Памятник покинувшим Винницу навсегда

Идея такого памятника принадлежит не мне. Автор её – Сергей Ярмоленко, который 05.11.2010 ( с подачи автора под НИКом yolich, предложившего это 16.06.2010:  http://vinezh.livejournal.com/299176.html#comments ) в статье «Винница – перспективный бренд» написал следующее:

«Ну и в связи с тем, что для меня и для многих, Винница - это город уехавших (из неё), считаю, что памятник уехавшим должен быть в нашем городе. Реализовать эту идею можно очень интересно!» ( http://vinezh.livejournal.com/390175.html ).

Прошу вас ещё раз-другой перечитать это:
«…ДЛЯ  МЕНЯ  И  ДЛЯ  МНОГИХ  ВИННИЦА – ЭТО  ГОРОД  УЕХАВШИХ  (ИЗ НЕЁ)…».
Какая многосложность мысли! И написал сие не пожилой профессор философского факультета МГУ, стажировавшийся в Сорбонне, Кембридже и Гёттингене, а молодой выпускник одного из винницких колледжей! Нетривиально мыслить можно, оказывается, и без жизненного опыта многих десятилетий, и без фундаментального философского образования …

Ну было бы не удивительно, если бы такое пришло в голову мне!
Или ещё лучше – какому-нибудь винничанину  лет эдак на десять моложе меня, который бы от рождения до наших дней постоянно проживал в Виннице. Который бы хорошо знал многие сотни жителей города. Знал ещё по совместному посещению детского садика, школы, потом – института, спортивной секции, по общему увлечению (рыбалкой, охотой, коллекционированием, пр.), по соседству, по вечеринкам, по кругу друзей родни, пр. Который бы помнил многие тысячи винничан зрительно, встречаясь с ними бесчисленные разы на улицах, базарах, стадионах, пляжах, концертах, в кинотеатрах…

И вот –  как бы внезапно, неожиданно для самого себя  –  этот коренной винничанин-старожил  обнаруживает-осознаёт, что к Миллениуму их, этих его друзей, хороших или случайных знакомых, почти не осталось. Не то, что бы все повымерли, нет – просто очень-очень многие, как говорилось, «слиняли за бугор».
И идёт он по городу. Улицы, дома, концертные и театральные залы, стадионы, вроде бы, ему знакомы, но заполнены они сплошь незнакомыми людьми. Если же и встретится кто-либо из знакомых, то и тот растерян: «А где же, мол, все остальные?».

Нет, нет! Эта необычная идея высказана винничанином, который повзрослел и приобрёл друзей ПОСЛЕ  ТОГО, как десятки тысяч (со)горожан, подавляющее большинство которых он не только не знал, но даже и не видел (!), покинули Винницу навсегда. Однако, он всё же ощущает их  ОТСУТСТВИЕ,  вернее,  ПРИ-СУТ-СТВИ-Е  в городе.
В этом есть просто что-то мистическое…

Игнорируя предупреждение московского дворянина Павла Афанасьевича Фамусова («Пофилософствуй — ум вскружится»), я невольно задумался по поводу поразившей меня фразы Сергея Ярмоленко. Плоды этих размышлений я и представлю сейчас в виде «виртуального»  диалога с молодым  винничанином.  (Сторонний мог бы прямо-таки по Пушкину заметить: «Меж ими всё рождало споры. И к размышлению влекло.»)
А диалог был примерно таков.
Начал его я.

– От всей души поддерживаю предложение Сергея Ярмоленко.
– Почему же? Что за странная, простите, идея взбрела в голову этому молодому человеку.
– Сейчас разъясню. Но начну издалека…

– Что такое, скажите – если знаете, памятник (в прямом смысле этого слова и в приложении к выдвинутой идее)?
– Скульптурное сооружение в память какого-либо события.
– Верно. А – в переносном смысле и опять же в приложении к выдвинутой Сергеем Ярмоленко идее?
– То, что является ярким напоминанием о делах, трудах, подвигах кого-либо.
– Абсолютно точно. Суммирую: «Памятник покинувшим Винницу навсегда» – образное материальное выражение памяти винничан нашего времени о жителях Винницы, покинувших город в ХХ-м столетии, о винничанах, чьи дела, труды и подвиги воплотились в ныне существующем городе, в его истории, в его славе.

