Начало 13

Долгое ожидание сменяется торопливой посадкой в вертолёт сквозь досмотр пограничного наряда. Мы уже внутри  вибрирующего существа по названию МИ-4.
Совершенно удивлён, что он взлетает с небольшим разбегом. Наверное, это связано с экономией топлива.
Вспоминаю свой первый полёт на самолёте. Мне десять лет, я ученик третьего класса. Весь класс наградили полётом над Бердском.
На аэродроме, где раньше стояли истребители, базируется аэроклуб, который владеет стареньким Дугласом. Полёт по кругу над аэродромом, линейка, на которой стояли совсем недавно МиГи, напоминает расчёску на траве. Двигатели истребителей оставили свои следы. Потом всё заросло….
Итак, под нами, блюдца многочисленных озёр, тундра, исполосованная следами вездеходов, которые за свои гусеницы и последствия от их прохождения, не зарастающие много лет, прозваны «мандавошками». Впереди хребет перевала. Тучи охраняют вход между хребтами, но вертолёт потихоньку проползает между ними и уваливается вниз, где, вскоре, появляется посёлок, вокруг которого всё изрыто и разворочено. Это и называется: - прииск «Отрожный».
Несколько строений в одноэтажном варианте, кишочки теплотрасс, паутина проводов. Всё это я наблюдал потом неоднократно на разных Северах. Взлётная полоса, созданная из срезанной бульдозерами вершины сопочки.
Между сопкой и посёлком малая северная речушка. Потом, будучи на Севере, много лет спустя, я пойму, что на Севере реки, - что на юге пески.
На взъёме от реки, напротив взлётной полосы, стоит огромная палатка. Рассчитана на пятьдесят жителей. Изнутри её надо обшить войлоком, поставить внутри тепловентилятор, сооружённый из двухсотлитровой бочки, нихромовой спирали и непонятным образом приделанный электродвигатель с вентилятором. Сегодня это называется калорифером.
Недалеко от нас такая же палатка с обитателями из «Nord». Это отряд с ЭМФ. Наши конкуренты на этом пятачке огромной Чукотки, где золото определяет судьбу каждого, кто соприкоснулся с этой землёй (если это можно назвать землёй).
Получаем инструменты, материалы, обшиваем палатку (так и хочется назвать палатой) изнутри. Мне с бойцом из параллельной группы рекомендовано соорудить место общего пользования. Основной параметр: 3х1. Поскольку из пятидесяти бойцов только три бойчихи.
Соорудить дворец не трудно, но копать в тундре, даже летом.… Вот так примерно выглядит бетон без камней. Постепенно отдолбили, пережидая паузы между оттаиванием мерзлоты. Остальное было делом терпения. К вечеру состоялось открытие объекта. Специально для девиц я вырубил отверстие в виде сердца. Красную ленточку под щелканье фотоаппаратов перерезал Гога Куляев и праздник состоялся.
Потом у меня, наконец, определился статус. Назначен «главным кашеваром», т.е. изготовителем раствора. Работа знакомая.
Дни монотонно приносят усталость. Смены по двенадцать часов без выходных. После ужина валюсь на кровать, наблюдаю уход следующей смены и проваливаюсь в тяжёлый сон.
Прошлое лето кажется воздушным, прекрасным и бесконечно далёким. Там я и Лия  уезжаем с моим отцом в деревню к его родне. Деревня Зоново Чумаковского района, севернее Барабинска километров на восемьдесят. Уже не помню, каким маршрутом добирались: поездом до Барабинска, потом автобусом до Чумаково, а далее попутки до Зонова (двадцать километров), или самолётом до Барабинска и т.д. После многократных поездок по детству в памяти небольшая путаница.
В деревне нас встретили торжественно. Бабушка из закромов на стол подавала самое заветное и всё охала, что такая молоденькая и хрупкая девочка из города вынуждена подвергать себя деревенскому быту. Деревенское население, как всегда с лёгкой иронией не замечало, но, наверняка, судачило напропалую.
Однажды отец предложил проехаться с дядей Сеней (его младшим братом) в Заречное, помочь ему с заготовкой дров на зиму. В те времена там топили без угля, и каждый двор украшали поленницы  берёзовых дров.
Здесь надобно объяснить – что такое Заречное. Несколько лет тому назад я работал на покосе в тех местах. Собирал сено в валки на конных граблях, потом, в звене, сворачивал их в копны, а, когда они устоялись, свозил их верхом на лошади к зарождавшимся стогам.
Семён Иванович привез нас туда, выбрал подходящий берёзовый колок, и мы приступили к работе. Найдя подходящую берёзу, у которой ветви стремились вверх, как пламя свечи (колун чурки такой лесины берёт как сахар). Семён запускал бензиновую «Дружбу», отец подрубал ствол топором с той стороны, куда надо было его положить и, после недолгого надрыва бензинового движка, берёза послушно ложилась так, чтобы её было легко освободить ос сучьев и распиловать на лесины.
Мы загрузили дядин ГАЗ-51 и проводили. Отец предложил пойти пообедать к реке. Местечко нашли на излучине Омки около небольшого омута, где мы в покосное время купались. Вдоль берега  шла полоса покосной поляны, обрамлённой берёзовыми колками. Она шла вдоль берега реки и посередине была перерезана канавой, перпендикулярной этой полосе. Через эту канаву мы пацанами любили прыгать верхами. Наверное, лошадям, деревенским работягам, не цирковым баловням,  это занятие не очень было по вкусу.
 Вдоль полосы по сторонам темнели прямоугольники крапивы и конопли. Следы бывших построек. Когда- то здесь было село, в котором рос отец. Он открыл сумку, постелил газеты, в которые бабушка заботливо завернул нам нехитрый обед. Кусок варёной колбасы батя извлёк торжественно и смачно развалил его на крупные ломти складником. Заботливо обтёр его обрывком газеты, сложил. Из недр кирзовой хозяйственной сумки извлёк зачехлённую фляжку и складные стаканчики. Всё это обстоятельно, не спеша, наслаждаясь теньком на траве, лёгким ветерком и чуть слышным плеском воды в ногах под крутым берегом.
Он пожелал нам, молодожёнам, счастливой и долгой жизни. Потом еще за что-то. Наступило время перекура. Он не курил, а я не отказал себе в таком удовольствии. Папа из солидарности попросил сигарету и демонстративно стал пыхать дымком.
Совершенно неожиданно он стал мне рассказывать о Заречном и о своей жизни в этом исчезнувшем селении и о своей дальнейшей судьбе. Канава, делившая село на две части, была границей вечно соперничавших групп молодых. Главным делом из-за девчонок. Недалеко от канавы росло огромное дерево, от которого и пня не осталось, поскольку нынче это уже земли работные. Недаром мы на покосе боялись верхами провалиться в остатки погребков. Где-то неподалёку и дед похоронен. Хоронили в те времена на краю деревни. Теперь и отец не найдёт того места, хотя хоронил сам ещё подростком, став старшим мужчиной в семье.
Долго я слушал его историю. Потом мы прибрали за собой и направились к просёлку, куда за нами должен был вернуться Семён. Когда на повороте за берёзами скрывалось то, что раньше было Заречным, отец остановился и сказал: - Вот здесь, сидя на повозке, увозившей меня в армию, я поклялся себе, что если и вернусь, то только погостить. Я хочу иной судьбы.
Так и получилось. Спустя годы, оставив за плечами бои на озере Хасан, на Халхин-Голе, потом Квантунская армия, Хинган, Манчжурия, Харбин, Сахалин, Курилы,…