Мили морщинистой глины обросшей щетиной кактусов, обычно мирно тлели под палящим солнцем в синим-синим небе. Через кровавые десны гор, вьется шоссе №15, ведущая надежду на восток и разочарование на запад. По шоссе тянутся автомобили, блестящие траки с шоферами, ведущие левой рукой и лапающими старых шлюх правой; арендованные седаны с пенсионерами, обязательно в сандалях и панамах. Пузатые, бородатые дьяволы -зовущиеся Ангелами на чопперах между их ног и с несовершеннолетними мамами на их спинах. И автобусы «Серая собака», с персонажами, неподдающимися краткому описанию.
И было так всегда, за исключением этого дня. Небо было черное, дождь лил, как из ведра. Стоял потоп. В Лас Вегас утонуло три человека, и казалось вся живая душа скрывалась по убежищем, как вдруг на дороге появилась человеческая фигура, борющаяся с горячим дождем.
Кроме кед, джинс, майки, с целофанновым пакетом на голове и семью долларов с мелочью в кармане у человека ничего не было. Человека звали Ганс. Ганс бодро входил в город. Город состоял из нескольких улиц с мобильными халупами, мастерской по изготовлению ключей, товарного железнодорожного вокзала – выцветшая надпись которого гласила «Барстоу», вино – водочного магазина, в который Ганс направлялся, и тюрьмы из которой Ганса только что выпустили под честное слово. Ганс торжественно поклялся и пархнул в дверь. И было проклятье – стоял потоп. Год был 1999.
Ганс быстро розыскал винный магазин, магазин был отменный. Две огромные банки мальтового ликера, ему обойдутся в два доллара. Ганс подошел к кассе. Хозяин был араб.
«Jesus fuckin' christ», -подумал Ганс и тут араб. Араб скривил улыбку.
«Сколько идти до Лос Анджэлес?»,- сказал Ганс в слух. Ответ был, что не дойти, что автобусная остановка за железнодорожным мостом.
Араб насторожился. Ганс расплатился и вышел под горячий дождь, щелкнул пробкой и залпом выпил банку. «Яхууу!», - закричал Ганс и зашагал вниз по дороге. Дождь затихал, пар поднимался от асфальта шоссе №15. Вдали пробивались лучи солнца Калифорнии. Ганс шел по старому мосту и допивал вторую банку. Мост гудел и о чем-то шептал, и напомнил он Гансу об одном «собачим» приюте на северо-западе. Ну как же милы были воспоминания, когда Ганс с его подружкой Бани, проносились через Абердин на Форде Ранчеро, с кузовом пива, направляясь из Сиэтл на океан.Бани загорала голая в дюнах.Друзья были молоды и красивы. В воздухе все еще парил дух Керта. Ганс гонял на Ранчеро по кромке пляжа, преследуя чаек, завязая колесами в песок.Теперь Ranchero 69 GT куплен как металлолом каким нибудь коллекционером, и после небольшой прокачки стоит не мало зеленых. Гансу Ранчеро пришлось бросить и смываться после того как на одной из гонок в Оклэнд, Ганс не справился с управлением и протаранил дюжину маленьких, миленьких, новеньких припаркованных машинок и чуть не убил туриста из Канады сидевшего на shot gun.
«I find my friends in a low places, where whiskey run and beer chases», - запел Ганс и немного загрустил.
За мостом виднелась автобусная остановка Серая Собака, где Гансу придется клянчить бесплатный проезд до Лос Анджэлес. Пункт назначения Ганса был Сан Франциско, но вчера при организованном и мужественном усилии, Ганс был ссажен с автобуса и дело было так: Вчера в Лас Вегас, Ганс расставался с теперь его женой Бани, на пару недель, как обещал Ганс.
Профессия Бани была развлекать богатых мужчин за деньги, но она старела, вреднела и злела не по дням. Бизнес падал. Ганс отказывался идти на работу, ссылаясь на творческую занятость, и тогда свершались французско – ирландские, прусско – славянские, кровавые побоища, от которых Ганс бежал. Бежал в его четвертый или пятый родной город, где друзья, rock' n roll, а главное погода.
Со слезами на глазах, Ганс посылал Бани воздушные поцелуи, через стекло автобуса, допивая вторую пинту виски, впадая в глубокий, но мучительно тоскливый сон. Из которого он помнит двух французских туристов, местных африканцев, растерянную физиономию шофера. Потом земной шар бьет Гансу в лоб. Потом такси, толи не такси. Потом Ганс проснулся, это была не такси, а полицейская машина, в которой Ганс находился.
Стояла ночь, миллионы звезд слагали загадочные символы, трещали кузнечики, было тепло и уютно. Полицейские что то аппетитно едят, в кафе у шоссе №15.
«Гораздо удобнее кресла, чем в проклятом автобусе», -подумал Ганс, протянул ноги и опять уснул.
Проснулся он, как известно в придорожной тюрьме, города Барстоу, с единственным шерифом на службе. Шериф был добрый, кормил и поил Ганса, на утро отпустил, дав целлофановый пакет на голову. Единственное, что шериф запрещал – это ругаться и стучать в дверь.
Так Ганс очутился на шоссе №15 уже с пятью долларами в кармане. Вещи его уехали в Л.А. Плевать на чемодан, чемодан находился в товарном отсеке и у Ганса даже уцелел на него талон, а вот бесценный портфель, оставленный на сиденье автобуса был обречен. В портфеле находились ещё бутылка виски, ключи от квартиры жены, заграничный паспорт с телефонами интернациональных подружек и главное поэмы, написанные Гансом за последние десять лет. Его единственная гордость. Честь прочесть их имели всего два человека. Покойная мать Ганса прокомментировала, что все бред. Нью Йоркский таксист сказал, что все написано, как на LSD и ему нравится.
Лос Анджэлес, Калифорния. Мэйн стрит. Автобусный вокзал Грэй Хаунд. Чемодан найден. Ганс дозвонился до Бани, жалуясь на судьбу, за еще двести долларов. Бани наслаждаясь отпуском от Ганса, расстроилась утрированной историей от Ганса и выслала деньги. Но деньги нужно было ждать в Вестерн Юнион. Смеркалось. Делать было нечего. Ганс разузнал у местной шпаны, где был винный магазин и был уведомлен, что магазин далеко и идти туда также опасно. «Ерунда», - подумал Ганс, считавший, что в данный момент его жизнь ничего не стоит и отправился. Ганс углублялся в трущобы. Людей валявшихся поперек дороги почти не стало. Только из редко из-за угла появлялись голодные глаза подозрительных особ. Все напоминало видео Майкла Джексона и Гансу по настоящему было страшно. Наконец Ганс добрался до магазина и юркнул в дверь, плотно закрыв её за собой. Витрины магазина были заколочены фанерой, обнесены решеткой, прилавок был также обнесен решеткой, сначала нужно было просовывать в дыру деньги, а тебе выдают товар. Но Ганс был отпущен, как в лучших ресторанах Парижа. И не странно, он был милейшим господином, остановившимся у порога магазина за долгое время. Дело в том, что после битв и страданий, потопа и блужданий, Ганс настолько захотел уюта и покоя, что переодевая мокрые вещи, вместо старых, добрых джинсов и мотоциклетной куртки, он надел нелепейшие шерстяные ретузы, свитер и шапочку, данные женой в дорогу. Ганс бы в жизни их не надел, но вещи были теплые, пушистые и пахли Бани. Единственный недостаток, такой наряд не устрашал местных хулиганов. Обратный путь, Ганс проделал быстрым шагом, переходя на бег, меняя стороны улицы, и оглядываясь.
Но наконец появились спасительные огни Мак-Доналд, это означало виски, картошка и косяк с местной шпаной, если не побрезговать облизывать его. Дуд с марихуаной оказался отличным джентльменом, представившийся, как Ричард из Оклахома Сити. Умеет играть на барабанах. Переезжает жить в Сан Франциско. Будет приобщаться к политической, экономической, и культурной жизни города, продавать наркотики и женится. «А вещи в Сан Франциско валяются на улице», -добавил Ричард (что была правда). Ганс угостил Ричарда виски, Ричард раскурил косяк. Деньги получены, приобретен билет, до автобуса два часа.
К чертям Лас Вегас, - думал Ганс, -город прокуренных ковров, хлорки бассейнов, купонов, пенсионеров, звона монет и ром и кок, и ром и кок.
К чертям всех швейцаров, таксистов, барменов, выдавателей шезлонгов и полицейских, мечтающих бесплатно трахнуть Бани.
К чертям звонки Бэил Бонд, уведомляющих Ганса, что Бани опять в тюрьме, за марихуану или проституцию. И говорят -принесите деньги на выкуп, которые спрятанные от вас в гардеробе, в лифчиках. В лифчиках денег нет. Перезванивают и говорят, что ищите в трусах. Потом перезванивают и говорят, что в туфлях деньги.
Однажды Ганс плюнул и не выкупил Бани, а заплатил за номер и на оставшиеся деньги превосходно провел время на озере Мид, со своим другом таксистом.
Бани это тоже пошло на пользу, вышла она из тюрьмы шелковая, выучила любовную песню и стала подумывать вернуться к родителям в Сиэтл и пойти работать телефонисткой.
Единственное, почему Ганс будет скучать в Лас Вегас, это тир, на который Ганс однажды набрел. Тир был бесплатный, нужно было только покупать патроны, на чем и держался бизнес. С тех пор, Ганс стал частым посетителем. Обычно Ганс брал свой огромный Smith & Wesson, покупал пинту Бакарди Голд, банку пэпси кола и патроны. Отстрелявшись Ганс возвращался домой и говорил, что проиграл деньги в покер, пытаясь выиграть и купить подарки Бани и почти выиграл, но тут стало не вести и он все проиграл.
« Ооо», -говорила Бани, -«Ты меня любишь, Кроличек».
И Ганс на самом деле любил жену, они падали на кровать и делали быструю любовь. Потом Бани давала еще денег, и Ганс бежал покупать еще Бакарди и патронов. Ел Ганс в гостях у таксиста, но тот был на какой-то диете, и в доме у него, кроме хлеба, помидоров, яиц и чая ничего не было. Наверное опять копит деньги. Таксист жил в Штатах нелегально уже двадцать шесть лет. Сначала в Нью Йорке, затем перебрался в Лас Вегас. Трижды женился и трижды его кидали, но его одесский юмор лечил его депрессию. Поэтому Гансу приходилось обедать в ресторане и сматываться не платя, но Гансу за это было по-настоящему стыдно.
К чертям Лас Вегас, он больше в него не вернется, а если вернется, то на минуту и с молотком. Разобьет ветрину Хард Рок Кафе и возьмет куртку Керта.
Загрузив товарный отсек автобуса узлами мексиканских фермеров, объявили посадку. Ганс и Ричард заняли последнее трехместное сиденье у туалета. Ричард обнял свой рюкзак и тут же уснул. Ганс не умел спать сидя, без подушки и одеяла. Он прислонился щекой к окну автобуса и смотрел в ночь.
Автобус плавно плыл вдоль туманных полей Калифорнии. За окном проносились одинокие бензоколонки и мотели 6. Бэкерсфилд, Фресно, Модэсто, Оклэнд. И наконец Бэй мост, а за ним огни Сан Франциско. Пять часов утра.