– Почему же – «покинувших город в ХХ-м столетии»? Разве не покидали винничане город до и после этого столетия?
– Покидали – всегда, но массово – только в ХХ-м столетии.
– Когда же – именно?
– Об этом я сейчас и расскажу. Об отъезде не в Киев или в Москву на учёбу. Ни на войну гражданскую или Отечественную, с которых уцелевшие в большинстве своём, как и отучившиеся,  возвращались в родной город. Ни на целину или на стройки Сибири, откуда опять же раньше или позже (к пенсии) почти все приезжали обратно… Нет – об отъезде в другие страны на-все-гда,  НА   ВСЕ  (оставшиеся им)  ГОДА'.
Расскажу об  ЭМИГРАЦИИ.

И поведал я моему любознательному собеседнику о том, как сначала уезжали за океан в поисках счастья небогатые и совсем бедные винничане.
Как бежали во все концы света евреи после страшных погромов в Кишинёве (1903), Одессе, Ростове-на-Дону и «нестрашных» в Виннице – в период русской революции 1905-1907 годов.
Как, бросив всё нажитое, покидали рождённое в океане крови так называемое «государство рабочих и крестьян» помещики и фабриканты, присягавшие царю кадровые военнослужащие, не принявшие идеологию большевизма интеллигенты, священнослужители…
Как угнанные во вторую мировую войну в неволю молодые люди по разным причинам не возвращались обратно, большинство – из-за страха быть наказанным за «труд на врага».
Не забыл упомянуть я и о тех, кто вольно или невольно попал в ряды Русской освободительной армии  Власова и кого ожидало суровое наказание в случае возвращения. А тех, кто сотрудничал с оккупантами и бежал с ними при наступлении Советской Армии – тем более. Со всеми «перемещёнными лицами», как тогда именовали очутившихся за пределами СССР, сталинская власть после насильственной их репатриации – без разбору – не церемонилась.
О последней волне эмиграции – в предперестроечное время, во время него и в первое десятилетие после распада СССР – и рассказывать не надо: только нынешние школьники младших классов её не наблюдали воочию.

Я объяснил моему воображаемому оппоненту, что среди уехавших навсегда  большинство было людей хороших, внёсших свой вклад в то, что сделало Винницу такой, какой оно – его молодое поколение – её приняло, заступивши на вахту. Мне хотелось его убедить в том, что идея «Памятника покинувшим Винницу навсегда» не так уж безосновательна, что эти люди заслужили память винничан нынешних.
И, представьте себе, он с идеей памятника согласился. И даже поинтересовался, где должен быть, по моему мнению, установлен этот памятник и каким я его себе представляю.

И тут, уж, меня понесло…

Где? Что за вопрос?!
Без всякого сомнения –  у  ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО  ВОКЗАЛА.
Отсюда – почти во всех случаях – начинался тернистый путь «навсегда покидающих» и отправляющихся в известное неизвестное. И – в начале ХХ-го века, и – в конце его.
В сторону ли Жмеринки, в сторону ли Казатина. Или, понятнее: в сторону ли Одессы и её морского порта, в сторону ли Киева и Москвы с их железнодорожными вокзалами и международными аэропортами…

Каковым же должен быть этот памятник?
Трудно что-то весьма конкретное советовать. Я сам ведь даже прилично рисовать не умею, не то, что ваять. Знаю лишь одно: этот памятник должен выражать своеобразный «ПРАЗДНИК  СО  СЛЕЗАМИ  НА  ГЛАЗАХ». То есть, с одной стороны, удаётся, наконец-то, начать дорогу ТУДА, но, с другой, как жаль покидать всё, с чем связаны десятилетия жизни ТУТ! И – город, и – его жителей, среди которых столько родных и близких…

Если очень размечтаться, если представить себе, что средств на создание и сооружение такого памятника будет с излишком, то можно даже вообразить себе сложную композицию из металла, состоящую из четырёх блоков (секций).

