Странная деревня

               

Эта странная деревня состоит не из отдельных изб, а имеет один длинный барак, который находится не просто в плачевном состоянии, а вот-вот рухнет. Барак длинный и у каждого жителя деревни своя коморка. В одной из коморок живу я.

Я собираюсь на коллективный обед, где за одним длинным столом обедают все вместе жители деревни. Типа коммуна. Думаю, в каком платье выйти к обеденному столу. В шкафу много одежды, что затрудняет выбор. Вот если бы у меня было всего два платья, тогда бы и не было трудностей в выборе с одеждой. Оделась в летнее штапельное платье кремового цвета с рисунком из красных маков.

Выхожу из комнаты. За дверями меня ждёт соседка по бараку, и мы вместе идём на коллективный обед вдоль нескончаемого барака. Мы идём босиком по пыльной дороге. Наши ступни вязнут в горячей земле, которая к полудню почти накалилась от палящего солнца. Соседка рассказывает мне о своей неразделённой любви к парню. Я внимательно её слушаю, но потом постепенно «завожусь», потому что парень, о котором она говорит, законченный подонок. Это знают все жители деревни. Я удивляюсь, почему она этого не видит, но любовь – слепа. Пытаюсь переубедить соседку, открыть ей глаза на него, но бесполезно.

Дойдя до угла барака, мы столкиваемся со старой цыганкой, которая иногда приходит в деревню, чтобы за деньги погадать всем желающим. Соседка отказалась от услуг гадалки. Скорее всего, она и так знает, чем закончится её любовь к подонку. А я решилась.

Цыганка спрятала предложенную мной золотую монету в бесчисленных складках цветастой юбки, взяла мою руку и стала внимательно изучать линии.

- Милая, тебе надо молиться за свою мать и отмаливать все свои обиды на неё. Тогда и ей и тебе станет легче.

Мои глаза заволокли слёзы, и я подумала: так вот в чём дело? Я стала с нежностью думать о маме и о том, что не так уж и тяжело ходить в церковь, ставить ей свечу за упокой и вымаливать у неё прощение. От этих мыслей на душе стало хорошо и спокойно. А цыганка тем временем продолжила:

- Вот видишь, милая, в ауре твоей матери было сорок восемь дыр. Ты за неё помолилась, и уже на двадцать две дыры стало меньше.

Я почувствовала к цыганке переполнявшую меня благодарность за то, что открыла мне глаза, и кинулась покрывать поцелуями её старческую костлявую руку. Старуха не ожидала от меня такого порыва, с трудом вырвала руку из моей, и, сгорбившись, засеменила к входу барака в надежде подцепить ещё клиентов.

Мы с соседкой продолжили свой путь. Когда подошли к столовой, то за длинным деревянным столом почти все места были заняты. Здесь не только те, кто живёт в бараке, но и крестьяне, живущие в соседних деревнях. Только приступили к трапезе, как одна из крестьянок говорит:
- Привезли сирот. Кто-то должен их усыновить.

За столом наступила гнетущая тишина, и все посмотрели на меня. Все ждали моего решения. Мне ничего не оставалось, как с вызовом заявить:

- Что ж! К своим двоим детям приму в семью ещё двух. У меня хватит сил воспитать четверых.

В столовую привели двух сирот-мальчиков. Старший сразу подошёл ко мне и сказал, что ему десять лет, хотя он крупный, не по годам рассудительный и смотрится старше своего возраста. У него красивые карие глаза, яркий румянец на пухлых щеках и полные губы.  Младшему мальчику где-то год-полтора. Он белобрысенький, с бесцветно-голубыми глазами навыкате, что говорило о том, что ребёнок еврейского происхождения. Я взяла кроху на руки и носилась с ним, как с писаной торбой. Некрасивый малыш притягивал к себе глубочайшим спокойствием и умным взглядом своих лупатых глаз.

Вечером мы с детьми пошли прогуляться по деревне. Я несла на руках приёмного малыша и с умилением смотрела на остальных детей, которые шли, взявшись за руки. Они говорили о чём-то своём и смеялись.  Я млела от счастья, что судьба подарила мне четверых детей. За околицей мы остановились и стали смотреть в уже ночное небо, наблюдать за звёздами. Звёзд было много, ярких, которые переливались, как бриллианты на чёрном бархате и периодически меняли своё месторасположение.

И вдруг начался сумасшедший звездопад. Но звёзды летели не вниз на землю, а горизонтально земле в разные стороны. Зрелище было захватывающее, на которое хотелось смотреть бесконечно…