Ганс и Ричард, грязные и вонючие как узлы мексиканских фермеров. Ганс предложил перед там, как показаться в городе – пойти помыться в бесплатные душевые для бездомных, клиентами которых были в основном африканцы.
После отменного душа, растеревшись свежими страницами Guardian, Ганс и Ричард обменялись номерами несуществующих пейджеров, пожелали друг другу удачи и расстались. Ганс купил себе пол пинты виски и пошел по Market Street вверх на Haight Ashbury. Там в огромной викторианской квартире жил его старый друг Карл. Карл был музыкантом и в его квартире вечно кто-то тусовался. Но было рано звонить и будить Карла. Ганс не спешил, он медленно поднимался по Haight Street. Грустное чувство охватило Ганса, казалось Сан Франциско изменилось. Новые трамваи, новые автомобили, новые кондоминимумы, новые люди – в строгих костюмах. Ганс присел на автобусной остановки отдышаться и допить виски, туман рассеивался, теплело. Найдя телефон, Ганс позвонил Карлу и сказал, что он в городе. Сонный Карл ответил, что дверь открыта. Ганс поднялся на третий этаж, прошел в свою бывшую спальню и упал на кровать. На стене до сих пор висела на кнопке фотокарточка Гансовой первой жены на фоне Эйфелевой башни. Ганс улыбнулся, обнял подушку и наконец уснул.
-Да, друзья в Сан Франциско изменились, друзья в Сан Франциско ссутулились и приобрели пижамы и тапочки. Либо объелись мака и почувствовав себя плохо легли в ящик, либо накололи свои головы на пули. На телефонные звонки, они отвечают, что заняты и просят Ганса перезвонить позже.
Говорят, что время лечит, лечит больных, а может уродует здоровых?
Раньше, помнится Гансу только свисни и он с друзьями летит над холмами Сан Франциско на автомобиле. Стекла машины запотели. В машине находится запас марихуаны, LSD, кокаина, виски, и дешевого Бургунди, которого любил Ганс. Друзья куда – то едут, кто-нибудь скажет веселую фразу и друзья подхватывают, задыхаясь и заливаясь слезами от смеха. Друзья едут на репетицию, либо на концерт.
Тогда Melvins тусовались в Фриско и играли в клубах, как Nightbreak или Bottom of the hill. Басист и Ганс лично знали легендарного барабанщика Dale C. и порой перед концертом выкуривали с ним косяк за кегельбаном, на Haight Street. Сейчас на месте кегельбана музыкальный магазин Ameba.
Если все тихо, друзья заваливаются незваными к кому либо на пари. Сначала друзья начинают есть все подряд, потом опустошают винно-водочные запасы, начинают отвешивать забавные шутки, танцевать, обнимать женщин, падать с лестниц, переворачивать столы, ломать инструменты и созывать бездомных с соседних подворотней за стол.
Потом друзья развозились по домам девушками, понимающими их талант. Девушки возвращались домой на следующий вечер, жалуясь на автомобильные пробки.
Менеджер гостиницы на Jones and Gery, где жила одна из Гансовых подружек, был польский квир и по какой-то причине, он ненавидел Ганса. Порой он даже не пускал Ганса во внутрь. За это, при первой возможности, Ганс выбросил в окно искусно украшенную менеджером новогоднюю елку, но забыл отключить ее из розетки. Елка повисла перед окном польского квира, занимающего первый этаж. Через несколько минут был слышен топот полицейских, бегущих весело и дружно вверх по лестнице. Ганс метался по краям крыши, находу надевая носки и кеды. Ему ничего не оставалось, как лезть по пожарной лестнице в чье-то окно. Потом на глазах, растерянных жильцов, бороться с дверными замками и бежать прочь, прыгая через пролеты лестницы, как балерина. Полицейские едут вниз на лифте, спешат и что-то ворчат.
Но Ганс уже в машине и друзья едут куда-то, ища приключений
Вау!, -скажет кто-то, -Мы заехали в Юджин.
Юджин, Оригон. Там был лес, мох, грибы, LSD, ручей в котором друзья купались, дождь, и молодой индеец, пьющий виски и запивающий виски, которого позже переехал товарный поезд.
Кстати дождя именно в тот день может быть и не было. По рассказам, после выступления в университете Юджин, Ганс предложил одной милой красотке подвести ее домой, она жила довольно далеко в лесу.
Так вот в один момент, когда загорелся красный сигнал светофора, Ганс остановился и вдруг стал истерически смеяться, кричать и включил дворники. Так продолжалось минут сорок. Потом Ганс пришел в себя, в этот момент загорелся зеленый и он как ни в чем не бывалый поехал дальше. Девушка не испугалась и не убежала из машины. Видимо она понимала, что у Ганса всего навсего отличный трип, либо ей было далеко идти до дома. Потом был дешевый мальтовый ликер и долгий, мучительный путь домой. Ганс в Юджин купил на воскресном базаре бочонок меда для своей подружки, но в дороги съел его сам.
Время было rock' n roll, и протекало обычно в таком цикле; Первый понедельник, вторник и среду – друзья работают на стройке, курят марихуану. Вечером репетируют. В четверг репетируют весь день и пьют дешевое Бургунди. В пятницу репетируют утром, пьют виски, а вечером едут на концерт Melvins или Faigth No More. Напиваются в хлам и опохмеляются всю субботу. В воскресенье друзья спят до полудни. Газированная вода и глупое кино с подружкой.
Следующий понедельник, Ганс едет на работу и на пол пути ему в голову приходит чертовски классный мотив. На работе Ганс не появляется.
Среда. Басист Ганса оказывается спал все воскресенье, понедельник и вторник и на работу не являлся. Заходит в среду под вечер в студию за забытым зонтиком и обнаруживает там Ганса, хай, как звезда. Ганс говорит, что играл тридцать шесть часов и придумал чертовски классный мотив. Начинает объяснять. Басист прикупил целофановый пакет с кокаином. Никто не знает, что они делали в четверг. В пятницу под вечер заваливается гитарист, усталый и злой. Он говорит, что Ганс и басист свиньи, что он единственный, кто работает и платит за студию. Он отворачивается спиной к пианино и начинает играть поганейшие джазовые мелодии. За спиной он слышит бульканье бонга, затем щелкнула пробка Бурбона. Гитарист ломается и присоединяется. Новая мелодия Ганса ему нравится.
В субботу друзья пьют виски утром. Супер буррито на Mission в полдень, вечером концерт, безобразнейшая пьянка, полиция, авария, и поиски адвоката.
В воскресенье сон до полудни. Подружки кормят их с ложки. Оздоровительные прогулки вдоль океана, лыжы в горах на озере Тахо в Северной Неваде. Обещания и зарекания.
Всю следующую неделю друзья работают. В субботу много денег, еды, вина, уюта, и стабильности. Глупое кино с подружками. Друзья не подходят к телефонам. В воскресенье друзьям все осточертело и все начинается сначала.
Tim Yohannon, главный редактор журнала Maximum Rock and Roll, однажды сказал– Вы ребята рок, но не ролл.
Друзьям потребовалось шесть лет, чтобы наконец, после выступления в клубе Boomerang, к ним подошел их старый знакомый Bill Gould из F.N.M., владелец лейбла «Kool Arrow» и предложил им небольшой контракт.
Этим вечером состоялась торжественная вечеринка на базе группы. Было много гостей, все были счастливы и возбуждены, но совершился последний кровавый бой из-за гитариста, настающего на новом названии группы, потому что якобы, он написал семьдесят процентов материала, когда вся трудная работа приходилась на Ганса. Басист и Ганс создали группу, ещё задолго до прихода этого «Нарцисса».
Гитары, колонки, и барабаны были изрублены. В кирпичной стене студии зияла метровая дыра. На двери было нацарапано: Гитарист Asshole. На этом банда развалилась.
Бассист устроился на государственную работу и женился. Гитарист усталый, злой, играет поганейшие джазовые мелодии и не с кем не разговаривает.
Ганс и Бани раздарили мебель и покинули Сан Франциско, как зарекался Ганс навсегда. И еухали в Лас Вегас или в Сиэтл, а может на Ховаи. Ховаи это рай на земле, и в нем нет места для Punk Rock. Это Ганс выяснил через две недели, обойдя Вайкики и Мауи. И обошлось не без скандала на медовом месяце; Ганс вытолкнул Бани из задрипанного самолетика в надежде что парашют не раскроется, а сам на отрез отказался прыгать. Бани обозвала Ганса трусом и свалила с Хонолулу, прихватив с собой все деньги. У Ганса было денег на 6-pack и обратный билет до Сан Хосэ. После 6-pack Ганс решил остаться на острове, но потом прыгнул на первый самолет до континента. Прилетев в Сан Хосэ Ганс взял такси до Фриско в надежде что Бани расплатится, но тварь даже не собиралась открывать дверь.Тогда Ганс стал ее ломать. На защиту Бани выбежал старый пердун сосед с ружьем. Короче, после полицейского разбирательства арестовали старого пердуна,таксиста индуса,и Ганса.
Гансу дали два месяца тюрьмы за так называемый «Доместик вайоленс» и не подходить к своему дому на сто ярдов пока там живет Бани.
Оценить ховайский загагар досталось только головорезам.когда Ганса выпускали он даже не хотел выходить ; денег у него не было,а друзья предатели ни разу не ответили на «collectcall»
Ганс переоделся,получил сувенирную ручку с танцующей ховайкой,черные очки,и цыновку,расписался,вышел на седьмую улицу думая-коль у него сохранилась ховайская цыновка то можно прилечь где-нибудь. Как вдруг его осветили фары и загудел сигнал! Друзья оказывается ждали его с полудня с большой бутылкой калифорнийского бургунди и другими «гостинцами».
Пока Ганс сидел, друзья приделали к крыше студии скайлайт, принесли с помойки диван и журнальный столик. Туалет был на студии, а мыться можно было ходить в бесплатные душевые в трех блоках на 39 Fell st. Теперь Ганс может репетировать двадцать четыре часа в сутки!
Это было вчера, когда-то в 90-х. А сейчас Ганс лежит в своей бывшей спальне на Haight Ashbury и смотрит через стекло двери балкона на стелящийся туман. Цветы в Golden Gate парке завяли.
Гансу все же пришлось вернуться в Лас Вегас, после пары недель в Сан Франциско, Гансу стало скучно и одиноко, деньги кончились, но заставить себя идти работать, Ганс не мог и не хотел. Бани тоже соскучилась по Гансу, и стала названивать Карлу на квартиру, ища Ганса. Бани решила вернуться в Сиэтл и просила Ганса перевезти её. Ганс любил Сиэтл и согласился.
Сиэтл. Аэропорт. Ганс перетаскивает дюжину сумок, коробок и чемоданов, набитых одним нижним бельем и обувью Бани. Она звонит местному сутенеру, прося прислать машину и денег. Ганс в этом сомневался, но как ни странно сутенер приехал, привез денег и отвез пару в уже снятый дом на Madison Avenu.
И все было прекрасно, но Бан8и Ганс с этого дня почти не видел. Она была вся в работе, со старыми подружками, а Ганс в Сиэтл никого не знал.