Первый блок:
Конечная часть дореволюционного железнодорожного вагона с проводником у его ступенек. Рядом с проводником – небогато одетый молодой парень с сундучком, подающий проводнику билет. А на площадке вагона – семья из довольно прилично одетых мужчины, заплаканной женщины и малого дитяти. Все они машут руками, прощаясь с невидимым кем-то…
Второй блок:
Конечная часть спального вагона революционных лет. Проводник, оттеснённый в сторону. А на перроне, ступеньках и на площадке – рвущиеся в вагон хорошо одетые пожилые люди, гимназисты, поп в рясе…
Третий блок:
Часть товарного вагона с натолканными туда молодыми людьми, угоняемыми на Запад. У вагона – немецкий часовой в форме.
Четвёртый блок:
Конечная часть СВПН – спального вагона прямого назначения. Молодой человек, взобравшись на ступеньку,  толкает дверь, в попытке открыть её во всю ширь. На площадке, за приоткрытой дверью – не решающаяся  открыть дверь настежь проводница. У ступенек – жена, двое детей молодого человека и груда вещей. Несколько в сторонке – худощавый человек из компетентных органов. Наблюдает, или проводница правильно поняла указания …

Представляете себе, какой это был бы аттракцион для туристов! Какие душещипательные истории, указывая на ту или иную часть композиции, могли бы рассказывать экскурсоводы!

Как набрать средства?
Сначала собрать общественный комитет при мэрии, который бы занялся приблизительным подсчётом бывших винничан в разных странах.
Вот обращаю ваше внимание, в рецензиях на моей странице – не на должном месте, конечно – появилось объявление о традиционной встрече выходцев из Винницы.
Значит, в Израиле винничане ищут и находят друг друга.
То же – в США, где в середине 90-х я увидел в одном из ресторанов на Брайтон-Бич следующее объявление: «Сегодня здесь встречаются бывшие жители Черновиц», а по стенам – сотни фотографий из прежней черновицкой жизни. Наверное, такие встречи устраивают и бывшие винничане. И не только в Нью-Йорке. То же самое – в Канаде, Германии, Австрии, Австралии…
Вот к ним-то –  бывшим винничанам всего мира и следует обратиться  за пожертвованиями на памятник. И не забыть бывших винничан из «ближнего зарубежья», среди которых есть немало весьма состоятельных людей.

Возможно, средств будет собрано не так уже и много. Тогда памятник может выглядеть намного проще. Например, на постаменте – типичная вокзальная скамья, на полу у которой разместились дорожный сундучок, дорожный саквояж, дорожная сума (котомка), кожаный чемодан… А со скамьи спускаются на пол только ноги в соответствующей багажу обувке. То есть, голова – уже там, а ноги никак не оторвутся от родной земли. Лишь детские ножки болтаются в воздухе: их с этой землёй еще ничего не связало…

И, наконец, самый недорогой памятник. Совсем символический.
Наверное, каждый из вас видел хоть один раз в лесу такую картину.
Бурелом. Большинство деревьев повалены, вырваны из земли с корнем (экономическими, политическими, социальными кризисами – это касается не деревьев, а население СССР, России, Украины, Винницы). Они засыхают, гибнут. Другие деревья только надломлены, расположенные ниже надлома, ближе к корням ветви особенно ярко зелены, упруги: все соки теперь – только им. А те ветви, что выше надлома – либо засохшие, мёртвые, либо тускло-зеленоватые, жухлые. Самая верхушка дерева распласталась по земле, далеко от нижней части ствола. И некоторые ветви у верхушки…  ВРОСЛИ  в землю. Они НЕ  ПОГИБЛИ, они ожили, они, наоборот, расцвели, они даже снабжают соками ветви, расположенные по стволу ниже, ветви, до которых по надломленному стволу (лишь кора не треснула) от корней уже хода нет…

А дерево это – граб. Потому, что растёт граб обильно в пригородных винницких лесах. И потому, что распространён граб широко по всему земному шару. И потому, что древесина у граба твёрдая…

Всё. Хватит мечтать.
Ей-богу, хорошо понимаю, что
 
«Мечта сбывается и не сбывается»,
как пел (на слова Михаила Танича)
Юрий Антонов
в застойное советское время…