надел забирали. Если рождался мальчик, он получал надел.  Господа  Миленины этого правила не придерживались. После смерти хозяина земля у семьи не отбиралась. Наравне с барской землёй, пахались и засевались и вдовьи наделы.

Рядом  с избой Матрёны - большой добротный дом с крепким  забором, резной калиткой и с ладной лавкой у ворот.   Здесь живёт семья  церковного  старосты  Кузьмы Ефимовича. Его жена Ульяна родила восемь лет назад девочку, а сама после родов переболела горячкой. Дочка Анисья была для отца с матерью единственным утешением и радостью. Других детей они уже и ждать перестали.


       Старик подошёл к их дому, постоял немного в раздумье. Потом уверенно снял с плеча котомку и присел на лавку, прислонив посох к забору.
Возле дома играли ребятишки, среди которых была и маленькая Анисья. Сарафан из голубого ситца, из-под косынки выбились тёмные кудряшки, на носу-пуговке и щёчках светятся десятка два веснушек. Самая обычная девчонка. Пожалуй, только глаза не по возрасту выразительные и умные.
      Вначале  появление старика насторожило ребят. Но он сидел молча, улыбаясь сквозь усы. Взгляд чёрных глаз был добрым и мягким, как прикосновение бархата. Вскоре дети успокоились и продолжали свои немудрёные игры.
     Из ворот с коромыслом и вёдрами вышла Ульяна. Она по деревенскому обычаю поздоровалась с чужим человеком, сидевшим на их скамейке, и направилась к колодцу.

Колодец находился через три дома. Ульяна оглянулась, чувствуя на себе взгляд старика. Набирая воду и идя с полными вёдрами домой, она постоянно держала в поле зрения этого чужого, но как будто кого-то ей напоминающего, старца. Когда поравнялась с ним, он жестом остановил её.
   - Постой, дочка. Ты такие тяжести не носи больше. Побереги ребёнка.
Ульяну бросило в жар. Не спуская с плеч коромысла, она резко повернулась, расплескав воду.
   - Какого ребёнка?
   -Сына, которого ты под сердцем носишь. Иди, отнеси воду в дом, да выйди. Я тебе кое-что скажу.
Ульяна занесла воду. Метнулась к печи, уронила ухват. "Чем угостить старика? Неужто правду говорит? Или просто ради обеда задобрить  хочет?"- мысли путались, из рук всё падало. Сколько лет они с Кузьмой молили Бога о ребёнке, о сыне. Неужели Господь услышал их молитвы? Ульяна положила в миску каши,  сверху  кусок хлеба. Налила в кружку молока. Всё это происходило как  во сне. Само время, казалось ей, потекло как-то быстрее или наоборот медленнее, чем обычно. В руках и в ногах разлилась кипятком слабость, даже шаги давались с трудом.

Она вышла за калитку, стараясь скрыть волнение,  подала миску:
   - Кушайте, дедушка. На здоровье.
   - Благодарствую, дочка. Есть не хочу. Не думай, что я из-за еды тебе угождаю, - сказал и так на Ульяну глянул, будто в душу заглянул.- Благодарствую. Присядь-ка.
Ульяна села рядом, держа на коленях миску и кружку. Оттого что её тайные мысли вдруг стали кому-то известны,  сделалось не по себе.
   - Ты восемь лет назад дочку родила?
   - Да,- Ульяна еле шевельнула побледневшими губами.
   - Не бойся так. Ты после родов горячкой переболела, чудом жива осталась. Верно?
   - Это не секрет. Об этом в селе все знают, - голос Ульяны дрожал, и эта дрожь передавалась всему телу. Её знобило.
   - Только я в вашем селе никого не знаю. Издалека я. Зовут меня Петром Ивановичем. Красиво здесь у вас.- Старик оглянулся, с улыбкой посмотрел на играющих неподалёку детей.  - Ну что ж... Ждите теперь сына. Родов не бойся, всё на этот раз обойдётся. Сынок родится большой, здоровенький.
Старик помолчал минуту.
   - Ну, иди, дочка, иди.
Ульяна, как заворожённая,  молча встала и пошла в дом.
Посидев ещё некоторое время, как будто нарочно дождавшись самого разгара детской игры, старик неожиданно оказался рядом с Анисьей и взял её за руку.
- Деточка, вынеси мне воды. Это ведь твой дом?