Был у него приятель, Джером, с которым Ганс познакомился в тюрьме на 850 Bryant. Джером был образованнейший джентльмен, философ, поет, певец баллад, и Junkie. Раньше можно было встретить Джерома на Skid Row Pacific North West, но в данное время, по слухам он скрывался у мамы дома в Портлэнд. Послухам, Джером уставший спать в дюнах на Ocean beach у Great Highway, завербовался в религиозную секту за еду и ночлег. Пансион секты находился недалеко от Buena Vista парка, и каждое утро Джером спускался по улице Ashbury на улицу Haight, где он торговал марихуаной, выручить себе деньги на чиба.
И все было бы прекрасно, но как порядочный эдикт, Джером стал подседать на секту. Однажды он обнаружил себя, сидящим на коленях и бьющимся лбом об пол. Спас Джерома случай, обнюхавшийся спидом, он случайно трахнул несовершеннолетнюю сектантку, затащив ее в подвал.
С первыми мокрыми от росы шинами автобуса «Серая собака», Джером бежал в Портлэнд.
Бани пыталась подружить Ганса с ее братом. Брат был большой, честный и простой мужик. Брат не церемонился и предложил паре погостить в его доме в Рентон. Но если они что-либо украдут, добавил брат, то им не поздоровится. Это сильно затронуло честь и совесть Ганса и он нарочно ночью пробрался до братова холодильника, все надкусил и выпил все пиво. На Гансово счастье, он брату Бани не понравился, также как и маме. И лил, и лил и лил проклятый дождь.
Ганс днями ходил в зад и перед по пустому дому, прислушиваясь к подъезжающим автомобилям, приоткрывая жалюзи, не привезли ли Бани? Он голодный!
Одним таким вечером, Ганс разозлился и разорвал кем-то купленное Бани платье. За это Бани носилась за Гансом с ножом и Гансу пришлось отбиваться стоя на кровати и держа в правой руке подсвечник, а в левой подушку. Не добравшись до Ганса, Бани растоптала акустическую гитару, вызвала такси и уехала. С того момента, Ганс Бани больше никогда не видел.
Ганс ползал на четвереньках по дому, ища кусочки марихуаны в карпет. И ел вкуснейшие вашингтонские яблоки с соседских деревьев. Еще что открыл Ганс, по случайности недалеко находился дом, где умер Керт, а под домом кто нибудь всегда распивал портвейн, Гансу тоже иногда доставалось.
Вечерами Ганс сидел на лавочке, на которой когда-то сидел Керт. Ганс безмятежно смотрел на холодный, тоскливый вид озера и холмов, с синим лесом Бэлвью за ними. Мелкий дождь бил ему в лицо. Ганс плакал. Ему опять садиться на проклятый автобус и возвращаться в Сан Франциско. Кроме кед, джинсов, майки, кожаной куртки, в кармане которой бутылка виски, шерстяной шапки и альбома с сентиментальными фотографиями у Ганса ничего нет, ни дома, ни подруги, ни родных, ни близких. Карл сдает свою квартиру и переезжает жить в Амстердам. Ганс бы тоже уехал жить в Амстердам, но у него не было ни денег, ни паспорта. Ганс добро завидовал Карлу.
Но у Ганса оставалась надежда в счастливом конце, у Ганса оставалось солнце, океан и горы Калифорнии. И это означало, что не все потерянно. И это означало новое начало.
Сан Франциско. На занятые у строительного контрактора деньги, Ганс снял номер на North Beach. Окна гостиницы естественно выходили на обосранную голубями стену соседнего дома. Телевизор, сделанный в 80-х, ловил пять программ вешалкой, воткнутой вместо антенны. Душ находился в коридоре и Ганс постоянно случайно захлопывал дверь номера, и ему приходилось обвязанным полотенцем и с мылом и шампунем в руках спускаться в лобби и просить, чтоб ему открыли дверь. Но все же гостиница была окей, тараканов не было. С половиной жильцов, Ганс подружился, половину жильцов запугал и одного жильца трахнул. Хозяин гостиницы – индус, тоже попался сговорчивый, особо не жаловался, когда Ганс запаздывал с квартплатой. Он только просил Ганса не падать пьяным с лестницы и не пачкать кровью стены.
Между жильцами гостиницы, постоянно проходил какой-то торг. Каждый день с утра до вечера, они ходили по коридорам и стучали друг другу в дверь, занимая и перезанимая друг другу три доллара, обмениваясь сигаретами, сосисками с рисом, героином и электрическими плитками.
Большинство было пенсионеры, либо инвалиды на государственной пенсии. Несколько выживших из ума женщин, таксистов и лысеющих хиппи. Один серьезный байкер по имени Дюк, бывший порнографическая звезда, а в настоящее время употребляющий все доступные наркотики. Одна черная проститутка с раком груди, которая каким-то образом умудрялась обворовывать всех жильцов гостиницы, и на редкость живучий собутыльник Джека Кероака.
«Как ты можешь терпеть эту вонь по всему коридору»-, третий день интересовался Ганс, спускаясь на второй этаж гостиницы навестить Hell's Angel Дюк-.«У кого-то мясо протухло, что -ли?»
«Кто-то тайком варит капустный суп»,-отвечает Дюк –«и не хочет поделиться. Я третий день схожу с ума от голода. Кто бы это мог быть?».
«Наверное это этот маньяк, из номера около душа»,- предположил Ганс.
Маньяк прокрадывался из гостиницы и обратно, с такой аккуратностью, что никто его не повстречал, но все о нем знали из листовок с его импровизированным портретом, на каждом столбе в районе.
«Не смотря на мой аппетит, у меня нет ни малейшего желания постучаться в его номер за тарелку супа», - признался Дюк.
«Терпеть не могу капустный суп с тухлым мясом», фыркнул Ганс, как можно брезгливее сморщил нос и стащив косяк у Дюка, вылез в его окно, на пожарную лестницу, на свежий воздух.
На пятый день Hell’s Angels Дюк так проголодался, что проследил запах по коридору, ведущий к двери Кристи, но не достучавшись и заподозрив что-то неладное, убедил менеджера гостиницы отпереть дверь.
Кристи лежала на кровати и с первого взгляда была определенно мертва. Мертва со дня, как две недели назад, она тайно получила сомнительную компенсацию, в виде чека с удовлетворительной суммой, полностью потраченный не на продукты, а на хорошую порцию героина.
Менеджер успел добежать до раковины, заполнив ее до краев отменным индусским рецептом.
Hell’s Angels Дюк с горя по Кристи потерял на месяц аппетит.
Клуб редел и Ганс не мог избавиться от ужасной мысли, что он будет с большей вероятностью следующим. Он несколько раз паковал свой чемодан, раздавал лишние вещи соседям, возвращал заложенные за десять долларов ключи гостиницы менеджеру, садился в последний раз на старый матрац, перед побегом в лучшие края. И в тот же момент он с горем осознавал весь сглаз и проклятия, арестовавшие его жизнь. Бежать Гансу было некуда.
Ганс спускался на улицу в винный магазин, выпивал залпом бутылку виски и шел стучать в дверь гостиницы, просить менеджера пустить его обратно и отдать ему ключи, а Большого Дона – отдать ему обратно настольную лампу.
Однажды в гостинице произошел пожар. Менеджер неистово призывал всех к эвакуации. Приближались сирены пожарных машин. Жильцы топали вниз по лестнице, скрипели ступенями.
Ганс спас все: чемодан, книги, гитару и горшок с розой. Единственное, что он забыл это свежий отменный эклер, который он собирался съесть, выкурив косяк. Ганс свалили вещи на противоположном тротуаре. Пожарники бежали в гостиницу, прилаживали шланги и лестницу. Но вскоре вернулись, сказав, что все в порядке, всего лишь инвалид случайно поджег себя и его потушили. Жильцам разрешили вернуться обратно в гостиницу. И они заскрипели вверх по лестнице, с телевизорами в руках, с собачками, портретами Мухамеда Али, громадной трубкой для курения Crystal Meth, библии и так далее.
Умнее всех оказался Большой Дон. Он лежал пьяный на полу в коридоре и эвакуацию игнорировал. Со временем Дон стал хорошим другом Гансу, но по началу Дон Ганса выводил из себя. Между гостиницей и винным магазином находилась спортивная площадка обнесенная проволочным забором, который служил основным и весьма удовлетворительным приспособлением добраться Дону от гостиницы и обратно. Огромный Дон цеплялся руками за решетку и таким образом передвигался, но порой залипал на пол пути и часами раскачивался на решетке в зад и в перед. Еще Дон страшно храпел. Он жил как и Ганс на третьем этаже и по планировке здания его окно выходило в окно Ганса на таком близком расстоянии, что Ганс не выдержав храпа Дона купил удочку и тыкал Дона в пузо из своего окна в его открытое окно.
Когда кончился пожар Ганс проклял все на свете, и в добавок, второпях, он забыл запереть дверь, и вернувшись в номер обнаружил, что эклер исчез. Ганс пытался проследить следы, но безуспешно. Он со злости выбросил горшок с розой в окно. Воняло горелыми волосами инвалида.
Год был 2000. Гансу пришлось идти работать, а это означало, что нужно вставать ни свет ни заря, взваливать на спину грязный баул с железом и проводами, и под стон тюленей и хохот чаек с Fisherman Wharf переться на стройку, там в окружении физических и моральных уродов, весь день размазывать дерьмо по стенам, и самый абсурд, для этого нужна была сила и сноровка. Но ничего не оставалось, как зарабатывать и платить.
Спасала Ганса от безумия его новая подружка – новая гитара Gibson. На выходные Ганс покупал марихуаны, бургунди и еды и уходил в горы над Stinson Beach, прочь от пошлого Фриско.
Ганс сидел в горах, пил вино, играл на гитаре, и читал умные книги. Спускаться ему не хотелось, но провизия кончалась и ему приходилось возвращаться, и идти есть в католический собор с интересным адресом 666 Filbert Street. Там кормили бездомных и нужно было стоять час в очереди, за бутербродом и фруктами. Кто-нибудь обязательно давится и мрет, и очередь еще задерживают, перефразируя песню Mud Honey, Ганс напевал «Каждое утро мне приходится переться в эту факин Сэнт Антонис столовую».
Но порой Гансу было интересно околачиваться на Skid Row. Почувствовать корни америки, почувствовать блюз. Он пил водку за $1.25 за пол пинты, с плавающим куском апельсина на дне, и курил дешевую мексиканскую марихуану, которую он любил. Она ему напоминала дикую канаплю степи которой, бескрайне простираются по Краснодарскому краю.
Ганс и его первая жена Татьяна, делали из конопли матрацы, опрыскивали их шанелью №5, и посылали их до востребования на бабушку Ганса. На удивление ее ни разу не арестовали.
«Веселое времечко было, было и прошло», -подумал с грустью Ганс, и пошел знакомиться с пьяными африканками.
«Да,-думал Ганс- конец света для него на самом деле наступил». И закончить свою историю он хотел так;
Вчера Ганс пошел в бар, напился и подрался. Кто-то воткнул ему в спину нож. Проснулся Ганс лежа в сырой яме и какой-то старик в шерстяной кепке, сыплет лопатой на Ганса землю, наконец земля покрыла его лицо и стало темно. Гансу ничего не оставалось, как попытаться уснуть, чтобы проснуться где-то, когда-то маленьким и невинным и начать новую жизнь.
Но Гансу не умиралось, он пошел и записался в таксисты.
Да, Ганс теперь таксист, что не так уж плохо, всегда в кармане небольшие деньги и двадцати четырехтысячный, желтый Crown vic в полном распоряжении. Поезжай куда глаза глядят, а в кабине уютно и тепло и есть радио. Контингент таксистов делится на двадцать процентов: на бывших советских, бразильцев, индусов, арабов и белых и черных американского союза.
В моде у них охотничье или рыболовные жилеты. Бородатые арабы носят военные жилеты и планшеты с картами. После рабочего дня, арабы выглядят, как с поля боя. Когда Ганс поинтересовался, почему все носят жилеты – ответ был из-за множества карманов и карманчиков, но для чего им столько карманов, никто толком объяснить не мог.
В карманах и картах, Ганс не нуждался, он знал Сан Франциско и Бэй Эриа, как свою ладонь и будучи нежадным к деньгам, Ганс зарабатывал достаточно прожить пару недель.
Работать в городе, Ганс не любил. Продажный диспетчер, продажные швейцары, продающие пассажиров направляющихся в аэропорт за пять долларов за голову. Midtown- продавцы крэк и крэк потребители, уроды всех мастей, жующие свои собственные кости. Проститутки, большинство которых гнусные извращенцы мужского пола.
Районы Richmond и Sunset – евреи и китайцы, скупые на чаевые.
Рыболовные причалы – туристы воняющие рыбой, рыгающие пивом, отсчитывающие деньги липкими руками и задающие одни и те же проклятые вопросы: откуда Ганс и куда и сколько Гансу лет.
И на все это постоянные пробки, стоп знаки, трамваи, троллейбусы, велосипедисты и пешеходы.
Сегодня вечером, на пути в таксомоторный парк, на автобусе с маршрутом из одного гетто в другое гетто, одна подозрительная личность угостила Ганса, чертовски отменной марихуаной.
Ганс стоунд, так стоунд – ему понадобилось немало времени, найти машину №240.
В данный момент, Ганс забыл куда он везет мормонского священника, который пользуясь известным грязным трюком, прокрался за спиной швейцара и запрыгнул в такси Ганса, сэкономив на этом доллар.
Не найдя деликатный и не настораживающий способ еще раз спросить направление, Ганс решил просто ехать прямо, а когда пассажир побеспокоится, куда Ганс его везет, он ответит вопросом на вопрос и сам спросит, куда он его везет.
«На вокзал я же сказал!»,- ответил мормон,- «Понимаешь английский!».
Ганс скрипя шинами, делает камекадзевский, нелегальный левый поворот, через четыре ряда в нужную дирекцию и как можно приветливее уверяет: «Кратчайший путь, бадди», а сам про себя думает «Какой вокзал?». Пытается напрячь память, но мысли его возвращаются к интересу, есть ли у настольного тенниса комментатор и что он комментирует. На радио звучит его любимая песня и Ганс забывает про мормона в кабине. Врубает колонки, закуривает косяк, и проезжая через Downtown, притормаживает у каждой шлюхи, прогуливающейся по тротуару.
От внезапного визга мормона за спиной, Ганс вздрогнул и подавился дымом.
«Шофер, я экскурсию такого сорта не планировал, мой поезд отходит через сорок минут! Не кури здесь!», - брезгливость, отвращение и злоба отразились в лице боголюбивого мормона. Капли пота выступили на его лбу и он нервно стал ломать пальцы.
При слове поезд, Ганс вспомнил, что мормон едет на CalTrain Station. Вокзал был рядом, но мормон обломал Ганса и Ганс решил покатать его подольше.
«Расслабься дуд, мы сейчас тебе найдем телку без единого зуба и за двадцать долларов ты получишь лучший отсос в своей жизни, или как насчет попки негритянки с два автобусных сиденья, твоя пипка будет вонять до Рождества, будет о чем вспомнить о Сан Франциско. О я совсем забыл, ты ведь предпочитаешь мальчиков, тоже можно организовать, но боюсь это будет тебе не по карману».
Ганс затормозил на углу шестой улицы и Mission с шайкой молодых нигас и опустив заднее стекло крикнул: «Эй ё, ханки хочет купить полкило крэка для детей Солт Лэйк Сити! По чем со скидкой?»
Хулиганы обернулись и стали приближаться к такси. Мормон в ужасе закрыл окно, заперся, и завопил везти его прочь. Ганс не мог толком понять, кого он просит, его или Бога.
Гансу этой комедии хватило. Он остановил счетчик и отвез мормона на вокзал.
«Я буду жаловаться»,- грозил мормон, он хлопнул дверью и затрусил прочь, не заплатив.
Ганс улыбнулся, закурил косяк и посмотрел в зеркало заднего вида, которое он направил между ног предыдущей пассажирки и забыл вывернуть его обратно. На заднем сиденье такси лежал толстый кошелек мормона. Ганс переключил скорость, нажал на газ и уехал в такси №420. Обычно Ганс брал машину и пустым ехал в аэропорт. Там выжидая посадки, у Ганса было время сходить в буфет, поболтать со знакомыми таксистами, читать, или просто откинуться на сиденье, смотреть в облака и мечтать.
Объявляется посадка. Пассажиры идут на BART, берут автобусы, маршрутные такси или развозятся знакомыми или родственниками, оставшаяся часть это люди с деньгами или бизнесмены с корпоративными карточками. Они нанимают такси или лимузины. Они едут далеко, платят хорошо, не торгуются. В основном молчат, манипулируют на лэптоп, либо здраво беседуют.
Лучше, чем визгливые молодые суки, настаивающие Гансу везти их из бара в бар за $5.75, потому что эти визгливые молодые суки не хотят пройти пешком из за высоких каблуков.
В аэропорту, время от времени чертовски везет и пассажиры нанимают такси везти их в Сан Хосе, Гиллрой, Санта Круз, Сакраменто, Санта Роза. За пару таких путешествий Ганс зарабатывал достаточно денег заплатить за неделю в гостинице, выкупить гитару из ломбарда, купить новые кеды, носки, майку, джинсы, несколько дисков, марихуану и молодую африканку.
Одним сентябрьским утром, Ганс шел на работу. Знакомый бродяга в подворотни слушал радио, сообщали новости и Ганс не мог поверить, что кто-то смог провернуть такую гадость. Но это была правда, времена менялись в худшую сторону.
В речи появились слова Буш, Осама, падение экономики, терроризм. Люди стали бояться самолетов и шарахаются при виде пустой обувной коробки. Таксисты часами сидят у гостинец, в надежде пассажиров в Chinatown. Или тщетно кружат по городу. Проститутки идут в пол цены, квартира сдается в каждом подъезде, цена на бензин и очереди за бесплатной похлебкой удвоились. Мало вакансий на бирже труда и в тюрьмах. Бюро подслушивает разговоры, телевизор врет. Молоко на губах Моники давно прокисло. O.G. готовят аля Марфа Стюарт спрэд.
Басист Ганса утонул пьяный в джакузи, гитарист застрелился. Карл живет в Кракове, выступает в клубах, платит за квартиру в десять раз меньше, чем в С.Ф. и возвращаться не собирается.
В один из таких не солнечных дней, Ганс, отвезший пассажиров из аэропорта в Ист Бэй, возвращался в Фриско. На самом деле лил дождь, темнело. Ганс заехал на сто вторую авеню и Интэрнэшнл бульвар, куда белого человека нога не ступала со времен Рузвельта, и бензин с сигаретами были дешевыми. Ганс заправился, купил пачку Винстон, и вышел опять на Фривэй.
Пара траков обогнало Ганса, хотя он шел 120 км/ч, в шторм. Ганс пил кофе и думал, как распорядиться шестидестью долларами, все что он выручил. Потратить их разумно, разумный поступок, но жалкий и скучный. Потратить их не разумно – неразумно, но в этом был соблазн, грех, и тайна. И Ганса это возбуждало. Тем ни менее, денег было ни на что недостаточно и Ганс пришел к выводу просто купить бутылку рома и не пойти завтра на работу.
Дождь бил в лобовое стекло, дворники маячили в лево и право, на радио были помехи. Ганс с трудом различал путь. Он сбавил немного скорость.
Допивая кофе, Ганс обратил внимание на белый объект - автомобиль, качающийся на краю эстакады, пересекающей фривэй.
«Чудеса»,-подумал Ганс. В следующую секунду, автомобиль перевесило и он сорвался в низ на фривэй, с большой вероятностью попасть прямо Гансу на капот. Ганс нажал на тормоза, такси немного боком заскользило по шоссе, но сбавило скорость. Белый автомобиль упал носом в низ, перед Гансом. Ганс врезался в него и автомобиль перелетел через такси, задев крышу. И был сбит еще раз, следующим за Гансом траком. Какое-то время, Ганс ничего не мог понять. Кабина была наполнена пудрой от подушек безопасности. Ганс решил, что он горит, выбил как в кино ногой дверь и выскочил из такси. Лил дождь и было холодно. Ганс отряхнулся от стекла и залез обратно в такси. Дым развеялся. Ганс обследовал себя, ни царапинки, хоть он был не пристегнут. Единственное, он пролил на себя кофе.
К этому времени, фривэй был перекрыт и понаехали хайвэйпатруль, скорая помощь, и пожарники. Из обломков свалившегося с эстакады автомобиля вылезла полная мексиканка в шапке Raiders, тоже на удивление целая, но она видно была в шоке и растерянно повторяла, что она сожалеет, что она виновата и просит прощение. Шериф отвел ее в машину скорой помощи. Когда Ганса спросили, нужна ли ему медицинская помощь, он растерялся и сказал, что все в порядке, единственное, что ему надо это полицейский протокол и эвакуатор – отбуксировать такси в парк. Ганс уже не сомневался о покупке бутылки рома и не идти завтра на работу.
Когда Ганс вернулся на North Beach, дождя не было. Он решил не идти в гостиницу, а купить еще рома. Он купил пол литра Капитан Морган и банку Пепси кола. Поднявшись по крутой лестнице, с Broadwаy до улицы valejo, Ганс, подстелив газеты устроился на ступеньках, с которых открывался вид на весь Downtown.
На уме у Ганса были две вещи: первая его веселила. Проигрывая в памяти происшествие, Ганс смеялся над тем, что его голова не прыгала по мокрому шоссе и не закатилась под одну из машин, и медицинскому эксперту или как их там называют, не пришлось лезть и доставать голову за волосы и не вытряхивать из ее рта осколки стекла.
«Сука, могла убить меня, но не мой час, не мой час», - повторял Ганс и пил ром за свое здоровье.
Второе Ганса расстраивало, что он растерялся и не притворился пострадавшим, он мог бы лежать и не шевелиться, позволить себя отвезти в больницу, жаловаться на боль во всем теле. Он мог бы получить денежную компенсацию.
С этими мыслями, Ганс допил вторую бутылку рома и поднялся идти домой, как луна над ним склонилась и загримасничала, небоскребы ожили и завели хоровод. Колени Ганса подогнулись, нога соскользнула с мокрой ступени. Докатившись с тристасорокпервой бетонной Питер Макиарини ступени вниз до Бродвэй, Ганс уже ничего не чувствовал.