Всё так же крепко держа  её руку, он вошёл с ней во двор и присел на нижнюю ступеньку крыльца. Несколько минут молча рассматривал ладошку Анисьи, как будто желая убедиться в своих домыслах. И словно увидев именно то, что и ожидал, заулыбался, удовлетворённо хмыкнул и, наконец-то, отпустил руку девочки.
- Я тебя здесь подожду.
Он обстоятельно, оценивающим взглядом опытного хозяина, осмотрел большой, обустроенный двор.  У крыльца спокойно и важно похаживали куры, через открытую дверь сарая  было слышно хрюканье поросёнка. «Хорошо живут, справно. Хотя до моего состояния им далеко. Да что уж об этом! Пришло время, всё вот бросил. Теперь моё состояние и имущество – одна могила». Старик  вздохнул и нахмурился, поддавшись грустным мыслям.


Девочка вернулась с водой через пару минут. Он хлопнул широкой ладонью по ступеньке рядом с собой.
- Садись. Я тебе скажу что-то. Тебя ведь Анисьей зовут?
- Да,- девочка боязливо присела рядом.
- Я тебя, деточка, три года ищу. Измучился весь. Ты не бойся меня, я сам подневольный. Ты мне вот водички дашь, а я тебе сумку свою подарю. Здесь книги лежат, это для тебя. Я знаю, что ты читать уже умеешь. Ведь тебя  папа твой читать научил?
- Научил, - девочка почему- то перестала бояться этого чужого, странного дедушку. Ей показалось, что она его давно знает, как будто во сне видела. А ещё, что теперь он никогда не уйдёт от них.
- И знаю, что сны тебе часто вещие снятся. Верно?- как будто прочитал её мысли старик.
- Верно, дедушка! Мне мама так и сказала: «Сны у тебя, дочка, вещие».
- Хорошо. Ещё, кроме снов, ты теперь по глазам и по лицу судьбу читать будешь. А главное, дар тебе дан - людей лечить. Кого травкой, кого заклинанием, а кого другой силой...
- Как это?- удивилась девочка.
- Ну, руками, прикосновением. И так бывает. Ещё есть сила, тебе тоже подвластная, да только случается, что эта сила  много горя людям приносит. Большую власть она над  человеком взять может. Человек,  не имеющий внутри себя достаточно Света, обратившись к этой силе,  может неправильно использовать полученную власть.  Допустит зло в своё сердце, не устоит перед соблазном и  сделается как бы подневольным своего порока, рабом греха.  Тёмная сила  над ним верх возьмёт.  Но об этом ты в своё время узнаешь.
 
Улыбнувшись необыкновенно светлой улыбкой, спросил:
- Если я к тебе во сне приду, не забоишься? 
Анисья засмеялась:
- Что ты, дедушка! Я уже большая. И очень смелая, ничего не боюсь! Что же я тебя испугаюсь-то? Ну ты выдумал!
- Вижу, что смелая.  Молодец, так и надо!  Значит, приду к тебе во сне и расскажу много занимательных историй! А знаешь, это так странно… я в своё время так же Истину постигал – во сне. Как это было давно!   И прошу тебя, деточка, не желай никому зла, а особливо - смерти. Потом душа болеть будет, но уже ничего не исправишь. В жизни всегда так, время назад не повернуть. То, что случилось, изменить нельзя. 



На лбу старика крупными каплями выступил пот.
- На,  дедушка, выпей водички. Вон как тебя жар мучает.
- Сейчас выпью.  Ты, Анисьюшка, чёрную книгу мою,  как можно реже открывай. И так ноша твоя тяжкая... Обещаю, что не навсегда это с твоим родом будет. Придёт время, всё от вас отойдёт. Правда, через очень страшные  испытания. Что делать, все что-то в этой жизни терпят. Несут свой крест. Никуда от этого не уйти. Давай водичку, сильно я пить хочу.
Старик взял из её рук кружку с водой. Выпил всю  воду, вытер усы.
- Вкусная у вас вода, студёная.
-Так мама её только что из колодца принесла, а в нём вода всегда студёная, даже в самую - самую жару.
Старик отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слёзы,  смахнул их украдкой. Не думал, что плакать будет, прощаясь. А вот оно как… грустно. Будто и не жил. А может быть жил не так?
 Отдавая кружку, сказал:
- Ну, вот и всё. Прощай. Забирай-ка  мою сумку в дом, можешь, не торопясь, посмотреть книги. А мне покличь свою маму.
Анисья, забирая кружку, почувствовала легкий укол в самую середину ладони, будто спицей  ткнули. Но боль мгновенно прошла. Радуясь подарку, она вбежала в дом.
- Мама, тебя там дедушка чужой зовёт! Он мне книги подарил!