Через пару часов Ганс очнулся. Сначала он думал – он дома, но потом обратил внимание, что потолок не его и посмотрев по сторонам, определил, что он в больнице. Припоминая, что он хорошо выпил прошлым вечером, Ганс особо не удивился, он сильно хотел в туалет. Ганс отлепил себя от трубок с игами, воткнутыми ему в руки и слез с кровати. Его шея и зад болели. Он проковылял по коридору и найдя туалет, вошел. Взглянув в зеркало, Ганс вздрогнул и пошатнулся, но приглядевшись он с трудом узнал свое собственное отражение. С ног до головы Ганс был один сплошной желто-красно-синий синяк, завершающийся огромной шишкой на лбу. Физиономия Ганса расплылась в кривой улыбке.
« То, что доктор прописал»,-запел Ганс, у него родился план.
В больнице было тихо, пациенты спали или были мертвы. Медсестер вокруг не было. Ганс вернулся к кровати, нашел свои джинсы, майку и кеды. Спрятал их под больничным халатом и потихоньку, через множество длинных, полутемных коридоров и железных дверей, пробрался на улицу. Будучи в одних носках и халате, он мелкими перебежками пересек газон больницы и спрятавшись в кусты, переоделся в свои вещи. В кармане джинсов, на редкость оставались кошелек с деньгами и ключи от номера. Ганс поймал такси и дал адрес больницы на другой стороне города, приехав в Сан Франциско Дженерал Хаспитал, Ганс оставил не апобоявшемуся таксисту хорошие чаявые. Светало и наступало потное, липкое и вонючее похмелье. Все тело Ганса болело и его трясло. В голове зудела какая-то идиотская песня, от которой Ганс не мог избавиться.
В неотложной помощи, Ганс объяснил, что несколько часов назад он был в автомобильной аварии и по началу он чувствовал себя в порядке, но позже стало хуже.
«Мой друг, Вам несомненно нужна госпитализация и немедленно», - сказал доктор. Медсестра сунула Гансу в рот градусник и Ганса вырвало ей на туфли. Его положили на тележку, отвезли в палату, переодели обратно в пижаму, уложили в постель, дали воды и сделали укол. Тело обмякло и расслабилось, неугомонные дьяволы в его голове закончили концерт. В следующую минуту, Ганс мирно спал.
В полдень Ганс проснулся в прекрасном настроении и здоровье. Его накормили, смерили давление и температуру, и пару раз пропустили через огромный железный пончик, который видел Ганса на сквозь. В черепе Ганса высветилась трещина, которую он получил в драке с инвалидом, пару месяцев назад, и трещина видимо еще не зарослась, либо опять расклеилась. Ганс списал трещину на аварию, а суровое похмелье врачи приписали на сотрясение мозга.
Со справкой, заверяющей, что у Ганса трещина в голове и сотрясение мозга, рецептом на «наркотики», направлением на массаж, и с купоном на такси домой, Ганс был выписан. Оставалось только посетить адвоката и ждать денежную компенсацию. Наконец-то Гансу здорово повезло.
Когда у Ганса интересовались, как он получил трещину в черепе в драке с инвалидом, Ганс рассказывал, что на Фэнксгивин День он стоял в очереди за индюшкой на банкете в Хамильтон. Стоявшие в очереди колеки и нищие бодрили друг друга банальными жизнерадостными приветствиями, украдкой попивали Royal Gate, и курили самокрутки. По соседству с Гансом в очереди оказался сидевший в инвалидной коляске омерзительнийший старичок. С длинными седыми волосами и бородой. С серой кожей висевшей на костях, с серыми губами, оголявшими несколько гнилых зубов, с серыми ввалившимися глазами. Старичок был одет в спортивный костюм и охотничую шапку. На шее у него была наколка SS.
Так вот старичок сидел, что-то злобно бормотал, рычал, и манил Ганса пальцами, а когда Ганс наклонился к деду ближе, этот сукин сын, без предупреждения, ловко, дерзко и со всей возможной силой, треснул Ганса в лоб клюкой. От обида у Ганса даже выступили слезы. Ему пришлось немало повозиться до того, как он достал деда. Дед вился на коляске, махал клюкой, но его силы сдавали. Ганс поймал клюку, вырвал ее из рук деда и пытался сломать ее об колено, но она не поддавалась и тогда Ганс демонстративно забросил крюку за ограду баскетбольной площадки. Затем вернулся к инвалиду, дед пятился, но шансов у него было меньше, чем у пятидесятитрехлетней шлюхи. Тогда Ганс прицелился и сладко вмачил деду в нос. Коляска покатилась назад и опрокинулась, застряв в аккуратно подстриженных кустах шиповника. Видно инвалид не вызывал ни у кого малейший симпатии и никто не побеспокоился поставить деда обратно на колеса.
Очередь двигалась. Старые, больные и нищие жадно разбирали индюшку, кукурузный хлеб и мандарины. Ганс решил зайти в CalaFood и купить бутылку португальского портвейна. Одиноким хуже всего на праздники. Трещину в голове Ганс обнаружил на третий день, стоя перед зеркалом и нажимая на череп пальцами.
Деньги получены. Уделяясь в подробности, получены после четырнадцати мучительных месяцев ожидания и пары грубых и угрожающих звонков адвокату.
Ганс бросил работу, купил новые кеды, джинсы, майку, телефон, фотоаппарат, и билет на автобус Серая Собака. Он едет прочь из Сан Франциско в Санта Круз и будет там отдыхать, пока не кончатся деньги.
Автобус отправляется. В последнюю секунду, в закрывающиеся двери просовывается гитара, а за ней персонаж во всем черном и со стриженной на лысо головой – Джером.
Вот это встреча! Джером рассказывает, что последние четыре года, он провел в тюрьмах и реабилитационных центрах и что он завязал с «Н». Он едет в Рэдвуд, неподалеку от Санта Круз, где он знает старых хиппи, у которых можно провести лето в тишине и покое, в обмен за небольшую помощь по хозяйству. Он видит гитару Ганса и сияет от радости.
«Как в старые, добрые времена, бадди!»,- ему не терпится показать новую песню.
Ганс говорит, что он тоже написал пару.
«Мы организуем бэнд!», - мечтает Джером – The Dharmatramps.
Ганс говорит, что больше не злоупотребляет виски.
Автобус на 101 едет на юг. Фривэй горит бензином.
Приближаясь к Санта Круз, Джером стал всматриваться в местность и в определенный момент, по ему одному известным приметам, велел остановить автобус. Метнувшись на север, восток и юг, Джером определился на западный курс. После весьма долгого, но приятного блуждания по окрестностям Рэдвуд, Джером остановился у почтового ящика с нужным номером.
Едва различаемая проселочная дорога, вела к забору с висевшими на больших ржавых петлях воротами. Звонка не было. За воротами виднелись, просторный двор с проросшей сквозь гравий травой, старый белый Олдс, лавочка под красным деревом и в испанском стиле дом, обнесенный сливой, вишней и яблонями. За ним лес с английским дубом и желтые, лысеющие на вершинах холмы. Летали бабочки.
Ганс изумился от столь прелестной картинки. Друзья протиснулись в ворота, и встречаемые рыжим котом пересекли двор. Джером постучал в дверь и не дожидаясь ответа вошел в дом, он пригласил за собой Ганса и признался, что он здесь в первый раз и узнал про семью от знакомого в рихэб в Оклахоме. Хозяина зовут Стив МакФарлэнд.
«Хэлло, Стив!», - позвал Джером в просторной прихожей. В глубине коридора послышались тихие шаги и показался Стив. Небольшой, лопоухий, абсолютно лысый человек лет шестидесяти, с простым и добрым лицом. Он был одет в тай-дай майке, старых джинсах и тапочках. На шее у Стива весел талисман. Казалось он был растерян и смущен. Джером представился другом друга его друга и с другом Гансом – артистом из Сан Франциско, надеятся быть любимыми и жалованными, в обмен на компанию и помощь по хозяйству. Стив, не скрывая интерес, приветствовал гостей, пожал руки и пригласил в гостинную, а сам отлучился позвать жену.
Гостинная представляла собой скорее большой зал, со сценой в дальнем конце. Интерьер был скромный, но добротный. Пара длинных диванов с подушками, старинные кресла у огромного камина. Пианино и стул с торшером на сцене. Милая акварель на стенах, старый, но чистый персидский ковер, сотни книг до потолка на полках.
Сквозь ветви фруктовых деревьев в широкие окна гостинной пробивались лучи солнца. По ковру важно прошел рыжий кот. Джером непринужденно плюхнулся на диван.
«Посмотри», -сказал Ганс, указывая на сцену с пианино.
«Стив cool cat», -пояснил Джером.
В дверях появились Стив с женой, огромной видимо сильной женщиной, младше его возрастом, с таким же простым и добрым лицом и розовыми щеками. Ее волосы были заплетены в две золотые косы, ее звали Катерина. Катерина в голубом сарафане в подсолнухах. Она приказала гостям ужинать и расплыв в улыбки поспешила на кухню. Стив предложил закурить табак. Друзья скрутили самокрутки, завели беседу, знакомясь ближе. По рассказу, Стив был старый хиппи. Он преподавал в Университете Калифорния, Санта Круз и знает много интересных и знаменитых людей, но давно ни с кем не общался из-за сложившийся репутации, полученной в связи с ежедневным употреблением наркотиков и пьянством. Семнадцать лет назад, при помощи силы воли, заклинаний, мольбы, волшебства и поддержки верной подруги жизни – Катерины, Стив завязал. Очень рад. Его сын – корпоративный адвокат в Детройт, папу ненавидит и не навещает. Стив приветствует все виды искусства, всегда рад людям доброй воли и с радостью примет помощь по хозяйству, так как непосредственно нужно скосить всю траву на его территории для пожарной безопасности.
Джером спел песню про джанки в черных очках, Ганс спел песню про джанки пьющим Jim Beam. Стив признался, что ничто восхитительнее он давно не слышал и друзьям неприменно надо выступать. Смеркалось. Катерина звала на ужин.
На следующий день, Ганс проснулся со странным, но с весьма приятным чувством, будто вся его жизнь был лишь кошмарный сон и он все еще маленький и безмятежный мальчик, живущий на балтийском море с бабушкой. Ганс чувствовал необыкновенную легкость в теле и покой в душе. Пахло цветами, пахло вкусным завтраком – пахло жизнью. Ганс нежился в постели, наслаждаясь сенсацией, пытаясь не упустить на сей раз ни малейшей секунды счастья.
Тем временем, Джером был давно на ногах и составлял компанию Катерине на кухне, дискуссируя масонский заговор и выжимая апельсиновый сок.
После отменного завтрака, кофе и сигарет, Ганс и Джером решили приступить к работе. Будучи старым рокером, Ганс выбрал бензокосилку, Джерому достались грабли.
К обеду Ганс был облеплен с ног до головы соломой и с усами от гари. Джером, забросив грабли организовывал чердак, точнее рылся в старом барохле из которого он позже «унаследовал» несколько хипповых рубашек и шляпу Стива.
Летние дни проходили в идилии – лето Калифорнии может предоставить: за непринужденной работой в саду, прогулками в горах, пикниками, чтением великолепной библиотеки хозяев, поездками в Санта Круз на пляж и с репитициями ансамбля The Dharmatramps со Стивом на бас гитаре.
Ганс не помнил, когда он в последний раз ел столько овощей и фруктов. Друзья не употребляли наркотиков и алкоголь. Друзья готовились выступать на всеАмериканском ежигодном съезде анонимных алкоголиков и наркоманов в Санта Круз, где Стив был почетным членом.
Одним августовским днем, открыв свой старый фотоальбом, Ганс обнаружил огромнейший, сплющенный косяк, загадочно исчезнувший несколько месяцев назад, Ганс вздрогнул, захлопнул альбом и огляделся. Бинго!
С этого момента, Ганс провозгласил себя членом собственной секты, требующий утренней и вечерней индивидуальной медитации на вершине холма. После трехмесячного перерыва, Гансу хватило одной затяжки, чтобы заблудиться в огороде, нарисовать психоделический портрет Стива, испортить лучшую эмалированную кастрюлю Катерины, служившую барабаном и объесться до полусмерти, краденными шоколадными тортами.
На одной утренней «медитации» Ганс припомнил историю Джерома, как он недолго подрабатывал в доме сирот в Сан Хосе и его задачей было каждое воскресенье везти фургон к восми часам в Белмонт, где владелец супермаркета жертвовал десятки всевозможных тортов в пользу приюта.
На занятом у Стива Олдсмобиле, Ганс был в Белмонд в 7:45. Представился сиротой, набил машину тортами и смылся в 7:53, проделав обратные семдесят миль меньше, чем за час.
Только подъехав к воротам МакФарлэнд он задумался о вместительности холодильника Катерины. Половину торта Ганс съел по дороге, половина выпала из окна на повороте. Девять тортов он втиснул в холодильник, но оставалось еще сорок. На вопрос Катерины, где он взял столько тортов, Ганс честно ответил, что это подарок сироте, которым он в каком-то смысле являлся.
Джером предложил устроить Cakefight, а Стив пришел к менее экстравогантной, но рациональной идеи: объявить вечер пробывания тортов для жителей Рэдвуд и брать доллар с рыла за вход или что-то в этом роде. На чем и порешили.
Джерома отправили на велосипеде раздавать листовки, гласившие: «Вечер дегустацыи тортов. Бенефит в пользу жертв общества. Живая музыка и поэзия. Бесплатно». Стив сел на телефон. Катерина варит кофе. Ганс нарисовал плакат и наклеил его на Стоп знак на шоссе, неподалеку от дома. Торты разложили на столе с огромной китайской вазой для пожертвований в центре и обнесли все гирляндой. Джерому было поручено встречать и развлекать гостей, Стиву играть на пианино, Катерина – кассирша, а Ганс следит за порядком.
Торты шли бесплатно, а чай, кофе и молоко по доллару. И вечер на удивление удался. Собралось непредсказуемое количество гостей, спрос на напитки рос и Гансу пришлось еще раз слетать в магазин. В разгар вечера Джером спел несколько баллад, аккомпанируя на акустической гитаре. Ганс и пара местных интеллектуалов прочитали поэмы. Также разыграли лотерею с огромным зеленым в синих розах тортом, в качестве приза, но победитель не признался. Особый интерес пал на психоделический портрет Стива. Гости ценили талант художника и интересовались кто изображен на портрете. Гансовы вариации были от царя Николая II до Сонни Баржер. В процессе он познакомился с интересной блондинкой и толкнул несколько лучших тортов на лево, за марихуану.
Под закрытие явился полицейский, жалуясь, что чуть-чуть был не сбит грузовиком, проехав Стоп знак, заклеенный изображением Катерины, манящий пальцем на чай. Он получил кофе бесплатно и зеленый в синих розах торт. Ганс выпроводил уснувшего в кресле бездомного и на этом банкет был закрыт.
Выручку жертв общества, Ганс распределил в пользу МакФарлендов. Джером получил пятьдесят, а Ганс взял символический доллар (мешок травы он не декларировал).
К открытию всеАмериканского съезда алкоголиков и наркоманов, запланированному на первое сентябре, The Dharmatramps были готовы с блистательным репертуаром, состоящим из двух новых песен Джерома, двух старых хитов Хулиганов, написанных Гансом и пары coversongs. Стиву, пользуясь связями удалось зарегистрировать группе предпоследнее место в программе. Хедлайнерс были христианский ансамбль из L.A. Ганс с Джеромом пришли к общей идеи отравить их по возможности psp, но Стив призвал к любви.
Джером взял Gipson и старый DS – 1 Ганса, Стив занял бас гитару, а колонки с барабанами предоставлялись съездом.
Разоблачая удручающий прогноз метеорологов, стоял солнечный сентябрьский день и после традиционной молитвы « Бог, как нам познать сладость земных наслаждений не пья горькое зелье», съезд был торжественно открыт. Сначала сцену заняли живые примеры выздоравления с стандартными историями как: «Я с детства мечтал о большом плюшевым медведе, но каждый доллар шел на booz и dope. Через тридцать лет, Бог наконец избавил меня от дьявольского соблазна, намекнув через язык врача, что следующий стакан, я высру с кишками. Я испугался, бросил пить и с первой получки купил себе моего первого самого большого и дорогого плюшевого медведя». Аплодисменты.
Основное количество трезвенником демонстрировало свой успех количеством покупок, как CD плеер или трак, также многие стали мыться, лучше одеваться, посещать музеи и театры. Пошли обратно в школу или устроились на весьма престижную работу. Но не один из них не казался Гансу по настоящему счастливым. И конечно не один из них не поведал о том, что например вчера он выпил больше, чем позавчера, благополучно добрался до гостиницы, ошибившись этажом ввалился в чужой номер, и от нечего делать трахнул чернокожую бабку. Затем крепко и счастливо спал, проснулся, просрался и начал все сначала.
Затем слово предоставили гостям съезда: анонимным извращенцам и маньякам, анонимным ночным обжорам, давителям прыщей, обществу под названием <Домашние животные против их хозяев>, оздоровительный кружок умирающих от рака, и 5150 для будущих самоубийц. Общество <Да здравствует мужская проституция> и <Гордые разнозчики СПИД> продемонстрировали последнии новинки моды, в то время, как общество <Искусство росписи общественных туалетов>, раздавали футболки с их новейшим дизайном.
После перерыва, минуты молчания, посвященной жертвам overdoze, настала музыкальная часть программы. Первыми был ансамбль гусляров с композицией Рыбалка с Исусом, растянувшейся на мучительный час, но за ними шел интереснейший лисбиянский рок квартет из Оригон - Натрем Мозоль. Девченки оказались на редкость крутые. Ганс, заперевшись в туалете, выкурил толстый косяк, опрыскался дезодорантом воздуха и с удовольствием принял участие в мэшпит.
К моменту выхода на сцену The Dharmatramps, Ганс и Стив не на шутку взволновались, не найдя отлучившегося за новыми струнами Джерома. Тем временем Джером, запершись в туалете интересовался какой идиот распрыскал весь дезодорант воздуха, закончил свое дело, раскатал рукав и в последний момент появился на сцене в черных очках и шляпе. Welcome The Dharmatramps! Ганс ударил в барабаны, музыканты грянули с открывающим номером - Джанки в черных очках и последующими хитами Джанки всегда Джанки и Джим Бим за Джим Бимом. Ганс был magnificent. The Dharmatramps Rocked the house. На Джанки пьющим Джим Бим, Ганс пробил ведущий барабан и заключительный номер анархия в USA он отбарабанил на том-бас, подкрепленный наитижилейшей нотой Ми, изъятой кульминационным падением Стива с колонки.
Стоял фурор. Наркоманки и алкоголички стали раздеваться. Председатель съезда потерял дар речи, Джером ему помог, крича в микрофон: «Happy fuck you everybody!», и был стащен со сцены поклонницами. Барабаны, как всегда были разбиты, бас колонка сгорела и про христианский ансамбль из L.A. казалось все забыли, однако семеро из них, руководимых длинным Speedfreak увешенном крестами, выстроились на сцене и хором беззубых ртов завыли песню:
День получки, я еду в кегельбан!
Но дьявол свернул мой трак на дорогу к бывшей жене.
И тучи сгущались и небо стемнело.
И ворон закаркал над моей головой.
Я взял канистру с бензином и облил жену,
Нашел единственную спичку в кармане и чиркнул,
Но вдруг появился наш Лорд и сказа
«Фууу» и заду огонек.
Всеми любимый Лорд
Всеми любимый Лорд, спас меня от греха.
Всеми любимый Лорд, всеми лю………
На сорок восьмом припеве, кто-то из толпы не выдержал и поджег сцену.
«We Rock the House!»,напевали друзья, гнав старый Олдс по серпантину шоссе обратно в Рэдвуд. В Санта Круз съезд горел.
В этот вечер семьдесят девять процентов трезвенников сорвались, включая Джерома и Стива. Было много незапланированных смен адресов.
Позже на email Джером раскаялся, что он поспешно отлучился не за новыми струнами, а прикупить героин для вдохновения и позже завис с конченной истеричкой в Финикс. Стив, подбросив Ганса обратно в Рэдвуд поехал отдать другу бас гитару и тоже не вернулся. На взволнованный звонок Катерины, друг Стива ответил, что Стив занес гитару, как обещал и покинул его в на редкость хорошем оптимистичном настроении. Напевал- We Rock the House.Нет, Стив не упоминал самоубийство. Куда Стив делся, друг не знает.
Сначала нашелся Oлдс, небрежно запаркованный у бара в Санта Круз, а через две недели позвонили с 850 Bryant и просили опознать лысого бородатого гражданина в тай-дай майке. Босой, живой, кричит- We Rock the house!
Подождав Стива с Джеромом пару дней, Ганс не мог больше оставаться в Рэдвуд. Атмосфера сменилась. Катерина плакала и казалось винила Гасна и Джерома за совращение Стива обратно в Rock' n Roll.
Холодало. Солнце скрылось в сером небе, моросил дождь. Ганс оставил записку Стиву в кармане его пиджака и ушел. На автобусе Серая Собака, едущим обратно в Сан Франциско, Ганс пил Jim Bean. У него оставались еще деньги. Он заплатил за месяц в Ocean Beach мотели на Great Highway и впал в убийственный запой.
После прелестного отдыха в Рэдвуд, Ганс не мог себя заставить возвращаться в такси. Его жизнь Rock' n Roll. И порой ему ничего не оставалось, как ночевать во всевозможных субсидированных учреждениях: ночлежках, больницах, реабилитационных центрах и порой в тюрьмах.
Одной холодной ночью, Ганс решил сдать себя в тюрьму. Перекантовать несколько дней, отоспаться, вымыться и вырвать бесплатно зуб. Он разбил витрину ресторана, как он был научен из книг, стоял рядом двадцать минут, но полиция так и не приехала. Гансу пришлось идти в ближайший полицейский участок и просить его арестовать. Кап сказал, чтоб Ганс убирался вон. Только после того, как Ганс артистично загнул антенну на круизер, он на руках был доставлен в тюрьму. По случайности, там оказался его старый знакомый, который обещал при первой встрече перерезать Гансу горло. Гансу пришлось колотить в дверь и звать на помощь. Полицейские выгнали Ганса обратно на улицу.
Ночлежки ничего, но в них нужно караулить вещи. Раз Ганс постирал в раковине носки с трусами, развесил их на своей кровати и лег спать. На утро носок с трусами не было. И это случилось не в Непале, а в Калифорнии.