Когда Ульяна вышла на крыльцо, старик был уже мёртв.
В его котомке, кроме книг, лежали  чистая одежда и деньги, которых как раз хватило на похороны, отпевание и поминки.
Соседки - старушки помогли  собрать его в последний путь.
Похороны прошли тихо, без особых происшествий. Только во время отпевания в церкви вдруг три раза хлопнула входная дверь. Это была очень большая, окованная железом, тяжёлая дверь с полукруглым верхом. Никто из селян не помнил, чтобы когда - нибудь она двигалась с места без посторонней помощи. Но служба из-за этого происшествия не прервалась. Чистый, звучный голос батюшки Николая даже не вздрогнул.
На кладбище, которое находилось сразу за церковью и отделялось от вишнёвого сада лишь большим оврагом, мужики как-то слишком быстро опустили гроб и поспешно закопали могилу: прощаться с умершим было некому. Когда они закончили свою работу, похлопывая  лопатами по холмику, пробуя устойчивость креста, перекидываясь словами "крепко", "ровно", "твёрдо", рядом с могилой осталась лишь маленькая Анисья. Могильщики оглянулись с удивлением и обидой. Отсутствие интереса к такой важной и серьёзной работе, как погребение праха, было им в диковинку. Обычно, родственники и даже соседи очень уважительно относятся к их труду. Стоят все,  словно зачарованные, и смотрят,  как опускается гроб, засыпается землёй могила и, наконец, появляется холмик – последнее пристанище бренного тела близкого человека. А тут – одна девчонка малая! Впрочем, она оказалась не по годам сообразительная и быстро их утешила:
- Вы идите, дяденьки, мама во дворе с соседками стол накрыли. Все, наверное, уже дедушку поминают. Идите.



 Анисья не смогла бы объяснить, почему она здесь задержалась. Она стояла возле свежего земляного холмика и вдруг подумала: « Хороший дедушка был. И никто-то о нём даже не поплакал. Вон, когда соседку бабку Лукерью хоронили, как о ней дети и внуки плакали! Особливо дочь Матрёна. Так выла и причитала, что у всех слёзы наворачивались. Наверное, у дедушки детей не было. А может быть умерли давным-давно. Как дети могут умереть вперёд?! Странно. Но умерли, это точно. Надо рядом с могилкой ёлочку посадить». Как раз в эту минуту она увидела большого чёрного кота. Неизвестно откуда он вдруг возник у её ног.
-Какой ты красивый! А какие глаза у тебя удивительные, прямо человеческие! - Анисья присела, погладила кота.- Ты чей? Я что-то тебя не знаю.
А так как она была очень большой любительницей кошек, то в селе знала их всех. Даже с господской кошкой Анфисой была знакома.
Кот громко мурлыкал и спокойно лизал лапки, намывая свой нос. Его шёрстка была пушистой и мягкой, так и хотелось погладить!
Постояв ещё минуту, Анисья пошла домой. Кот, важно ступая, не отставал от неё.
-Ты что, ничей? Ты  у нас, что ли хочешь жить? Прямо и не знаю. У нас уже две кошки живут. Мурка и Пушка. Мама не разрешит тебя взять.
Кот спокойно посмотрел Анисье  в глаза и мяукнул, как будто ответил ей: «Разрешит».



Когда Анисья пришла домой, маме было не до неё и не до кота. Она кормила односельчан: подливала лапшу, угощала немудреными закусками, раздавала пироги и булочки уходящим.
-Царство Небесное дедушке. Ох, у тебя и пироги, Ульяна! Знатные!
Когда все разошлись, Анисья, желая задобрить маму,  помогла ей  и соседке тёте Матрёне убрать со стола и помыть посуду. Управившись и проводив  соседку, мать и дочка вошли в дом. Под лавкой, громко мурлыкая, дремал кот. Он лежал на животике, крепко поджав под себя лапки.
-Это ещё что такое?
-Мамочка, такой котик хороший! Такой умненький! Пожалуйста, пусть он останется у нас! Он ничей, он сам к нам пришёл. Прошу тебя!
Кот чуть-чуть приоткрыл глаза - щёлочки. Ульяна тоже любила кошек. Большой, ухоженный, с лоснящейся шёрсткой кот ей понравился.
-Не может быть, чтобы он был ничей. Смотри, какой красивый! Пусть живёт, пока хозяин не объявится. Как тебя зовут, котяра? Пусть будет Черныш!

Кот как - будто почувствовал, что говорят о нём, встал и медленно, лениво потянулся, выгнув спину, вытянув сначала передние, а потом задние лапы. Зевнул во всю пасть и, подойдя к Ульяне, потёрся о её ноги.
-Надо же! И правда умный, будто всё понимает. Пусть живёт...- Ульяна устало махнула рукой.

Летние дни, хоть и длинные, но в деревне они пролетают быстро, потому что слишком уж много дел надо успеть переделать. Вставая чуть свет, вспоминаешь: "Вчера не успела сделать, надо сегодня не забыть!" Ложась, когда на небе уже зажигаются звёзды, думаешь: "Сегодня не успела сделать, надо завтра не забыть!" И летят дни, подгоняя, друг дружку и людей неотложными делами в доме, в поле, в огороде...