Реабилитационные центры хороши для тех, у кого хватает нервов выслушивать наставления о вреде распутной жизни четыре часа в день и просить Бога прекратить поить их вином. Больницы отличный вариант; Чистые носки с пижамой, еда, таблетки. Все тебя жалеют и можно схватить африканку медсестру за ляжку. Но чтобы попасть в больницу нужно быть достаточно fucked up.
На этот раз Ганс открыл еще лучшее место – Сан Франциско Дженерал Хаспитал, психиатрическое отделение. Гансу попасть в дурдом не заняло труда. Он позвонил в 911 и сказал, что жизнь ему отвратительна, что он собирается забраться на достаточно высокую крышу, чтобы спрыгнуть с нее, размазать собою весь тротуар. Скучающая операторша записала координаты угла, с которого Ганс звонил и автомобиль был предоставлен через пять минут.
Дурдом оказался Люкс. Паркет, все блестит. Индивидуальные палаты с туалетом и душем. Миллионный вид из окна на горы Sun Bruno и огни Candlestick стадиона за Hunters point. Отменный завтрак, обед и ужин, телевизор, видео, гитара, пианино, краски для рисования, волейбольная площадка, пинг-понг и барабаны. Чем бы Ганс не тешился, лишь бы не плакал. В транквилизаторах нужды не было. Вчера ему особо повезло, ночью его разбудила новая медсестра и вероятно перепутав звала его Борис.
«Борис, время принимать лекарство», -повторяла медсестра, а в ее руке был бумажный стаканчик полный таблеток: белых, зеленых, красных, коричневых, желтых и синих в полоску. Ганс не растерялся и заглотил их все. Ганс был чертовски «хай» два дня. Он ходил moonwalk, двенадцать раз подряд помылся в душе и написал балладу:
Ночь.
Мелкий дождь моросит, не души
Только свет зеленый в стекле и в воде,
Потом желтый и красный.
Вестерн Эдишн.
Я стонд. Мне скучно и хочется любви.
Я кружу по кварталу, который африканский.
Я чувствую в свежести дождя свою «добычу».
Впереди я вижу силуэт,
Белый плащ на черном теле, две косички
Фигурка прячется на остановке,
Но она автобуса не ждет.
Она курит и смотрит в проезжающие автомобили.
Я торможу, опускаю стекло
Детское лицо с порочными глазами.
Говорит ей денег нужно не много.
Девочкой она была давным давно,
Но меня трясет от возбуждения.
Я сажаю ее на переднее сиденье,
Отвожу в парк, по дороге мы курим косяк
Она оказывается ровесница.
Я настраиваю радио на ее вкус,
Гашу огни и расстегиваю ширинку.
Ее глаза изменились,
Как будто она взмолилась,
Она наклонилась и начала.
Потом мы вытерлись,
Улыбнулись друг другу и закурили.
Ночь.
Мелкий дождь моросит не души.
Только свет зеленый в стекле и в воде,
Потом желтый и красный.
На миг нам хорошо, мы поем с Glades Knight
Она кажется старше и страшнее, чем по началу,
Но после небольшой любви она стала ближе.
Вестерн Эдишн.
Я торможу и она уходит,
И кажется ничего и не было.
Я пытаюсь вспомнить ее запах,
Я невольно улыбаюсь и хочется рассказать кому-то.
Телефон я потерял.
Я еду на вокзал,
Вымыть руки и купить пончик с кофе.
Может там я повстречаю знакомого таксита,
Ознакомлюсь с новостями,
Где я и что происходит,
В еще одну пустую ночь в Фриско.
Хочется в новые края
Или пойти напиться,
Свет зеленый в стекле и в воде,
Кто-то сигналит,
Кто-то куда-то спешит, я уступаю
И желаю ему всего хорошего.
Меня больше интересует,
Что обо мне думает диспетчер.
Ганс в дурдоме гостил четыре раза. Четыре раза смотрел Eazy Rider, четыре раза объедался кланопином, четыре раза зарекался начать новую жизнь. В дурдоме у него появились знакомые, бывший великий музыкант Стенли; водопроводчик, ожидавший присвоения дома в Дайтона Бич после смерти матери, но мамаша однажды разгадала задуманный сыном плод-быстрее освободить ее спальню и вычеркнула его из завещания; человек дважды переплывший с Кубы и адвокат прыгнувший с Голдэн Гэйт моста, он развил скорость семьдесят пять миль в час меньше чем за 6 секунд, но почему-то не утонул, а только сломал хребет и все кости. Был хороший выходной день и туристы с прогулочных катеров выловили его. В следующий раз, он клялся приклеить свою руку супер клеем к кегельбанному шару, чтобы точно пойти на дно. Стать частью краба на чем-то блюде в Grotto #8.
«почему тебе просто не взять автобус до двадцать второй улицы, там экспресс поезд не останавливается, выкатись на своей коляске и дело с концом,»- советовал Ганс, -«тем более ты врядли перелезишь ограду на мосту и никто тебе помогать не станет».
«Ага, все говорят, что я никогда не смогу ходить и ты так считаешь, а я думал ты мой друг. Я не хочу лежать в гробу! Я хочу ЛЮБВИ!ЛЮБВИ!»,- стал кричать адвокат.
Прибежали медсестры и адвоката усыпили. Ганс подумал начать кричать тоже, чтобы его усыпили, но передумал. Прибывание в дурдоме подходило к концу. Доктор попросил Ганса определиться, либо наконец идти ко всем чертям, либо взяться за голову. Он прописал Гансу лекарства от депрессии. Дал Гансу пару носок, зубную щетку с пастой и купон на такси в гостиницу T.L. в самом развратном и деградированном блоке, где порядочная шлюха побрезгует остановиться. Но зато бесплатно. Ганс дал шоферу достопримечательный адрес, где он может перекантоваться пару месяцев, в обмен на хорошее поведение и посещение по пятницам психотерапевта.
Это означало, что Гансу нужно идти обратно в такси. Просыпаться с первым грохотом мусорных машин и идти на автобусную остановку, что бы добраться по Третий улице на работу, а вернувшись под вечер в гостиницу с достаточными деньгами на кофе, горсточку травы и платой за номер до десяти часов следующего дня – начать все сначала. Годы уходили. Число на Examiner было удручающее, но счастливом концом так и не пахло.
Что случится дальше,-задумывался Ганс.
На приеме у психотерапевта Ганс на один из ее вопросов ответи, что последнее, что было у него на уме это иметь AK 47, пару больших пистолетов, рюкзак с гранатами и бронежилет. Ганс клялся, что он не намеревается попасть на все национальные станции телевидения и прервать прямой репортаж, весь день показывающий очередь в Ватикан, где мертвый поп лежит на показе. Нет. Но вот, что было у Ганса на уме. Психотерапевт сказала, что Гансовы мысли не позитивны и предложила посетить художественный кружок или иглоукалывание.
Ганс выпил банку пива под зданием FBI, небрежно бросил ее у входа. Ганс был злой.
Случайно проходя мимо своего бывшего дома на Hight Ashbury, где он и Карл когда-то жили, Ганс ради интереса зашел и спросил новых жильцов, нет ли письма на его имя, на удивление оказалось два. Одно датированное 2001 годом, сообщалась, что Бани его развела, что не так уж и плохо. Но второе было относительно свежее от эмиграции. Офицер Нэнси писала, что Гансу пора лететь домой, что он может взять с собой восемьдесят паундов багажа. Все устроено. Бесплатно. И подписано: Искрене Ваша Nancy Alkantar.
Fuck you cunt!Ты меня не возьмешь!,- ругался Ганс,- bich, bich, bich!!!
На время он стал думать, где его дом, но дома у Ганса ни в одной стране не было. Сгоря он пошел обедать в Хамельтон. Поискать там своего старого, доброго друга дядю Майк, посоветоваться не стать ли им гражданином Кубы и переплыв на матраце обратно в Юнион наконец-то стать гражданином. Дядя Майк ответил, что для этого понадобится не мало мужества и сил. На данный момент у Ганса не было не мужества не сил, к тому же он не умел плавать. И идею свою Ганс отложил. Зато к удивлению он повстречал в Хамельтон Чарлз Мэнсон. Он на свободе, спит в парке и много пьет. Просит мелочь. Его волосы и борода выжжены солнцем. Он проводит остаток жизни любя все живое. Зовет себя иначе и врет, что приехал из Болдер Сити три года назад. Но когда Ганс назвал его Чарли, Мэнсон резко изменился. В его глазах появились гнев и страх и он поспешил удалиться.
Из за проблем с иммиграцыей, Ганс не мог больше продлить лицензию на такси. Он позвонил своему другу-строительному подрядчику и узнал что у него все хорошо, бизнес в порядке. Босс не поддерживал политику своего Дяди Сэма и сразу принял Ганса на работу на хорошую должность. Ганс был тепло встречен старыми коллегами, по прежнему работающими и процветающими. Казалось время обошло их стороной. Все были здоровые, загорелые, и жизнерадосные. Это благоприятно отразилось на Гансе, Он возненавидел алкоголь, почти перестал покуривать травку и принимать антидепресанты. Депрессия и мысли о самоубийстве прошли. Ганс стал не плохо зарабатовать и даже строить планы. Он поправил отношения с друзьями, любовницами, банками, и кредиторами. Снял маленькую но приличную и очень уютную квартиру на Alamo Square, обставил ее мебелью и аксэсуарами от Pier-1, заказал по интернет звукокаписывающую аппаратуру, и послал вечностранствующему Джерому авиабилет до Сан Францыско. Несколько позже, случайно, но как никогда кстати Ганс наткнулся в районе Lower Haight на Bill Gould и пообещал поднять его не приносящий прибыли лэйбл. Лето дветысячишестого года привкуша ло удачу. Тринадцатое июля. Два дня до акустического концерта The Dharmatramps. Ганс проснулся в свой выходной наредкость рано и его почемуто потянуло в Golden Gate парк на маленький прудик, где он когдато, давным давно проводил в одиночестве время, мечтая американскими мечтами, и наивно веря только в счастье. Долго сидя между сосен и наслаждаясь тишиной и красотой этого уголка, Ганс ощютил странное чувство впившееся ему в сердце- плохое предчуствие которое Ганс не мог обьяснить. Он решил поехать в Downtown и купить какое нибудь "успокаительное зелье". Трамвай уже отходил, но Ганс успел на него, подумав не лучше ли ему выйти на Duboce Park и пойти домой. Подьезжая к Civic Center волнение и страх еще усилились. Вот и угол Jones и Turk, где продают dope. В этот момент к Гансу подьехали два серых форда и он понял что это за ним. Ганса орестовали, обыскали, зачитали права, и повезли на старую 850 Bryant улицу. Но Ганс уже не волновался по двум причинам; в первых-он успел почти все проглотить и его отменно, почти смертельно перло. Во вторых- так как он почти все проглотил, почти не осталось улик, и его скоро отпустят. Почти так и было. Через три дня охранник кричит Гансову фамилию и добовляет-сматывай мотрац и вон от сюда! Ганс раздает шампунь, вьетнамки, пару почтовых конвертов с ручкой, и яблоко соседям, жилает всем удачи, легкой походкой следует депьюти по коридору, жестикулируя и отвешивая жуликам на лево и право коментарии. Мысленно он уже на свободе, он включает Ipod с Highway to hell и шагает по шестой улице на тот же угол. Покупает mota, chiva,Cherry Gorcia. Идет не домой, а на Turk и Taylor в гостиницу к дяде Майк, отметить освобождение и поделиться впечатлениями. Что насторожило Ганса это когда он передевался из оранжевого, как местная SFGiants бейсбольная команда наряда в свой, ему не отдали шнурки, ремень, черные очки, и кошелек с двумя тысячами долларов наличными, и калифорнийскими водительскими правами. Гансу предложили пройти в отдельное помещение где его кто то поджидал. При виде двух, хорошо сложенных парней в форме Immigration and Customs Enforcement, сердце Ганса екнуло. Свобода ускользала. Перед глазами проплыли черты его Gibson Les Paul. Не имеете права!-закричал Ганс, но migra хладнокровно одела на Ганса обратно наручники и предоставила "страшное" обвинение. Вчастности, многолетнее прибывание в Штатах с просроченной визой. Через два часа, Ганс, одет в красные штаны и майку как особоопасные преступники и обмотан с рук до ног цепью. Он и остальные выловленные "туристы", в большенстве, по определенному стереотипу смахивающие на террористов едут в белом автобусе с федеральным номером на север. Все с грустью провожают заходящее за полями Сакроменто солнце. На радио играет нуднейшая мексиканская песня. Нет Гансу покоя. И можно навсегда лешить его West Coast, но ни неба, ни солнца, ни звезд. Наконец автобус стал тормозить и свернул в небольшой городок Мэрисвилл, где в тюрьме feds снимали камеры для их клеентов. Что там было мило, это вкусная пища с мороженым на десерт. Как то Ганса свозили в Фриско. Там fed вызвал Ганса в кобинет и предложил заполнить бумагу на паспорт страны где Ганс родился. Эта страна славилась морозами и Ганс в нее ехать не хотел. На всех строфах он написал-хлестать тебя колбасой по роже, и расписался. Fed сказал спасибо и ушол. Прошло пол года. От feds ничего не слышно и Ганс подал на всех в суд. Но шансы выиграть у этой системы очень не велики, судя по живым примерам, сидящим годы напролет. Бородатый Ганс с бородатыми афганцем, пакистанцем, иранцем, арменином, индусом, сальвадорцем, никарагуанцем, и людоедом с Фиджи на крыше тюрьмы играют в баскетболл. Стоит прекрасная погода. Небо ясное ни облачка. Тишина, которую нарушают порой гудки товарного поезда Union Pacific. На душе у иммигрантов покой и надежда. Потом был переезд. Всех разбудили в три часа, посадили на автобусы и отвезли в Оклэнд на часный аэродром. Там всех передали в руки US Marshalls, а те в свою очередъ набили иммигрантов в самолет и переправили их в Бэкерсфилд. Для справки; Бэкерсфилд- агрикультурный городок на шоссе №99, в южной части Вокин долины. Основное занятие местных рэднэкс и окис, по мимо животноводства, садоводства, качания нефти, воровства, и избеения жен, есть куренее cristal meth. Местные власти не плохо позаботились о сохранности их заключенных, поместив тюрьму посреди усеянных навозом полей и обнеся все трижды забором. У входа висел плакат напоминающий что продажа наркотиков на территории тюрьмы запрещена. Ганса расковали, сфотографировали, и по подъземному лабиринту отвели в камеру №610. Тяжелая, ржавая дверъ захлопнулась за его спиной. Ганс огляделся. Вместо стула стоял толчок, телевизор отсутствовал, а узкое окно было с наружи закрашено. Мрак, холод, и похло табаком. На нижней койке сидел бородатый еврей лет тридцатитрех. Он представился Исусом и оказался интереснейший персонаж. Из ломоново английского Исуса Ганс понял что родом он с востока, но на протяжении многих лет был в космосе и не так давно свалился обратно на землю в районе L.A. Найдя жителей города с обсалютно деградированной моралью, он начал призывать их к порядку. За что был орестован FBI, замучен, допрошен, и будучи нелегальным иммигрантом с востока, передан в руки INS для депортации. Хоть Ганс и заподозрил что у Исуса не все дома, новые сокамерники ужились. Исус не храпел, был вежлив, и не ел тюремную пищу.Ее сьедал Ганс. Также Исус признался что в тот день он притворился мертвым и при первой возможности бежал, и что о нем говорят есть подлое вранье. Дело было иначе. Ганс загибал свои собственные истории, которым Исус верил. Новые знакомые смеялись. Время летело, когда одним утром Ганс проснулся от сквозняка и обнаружил тяжелую дверь камеры открытой. Вещи Исуса на месте, но его самого след простыл. Через некоторое время пошли слухи что ему дали политическое убежеще U.S.A. Что он безуспешно судился за авторские права на продажу своего имени и образа. Что его видели на Алворадо улице курящим крэк с чернокожей женщиной легкого поведения. Что он повесился в дешовом мотеле в Рино и отправился в ад. Эту историю сочинил Ганс с Левой, так на сам деле звали сокамерника, просто так, посмеяться.
Еще Лева рассазал как однажды в Downtown L.A. он так обкурился крэк,что ему причудилось,что за ним гонится толпа с топорами.Он бросился бежать и налетел на капот патрульной машины.Стал кричать о помощи.Полицейские выбежали,выхватили пистолеты,но естественно ни кого не увидели,и поняв что Лева просто дурачек уехали.И снова появилась толпа с топорами и погнались за Левой.
Леве было сорок лет,он жил с бабушкой и так как свой ломбард и лимузин сервис Лева прокурил,он просил деньги у бабушки.А бабушка отвечала – Лева зачем тебе крэк,скушай лучше яблочко.Тогда злой Лева шел на улицу к советскому ветерану второй мировой войны,которого кто-то подсадил на крэк.Ветеран постоянно искал кусочки крэк в своей машине.Лева ему говорит – давай продадим машину .Ветеран – ни за что в жизни не продам.Через две минуты – а сколько за нее дадут?
Левин новый бизнес был воровать дорогие сумочки с Rodeo Drive и продавать их за бесценок бывшим советским.И вот Лева выручив двадцать долларов идет покупать крэк или хейрон (как говорят нигас) ,как к нему подходит чернокожая красавица и предлагает секс услугу в биотуалете.Лева открывает дверь,там сидит огромный дог с пистолетом,берет двадцатку,говорит спасибо,и закрывает дверь. Дамочка исчезла.
Вот неудача! Лева идет обратно на Rodeo Drive,но его сбивает машина. У Левы не было зубов. Протезы он клал по ночам не в стакан с водой, а просто на пол под кровать, и раз Ганс их чуть не вымел. Вот такой есть Левочка из West Hollywood. По негласному закону евреев не депортируют, а вот за Гансом пришли. KERN COUNTY SHERYFFS DEPT Jan 17, 2007 12:36:02 Booking# 1735664 Federal# A 72697476 Location: PT H3 15 Заключенного выводят из тюрьмы под крик и свист. Все иммигранты рады. Его выпускают посли суда против марионетки и негодяя Roberto Gonzales. Гансу отдали вещи и деньги, посадили в небольшой седан, и молча повезли. Проехав апельсиновые плантации и поровнявшись с шоссе №99 офицеры службы Immigration and Custom Reinforcement повернули на юг, а не на север в Сан Францыско, как ожидал Ганс. -Эй мэн, нам на север-сказал шоферу Ганс. -Нет приятяль, ты едиш в L.A.X., а оттуда на самолете домой-вмешался второй. -Какого черта! У меня нет дома, прокляни вас! Везите меня в Мексику! -Сожелеем, но у нас приказ... Четырнадцать часов спустя. Москва. Ганс как всегда в кепке, майке, джинсах, и кедах. Падает снег. Он, на маршрутном такси, метро, и электричке добирается до места и по старинной фотографии находит дом его дальних родственников. Ганс сидит в избе на окраине Москвы. Пьет чай с капустным пирогом. За окном темно, все фанари разбиты. Гдето слышны вой собак, пьяных мужиков, фальшивые ноты гармони. Вокруг Ганса оставшиеся в живых родственники не видевшие его тридцать лет. Не узнают, подозрительно косятся, и не знают что сказать. Один хитрый мужичок решил вывести Ганса на чистую воду, спрашивает- -Не припомните ли вы, голубчик лето семдесятседьмого в Юрмале? -Вы, будучи в дрызг пьян, накладывали кучу дерьма на тюльпанной клумбе около железнодорожной станции Дзинтари, в то время когда вас все искали- вспомнил Ганс. -Было дело- промолвила тетка. Дядька, старый совдеп, покраснел и в ту же минуту возненавидел Ганса. -Он!- закричала бабка. Женщины бросились подавать на стол всевозможные вкусности. Дядька ушел в свою комнату и уставился в телевизор. -Где же вы были все эти годы, где?- интересовались тетки. -Я был в сказачной стране завущейся Бэй Эриа- поведал Ганс- в столице которой Фрэнк Синатра оставил свой плащ, нет точнее сердце. Где всегда лето и цветут цветы невиданной красоты. Где летают попугаи и пеликаны над пляжами полуострова омываемого Тихим океаном с которого по вечерам плывет туман, нежно кроя холмы, разнося аромат эвкалиптовых рощ в открытые окна Викторианских домов, где живут в мире и любви хиппи. В чудесной стране, где оставил Ганс частицу себя на пляжах и в парках, в мотелях, отелях, в ресторанах, барах, в клубах, и в театрах. На "горячих углах" и в подворотнях. У парадных с почерневшими досками <В этом доме жила Айсидора Данкэн>,<В этом доме жил Джек Лондон>. В библиотеках, больницах, и в тюрьмах. На бульварных скамейках, под деревом Джини Джоплин. В сверкающих автомобилях летящих в верх и в низ по 101. Родственники сидели открыв рот и тупо смотрели на Ганса. Ганс поднялся из за стола, вышел на улицу, и закурил. Черт побери, куда я попал. Надо бежать из этой дыры. Бежать! Надвигалась суровая, русская зима. После невероятной волокиты с бюрократами, Ганс убедил русские инстанции что он не гражданин америки, не шпион или какой то там жулик. Ему был выдан красный паспорт. Ганс устроился в загородный пансионат сторожем, переконтавать зиму, и обдумать планы. Интернет молчал. Ганс понимал что наверно это и есть конец. А может это только начало? Ведь Ганс не пропал. Он остался на тысячи фотографий в тысячи домов по всему миру. Дело в том что пересекая Голдэн Гейт парк мимо Консерватории Цветов, Ганс попадал в обьективы туристов, и если приглядеться его можно увидеть. Вот Ганс молодой, идет на работу, курит косяк. Возвращается домой, пьет вино. Ганс веселый, Ганс грусный. Ганс бросил пить и стал одеваться. Ганс написал новую песню- идет, машет руками. Ганс fucked up. Ганс в любьви. Ганс мечтает. Ганс fucked up2 опять. Посмотрите, может и на вашей фотографии вы его найдете.
2007
Dharmatramps
© Copyright: Константин Шевырев 2, 2011
Свидетельство о публикации №211010201201
Свидетельство о публикации №211010201201
Рецензии